скачать книгу бесплатно
– Ты же с ним сидишь.
– Ты посиди, наверное, ты весь день всей душой скучал по нему и рвался домой.
– А ты что будешь делать?
– Ничего, в ванне полежу.
– Назло мне, что ли? Сидела себе, сидела, а теперь меня увидела и сразу надо ничего не делать? Мне домой не приходить, что ли?
Тупик. Любые объяснения бесполезны. И так постоянно.
– Я сама позвоню Леше и откажусь от приглашения, – давила я.
Игорь обижено махал рукой, мол, делай, что хочешь, раз все так плохо в жизни. Дважды я отменяла его развлечения, потом разговоры о веселом времяпрепровождении прекратились.
Скоро Игорь начал жаловаться, что его загоняют в западню, лишают радостей.
– Так устал сегодня, думал, под телевизором полежу, отдохну, а тут вы! – говорил он раздраженно.
Ужасно обидно это его «а тут вы», но я оправдывала Игоря усталостью, предпочитала не акцентировать на этом внимание, не придираться к словам. Мне казалось, что присутствие бодрого и спокойного сына улучшит настроение Игоря, мне всегда улучшало:
– Я тебе Геру рядом положу, ты телевизор смотри и ему нескучно будет, а я в кухне полы протру, ужин готовила, надо прибрать.
– А можно меня не напрягать? Я же сказал, что хочу отдохнуть. Один. Один, понимаешь?
Если я все же просила его приглядеть за сыном, то часто он еле сдерживал себя, готов был взорваться:
– Мне домой не приходить, что ли? Не втягивай меня в ваши дела.
Он разделил нас на себя и меня с сыном. И я – неотъемлемая часть ребенка – постепенно становилась в тягость, я чувствовала это. Я превращалась в укор его желанию оставаться беззаботным.
– Ты же хотела ребенка, сиди теперь с ним, я причем? Почему мы оба должны страдать? Я приношу деньги, мои обязанности выполнены.
– Приехали, как говорится! Разве ты не хотел ребенка?
Игорь пожимал плечами:
– Почему не хотел? Хотел. Пусть будет.
– И почему страдать? Герман причиняет тебе страдания?
– Не надо из меня монстра делать, – Игорь отводил взгляд, начинал куда-то собираться, спешить.
Он теперь был постоянно занят, всегда отсутствовал, не смотрел в глаза, вздыхал.
Со временем наступило неизбежное – я была выбрана виноватой и неинтересной. Стала слышать, что со мной неинтересно, не о чем поговорить, я отстала от жизни, не на волне, не смеюсь, не шучу как раньше, вечно хочу спать.
– Ты перестала существовать как личность, – было сказано мне.
– Действительно, я растворилась в ребенке, но, может быть, это нормально? Это же не навсегда, на пару-тройку лет. Если бы ты делил со мной радость и ответственность, было бы легче и счастливее, незаметнее. Ты мне только пеняешь и винишь неизвестно в чем.
– Это женские дела, я зарабатываю.
Я растерялась и стала сомневаться в себе, права ли. Упреки, что я стала неинтересной, занозой сидели в мозгу. Сама уже скучала по собственным интересам. Иногда спрашивала себя: что я любила, чем интересовалась, за какими новостями следила? Не помню. Сплошные пеленки, ползунки, машинки, прививки, прогулки, коляски, слезы в три ручья, уговоры. Бесконечный бег белки в колесе, только в колесе, без других дорог. Иногда от одиночества и бессменной вахты я уставала настолько, что было желание спрятаться в шкаф или умереть на несколько часов. Хоть изредка побыть бы среди взрослых людей, взрослых вещей, во взрослом мире, вспомнить себя, свои интересы, посмеяться шуткам. И хоть иногда кто-нибудь, кроме меня, брал бы ребенка на руки.
– Если бы я видела, что ты рад семье, любишь сына, спешишь к нам, интересуешься нами, мне было бы намного радостнее, я не чувствовала бы себя одной.
– Я устаю на работе, и мне хочется отдохнуть, придешь домой, а тут вы. Ничего интересного.
Так обидно было такое слышать. Он приходит домой, а тут мы!
– И вообще, ты стала такая отрезанная от жизни.
– Я в последнее время в курсе всех мировых событий, просто как никогда в своей жизни! И могу поддержать любую тему.
Вечером я кормила Германа сидя на диване у телевизора. Он засыпал, плохо сосал, я его будила, чтобы еще поел, а он все норовил уснуть под теплой грудью, обманув желудок парой глотков молока. Длилось это около часа, так что я успевала пересмотреть все новости всех каналов.
– Я знаю больше тебя.
– Это не то, ты людей не видишь, в жизни не участвуешь, а говоришь только о том, как Герка ест, что уже умеет, как будто это не само собой происходит.
– С мамами на площадке общаюсь.
– Опять же про подгузники!
– Такой период, ничего страшного. Путешествие по Амазонке буду обсуждать позже.
– Когда я гостей привел, ты почти все время с ребенком в его комнате просидела, некрасиво села вела.
– Так он же плакал, вот я его и унесла, не за столом же в компании ему реветь. А Таня с Андрюшей сами родители, прошли все это и понимают.
– Положила бы в кроватку, поплакал бы и перестал.
– Ну как так можно?
– Говорю же, ты изменилась и не в лучшую сторону.
Что тут скажешь? У каждого своя правда.
Игорь приводил мне примеры других матерей, которые после родов выходили на работу и жили полной жизнью.
– Не надо быть наседкой, дети сами прекрасно растут.
– Может быть, чьи-то и растут, но я своего сама кормлю и не вижу причины не делать этого! То, что тебе это скучно, не причина.
– Ты совсем на меня внимания не обращаешь. Носишься с ребенком только. Если бы отдала его в ясли, мы бы по-прежнему были всегда вместе.
– Может, проще его в детдом сдать? Или убить? Все внимание тебе бы доставалось.
– Ой, ну тебя! Что ты с ним носишься? Разбаловала совсем, как увидит тебя, так орет.
– Я его мама, я кормлю грудью, он знает меня, а плачет, потому что разговаривать не умеет, это его единственный способ выразить свои чувства и желания.
– Нечего его баловать. Не хочешь в ясли, возьми ему няню.
– Няню, может, попозже возьму, только для прогулок, но еще подумаю, уследит ли.
– Ну, это твоя проблема. Вообще, все твои проблемы у тебя в голове.
– У меня проблемы?
– У многих вон няни и кормят смесями, а ты старомодная какая-то.
– И слава Богу!
По отношению ко мне Игорь занял какую-то наступательно – обвинительную позицию.
– Какая разница, кто сидит с ребенком, занимается с ним? Он все равно ничего не понимает. Найми тетку какую-нибудь и освободи себя, – не раз говорил мне Игорь.
– Разница такая же, как в вопросе, на чем лучше ездить, на Порше или Запорожце. И потом, тебя кто воспитывал и облизывал с головы до ног, мама любимая и родная или чужая женщина? Евгения Федоровна не работала, вместе бабушкой Катей тобою занималась. Ты залюбленный вдрызг.
– Из-за тебя меня спрашивают, почему я один приехал. Приходится как-то оправдываться. Почему я должен оправдываться? В чем я виноват?
– В том, что ты не отец.
– Вот не надо сейчас! Я оплачиваю все расходы, обеспечиваю вас.
Ни к чему мы так и не пришли, каждый оставался при своем мнении, своих обидах и претензиях к другому. И переломить тенденцию не могли, не знали как. Разрушающая сила набирала обороты.
Я стала замечать, что мне врут. Игорь начал довольно часто приходить очень поздно, говорил, что задержался на работе, потом еще что-то куда-то отвозил и прочее. Но иногда в разговоре со мной или по телефону он проговаривался, что, мол, не выспался, голова болит, вчера до трех ночи сидел в баре, поздно лег, а утром ребенок разбудил. Оказалось, посещение ресторанов, бильярдов и прочих радостей не отменилось, а скрывалось, если же становилось известным, то оправдывалось нелепо, вроде, случайно туда зашел. Во мне поселились недоверие и обида, разве такими должны быть отношения любящей пары, молодых родителей? А в Игоре появилось желание освободиться от чувства вины, для этого была выбрана виноватая – я, этот его настрой я хорошо чувствовала.
Вот так пришел мой черед узнать, как портятся отношения и как живется в плохих отношениях. Довольно стандартная и распространенная ситуация по схеме «Муж познается в декрете»
***
Долгое время мне еще казалось, что Игорь перестроится и будет счастлив семейными радостями, что его родительское чувство проснется не сегодня-завтра. Что если он будет помогать мне, то я оживу для него и для себя. У кого-то так и происходит, но не у нас. Игорь начал думать, что он попал! Жаловался, что его захомутали, связали по рукам и ногам, и при этом он же еще и виноватым себя чувствует.
– Как это у тебя так получается себя вести, что я виноватым себя чувствую? Как будто я что-то ненормальное делаю! – спрашивал он иногда недовольно.
– Это не я, а совесть твоя тебя стыдит.
– Что же я такого плохого делаю? Может, бью тебя, денег домой не приношу?
– Тебе ребенок помеха и я обуза в погоне за развлечениями.
– Ничего неестественного я не хочу, все обычно.
По-человечески я понимала Игоря, он оказался не готов к семейной жизни с детьми. Может быть, его напугала свалившаяся несвобода. Возможно, он запаниковал от того, что появление ребенка раз и навсегда привязывало его к статусу папы, лишало вариантов. Или ребенок означал конец привычным удовольствиям? Шашлыки и бильярды никуда не денутся, насладись младенчеством собственного дитя! А может на него повлияло все сразу и еще что-то. Становилось очевидным, что вмиг он не изменится, просто не хватит жизненного опыта, широты души и ума. Он еще недополучил эмоций свободного человека, чтобы начать себя ограничивать. Или просто крепко привык к своему образу жизни. Или еще что-то. А я? А у меня нет выбора, за меня все выбрали обожаемые розовые щечки, что спят в своей кроватке. Я люблю сына больше всех, больше себя, и это уже навсегда.
Я не могла никому пожаловаться на свои беды, поделиться переживаниями и смятением. Слишком часто я слышала, что мы идеальная пара и слишком долго сама так считала, чтобы вдруг смириться с нашим несовершенством. Почему-то мне было унизительно признать это, как будто бы я с грохотом слетела с пьедестала в грязь. Да и чем бы кто мне помог? Посоветовали бы терпеть? Сказали бы, что все пройдет и наладится? Я и сама это говорила себе, но путь к этому «все наладится» еще нужно пройти, и идет не кто-нибудь, а ты, оставляя кровавый след.
***
В тот период я совершенно растерялась, впервые оказалась в положении помехи, тяготы, нежеланной. Мне было обидно, что я уже не радость в жизни любимого мужчины, я его якорь, надоедающий балласт. И все это из-за ребенка, который сместил Игоря с трона и стал главным для меня. Игорь так прямо и говорил:
– Ты меня совсем не замечаешь и забросила все наши интересы.
– Игорь, разве наш интерес сейчас не в сыне? Он каждую минуту преображается, он источник радости, удивления, забавный такой. Насладись им, это ведь всего на три-четыре года, потом уже его потешность пройдет. Я за день смеюсь над ним столько, сколько раньше за неделю не смеялась. Он уморительный.
– Я теперь понимаю, почему некоторые мужчины не хотят детей, потому что дети становятся главными для вас, – стоял он на своем.
Ребенок – соперник и конкурент. Дикость, объясняемая душевной незрелостью, и, наверное, эгоизмом, но бывает и такое.
– Есть отцы, которые не нарадуются детям, жалеют, что те быстро растут, хотят еще и обожают проводить с ними время.
Игорь только презрительно фыркал.
Из-за растерянности я не знала, как мне поступить тогда, как лучше себя вести. Да что там! Я и сейчас не знаю, спустя годы, съев свой пуд соли и будучи свободной от грудничковых хлопот.
Ни тогда, ни сейчас меня не устраивали и не устраивают советы из книжек по психологии, вроде тех, что женщина должна проявлять мудрость, разрываться надвое, натрое или больше, лавируя между чадом и мужчиной. Ах, мужчинам нужно внимание, они страдают от его резкого падения при появлении ребенка! А я не страдаю от отсутствия внимания? Где внимание, комплименты, забота, поцелуи, секс? Где карьера, театры, наряды, посиделки? Ребенок – это тоже радость, бездна радости, такая бездна, которая на пару-тройку лет оставляет мало места другому. Это ежеминутные метаморфозы и познание себя через него. Это чудо! Что же упираться рогом в шашлыки и бильярд? Зачем же стучаться лбом в дверь: хочу в пивную? Где любовное «в горе и в радости»? Где твердое мужское плечо? Почему здорового ребенка нужно превращать в проблему? Кем надо быть, чтобы тяготиться собственным дитем?
И потом, как эти умные советы применить в реальной жизни? Неважно, что у ребенка режутся зубы или колики, он не слазает с рук, не спит которую ночь подряд, нужно идти и уделять время бесценному супругу, который чувствует себя забытым и обделенным? Беседовать с дорогим мужем, заниматься с ним сексом подолгу при том, что сама засыпаешь на ходу или ребенок в кроватке орет благим матом? Вполне возможно, что кто-то так и поступает, но я не могу. Наверное, нужно быть женщиной иного психотипа, например, женщиной-матерью по отношению к своему супругу. Я не того типа. Я за Игоря замуж выходила, а не усыновляла его. Он вполне мог бы затянуть пояс на полгода-год наравне со мной и жить по сокращенной личной программе. По-моему, это вполне естественно и компенсируется родительской радостью, ни с чем несравнимым счастьем нянчить собственное дитя.
Мне нужен равный по душевной зрелости партнер. Равный. Равный. Какое великолепное состояние быть равным! Не воспитывать мужа, не ждать, созреет ли он, поумнеет ли, не ухаживать за ним, как за малым дитем, быть уверенной, что надежным он будет не только в пиру. И получать ответную заботу в быту: будешь ли чай, дорогая? помассировать тебе ножки, набегалась, поди? дай подержу ребенка, иди в душ; я сам его покормлю, поешь и ты; давай я его укачаю, иди спокойно помой посуду; смотри, как он смеется, как уморительно ест. Вот что бережет отношения и чувства. Я не мамка и не нянька мужчине, я для него солнышко и конфетка, а он для меня, рыцарь, опора и защита.
***
Ужасно страдала тогда. Во-первых, была обманута в святом – в материнской преданности. Чувствовала себя поруганной в лучших чувствах, в материнстве, меня словно обвиняли в том, что есть ребенок и я его люблю. Не получилось у нас вместе радоваться детству собственных детей. В отношении Игоря ко мне было что-то сродни тому, как если бы он бросил меня с ребенком на руках. Словно сын был только моим. Помеха, лишившая Игоря привычки быть центром моей вселенной, быть идеальным в моих глазах и нарушившая приятность его бытия.
Во-вторых, никак не могла принять, что я, такая замечательная, всегда всеми любимая, вызывающая только восхищение, могу быть в тягость. Чувствительный удар по самолюбию. Ведь не сделала же я ничего плохого. Была оскорблена до глубины души, а глубина у моей души оказалась немалая.
В-третьих, подкрадывалось разочарование. Разочарование хуже обиды, обида проходит и все продолжается. Разочарование меняет отношения, ты видишь человека в новом качестве и понимаешь, что он тебе не нравится, ты бы его не выбрала и не полюбила, если бы знала таким раньше.
Меня кидало в крайности. Когда Игорь в очередной раз уезжал в бильярд или еще куда-нибудь, я глотала слезы обиды, мне хотелось рубануть с плеча: уйти от него, чтобы перестать быть обузой и не видеть его прячущихся глаз. Освободить его и самой освободиться от ожидания, что меня вновь возьмут за руку, будут любить и разделят моральную ответственность за ребенка. Я смотрела в окно, как Игорь смеялся, говоря что-то кому-то по телефону, садился в машину и уезжал. Я лихорадочно ходила по квартире и говорила сама себе сквозь слезы:
– Разведусь! Пусть он уже спокойно созревает, не торопясь взрослеет, без чувства вины и претензий к другим! Да! И мне лучше быть одной и свободной, самой отвечать за все, чем быть одинокой в браке. Да! Быть одному вне брака – быть свободным, открытым для перемен. Быть одиноким в браке – являться заложником без перспектив.
Отвечал мне только Гера, сытым жизнерадостным агуканьем. Я смотрела на сына, на его чистые глазки и начинала уговаривать себя, что нужно подождать, что Игорь нас догонит, что мы вновь будем одной командой.
Я качала Геру и пыталась беспристрастно взглянуть на нас. Беспристрастность не утешала: что-то неумолимое в поведении Игоря уже начало осаживать меня, предупреждать, что лучше не будет, что, наоборот, Игорь войдет во вкус вольной жизни.
Тупик какой-то.
Уходить некуда и некуда деться от уязвленного самолюбия. Я завидовала материально независимым людям, захотел уйти – ушел! Сохранил в своей душе уважение к себе. Принадлежать себе, распоряжаться собой по своему желанию – вот оно, недоступное и желанное счастье. Я теперь знаю ответ на извечный вопрос: чего хочет женщина? Распоряжаться своей собственной жизнью. Без оглядки на возможности. Для этого нужны деньги. Их у меня нет. Я бы желала каждой женщине на свете иметь свое отдельное жилье, куда она могла сбежать, чтобы сохранить себя. Если у меня когда-нибудь будет дочь, надо будет обязательно купить ей хоть крошечную однокомнатную квартирку. Пусть сдает ее, пока живет с мужем, будет ей своя копеечка. А в случае катастрофы сможет укрыться в ней.
Отсутствие возможностей сделало за меня выбор, я укротила свою горячность и решила переждать, может, все еще образуется. Тем более, сыну нужен папа, пусть хоть такой. Терпела и ждала, ведь все всегда должно хорошо заканчиваться, так обещают, по крайней мере.
Пока я ждала обещанного хорошего, нашла своеобразное убежище – спряталась в мечты. Для людей действия такой способ утешить себя, наверное, покажется глупым и бесполезным. Но мне помогало. Утешение находила, размышляя о том, что кому-то я очень нужна, кто-то мечтает обо мне, любит и почел бы за счастье иметь от меня детей, обожал бы их и прочее в том же духе. Меня любили многие, и я мысленно «примеряла» их. Становилось чуть легче, менее одиноко и покинуто. Так важно быть нужным кому-то.
