Калиго: лицо холода. Часть 2

Теперь он Властитель горы, Повелитель вьюг. Семь равноденствующих ветров, перед которыми склоняются сааллы, в его власти. Он повелевает морозом, распоряжается метелью, управляет движением снегопада. По его приказу небо затягивается тучами, а солнце угасает от одного лишь движения его изящного пальца. На протяжении тысячи лет он поддерживает климат на острове, но единственный, с кем он может поговорить, – это белесый горностай Тува. Его маленький верный друг.

– Он у тебя? – наклоняется он к застывшему у его ног зверьку, а когда тот смиренно склоняет голову, громко выдыхает. – Хм, не думал, что для тебя это станет таким уж сложным заданием. Быть может, мне поручить это ледяному троллю?

Тува пронзительно шипит, выгибая спину дугой. Его реакция заставляет Сирилланда улыбнуться.

– Ох, не стоит так бурно реагировать. Это не соревнование, а если и так – тролли отлично себя проявляли многие века. С этим можно лишь смириться. Правда, с таким-то ростом им будет гораздо сложнее подкрасться незаметно.

Звереныш фыркает в ответ, и выражение лица Владыки меняется.

– Мне не нужно ни с чем мириться, потому что я не проиграю. Она. Будет. Моей, – разделяет он так яро, словно слова превращаются в сосульки, которые он сбивает резким движением руки. – Но против воли отнять ее душу я не могу. Лишь богам это под силу. Ива должна отдать мне ее по собственному желанию, и она это сделает. Единственное, что мне нужно, – это устранить препятствия, но в этом мне поможет Акли-Агли.

Горностай поворачивается. Его черные глаза-бусинки отливают ироническим блеском, подтекст которого Сирилл улавливает сразу.

– Нет, – едва выдыхает он, – я не могу просто превратить Калеба в ледяную глыбу. Ты же знаешь, силу Севера крайне сложно контролировать. Ставить на кон целый мир ради мнимого избавления – неоправданный риск. Вспомни, что было в последний раз, когда я вышел из себя. К тому же если я это сделаю, Ива перестанет мне доверять, а я не могу этого допустить. Она слишком дорога для меня.

Мордочка Тувы вытягивается от беспокойства. Пушистое тельце минует весь зал, карабкается по торсу Сирилланда, пока не достигает шеи. Из крошечного рта вырывается взволнованный писк.

– Терпение, мой маленький друг, – поглаживает он пушистую шерстку. – Очень скоро мы с тобой получим то, что искали. Следует лишь дождаться благоприятного случая. К счастью, твоя компания сглаживает мучительные грани ожидания. И что бы я без тебя делал?

Не успевают его пальцы коснуться выбеленной шерсти, как в зале появляется сиет – некогда бывшая дама в бальном платье, которая порывистыми шагами ковыляет к Владыке. Колонны содрогаются от тонкого звука, такого тихого, но в тоже время звенящего, подобно шуму триллиона расколовшихся одновременно айсбергов.

– В чем дело? – приподнимается он на троне. Зов усиливается, отбиваясь от потолка призрачным треском.

– Не может быть.

Повелитель подскакивает на ноги и направляется к центральной стене. Легкий взмах руки, и блестящая поверхность меркнет. Льдинки сливаются воедино, образуя зеркальную гладь, на которой прорисовывается испуганное лицо Ивейн перед тем, как она съезжает с выступа в бездну. Он невозмутимо наблюдает, как девушка приземляется на хвост потерявшегося в вечных снегах самолета и пытается сообразить, что ей делать дальше. Покрытые инеем губы растягиваются в довольной улыбке. Идеальное место для судьбоносного решения.

– А вот и он – наш подходящий момент. Время осторожностей закончилось, Тува. Настала пора действий.

****

Ее хоронили в закрытом гробу. Не потому, что ее тело было слишком изувечено, а для того, чтоб люди не смогли запомнить лицо позора, навечно запятнавшее родословную Колдвотеров. Калеб никогда не забудет, как на похоронах Триа старик подошел к нему, постучав золоченым набалдашником трости по его плечу.

– Нечего строить кислую мину, – проскрипел он тяжелым, как надтреснутая могильная плита, голосом. – От девчонок все-равно никакого толку. Будущее строят мужчины. Надеюсь, ты меня не разочаруешь, Тиран.

Отец всегда называл его вторым именем, поскольку первое, данное матерью, считал слишком слащавым для настоящего мужчины.

– Как ты можешь… – чуть не захлебнулся Калеб. – Она ведь была твоей дочерью. Неужели ты ее ни капельки не любил?

Скрюченная фигура отвернулась, раздраженно фыркнув.

– Ты и по мне тосковать не будешь? Такое у тебя отношение к собственным детям? Для тебя бизнес важнее всего.

– Какая любовь? – резко разворачивается Колдвотер-старший. – Какие отношения? Ты хоть понимаешь, что говоришь?! Да ты… Ты никто! Просто отпрыск жалкой предательницы, которая хотела раскрутить меня на деньги! Ты стал «желанной персоной» благодаря мне! Ты – мой вклад, актив, проект, в который я вложил немало ресурсов. Ты – моя собственность! Так что подбери розовые сопли и приведи себя в приличный вид, потому что через десять минут у тебя интервью с прессой. И учти, если ты меня огорчишь, Тиран, я найду, что еще у тебя отнять. Уж не сомневайся.

Первое время после смерти Патрисии давалось Калебу крайне тяжело. Он днями и ночами жил лишь с одним желанием, засыпал и просыпался в холодном поту лишь с одной мыслью: месть. Он желал отомстить старику за содеянное, мечтал, как припрет его к стенке и размозжит голову его же любимой тростью. Это влечение овладело им, подчинило себе, наделяя его жизнь смыслом, но очень скоро юноша понял, что от мечты до действий – неимоверно большой рывок, преодолеть который у него вряд ли хватит сил. Как раздавить человека, который смакует человеческие судьбы вместе с кофе на завтрак? Как вырвать сердце у того, у кого его нет? Как убить того, кто никогда и не жил? С одним лишь упорством и надеждой в руках.

Несколько раз Калеб пытался взбунтоваться. Пошел против системы обучения, не выполнял задания, отказывался от публичных выступлений и даже намеренно нарушал дисциплину в бизнес-школе. «Чтоб привлечь внимание», – думали учителя и одногруппники. На самом же деле, это был крошечный протест против укротителя воли. Символический акт, который глава «Ка энд Коу Интерпрайзис» очень быстро придушил. Пара порок, лишение еды и неделя заточения в темном карцере их подвала заставили Калеба пересмотреть свое поведение. Хотя в строй он вернулся не сразу.

Последний раз, когда парень прогулял занятие по межличностным отношениям компаний, телохранитель отца избил его до такой степени, что тот едва мог говорить. Ему потребовался месяц на восстановление. Личный врач Колдвотеров сообщил в школу о неудачном падении Калеба с лошади на тренировке по верховой езде, которая чуть не обернулось трагедией. Немало учеников выказало желание его навестить, но лишь единицам это позволили. И несмотря на то, что Калеб ненавидел каждого, кто учился в этом проклятом «лагере будущих магнатов», он был рад видеть хоть одно знакомое лицо, которое не выныривало из темноты подвального прохода в стремлении его наказать. Многие считают семейные узы высшим из благ, но только не Калеб. Семья – это проклятие, которое не отпустит его, пока не перестанет биться чье-то сердце. А вот чье – покажет только время, и судя по онемевшим щиколоткам и боли в груди, возможно, юноша узнает это гораздо раньше, чем думал.

Калеб неуклюже переворачивается на бок. Сложно сделать это грациозно, когда лежишь на трех сиденьях, подлокотник каждого из которых впивается в ребра. От движения между лопаток ноет еще сильнее, будто бы невидимый гарпун впивается в кожу, застревая между костями: мимолетные радости сна на открытом воздухе. Добавить к этому еще онемение в бедре и невыносимую дрожь в лодыжках… Холод. Как же он Калебу надоел. То, с какой легкостью он убивает живое и наделяет жизнью мертвое, всегда пугало юношу, потому что напоминало о еще одной вещи, над которой он не имеет власти.

Глаза Калеба потихоньку закрываются, наблюдая, как пальцы Иви задействуют какие-то кнопки. Вот уже полдня она возится с этим куском железа, а результата никакого. По крайней мере, так это видел он. На самом же деле Ивейнджин уже активировала передатчик. Хорошей новостью было то, что радиостанция беспроводная. Это означало, что ее данные передаются на большие расстояния. Таким образом, даже если бортовой радиоцентр находится в Норвегии, он сможет уловить их сигнал о помощи, как только активизируется передатчик. Все, о чем молилась девушка, – лишь бы эта вышка все еще использовалась.

За последнюю пару часов Ивейн порядком устала, но все никак не может оторвать руку от переключателей. Она понимает, что в таком деле спешка непозволительна, но все равно хочет как можно быстрее вызвать помощь. Правда не знает, как именно. В затуманенной дремотой голове проскальзывает мысль, за которую она хватается, как за спасительную соломинку: «транспондер».

В детстве папа рассказывал ей об устройстве радиосвязи на самолетах и даже дарил игрушечные рации на Рождество, словно невольно готовил ее к чему-то подобному:

«…для общения с воздушным судном используется передатчик, называемый транспондером… – девушка зажмуривается, давая голосу отца заполнить сознание. – Его задача – идентификация авиалайнера. Обзорный радиолокатор посылает запрос, а бортовая радиостанция передает ответ. Чтоб ее активизировать, достаточно нажать на эту маленькую красную кнопочку. Характерный щелчок оповестит о включении».

Ивейнджин открывает глаза и нажимает на кнопку в углу пульта, услышав негромкий скрежет, будто трещина пошла в грецком орехе: связь налажена. Остается лишь настроиться на нужную частоту, но это и есть самая сложная часть работы, ведь Ивейн не знает, с какой именно станцией связывались летчики и где она находилась.

«Находится», – мысленно поправляет себя она, веря, что этот контролирующий центр все еще работает. Надежда есть, и за нее нужно хвататься обеими руками. Одна комбинация из миллиона, от трех до пяти чисел из миллиарда возможных сочетаний. Не так уж и сложно.

Иви прокручивает слова Кристофера в голове и настраивает оборудование на частоту пятьсот килогерц 7– международную линию для всех пилотов, попавших в критическую ситуацию.

– Мэйдэй, мэйдэй, мэйдэй, – повторяет она кодовую фразу, обозначающую крайнюю степень опасности. – Вы меня слышите? Ответьте.

Несколько раз аппаратура издает писк, словно улавливая эхо чьей-то речи, но он пропадает так же быстро, как и появляется, погружая кабину все в ту же удручающую тишину. Блондинка судорожно выдыхает, вводя все комбинации, которые только может придумать, но в ответ слышит лишь негромкое шипение. Вот если бы ей кто-то помог. К примеру, тот, кто держит в уме все подряд, кроме того, что действительно стоит.

Девушка бросает взгляд на Калеба, мирно посапывающего на креслах, и тут же отворачивается. Она не раз думала: может, он притворился, что не помнит о своей неудачной попытке соблазна? Просто потому, что ему так удобнее. Но не была уверена, что это принесло бы ей облегчение. С одной стороны, она рада, что юноша забыл вчерашний вечер, но в то же время ей хотелось, чтобы он помнил. Почему? Она и сама не может ответить. Женская натура – темная бездна человечества. Так сложно понять, чего же она хочет, отчасти потому, что желает она всего и сразу. Из пламени да в воду, из оврага и ввысь, из крайности в крайность – вот истинная среда обитания девичьей души. И никакие испытания во Вселенной не способны этого изменить.

Ивейнджин не знает, как долго так просидела и сколько бы еще могла, если бы не звонкий треск неподалеку, выбивший ее из колеи. Иви выдыхает с облегчением, осознав, что звук доносится из пилотской кабины. Наверное, птицы снова в нее пробрались. Стараясь не обращать внимания, девушка возвращается к рации, когда замечает серебряно-голубое свечение, пробивающееся из-за ворота куртки. Кулон. Что-то снова заставило его пробудиться, хотя до этого он довольно долго не давал о себе знать.

Звук повторяется, отдаваясь эхом от проржавелых стен. Так звонко, словно что-то падает на пол, разбиваясь на сотню кусочков, а те еще на тысячу. Не выдержав, девушка поднимает валявшийся на полу стальной прут и направляется к фюзеляжу, замечая, как сияние кристалла усиливается с каждым ее шагом. Будто он ведет ее, направляет, подсказывает дорогу к чему-то важному, о существовании чего она пока не знает.

Ладонь опускается на дверную ручку, готовясь отбиваться от испуганной стаи, но вдруг отдергивается назад, выронив палку. Входной проем заполняет грузная фигура не птицы, не зверя и не безликого монстра, а… человека. Плечи приподняты, голова покрыта толстым слоем ткани. Тяжелые шаги незнакомца отдаются в ушах, когда Ивейн бросается к сидениям сзади.

– Калеб! Проснись!

– Что? – парень нехотя открывает глаза. – Что случилось?

При виде надвигающегося силуэта юноша мгновенно вскакивает на ноги. В его руке тут же оказывается осколок металла, но чужака он ничуть не пугает.

– Какого черта вы двое здесь делаете?

– Могу спросить то же самое, – судорожно сглатывает Калеб. Мужчина замирает и медленно опускает скрывающий лицо шарф.

– Меня зовут Дэнли Голдвин. Я работал на этом рейсе. А теперь объясните, как здесь оказались вы?

Ивейн ловит взгляд Калеба и понимает, что они думают об одном и том же: пилот, который подавал сигнал диспетчеру, едва справляясь с управлением самолета, потерпевшего крушение пять лет назад. Он выжил.

Глава 10. Зыбкие тени

Как-то раз в детстве папа рассказывал Ивейн о некоторых хитростях пилотов. О том, что им нельзя отращивать бороду, поскольку она мешает плотному прилеганию кислородной маски к лицу. Об их тайном языке аббревиатур и сокращений, на котором они общаются с бортпроводниками, о скрытом люке в чреве пилотской кабины, в котором можно спрятаться в случае критической ситуации. Семилетней Иви подобные рассказы казались подобием сказки, только вместо принцев и замков в ней были воздушные штурманы и суда. Девочка и предположить не могла, что все, о чем рассказывал ей отец, было правдой.

– Значит, – подытоживает Калеб, – ты спрятался в пустом отсеке в кабине летного экипажа, благодаря чему выжил во время крушения? Звучит немного…

– Я знаю, как это может прозвучать для ушей пассажиров, ничего не смыслящих в пилотировании, – огрызается Дэнли, протягивая руки к потрескивающему костру, – но это так. Тот потайной трюм спас мне жизнь.

Ивейнджин прячет светящийся кулон под воротник свитера и поднимает молнию куртки до подбородка. Девушка понятия не имеет, почему кристалл спустя столько времени снова засиял и что пытается ей этим сказать. Их новый гость не выглядит угрожающе, хоть его черты лица и сложно назвать миловидными. Высокий шатен, худой, слишком резкий, чересчур хмурый. Горбатый нос, покатые плечи, острая линия скул, отделяющая лицо от коротенькой шеи. Такое ощущение, что он весь состоит из ломаных линий и отточенных краев, способных порезать твою кожу при одном лишь касании.

– Да ты и сам, похоже, не сильно в этом разбираешься, раз твой самолет налетел на скалу, как «Титаник» на айсберг.

Иви пихает Калеба локтем. Судя по всему, мужчине и так неплохо досталось. Насмешки и колкости ему сейчас нужны меньше всего.

– Я… – Дэн открывает рот, но вместо ответа лишь выпускает из легких переработанный воздух, – хотел бы сказать, что это не моя вина. Всему поспособствовала погода, неблагоприятные условия или старый механизм, но, честно говоря, я и сам не уверен.

– Тогда расскажите, – подается вперед Иви, – что случилось?

Морщинки в уголках его губ натягиваются. Межбровная складка проваливается, придавая лицу человека не старше тридцати вид уставшего от жизни старца.

– В тот день творилась полная чертовщина. Внезапно налетел сильный ветер, судно затянуло туманом, все датчики одновременно забарахлили, штурвал заклинило. Как ни пытался, я не мог вернуть управление, хотя диспетчер утверждал, что все нормально. Наверное, мы попали в какую-то магнитную бурю. И потом капитан… Нет, этого не могло быть, – качает головой он, словно откидывая саму мысль о случившемся. – Должно быть, я головой ушибся.

– Что именно ты увидел? – уточняет Калеб, но выживший продолжает бубнить, будто не слышит.

– Это было, как в фильме. Наверное, все из-за шока…

– Что, – не выдерживает блондинка, – что вы видели?!

– Горы выросли просто перед стеклом, – мужчина тщетно пытается подобрать слова. – Я не мог их облететь. Сворачивал, а они снова вырастали перед глазами… словно… сама природа была против нас.

Волнение Ивейн натягивается вокруг шеи невидимой петлей. Девушка старается держать себя в руках, прогоняя тревогу, но она, словно угарный газ, проникает в самые потаенные щели ее измученного сознания.

– Марк совсем потерял голову. Он двинулся к двери аварийного выхода и открыл дверь… Мне кажется, он просто спятил. Может, от удара. А потом… Он.. Его просто сдуло в дыру в хвосте… Я не мог ему помочь… Я…

– А как же код? – неожиданно подается вперед Иви.

– Что? Какой?

– Передавая сигнал бедствия контрольному пункту, вы упоминали код «НТ». Мне известно его значение. Так что вы видели? Что за неопознанное тело?

Калеб поворачивается к Дэну. Ответ пилота его интересует не меньше.

– Ах, это… – потирает лоб мужчина. – Я имел в виду горный массив.

– Но ведь гора не была неопознанной. Вы знали, куда летите.

– Проблема в том, что по нашим показателям до Сапмелас-саалла оставалось еще несколько десятков километров. Я не был уверен, что скалы, показавшиеся впереди, были теми же самыми. Это было больше похоже на мираж или… призрачное видение…

Иви понимающе кивает. Она видит печаль на лице выжившего и зарождающиеся слезы на глазах, но подобное изречение кажется ей немного странным. Возможно, у Дэна проблемы с памятью? Или так сказывается травма от пережитого.

– Ну да, – фыркает Калеб. – Во всем, как всегда, виноваты видения или горные духи. Проще сказать, что в ситуацию вмешались сверхъестественные силы, чем признать свою оплошность. Но я тебя не виню. Желание перекинуть вину на другого – неотъемлемая часть человеческой натуры.

– Можете не верить. Можете принимать за сумасшедшего. Но не смейте говорить, что я избегаю ответственности. Я никогда не подставлял других!

– Вот как. Тогда почему ты все еще здесь? Почему не спустился в город?

Лицо Дэнли искажается злостью. С самого начала он не настроен радушно по отношению к паре, но сейчас, кажется, и вовсе начинает терять терпение.

– Сапмелас-саалла не отпускает меня.

– То есть, – поднимает брови Калеб, – как это?

– Я пытался спуститься к подножию много лет, и пару раз мне это почти удалось, но каждый раз, когда я достигал последнего выступа, траектория вдруг менялась, и я снова оказывался наверху. Каждый чертов раз…

Ивейнджин крепче сжимает кулак и вдруг ловит на себе взгляд Калеба. Только сейчас она замечает, что все это время стискивала на подлокотнике кресла не свою руку, а его.

– Несколько лет я еще пытался бороться, но потом прекратил. Потому что, так или иначе, любая дорога вела не к поселению, а к вершине.

– Петля, – неожиданно выдыхает блондинка, словно до нее только дошел смысл его слов, – как и у нас.

– Как ты выживал все это время?

Дэнли обводит тоскливым взглядом самолет.

– Ночью оставался здесь. Днем отправлялся на охоту, но не всегда удачно. На этой проклятой земле практически не водится живности. Только рыси и северные олени, да и те попадаются редко. Благо запасы продовольствия, которые мы доставляли на Саарге, не потерялись. Ими я и питался последние годы.

Воспоминание о консервированном супе заставляет губы Калеба искривиться в страдальческой гримасе. От одной мысли о том, что ему пришлось бы питаться подобной гадостью дольше трех дней, на него накатывает дурнота.

– Капитан, – переводит тему Ивейн, – вы сказали, что он по необъяснимой причине открыл дверь аварийного выхода. А в салоне вы не заметили ничего необычного?

Калеб непонимающе хмурит брови, но девушка не обращает на это внимания. Все, что ее интересует, – это ответ.

– Резкий порыв холода, белый плащ, треск хрусталя, шепот?

– Знаешь, я был немного занят, пытаясь не разбиться к чертям.

– Что насчет зеркал?

– В самолете их нет. Это тебе не салон красоты!

– Не вел ли главнокомандующий себя странно?

– Ну… – почесывает шею Дэн, – он и вправду выглядел растерянным. Ушел из кабины в самый ответственный момент, о чем-то бормотал, словно к кому-то обращался. Я не мог разобрать, что происходило в салоне. Видел лишь смутное отражение в стекле. Будто две пары глаз смотрели через спину…

– Графитово-серых?

Мужчина настороженно прищуривается, затем яростно качает головой.

– Это был несчастный случай. Мы попали в снежно-магнитную бурю. Из-за нее сбились показания датчиков и работа бортового компьютера, а у моего товарища поехала крыша. Вот и все.

– Может, он увидел то, чего не видели вы? Возможно, его поведение не было вызвано ударом, он просто…

Рука Калеба оттаскивает Иви в сторону, прежде чем она успевает закончить. Девушка замечает, что она странно ходит, шатаясь, слегка прихрамывая. Видимо, похмелье в горах длится куда дольше, чем обычно.

– Да что с тобой?

– Ничего, – закусывает она губу, – мне любопытно…

– Неужели? – скрещивает он руки на груди. – Ничем не желаешь со мной поделиться?

Ивейн беззвучно выдыхает, натягивая шарф до самого носа. Было бы нечестно держать Калеба в неведении насчет Калиго, бродящего по острову в окружении сиетов, один вид которых лишает девушку сна. Но, с другой стороны, его это ничуть не касается, ведь Сирилланд проникает в ее сны. Да и с волшебным действием кулона она до сих пор не разобралась. Последний раз, когда юноша столкнулся со сверхъестественным, у него был тот еще нервный срыв. Стоит ли рисковать его шатким благополучием?

– Не знаю, чего ты от меня ждешь. Я всего лишь пытаюсь докопаться до правды.

В воздухе повисает терпкий аромат недосказанности, причину которого Калеб уловить не может. Он задумчиво кивает, откидывая в сторону суетные мысли.

– Ладно. Давай лучше подумаем, что делать с нашим потерянным принцем.

****

Калеб никогда не считал себя жестоким. За все недолгие годы жизни он ни разу не замечал у себя подобной черты, но в тот момент, когда мужчина лежал прямо перед ним, тихий, беззащитный, уязвимый, желание придушить его настолько сильно стучало в висках, что мешало парню спать. В конце концов, это ведь так легко. Достаточно взять подушку и как следует надавить. Выждать несколько минут, пока последние пузырьки воздуха не покинут легкие старика Колдвотера, и отпустить. Так просто и так соблазнительно. Ты еще ничего не сделал, но уже ощущаешь этот сладкий вкус свободы на кончике языка, растекающийся тягучим сиропом по пищеводу. В тот момент Калеб был близко как никогда к тому, чтоб переступить грань дозволенного, но сдержался. Правда, непонятно почему: из-за нравственности или страха.

Калеб не раз представлял, как избавляется от отца. Он выбрасывал его из окна, когда тот наклонялся поднять выпавший из рук конверт. Подсыпал ему в виски крысиный яд, толкал с длинной витиеватой лестницы в холле, вонзал ножницы в спину, топил в ванной и даже запирал в подвале, чтоб тот умер с голоду. Но все это было лишь в его голове. На деле он всегда понимал, что не сможет сделать ничего подобного, не потому, что не хочет, а оттого, что не может. Калеб – избалованный, зацикленный, эгоистичный и враждебно настроенный ко всему миру циник, но весь его яд выливается лишь в слова, никогда не перетекая в поступки. Он не такой, как его старик. Возможно, это недостаток, но до недавнего времени парень считал это немногим из своих преимуществ.

Юноша перевернулся на бок, поправляя рюкзак под головой. Любопытство, сомнение, мнительность пробудились и сцепились в схватке, борясь за главенство над его мыслями. Обычно он не имел проблем с засыпанием, но после недавних событий сон все чаще избегал его, будто назло, чтоб еще больше его помучить. Ты голоден? Устал? Чертовски замерз и у тебя ломит каждую мышцу искалеченного тела? Что ж, тогда смотри и дальше в проржавелый кусок металла вместо потолка, прокручивая в голове самые неприятные мгновения своей жизни. Это ведь так приятно – вспоминать каждую обиду, момент наибольшей слабости и наименьшей радости. Калеб бьет кулаком по полу и поднимается, пытаясь размять онемевшую то ли от лежания, то ли от вечного холода ногу.

Он ковыляет к груде картона, некогда бывшей коробками, отрывает несколько кусков и засовывает под край куртки. Тепловая прослойка, значит? Он уже готов поверить во что угодно, лишь бы избавиться от постоянного ощущения онемения в теле, которое, помимо других неудобств, жутко бесит.