скачать книгу бесплатно
– Разве возвеличиваются не сами по себе? Обязательно за чей-то счет?
– За чужой счет проще, не особо нужно самому стараться.
– А счастье? Как же женщинам быть счастливыми?
Мама снова прижала Руслана к себе.
– Я счастлива счастьем детей. Думаю, и другие женщины так, других вариантов у нас нет, ты ведь уже знаешь, у нас женщине воздается честь и хвала только за материнство и заботу о других. Ничего другого нам отмерять не пожелали.
Руслан ушел чрезвычайно взволнованным. По выражению Кольки, Олькиного брата, у Руслана плавился мозг от всего того, что он услышал от мамы и над чем думал в последнее время. Его первые впечатления о подоплеке построения взаимоотношений между мужчиной и женщиной, между мужем и женой были не самыми приятными.
Он присматривался к отцу, сравнивал его с матерью. Теперь, когда он знал, какой она была, ему было жалко маму, почему-то казалось, что она в проигрыше. Отец, напротив, всегда выглядел довольным собой и своей жизнью. И они, дети, были счастливы. Из всех них только маму можно назвать обделенной, ограбленной. Получалось, они светились за ее счет. Руслан довольно долго переживал по этому поводу и чувствовал, что в долгу перед матерью. Он пытался придумать, как устранить несправедливость по отношению к ней. Ничего толкового в голову не приходило, потому что при любом варианте недовольным стал бы отец.
Однако скоро, как мама и говорила, переживания Руслана сошли на нет, потому что в октябре отец записал его на воскресные занятия в мечети и дополнительно сам начал интенсивно обучать Корану и Суннам и, спустя полгода, Руслан уже не помнил своего сочувствия матери. Она такая, какой должна быть. Его родители идеальны. Если мама несчастна, то виноваты дедушка с бабушкой, что воспитали свою дочь не в духе шариата. Девочек следует с рождения готовить к роли жены, они не должны ни знать, ни хотеть чего-либо другого. Не с чем сравнивать – нет горя. Это Руслан понял крепко и поэтому сильно переживал за Олькино воспитание, за перспективу их отношений, за ее неприятие тесных рамок, но в чувствах к ней был не властен над собой.
***
Русик взял сочник и принялся жевать. Сегодня у него было унылое настроение, отец сказал, что на все лето отправляет его к дядьке и прабабушке в деревню: «Ума наберешься, на земле поживешь, посмотришь, как крестьяне хлеб свой добывают. Да и поможешь им, а то все к ним только отдыхать ездят» Целых три месяца он не увидит своей любимой Ольки, своей неугомонной звездочки!
Олька тоже притихла, расслабилась, неспеша ела, улыбаясь ему. Такой, притихшей и смиренной, он любил ее больше всего, до боли в груди, до слез. В такие моменты он чувствовал в ней таящуюся женскую мягкость, мудрость, покладистость. В таком настроении она никогда не говорила дерзостей, не спорила, не тараторила без умолку и не хохотала. Она заглядывала ему в глаза, слушала, вникая и не перебивая. Руслан чувствовал себя значительным и главным для нее. Наконец-то все ее внимание и мысли сосредотачивались на нем! В такие моменты ему хотелось говорить ей что-нибудь невозможно умное и важное, с чем она должна была согласиться и признать его превосходство. Но что сказать, он не знал. Его отец в кругу семьи обязательно говорил что-нибудь назидательное и поучительное из Корана или высказываний Пророка, мудрецов. Например, сейчас можно было бы сказать Ольке, что он очень доволен ее поведением. Его сестры были бы счастливы услышать такие слова, потому что делать мужчине приятное высшее благо для женщины. Вот только поймет ли это Олька? Он сомневался, а насмешек или тысячу вопросов слышать не хотел.
– Я уеду на все лето, – тихо сказала Олька.
– Я тоже.
– Наверное, мы вырастем и не узнаем друг друга.
– Я тебя узнаю в любом виде.
– В деревне нет интернета и зона покрытия отсутствует, представляешь? Звонить можно только с почты.
– Я тоже буду вне связи. Когда ты возвращаешься?
– К школе. У тебя уже остается последний класс. Быстро время бежит.
– Снова я пропущу твой День рождения!
– Да, и снова я его отпраздную в кругу семьи. Да даже если бы я тут была, все равно в августе никого еще нет. Да и тебя угораздило родиться на майские праздники! Мы всегда уезжаем.
– Давай после школы всегда праздновать вместе!
– Давай!
– Я серьезно.
– Я тоже.
Они снова притихли, взяли еще по сочнику. Олька задумчиво ела, смотрела на крошки, собирала их пальцем и отправляла в рот.
Она поглядывала на Руслана как полагается смотреть влюбленной барышне – стыдливо, любуясь им. В последнее время она ловила себя на том, что ее тянет прикоснуться к нему, к его лицу, плечам, груди. Ей хотелось ощущать его и от этого было неловко. На Восьмое Марта в школе в актовом зале устроили дискотеку, Олька впервые танцевала с Русланом, именно в эти моменты к ней пришли новые чувства. Его горячая кожа под тонкой рубашкой, приятный и какой-то очень юношеский запах из-за расстегнутого воротника, напряжение мышц при каждом движении и дрожь, часто пробегавшая по его телу, пробудили в ней новые чувства. С того вечера Олька часто испытывала томление в себе и в такие моменты смущалась Руслана.
Сейчас она тоже почувствовала подступающую слабость и прятала нарастающее смятение за опущенным взглядом, лишь иногда посматривая на него. Его от природы смуглая кожа к маю уже успевала сильно загореть, отчего белки глаз и зубы казались невероятно белыми и нарядными. Нос с небольшой горбинкой, крупный рот, покатый лоб, красивые скулы и – самое главное! – мощная шея под невероятно нежной тонкой кожей. Его шея волновала ее больше всего, хотелось уткнуться в нее носом. С четырех лет Руслан занимался борьбой, был невысоким, широким в кости, мускулистым, обманчиво неповоротливым. В свои семнадцать лет в белой рубашке с расстегнутым воротником и подвернутыми рукавами, отутюженных брюках, с густыми смоляными волосами, достающими до плеч, и темной тенью над верхней губой он выглядел умопомрачительно. Олька, идя с ним по улице, уже несколько раз замечала, что на Руслана обращают внимание и даже оборачиваются вслед взрослые женщины. Если они заходили в магазин и там были женщины, они замолкали, смотрели на Руслана, некоторые смущались и даже розовели, как будто перед ними был не юноша, а взрослый. Олька удивлялась, ведь назвать Руслана красавцем было нельзя – у него же короткие кривые ноги! Он брал чем-то особенным, отчего все замолкали и сглатывали внезапный спазм в горле.
После Восьмого Марта для Ольки тоже все в нем стало прекрасно, даже кривые ноги. Она считала, что он создан для нее. Когда он молчал, не поучал и не одергивал ее, у нее было чувство, что есть такая сторона человеческих отношений, в которой они задуманы природой составить единое целое. В остальном же, общаясь с ним, она уставала от противоречий в их характерах и надеялась, что, повзрослев, он изменится, хотя бы ради нее, и тогда они никогда не будут доводить друг друга до белого каления. Однако Руслан, взрослея, все больше давил на нее, делал множество замечаний и недовольно хмурился. Он хотел, чтобы она перестала быть собой и стала другой. Какой именно Олька не знала, только чувствовала, что вряд ли сможет быть такой, как ему нужно. В такие моменты возникало понимание, что Руслан другой, чужеродный ей и никогда не изменится. И она никогда не изменится.
Олька посмотрела на Русика, как неторопливо он ел, исполненный прямо-таки царского достоинства. Улыбнулась тому, что всегда у него был такой вид, словно он оказывает одолжение, соглашаясь на угощение, и почувствовала, как жар любви разливается в ее груди к этому сдержанному, воспитанному юноше, не терпящему дерзости, мата, курева и алкоголя.
– Ты непростой, да, Мануров Руслан?
– Отец у меня непростой, – секунду помедлив, ответил Русик.
Олька чуть кивнула, она видела его отца в школе, он был похож на царей библейских времен, какими их рисовали в иллюстрациях, и догадывалась, как много подразумевают слова его сына.
– А ты сын своего непростого отца.
Руслан повел плечом, мол, куда же деваться?
***
Мануровы являлись одной из самых уважаемых и влиятельных семей в татарском сообществе городка. Их высокий авторитет и влияние заработал отец Руслана, Раиль Ринатович.
Татар в городке проживало столько же, сколько и русских. Во время советского безбожия и унификации те и другие в большинстве своем по образу жизни не слишком отличались друг от друга, запросто отмечая Пасху и уразу да облачаясь в одни и те же фасоны. Однако после распада СССР, с началом периода национального самосознания и самоопределения, люди стали ревностнее относиться к своим традициям и вере. Многие начали избегать смешанных браков и блюсти устои внутри семей, но в остальном придерживались светских правил. Позже появилась новая когорта татар, к которой относились и Мануровы – приверженцы ислама на арабский манер. По крайней мере, их так называли, обвиняя в том, что они отказываются от татарской культуры в пользу арабской. Камнем преткновения у спорщиков была женская одежда: носить татаркам хиджабы или нет, ведь традиционно не носили, а сейчас вдруг вздумали.
У Мануровых носили, потому что глава семьи, Раиль Ринатович, считал это обязательным, а ослушаться его или полагать как-то иначе никому не приходило в голову – самый вид этого мужчины, исполненного какого-то необыкновенного одухотворенного достоинства, с невозмутимым и строгим взглядом судьи, вынуждал людей сомневаться в себе и принимать мнение Манурова-старшего за истину. Его присутствие обычно отбивало у детей всякое желание проказничать, а взрослым придавало виноватое или угодливое выражение лица и такое же настроение.
Раиль Ринатович казался человеком-глыбой, однозначно и неоспоримо ведающим, что такое хорошо и что такое плохо. Никто и не предполагал, что в свое время, прежде чем стал таким, каким его все знали, он преодолел топь сомнений и пугающего разочарования. Кроме того, до определенного момента Раиль Ринатович был совсем другим человеком, тихим и безучастным ко всему. Изменилось все в один миг, который он определял возвышенно и поэтично: когда сердце его озарилось праведным светом.
Раиль с малолетства отличался от сверстников, был молчаливым, впечатлительным и жадным до знаний ребенком. Он никогда не шалил, не лазал по деревьям, не ломал конечностей и не набивал шишек, его интересовали только книги, сначала с картинками, потом самые разные. Он читал запоем и переживал прочитанное до глубины души, до бессонницы. Красота мира и тайны мироздания волновали его не отвлеченно, а лично, он чувствовал, что является частью всего и все вокруг немножко в нем.
Раиль прекрасно учился в школе, великолепно рисовал. Всегда спокойный, чуть отрешенный он был любим учителями и не замечал одноклассников. Он не был популярен, потому что существовал в своем мире и редко спускался на землю, но его и не дразнили по той же причине, вряд ли бы он заметил насмешку. Зато на него надеялись: учителя – что получат гарантированно блестящий ответ, ученики – что у Раиля всегда можно было взять тетрадь и списать, даже без спроса, он на этот счет не заморачивался.
Сам Раиль обычно пребывал то на дне морском вместе с капитаном Немо, то зависал на краю черной дыры, никак не решаясь распасться на элементарные частицы и затянуться в нее, то сидел перед мольбертом, до слез расстраиваясь, что рука не может воспроизвести того, что видит его внутренний взор. Его ум искал, неустанно искал что-то такое, чего хотелось его беспокойному сердцу, но всякое его новое увлечение заканчивалось одинаково: не то! Неясная внутренняя потребность тянула его куда-то, куда – он не мог понять.
Раиль блестяще окончил университет, потом аспирантуру и остался в науке, занявшись преподавательской деятельностью. Любой другой бы на его месте жил да радовался, но Раиль Ринатович год от года испытывал все больший душевный дискомфорт и неопределенную тоску. Сердце его ныло, внутренняя тягота не давала покоя, взгляд его совсем обернулся внутрь, открывая ему собственное одиночество и неприкаянность. Родители, безмерно обожавшие своего единственного сына, стали поговаривать о необходимости жениться. Раиль слушал их и понимал, что никакая девушка не заполнит пустоту в его душе, ему нужно что-то другое. И в один прекрасный день, случайно оказавшись на молитве в отстроенной мечети, он испытал потрясающее ликование, почти экстаз, он был неимоверно счастлив и наконец-то понял, что душа его ищет Бога. Впервые в тот день глаза его осветились радостью и сердце зажглось нетерпением.
***
Нечаянно обретенная вера, вдруг осознанная принадлежность своей души Богу наполнила Раиля восторгом и высшей любовью. С энтузиазмом новообращенного он ликовал и светился, ему не терпелось продемонстрировать Создателю, какой преданный и одаренный сын есть у Него. Вся накопленная и нерастраченная горячность его натуры требовала совершить немыслимые подвиги души, чтобы быть достойным ответной любви Бога. Ему хотелось узнать все, что можно узнать о Всевышнем и восхищаться, и любоваться Его красотой и совершенством. В Его красоте и совершенстве Раиль не сомневался, он был уверен, что вера откроет перед ним удивительные знания, которые вознесут его выше черных дыр и глубже морского дна. Он чувствовал, что в вере заключено все, что нужно человеку, нужно ему.
Раиль приобрел Коран и все книги по исламу, какие были в продаже, и с трепетом приступил к чтению. Тут-то он и попал в топь сомнений и разочарования, порожденных несоответствием представлений с ожиданиями и действительности.
Он оказался не готов к новому мировосприятию. Приступая к самостоятельному изучению Корана Раиль находился во власти знаний светских наук и представлений европейской культуры, что существенно влияло на понимание священных текстов и ввергало его в когнитивный диссонанс[1 - Когнити?вный диссона?нс (от лат. cognitiо «познание» и dissonantia «несозвучность», «нестройность», «отсутствие гармонии») – состояние психического дискомфорта индивида, вызванное столкновением в его сознании конфликтующих представлений: идей, верований, ценностей или эмоциональных реакций.]. Далеко не сразу он понял, что ислам является самостоятельным мировоззрением со своей системой ценностей, в корне отличающейся от европейской, и, чтобы принять его, потребуется изменить привычное мышление. Мир ислама – мир покорности; не инициативы, не своеволия, не выставления своего я, а покорности слову Всевышнего, и это надо понимать и принимать буквально, каждый день, каждую минуту всяким действием демонстрируя ее. Мусульманин тот, кто покорился и живет так, как предписано.
В начале же своего пути Раиль наивно жаждал душевного слияния с Всевышним, искал призыва Аллаха возлюбить Его так же, как Он любит нас, и был неприятно удивлен, что ни о какой взаимной любви и причастности души человека к Его сущности речи не идет. Раиль никак не мог принять утверждения, что человек всего лишь недостойный раб, задача которого исполнять предписанное Аллахом, чтобы Он был доволен. Почему недостойный? Разве он, Раиль, недостойный? Даже если так, зачем было создавать людей недостойными? Да и само желание быть довольным от покорности казалось слишком мелким, тщеславным и суетным, совсем не божественным. «Я ведь создал… людей только для того, чтобы они Мне поклонялись» – Раиль не верил своим глазам. Его охватывала внутренняя дрожь: не может такого быть! Этого недостаточно! Он смутно чувствовал, что ему не хватает понимания правильно толковать эти тексты, догадывался, что не стоит воспринимать слова буквально, старался угадать, что же подразумевается за этими величественными строками. Он торопливо читал дальше, желая больше узнать о взаимоотношениях Всевышнего и человека.
Он узнал, что если Аллах будет доволен, то человеку обещается рай, в котором все из золота и драгоценных камней, даруется изысканная и обильная еда и не пьянящее вино и наслаждения в виде чернооких гурий, после каждого соития вновь становящихся девственницами. Еды много, вина много, сплошь девственницы – рай. Все, предел достигнут. Что запрещается здесь, на земле, будет там, на небе. Мелко и слишком привязано к телу. Душа где? Ведь у Раиля всегда ныла именно душа, а не тело.
Взволнованный Раиль ходил туда-сюда по своей комнате и спрашивал себя: «А если я не стремлюсь к еде, вину и гуриям? Если я хочу приобщиться Богу, совершенством своей души приблизиться к Нему, Совершенному?»
Новообращенный боялся признаться себе в том, отчего мятежно билось его сердце: предложенного Кораном ему мало! Наверное, он чего-то не понял! Ведь в вере должно быть все, что нужно человеку!
В своих поисках Бога Раиль не сдавался: не может быть такого, чтобы великая мировая религия была столь проста! Он что-то упустил и готов изучать священные тексты снова и снова, пока не отпадут все вопросы!
В очередной раз знакомясь с предписаниями, Раиль сжимался: да, от него не требовалось развитие собственных талантов во славу Всевышнего и прочие прекрасные порывы, которые по его обывательскому представлению могли понравиться Тому, Кто его создал. Он не сразу понял, что оценивает священный текст с точки зрения человека европейского образования и взглядов, и что ему нужно освободиться от этого. По европейскому вектору восприятия он полагал Творца в каком-то смысле своим отцом, который будет радоваться успехам и талантам земного сына так же, как радуются его родители. Требования же к истинному мусульманину оказывались иного порядка и не подразумевали обратной связи, образцовый верующий должен всего лишь выполнять пять обязанностей: признавать Аллаха, молиться пять раз в день, держать пост в месяц Рамадан, раз в году выплачивать обязательную милостыню и совершить паломничество в Мекку. Все. Действительно, все.
Раиль испытал нечто вроде разочарования и обмана в ожиданиях. Не слишком ли… просто? Он был готов превзойти самого себя ради любви к Богу, прыгнуть выше головы, а оказалось, что Всевышнему не интересны способности Раиля, более того, оказалось, таланты приводят человека к большому греху, потому что талантливый человек желает творить, а творить может только Аллах. Тупик. Раиль косился на свои конкурсные работы, написанные в художественной школе. «Времена года» – четыре пейзажа с детьми, животными, птицами, написанные им под вдохновением от музыки Вивальди. Раиль получил за них первое место. Родители заказали для полотен дорогие рамы. Пропасть между его картинами и предусмотренным шариатом мировоззрением была бездонной. Ему стало страшно: остановиться в развитии и довольствоваться только прославлением Аллаха? Еще пять раз молиться, поститься в Рамадан, раз в год выплачивать милостыню и съездить в Мекку? И все?!
Смятение повергло Раиля в пучину сомнений и раздумий.
Нет, он чего-то не понял, не уловил сути учения!
Он решил изучить свою веру досконально и под руководством тех, кто понял дух ислама.
Твердый в своем намерении, он снял со стен все свои рисунки и спрятал их в шкаф, споро уволился с работы и отправился учиться в Аравию.
Здесь он нашел правильное понимание веры и наконец-то обрел душевный покой.
Раиль понял и принял то, что между ним и Аллахом невозможна любовь, возможна милость Его к человеку. Любовь предполагает сопоставимость, сравнимость, которых нет и быть не может между Творцом и Его творением. Как он, презренный, мог претендовать на любовь Аллаха к себе? Кто он такой перед Ним? Букашка, раб. Поэтому совершенная вера мусульманина выражается в любви к закону, к установлениям Всевышнего, и через них к Нему самому. Раиль отказался от своих прошлых представлений, полюбил законы ислама, и в ревностном исполнении их находил удовлетворение и обретал душевную гармонию. Шариат – вот правильный и праведный путь для человека!
Он проникся характерным для Аравии образом жизни, в котором вере принадлежат не только слова и мысли, но и быт, и социальные процессы. Все, каждый шаг совершать так, как того требует Всевышний и предписал Пророк! Правильный путь указан и расписан – соблюдай его. Чтобы Аллах был им доволен – вот чего Раиль искал столько лет! Как мудр, как бесконечно мудр Создатель! Зачем ему таланты и способности Раиля, когда Он сам создает все, чего пожелает? К чему удивлять Его? Чем можно удивить Его? Смешно даже так думать! Ему можно только поклоняться и доставлять удовольствие исполнением Его законов. Раиль Ринатович ликовал и чувствовал себя по-настоящему счастливым и умиротворенным. Только так стоило жить: от рассвета до заката каждым движением, мыслью, желанием, поступками подтверждать свою принадлежность Аллаху и доставлять Ему удовольствие!
Сомнения и метания оставили Раиля: действительно, чего он искал и что нового мог открыть, если уже давно Пророк научил людей, как правильно жить? Душа его обрела покой и уверенность, сердце твердость, взгляд решимость, а лицо стало одухотворенным. Он стал совсем другим человеком, непоколебимым и уверенным в ощущении своей роли, даже миссии в этой жизни. Раиль, помня о своих сомнениях и метаниях, зарекся вступать в обсуждение религий с европейцами. Европеец тогда сможет понять и принять ислам, не бояться и не отрицать его, когда устанет от христианской свободы выбора, от личной ответственности, от поисков любви, когда захочет жить в рамках установленных правил, спасительного шариата.
По окончании учебы Раиль совершил хадж и вернулся домой, желая преподавать в медресе при мечети, донося до детей и взрослых мудрость веры.
***
Айназ, двоюродная сестра Раиля, студентка четвертого курса педагогического института, вернулась домой после летней практики, открыла дверь, скинула со спины тяжелый походный рюкзак и, еле живая от усталости, прямо в коридоре разлеглась на полу.
– Какое счастье сбросить эту тяжесть! – сказала она, закидывая ноги в грязных джинсах на рюкзак. – Думала, не дотащу! Мам, ты дома? Мы следующим летом едем на теплоходе на Соловки! Говорят, там другой мир!
– Дома, доченька, дома! – вошла в коридор мать. – Здравствуй! Вставай! Послезавтра сваты придут, готовиться надо.
– Что? Какие еще сваты? – Айназ села, соображая, что, кроме как к ней, в их доме сватам приходить не к кому, испугалась, защитилась: – Мне отчет по практике писать и сдавать надо!
– Подождет твой отчет. Это не главное.
– Да, дочка, пришла твоя пора, Раиль сватается, – сказал подошедший отец. – Теперь все остальное в сторону!
Тут же в коридор высыпалась многочисленная родня, оказывается, все съехались ради сватовства и помолвки. Все наперебой принялись поздравлять Айназ, обнимали, целовали, благословляли, теребили и трясли, не давая ей, так и сидевшей на полу, сказать ни слова. Все еще хлопая ресницами и не успевая до конца осознать новость, она почувствовала необратимость ситуации: настал тот момент, после которого ее жизнь больше не будет прежней!
Сватовства Раиля Айназ ожидала: сколько себя помнила, тетка с матерью всегда прочили его ей в женихи, приучали, так сказать, к этой мысли. Айназ и привыкла, на парней никогда и не смотрела. Она не знала, что приучают только ее, хитрая тетка Раилю племянницу при каждом удобном случае хвалила, но о женитьбе никогда не говорила, страховалась, вдруг мальчик полюбит другую, не неволить же его. Мужчине можно жениться по выбору сердца, девушке – по выбору родителей, откуда ей, глупышке, знать, чего она хочет и что лучше для нее? Чего Айназ не ожидала, так это того, что ее могут выдать замуж до окончания института, не дав возможности отгулять диплом и устроиться на работу.
– Это же только сватовство? Мне еще год учиться.
– Институт подождет, жених настаивает на скорейшей свадьбе, – сказала мать и растворилась в общей суете.
– На скорейшей? – скривилась Айназ. – С чего бы?
Раиля она видела редко, он всегда то учился, то работал, потом жил заграницей, с полгода как вернулся, и, вообще, был малообщительным, задумчивым человеком. В детстве Айназ иногда подглядывала за мужчинами, сидящими за столом у них в гостях. Ее, энергичную и порывистую, не пускали подавать блюда на их стол, поэтому она подсматривала в дверную щель. Раиль обычно сидел с почтительным видом, скромно потупив взор. Родители хвалили его за умение вести себя среди взрослых, за скромность и уважительность. Маленькой Айназ несколько раз удавалось увидеть выражение его глаз: он отсутствовал, думал о своем, ему были явно неинтересны разговоры старших. С Айназ он никогда не общался, наверное, потому, что был намного старше.
– Он взрослый мужчина, без женщины ему трудно, – шепнула бабушка, единственная, всегда обращавшая на внучку внимание и не оставлявшая ее вопросы без ответа.
Айназ смутилась и покраснела. Ему трудно без женщины! Ее отдают замуж, чтобы ему было легче! Даже не спросили про ее планы и желания, без чего ей трудно! Сами обо всем сговорились! У Айназ выступили слезы стыда и обиды на несправедливость.
– Смирись, звездочка моя, – бабушка погладила щеку девушки сухой теплой ладонью. – Служить мужчине женская доля. Теперь ты будешь думать, не что нужно тебе, а что нужно ему.
– Двадцать первый век на дворе, бабуль! Какое служение?
Бабушка обняла Айназ:
– Некоторые вещи не меняются.
***
Из-за большого числа гостей, бабушка спала с Айназ. Айназ долго ворочалась.
– Ба, он же за границей учился, он очень умный?
– Да, очень умный. Хадж совершил.
– Теперь типа святой? – хихикнула Айназ.
– Нет, что ты! Просто исполнил обязанность мусульманина. Говорят, Раиль соблюдает все законы ислама.
– Наверное, он как ты, – снова хихикнула Айназ. – Ты тоже верующая и очень мне нравишься. Добрая такая. – Она обняла бабушку. – Никогда ты никого не ругаешь, не осуждаешь, даже замечаний не делаешь. Все у тебя хорошие и прекрасные. Рядом с тобой так приятно находиться, сразу хочется что-то хорошее делать.
– Хорошее? – повернулась бабушка.
– Да. Ну, учиться лучше, людям помогать, улыбаться, радоваться, все в таком роде. Мне нравится как ты всегда говоришь: «Радуйтесь божьему миру, дети мои, и Бога радуйте!» Из-за тебя я и сама стала Бога любить.
Бабушка ласково похлопала ее по руке горячей сухонькой ладошкой:
– Ну и хорошо, козочка моя!
– Наверное, и Раиль такой, а, может, даже лучше.
– Наверное. Дай-то Бог!
***
Раиль Ринатович попросил родителей подыскать ему в жены порядочную девушку и, не раздумывая, согласился жениться на двоюродной сестре Айназ.
Если бы в школе или в университете ему сказали, что он женится на кузине, Раиль покрутил бы пальцем у виска и отверг такой вариант, как кровосмесительный. Теперь же он находил подобный выбор невесты наилучшим, потому что женитьба на двоюродной сестре не запрещена Кораном. Кроме того, Айназ была племянницей матери, а не отца, и, согласно священному учению, родственники матери не первые, а следующие по близости родства после родственников отца, и неважно, что утверждает генетика – какой ученый может тягаться со знаниями Пророка? И что такое ученый, если его утверждения расходятся с Кораном? Кроме того, Раиль хорошо знал семью избранницы, и был уверен в порядочности Айназ и готовности стать достойной женой, хотя понимал, что набожностью она не отличается, как и ее семья. Ну, это дело поправимое, ведь совсем недавно и он был далек от истины.
У матери Раиля были свои резоны в выборе невестки: девственница; своя; известна вся родня; известно, как воспитывалась и что собой представляет. Прекрасно готовит и знает домашние дела. Опять же калым останется в семье. В случае чего она с родной сестрой всегда договорится, и вместе они решат любое недоразумение в молодой семье, свои не чужие, найдут общий язык! Да, наилучшая невестка! А уж ей как повезло с женихом!
Гордость за сына у родителей Раиля не знала границ: какой он умный, как зрело подходит к построению своей жизни, какое уважение проявил к ним, попросив подыскать невесту!