banner banner banner
Итальянский гамбит
Итальянский гамбит
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Итальянский гамбит

скачать книгу бесплатно


Женщина решила остаться в постели и постараться все же уснуть. Но, как и раньше, ничего не получалось. Его храп, к которому она давно привыкла и обычно почти не замечала, раздражал. Затекла спина и левая нога. Она чувствовала сильнейшую необходимость подняться.

Распрощавшись со сном окончательно, открыла глаза и начала тупо смотреть в темноту, раздражаясь все больше и больше. Ей казалось, что если она сейчас не встанет и не выбросит всю накопившуюся за вечер энергию, то, к чертовой матери, разорвется как атомная бомба!

Тогда она стала подниматься. Джованни среагировал почти мгновенно – попытался положить на нее свою тяжелую руку. «Cazzo, cazzo!» – выругалась мысленно, перехватывая руку, и, осторожно сдвигаясь по миллиметру, стала перемещаться к краю кровати. Бережно расположив руку Джованни на одеяле, она, как дым по сцене, стекла на пол.

Ритм дыхания Падроне не изменился, и она с облегчением поднялась с пола, начав тихонько пробираться в сторону двери. Она могла, конечно же, встать более шумно – как в туалет, например, или как попить воды, но в таком случае он быстрее бы заметил ее отсутствие. Пытаясь подняться бесшумно, она оставляла себе хоть немного больше времени побыть одной. Окна и двери на улицу были закрыты наглухо, и о том, чтобы выйти во двор, даже думать не приходилось – открывая дверь, пришлось бы шуметь. Да, к тому же, за столько лет проживания в семье, ей самой не пришла бы мысль глухой ночью покидать дом.

Очень хотелось двигаться.

Босиком, голая – а она была обязана всегда спать голой, исключение составляли только холодные зимние ночи, Элена проскользнула, как тень, в столовую. Здесь, начав ходить, почти бегать, как животное в клетке, по большой комнате, взад и вперед, взад и вперед, она смогла дать волю своим нервным мускулам. Хаос в голове передался им, заполняя их адреналином. Стало совершенно ясным, что напряжение последнего месяца дает о себе знать. Еще никогда она не реагировала так бурно на увлечение Джованни. Да что там говорить? Не увлекался он никем!

Хуже всего то, что в таком состоянии она не сможет успешно бороться с призраком Ману. Если она позволит себе хоть малейший намек на истерику, а истерик Джованни боялся, то он отправит ее к родителям, и соперница приобретет, без каких либо усилий, карт бланш. Все, ради чего Элена жертвовала долгими годами, достанется этой халявщице, без единого усилия, даже наоборот, достанется благодаря ее, Элены, усилиям. Необходимо было успокоиться. Даже не так! Необходимо было обнулиться.

Во время физических упражнений напряжение немного спало. Она продолжала двигаться, размахивая руками. Боясь зацепить люстру, отошла от центра. Сбоку был риск зацепить стулья, выставленные возле столового стола. С другой стороны стоял сервант. Бляха, даже с ума сойти, как следует, негде. Осторожно опустилась на диван, продолжая глубоко дышать. Возбуждение сменилось апатией.

Да, она любит Джованни. Больше жизни. Но она очень хорошо знает его характер. Он уже влюбился, и ему хорошо с Лизой. И пока не пройдет его влюбленность, Элене нечего ловить. Но рано или поздно он накормит свое мужское начало и начнет нуждаться в ней, Элене, потому что никто и никогда не сможет стать для него удобней, чем она. Сейчас надо успокоиться и продолжить игру, как будто ничего не изменилось, иначе придется до конца своих дней жить с Мартой и Альберто.

Движение, пусть не намного, но умиротворило ее. Теперь следует выпить горячего.

Элена поднялась, прошла на кухню, чтобы нагреть молоко. От чая она уже давно отвыкла, особенно от хорошего. Не принято было в этой семье ценить чай. Достала чашку, положила в нее мед и масло. Разбавила это все почти кипящим молоком, тихонечко размешала. Вернулась к дивану, укуталась пледом и попыталась сделать глоток горячей жидкости.

Не в первый раз у нее нервный кризис. Обычно хозяева быстро «вправляли ей лампочку», как только она слишком отвлекалась на свою персону. Стыдно признаться даже самой себе, каким методом родителям Джованни удавалось быстро ставить ее на место. Но метод работал.

Неожиданно дверь в столовую открылась. На пороге стоял Джованни.

– Черт! – испуганно сказала Элена, вытирая пледом с груди разлитое горячее молоко. – Ты меня напугал!

Джованни ничего не ответил, только смотрел на нее прищуренными ото сна глазами. Голый, с растрепанными волосами, немного выпуклым животом, обвисшим членом и мошонкой он не смотрелся так уж сексуально, как обычно. Но рассматривать его оказалось некогда, потому что он приказал:

– Пошли в кровать.

Ей следовало сразу же подняться на ноги, и ответить: «Яволь, мой Господин! Бегу!», но вместо этого она заупрямилась:

– Я пью молоко, пока горячее.

– Хорошо. Поднимаешься, берешь с собой молоко и идешь в кровать.

– Я не хочу в кровать, у меня бессонница.

– Да? И с каких пор у тебя бессонница? – он спустился по двум ступенькам из коридора в столовую и подошел к ней впритык, расположив свои гениталии напротив ее лица. – Недотрахана?

Если Падроне начинал говорить вульгарно – значит, он близок к бешенству.

– Дотрахана, – попыталась ответить кротко.

– Тогда что? – стал усаживаться возле нее, игриво сталкивая бедрами ее подогнутые ноги с дивана. Решил зайти с другого конца. Соблазнить и трахнуть по-быстрому.

Женщина посмотрела на него с обезоруживающей улыбкой:

– У меня душа болит, – ответила она. – Можно, я посижу?

– Что? – протянул он. – Что у тебя болит? – нагнулся в ее сторону, голос стал томным и интимным. – Повтори еще раз, что болит?

– Да, болит. Душа. У меня же может болеть душа?

– Может болеть у тебя душа, может, – ответил он, начиная стягивать с нее плед. – Где у нас находится душа? Дай-ка я посмотрю…

– Джованни, пожалуйста, я минуточку еще посижу и приду, хорошо? – она старалась остановить его руку. – Только минуточку, и приду. Пожалуйста, Падроне.

– Вот именно, кто у нас Падроне? – тон Джованни еще оставался игривым, но глаза уже проснулись и смотрели на нее ясно и холодно.

Элена опустила голову, не позволяя Джованни стянуть с нее плед.

Какое-то время он посидел без движения, держа часть пледа в руке. Элена тоже не шевелилась. Потом резко встал и вышел из комнаты.

Надо было побежать за ним. Но, странное дело, она не могла сдвинуться с места. «Встань и беги к нему!» – приказала себе. Без толку – ноги не шли.

Элена прислушалась. Вернулся в постель? Она представила его, лежащего в темноте и размышляющего об их конфликте, и почувствовала укол совести. Вот не может она без истерик! Надумала черт те знает что.

Элена поднялась, поставила чашку с практически нетронутым молоком и направилась в сторону спальни. Не успела сделать и несколько шагов, как в столовую вернулся Джованни – уже в спортивных штанах и олимпийке. В таком виде он вызывал восхищение: уже уложенные, пусть и рукой, седоватые волнистые волосы; открытый на половину, депилированный, без единого волоска, торс, с все еще рельефными мускулами, не смотря на явные лишние килограммы; мощные, немного кривоватые, уверенные ноги с красивыми босыми ступнями. Элена перевела взгляд на руки. Самые красивые руки в мире.

Неслыханное чувство близкой потери нахлынуло, как волна цунами. В голове промелькнуло: она опускается на колени, и, заламывая руки, просит не бросать ее. После чего падает на пол животом, протягивая руки к его ногам. Картина маслом.

Наяву же они стояли друг против друга: он, серьезно, изучающе, смотрел на нее, засунув в карманы руки, как русский босяк; она же на него – с обожанием. Неприступная, закутанная в плед, как в тунику, римская гражданка.

Кто первый заговорит? Она, конечно же! Но Элена молчала, прерывисто дыша, не в силах вымолвить ни слова. Очень жаль, что он не вернулся в постель. В спальне она бы нашла, что сказать ему. «Ну, все, тебе капец. К Марте поедешь!» – вынесла вердикт своему поведению.

Первым заговорил он:

– Ты же все понимаешь, да? Мой отец хорошо воспитал тебя, и ты понимаешь, что никто не попустит тебе открытый бунт.

Он давил на нее своим видом, своими умными фразами, своими руками в карманах. Вся его фигура выглядела угрожающе.

– Я попросила только пару минут, чтобы закончить пить молоко.

– А вечером, когда сделала вид, что спишь? А до того ты не вышла во двор.

Он всегда и все знал о ней. А если чего-то не знал, то догадывался. Элена прокашлялась слегка, и сказала:

– Я немного нервничаю. Не смогла себя сдержать.

Джованни подошел к столу и уселся на него, поставив босые ноги на стул.

– Продолжай.

– Я помню правило рассказывать о себе все, но мы уже давно не говорили обо мне, – жалким голосом сказала Элена. Более жалким, чем хотелось бы.

На самом деле, все, что интересовало Джованни в этом мире, был он сам. Разбираться в тонкостях ее натуры ему не интересно. Ему нужны ее действия. Ее правильные действия. До той поры, пока она работает, как часы – он доволен. А когда она начинает бунтовать, как сегодня, например, – он передает ее в руки родителей. На перезарядку. На обнуление.

Жестокость Марты и дотошность Альберто на долгое время устанавливали Элену на такой уровень послушания, что иногда та сама доносила на себя, докладывая хозяевам не только о своих неправедных действиях, но и о каждой крамольной мысли, появляющейся в голове.

Пока, постепенно, ее природа не брала свое, и она заново не начинала блюсти свои интересы, и как результат – хитрить и обманывать. Так говорили хозяева – она обладала хитрой и лживой натурой, которую необходимо всегда держать под контролем. Их контролем. И сейчас ее натура брала верх – Элена готова сражаться за свое право жить с любимым мужчиной, не считаясь ни с его желанием, ни с его интересами.

Чтобы быть честной перед собой, она должна признать, что в последние годы она обводила всех вокруг пальца, создав для себя некий оазис вседозволенности в ограниченных рамках, о котором никто не подозревал. Она жила в удовольствие, умело маскируясь под послушного члена семьи.

Пока на бескрайних просторах интернета не выловила восставшую из ада Ману. То есть, шлюшку Лизу в поисках бонусов для своей конченной жизни. За ее, Элены, счет.

– Ты не смогла себя сдержать? А кто должен тебя сдерживать? Я? Ты тупое животное, которое не может уследить за собственным поведением и мыслями? Или, все же, ты имеешь ум?

– Я сдерживала. Как могла.

– Да? Что ты сдерживала? Что ты сдержала, если за неделю до приезда… этой, как ее… – он замешкался, как всегда, с именем.

– Лизы, – подсказала она.

– Да, Лизы. Чтобы за неделю до ее приезда устроить мне истерику? Тебе нравится заставлять меня нервничать? Ты решила разрушать мою жизнь до конца? После долгих лет наконец-то я встретил женщину, которая мне понравилась. Я хочу жениться! Я детей хочу! Я любви хочу! – ей показалось, или он тоже заметил, что перебрал лишку с театром одного актера?

– Я просто… – но Джованни перебил ее, уже решив вопрос.

– Сейчас ты идешь в гараж, – театральным же жестом он показал в сторону внутреннего гаража. – В семь часов утра хочу тебя видеть приведенной в порядок на чистой кухне, на чистой! – сделал ударение он, и продолжил: – В семь тридцать я завтракаю и уезжаю на работу. Сразу после этого ты звонишь отцу, пусть он занимается твоими чувствами, ему все равно нечем заняться. Но. Как только этой… Лизе привозят паспорт, ты заказываешь билеты. Меня не интересует, что вы с отцом будете делать, но ко дню ее приезда я хочу видеть тебя без истерик, в форме и в хорошем настроении. Кстати, дом вычистить до блеска. Точка, – сойдя со стола, Джованни направился к спальне.

Дискуссии окончены.

Некоторое время, постояв без движения, она пошевелилась. Первым делом выключила свет, чтобы не раздражать Падроне, потому что он оставил открытой дверь в спальную зону. Нашла наощупь чашку и медленным глотками допила почти холодное молоко.

Подтянув плед, как римлянка начала эры, гордо вышла в коридор, пересекающий весь дом, и направилась в дальнюю его часть, все также в темноте. Возле входа в гараж она включила внутренний свет. Стараясь не издать малейшего шума, открыла тяжелую, немного скрипящую дверь и вошла внутрь.

Помещение было просторным. Машина стояла одна: еще прадедова Фиат 500, которую держали здесь, как память о нем, с прекрасными намерениями реставрировать в ближайшее время, которое никак не наступало. Она уже давно подходила под условия оформления, как раритетная, но ни Альберту, ни Джованни, а до них и Марио, до нее дела не было. Рано или поздно придется сдать ее на свалку.

Неподалеку от машины находились стеллажи с инструментами для ремонта машин, дома и двора. Рядом стояли грабли, лопаты и разная дворовая утварь. Сменные шины для их машин. Падроне не любил всесезонку, предпочитая хорошую сезонную резину. Далее стояла газонокосилка и велосипеды.

На другой стороне гаража расположилось ее царство: полки с запасами еды и воды, с моющими, стирающими, смазывающими и тому подобными. А за полочками, в углу, находился «изолятор временного содержания», как называла это место сама Элена. Место ссылки, куда частенько отсылал ее покойный дед, Марио, когда она не бывала достаточно расторопной. Но и другие члены семьи, если приходилось, могли отослать ее сюда, чтобы не путалась под ногами. Иногда бывало так: отправить в ее комнату – как бы много чести, а наказать слегка надо. А в гараж, как бы, не очень жестоко, но все же поучительно.

«Да… давненько я здесь не исправлялась», – подумала Элена. Изолятор состоял из раскладной кровати, разложенной, но не застеленной ничем. Вернее, на ней лежало старое покрывало, чтобы кровать не запылилась. Находилось оно там давно, поэтому на него она точно не ляжет.

Наконец-то пришло желание поспать. «Трындылей получила, можно и расслабиться», – подколола себя. Как только не на чем спать – сразу спать захотелось. Постелить было нечего, возвращаться в дом лучше не надо – если она потревожит Падроне, тот разъярится еще больше.

Вспомнила, что в машине лежат два старых, но почти чистых пледа. Пыли в машине нет, мыши тоже не бегают, так что можно смело их использовать. Осторожно открыла дверцу, взяла два невесомых от старости одеяла. Дверцу закрыла осторожно, следя, чтобы та не стукнула.

Соорудив из одного пледа простыню, а из другого – одеяло, как была, закутанная в плед, принесенный с кухни, наконец-то улеглась. Свет решила не выключать. Так будет спокойней на случай, если забежит мышка, да и со светом она не проспит.

Часов не было, но по маленькому зарешеченному окну было видно, что до утра еще далеко. Поэтому она спокойно закрыла глаза и провалилась в сон.

Проснулась от тишины. Странно, но включенный ночью свет скрадывал малейшие звуки. «Почему так?» – подумала она. Может быть, ночью замолкают привычные шумы, в присутствии которых мы не отдаем отчет, и только их отсутствие напоминает об их существовании?

В оконце дребезжал рассвет. Еще точно не семь, видимо, около пяти. Сна как не бывало. Лежать было удобно.

Ужасно хотелось пописать. Туалетов у них хватало, но для того, чтобы до них добраться, нужно рискнуть открыть скрипучую дверь. Ну и хорошо. Один раз можно скрипнуть. Возвращаться назад в гараж нет необходимости, можно долежать на кухне, там и часы есть.

«А если Джованни проверит? – засомневалась. – Слушай, – сказала себе, раздражаясь, – тебе сегодня и так трындык светит. Одним больше, одним меньше – не многое изменится. Надо еще в гардеробную за одеждой заскочить». Представив, как она заскакивает вприпрыжку в комнату, расположенную рядом со спальней Джованни, она засмеялась в голос, прикрыв рот куском пледа. До чего она дошла, не просто пытаясь шутить таким примитивным образом, но и смеяться с такого рода шуток? Или это диагноз?

Как бы там ни было, от смеха смелости прибавилось, и уже через пятнадцать минут она, одетая, лежала на диване в кухне. Не на таком, правда, удобном, как раскладушка в гараже, но зато более приличном. В общем, она провела прекрасную, в кавычках, ночь. День обещал быть не хуже, тоже в кавычках. Представив, сколько ей придется сегодня выслушать от Альберто, она поежилась. А если еще и отлупит? «Зато обнулюсь», – успокоила сама себя.

Все же она отделается малой кровью: она нужна Джованни здесь, поэтому к родителям он ее не отошлет. А там, если она будет себя вести прилично, все забудется. Он отправит Лизу обратно, как отправлял всех предыдущих, по-другому быть не может. И потом все наладится. Немного терпения.

Через некоторое время она встала, и, закрыв дверь на спальную половину, стала наводить порядок на кухне. Вечернюю посуду она заботливо спрятала под умывальник. Мыть ее – слишком много шума. Карла помоет! Потом пошла в дальнюю ванную комнату и приняла хороший душ. Волосы феном не сушила.

К приходу Джованни на столе стоял завтрак, кухня светилась порядком, Элена была свежа и пахла. «Не хватает букета цветов в вазочке», – подумалось ей.

Джованни осмотрел кухню, перевел взгляд на нее, на стол и остался доволен.

– Сегодня у меня важная встреча, вчера забыл тебе сказать. Приготовь мне вишневый пиджак и темную рубашку. Джинсы одену вчерашние.

– Туфли или кроссовки? – спросила она.

«Может, еще пронесет», – с надеждой подумала.

– Лиза написала, что пришло сообщение о визе, я толком не понял. Свяжись с ней. Да, протри туфли.

Джованни сел завтракать, а Элена бросилась выполнять его указания. «Сука. Вот сучка малолетняя». Она закусила губу, чтобы не произнести это вслух. Постаралась выдохнуть, чтобы успокоиться.

Выходя из дома, Джованни сказал:

– Я отцу позвоню сам, а там уже он сообщит тебе, что делать. Сегодня же его день? Иди, займись билетами на самолет. Бери на субботу или позже, эти дни я буду занят. Да и ты тоже, – махнув ей рукой, направился к машине.

В ворота въезжала машины Карлы. Джованни легонько ей посигналил – соседи жили далеко, поэтому в такое время не побоялся разбудить их.

Войдя в дом, Карла сразу прошла на кухню.

– Ты не завтракала? – спросила у входящей в кухню Элены. – Вижу только одну чашку.

– Посмотри под умывальником – там вчерашняя посуда, – не отвечая на вопрос, Элена принялась готовить кофе. – Ты будешь?

– Знаешь же, что буду! – весело ответила Карла.

Им нравилось завтракать вдвоем. Всегда было, о чем поболтать. Карла приносила «новости из мира», как они их называли, а Элена делилась своими маленькими.

Возясь с кофе, Элена, как бы невзначай, произнесла:

– У нас тут кое-что произошло…

Карла насторожилась. Повернувшись всем телом к Элене, тревожно спросила:

– Она все-таки едет?

– Сегодня буду заказывать билет. Да не только в этом дело…

Карла, стараясь не стучать посудой, чтобы не перебить молчание Элены, ждала, когда та начнет говорить.