скачать книгу бесплатно
Много времени мы с девочками проводили в Ленинской библиотеке, ездили туда почти каждый день, грызли гранит науки. Мы так привыкли к торжественному виду ее залов, запаху книг, сдержанному шепоту, что до сих пор, встречаясь, вспоминаем каждый уголок, возрождаем в душе наше тогдашнее настроение. Несколько лет назад я ходила туда, оформив себе одноразовый пропуск. Тот же красный ковер на огромной мраморной лестнице, бесчисленные ряды каталогов и та же погруженная в познание тишина. А во втором читальном зале на четвертом этаже так же читатели отвлекаются от книг, когда раздается звон колоколов соседней церкви, чьи купола видны в окна. Мне было и грустно, и радостно, что все это позади.
Иногда, по весне, мы уходили из библиотеки пораньше, чтобы посидеть на скамейке в Александровском саду. Запах земли, деревьев, травы, солнышко и чириканье воробьев наполняли нас силами. Тогда появилась конная милиция. Для нас, молодежи советской закваски, в этом было что-то «импортное». Лошади были ухоженными и красивыми, вызывали такой же интерес у публики, как и смена почетного караула у Вечного огня.
Скоро Сад украсили фонтанами со сказочными героями и перестроили Манежную площадь. Мы гуляли и мечтали о будущем, какими счастливыми и успешными мы будем. Мы так торопились начать работать!
***
Я переписывалась с одноклассниками, почти все уехали учиться в разные города и надеялись там закрепиться, возвращаться никто не хотел. Еще при нас стали закрываться организации, разоряться колхозы, работа была у единиц, да и они ждали получения зарплат месяцами. Мы знали со слов родителей, что люди покидают село беспрерывным потоком, подаются в центр России, уезжают на историческую родину, эмигрируют в Израиль, что дома продаются за бесценок, и настроение все тягостнее и тревожнее. Появилось много приезжих, блокпостов, милиционеров, оружия, у нас боялись терактов. Война в соседней Чечне неожиданно помогла нашему селу, потому что через нас шла федеральная дорога. Многие мужчины пошли строить трассу, мой папа в том числе. Этими заработками меня и выучили.
Я получила несколько писем от мальчиков с признаниями в любви, последние признания от тех, кто знал меня в юности. С нашего класса Марк написал, что любит меня, но понимает бесперспективность своего чувства, что наши пути-дорожки разошлись и неизвестно, увидимся ли мы. Я храню все письма.
Через год, на втором курсе, мы с ним увиделись. Марк был в Москве и позвонил мне. Он учился в медицинском, будущий стоматолог. Мы погуляли по городу, съездили на обзорную экскурсию на речном трамвае. Было так здорово! Когда Марк проводил меня и на выходе из подземного перехода наклонился поцеловать в щеку, от него вновь, как тогда в школе, сошла волна тепла. И снова в этой волне было какое-то ощущение, какая-то информация. Я шла домой и все думала, думала, пыталась понять, дать определение, название тому, что было в этой волне, но не смогла. Еще долгое время я пыталась в этом разобраться, пока не забыла.
***
На первом курсе я познакомилась с Игорем. Он учился на другом факультете и дружил с ребятами из моей группы. Игорь обратил на себя внимание из-за схожести с Есениным – тот же тип лица, волосы, фиалковые глаза. У него была хорошая улыбка, не как у меня во весь рот, а какая-то деликатная, так сказать «чуть-чуть». Я почувствовала к нему расположение из-за запаха, запах Игоря был таким, как надо, своим, родным, чистым, свежевыстиранным. Мне нравилось, что он не пользуется одеколоном, меня это утомляет и мешает понять человека.
Игорь очень удивился, узнав, что я с юга:
– По тебе не скажешь! Речь чистая и манеры такие – принцесса.
– По-твоему, на юге все за баранами по горам бегают?
– Нет, конечно, но я знаю нескольких ребят с Кавказа, у тебя с ними ничего общего.
– Да, преподаватели тоже удивляются, думают, что я из какой-нибудь элитной московской школы. Моя школа лучше любой московской будет, поэтому и я такая эксклюзивная, – говорила я чистую правду, хотя видела, что Игорь принимает мои слова за провинциальное бахвальство и апломб.
Игорь был москвичом, из обеспеченной семьи. Папа у него какой-то начальник на предприятии, а мама врач, есть старшая сестра, давно вышедшая замуж и живущая в Лондоне.
Не знаю, что он увидел во мне, что его привлекло и заставляло искать моего общества, а я узнала в Игоре много своего. Он тоже был добрым обожаемым ребенком, оберегаемым семьей, открытым и неиспорченным. Он называл родителей мамой и папой, а не предками или родоками, как было принято среди наших ровесников. Не стеснялся своей любви к ним, выражал уважение к их мнению, часто вспоминал в разговоре. Мне это нравилось, это просто и по-честному. Он жил в удовольствие, как я когда-то, без забот. Игоря волновало, где лучше купить струны для гитары, почему какой-то фильм не показывают в кинотеатре по соседству с его домом, дойдет ли он до какого-то заветного уровня в сложной игре, научится ли выполнять параллельную парковку к экзамену в автошколе, сдаст ли сессию до начала отпуска родителей, заживет ли до субботы ушибленное колено, чтобы можно было зажечь на дискотеке и прочее. Он простодушно заявлял, что спешит домой, потому что бабушка обещала пожарить чебуреки к ужину. Слушая его, я согревалась нормальностью его домашней жизни, понимая, что у меня ее больше не будет. Так здорово беспокоиться, что опоздаешь к горячим чебурекам, а не что после института нужно обежать два колхозных рынка, чтобы угодить посторонней старушке, успеешь ли убраться в чужой квартире и хватит ли сил погладить белье. Потом съесть на ужин ровно восемь магазинных пельменей и два печенья и подготовиться к учебе. Хотя я по-хорошему завидовала Игорю, вернуться к беззаботной жизни не хотела, потому что внутренне уже стала взрослой, психологически оторвалась от родителей. Я чувствовала себя зрелее и в общении это проявлялось. Мое слово и мнение обычно были разумнее и практичнее, Игорь ко мне прислушивался. Он стал носить шапку и теплые ботинки после того, как я сказала, что видеть в мороз человека без головного убора и в туфлях так же нелепо, как и летом носить ушанку и валенки. Помню его округлившиеся глаза и мой дополнительный аргумент:
– Хорошо одетый человек – это человек, одетый к месту и по погоде, – так говорила моя бабушка.
Игорь в столовую с нами не ходил. Дело было не в заносчивости. Он просто считал, что дома накормят лучше и был прав, конечно. Ему не приходило в голову, что кому-то живется не так легко и приятно, как ему. Разве можно было его винить? Думаю, не стоит, у всех свой коридор прохождения жизни, мой оказался темнее. Suum cuique, каждому свое. Игорь пока оставался далеким от трудностей юношей, чью обувь мыла бабушка. Но в нем чувствовалась хватка, он любое событие оценивал с точки зрения перспектив, что мне абсолютно не свойственно. Мне нравилось, что Игорь, как и я, мечтал об успешном и обеспеченном будущем, хотел работать только на себя, а не на «дядю», и уже зарабатывал себе карманные деньги, делая что-то на компьютере. Было в нем замечательное убеждение, что он ответственен за добывание денег просто потому, что мужчина. Из разговоров я узнала, что его решения часто не совпадали с советами родителей, хотя он всегда их спрашивал и рассказывал им о своих планах. Они не настаивали, давали ему свободу. Мне нравилось его чувство семьи, уважительное и бережное отношение к родным, никогда он не выказывал пренебрежения близким, не насмехался и не критиковал их. Я это очень ценю, семья – основа основ, оплот, фундамент, тыл, корни, защита, поддержка, помощь. Люблю семью.
Мы с Игорем очень сдружились. В нем был сплошной позитив и море доброты, он не употреблял бранных слов, играл на гитаре, и любил свою старую кошку Душку, про которую с удовольствием рассказывал. Оказалось, что прозвище Душка от слова душа. Такое не может не нравится.
Я бывала у него в гостях, познакомилась с родителями и бабушкой. То, как обращались с ним родные, напоминало мне собственную жизнь с родителями, как у Христа за пазухой.
Слышала, как его мама, Евгения Федоровна, сказала бабушке, что я на Игоря хорошо влияю, что он ведомый, подвержен влиянию, и со мной ей за него не страшно.
– У девочки твердый взгляд и правильное отношение к жизни. Такая глупостей не наделает, – сказала она.
– Ты заметила, он ищет ее одобрения?
– Да. Пусть.
Меня Игорь называл настоящей. Это надо было понимать как супер комплимент, потому что он не был склонен говорить красивые слова. Вообще, Игоря нельзя было назвать покорителем женских сердец, он не умел заговаривать зубы, не был балагуром и остряком, совсем не умел шутить, не вызывал блеска в глаза. Его мужественность, надежность и положительность надо было разглядеть, они прятались за некоторой неуверенностью. Игорь расцветал от похвалы и комплиментов. Вне внимания к себе он исчезал и становился невидимым. Короля играет свита – это про него. Он не был королем, который является таковым сам по себе, Игоря нужно было стимулировать, тогда он сворачивал горы.
Мы много и тесно общались, но наши отношения не переходили границ дружбы. Учеба отнимала почти все время, была в приоритете. Мы часто проводили воскресенья вместе. В хорошую погоду много гуляли, исходили все закоулки старой Москвы. Знали, где находятся дешевые бутербродные и пельменные. Могли и говорить, и молчать, не надоедали и не были в тягость друг другу. Я не трепетала от ожидания встреч с ним или в его присутствии, не волновалась, даже не кокетничала и не интересничала, но, если он отсутствовал, начинала беспокоиться. К Игорю я чувствовала крепкую, как рукопожатие, привязанность. Он тоже не делал попыток даже дружески поцеловать меня или ухаживать.
Со временем, на третьем курсе, я обнаружила, что моя жизнь оказалась окруженной участием Игоря. Незаметно я стала нуждаться в его мнении и советах, мы привыкли к наличию друг друга в своих жизнях. Провожая меня домой на летние каникулы, Игорь чуть не плакал, стоя у вагона, и я тоже. Все лето мы писали письма и ждали встречи. Он встретил меня с букетом и крепко обнял. Мы стали встречаться.
Целоваться оказалось так приятно! Раньше меня совсем не тянуло на секс, иногда я даже думала, не фригидная ли я. А оказалось, что надо было только начать, организм как проснулся. Ограничивать себя не было причин, мы стали любовниками. Новая, волнующая сторона жизни. Доверие или что-то еще сыграло свою роль, но мы быстро раскрепостились, я получала полное удовольствие, нас тянуло на эксперименты, мы были открыты друг для друга. А еще через какое-то время я почувствовала, что Игорь дорог мне как никто другой, что кроме него меня никто не интересует, что я люблю его. Иногда, исподтишка, в качестве ремарки, я отмечала отсутствие во мне безумной страсти к Игорю, мое притяжение к нему было словно выращенным, обеспечено долгим теплым уходом. Моя любовь не происходила от неожиданной и неконтролируемой вспышки чувств. Грома и молнии не было, с первой секунды я тоже ничего не почувствовала, совсем не как в кино. Все было как-то разумно, правильно, без истерик. Это хорошо или плохо? Не знаю. Тем не менее, наше чувство крепло день ото дня, мы становились все роднее и нужнее друг другу.
Общаясь в новом качестве, как влюбленные, мы открывались и лучше узнавали друг друга. Мы удивлялись тому, что словно созданы друг для друга. Любое совпадение во вкусах или мнении нас окрыляло: и я так думаю, как мы похожи! Наши отношения были очень гармоничными. То лучшее, что было заложено в нас природой и привито воспитанием, раскрылось и зацвело буйным цветом. Мы вели себя друг с другом очень вежливо, это стало нашей манерой общения. Мы до сих пор не позволяем себе грубости и резкости в отношении друг друга. Вежливость в быту – наша душевная потребность, мы за красоту быта, культивируем ее.
Каждый из нас считал другого своим идеальным спутником, мы так и говорили друг другу. Я гордилась Игорем, его верностью мне, преданности нашим общим интересам, желанию создать семью, купить квартиру, родить детей и насажать деревьев. С ним можно было все это делать. А он радовался, что я люблю заниматься сексом, умею вкусно готовить и считаю его лучшим мужчиной на свете. Возможно, мы видели друг друга через розовые очки, но верили в то, что видели и в то, что чувствовали. Все было правдой. Правдой того периода, никто никого не обманывал.
На последнем курсе мы с Игорем стали жить вместе и сняли отдельную квартиру. Помощи не ждали, Игорь взял на себя материальные заботы. Его никогда не интересовало, сколько могу заработать я, и буду ли зарабатывать вообще. Для меня это было лучшим подтверждением его мужественности. Так и повелось, Игорь – добытчик, а я – как мне вздумается. Он находил и использовал всевозможные варианты заработков, бывало, что и извозом занимался на старенькой маминой машине. Его мышление было направлено на добывание денег. Если я хотела служить какому-то делу, то он хотел только заработать денег, видел для этого разные способы. Меня удивляла изворотливость его мыслей, он постоянно выдавал какие-то бизнес-проекты, размышляя вслух об их перспективе.
– Эх, – говорил он, – жаль, опыта нет, столько возможностей вокруг! Надо опыта набраться, понять систему изнутри. Придется все-таки чуток поработать на папу Карло.
– Я в тебя верю. Ты умный. Мне не приходит в голову то, что постоянно придумываешь ты.
У Игоря был математический склад ума, он закончил математическую школу и прекрасно играл в шахматы. Он все продумывал наперед, как настоящий стратег. И был авантюрен. Я сравнивала его с Сонькой Золотой Ручкой, которая тоже говорила, что деньги везде, только увидь их и забери.
– Ты задаешь мне цель, я ищу, как ее достичь. Без цели мне ничего не хотелось бы, даже если бы я видел возможности.
– Как мы приятно дополняем друг друга, да?
– Да.
***
Я и мои подружки окончили институт с красными дипломами и стали искать работу.
Маня поступила в адвокатскую коллегию. Я ездила с ней для поддержки, мы не могли поверить в счастье быть принятым в закрытую элитную профессиональную организацию. Манечка вошла в круг избранных! Мы ею очень гордились. Наставником ей был назначен легендарный адвокат Ария Семен Львович. С каким удовольствием я слушала Манины рассказы о лекциях Арии перед стажерами, как их учили ораторскому мастерству, какие интересные ходы и приемы раскрывали. Попасть к замечательному учителю для пытливого ума настоящее счастье, возможность напиться из бездонного колодца. Мы все прекрасно знали уголовное право, в институте этот предмет вел Толкаченко Анатолий Анатольевич, ныне заместитель Председателя Верховного Суда РФ. Попавший к нему на лекции был обречен полюбить уголовное право. Такие преподаватели как Анатолий Анатольевич являются ловушкой для студента, он не оставил нам выбора. Преподавал так интересно и просто, что для понимания предмета было не обязательно иметь головной мозг, хватило бы и спинного.
Мы увлеченно учились и, начав разбираться в общей и особенной частях уголовного кодекса, отчаянно спорили по каждой задачке на квалификацию, о возможном наказании и прочее. Ах, какие шарады он нам задавал! Как квалифицировать деяние человека, который ночью увидел в витрине магазина дорогие часы, разбил ее, взял часы, оставил деньги в сумме стоимости часов и скрылся? Такие головоломки мы разгадывали постоянно, не подозревая, что проходим первоклассную тренировку, и в дальнейшим будем блистать на профессиональном поприще. Да, если желание учиться суммируется с прекрасными педагогами и преподавателями, то получается замечательный результат. К тому же логику, философию и ораторское искусство у нас вел Дегтярев Михаил Григорьевич, еще один титан своей области, преподаватель, которого называют не иначе как Мастер. Сказать короче, после института мы были подкованы и заточены на подвиги, были способны удивлять и быстро двигаться вперед.
Нина хотела стать судьей по уголовным делам, поэтому начала нарабатывать необходимый пятилетний стаж помощником судьи. В своем идеализме она даже не смущалась крошечной зарплатой помощника. Идеализмом нас всех заразил Измайловский суд. Мы проходили в нем преддипломную практику. Председателем суда был судья Пашин Сергей Анатольевич, известный любовью к закону. За время практики мы насмотрелись буквального применения закона, в случае сомнительности доказательств логично следовал оправдательный приговор. Нас это не удивляло, ведь так и учили. Позже уже все мы столкнулись с обвинительным уклоном суда и следствия, с желанием прикрыть непрофессионализм работников правоохранительной системы. Довольно быстро мы стали называть нашу правоохранительную систему правозахоронительной, но все-таки не сразу.
Все начали работать с большим энтузиазмом, постоянно созванивались и делились своими впечатлениями и новым опытом. Это была интересная и волнующая пора.
Я была принята в прокуратуру. Игорь на радостях долго кружил меня на руках и подарил букет размером с кресло, мы его еле пристроили в кастрюлю. Вечером накупили всяких еще малодоступных для нас деликатесов: сыра бри, икры, хамона, конфет «Моцарт» и отмечали на кухне своей съемной квартиры с пластиковой мебелью в синий цветочек, сидя в пластиковых креслах. Когда счастье идет изнутри, антураж не важен, и так кажешься себе значительным, далеко идущим, высоко парящим.
Заступить на службу я должна была в понедельник, текущая неделя давалась на улаживание всех бумажных дел. Днем поехала в институт за характеристикой, встретила своего преподавателя по немецкому языку, разговорились. Он предложил мне пойти работать личным помощником к его знакомой. Женщина, руководитель торговой российско-немецкой компании, искала себе помощницу со знанием немецкого языка. Мой преподаватель тут же, воспользовавшись моим замешательством, позвонил ей и договорился о немедленной встрече. Под его напором я сразу и поехала, мы понравились друг другу. Компания ввозила в Россию немецкое вино. Зарплата была заоблачной, но график ненормированный и каждые две недели нужно было три-четыре дня сопровождать руководителя в командировки в Германию. Мне дали время подумать. Игорь категорически воспротивился, никак не желал моих отлучек. Говорил, что это только для начала три-четыре дня, а потом я все время буду пропадать, еще и график ненормированный. Я его послушалась, позвонила и отказалась. Это был второй шанс в моей жизни, который я упустила.
А ночью приснился сон, тот самый, особый, как в детстве: легко и с воодушевлением я взбегаю по лестнице, но с каждым пролетом становлюсь все скучнее. Перед последней, самой высокой площадкой, я останавливаюсь, отсутствует несколько ступенек и надо прыгнуть, но я не хочу. С верхней площадки на меня смотрят коллеги, удивляются моему нежеланию сделать небольшой шаг, подбадривают, протягивают руки, а я просто не хочу наверх, мне туда не нужно. Проснулась и поняла: не мое это место. Огорчилась, конечно, но надо же работать.
Этот сон про лестницу был последним, больше они мне не снились, как отрезало. Наверное, начался мой неправильный путь, на котором я слушала только доводы разума, часто чужого, относясь к голосу сердца как к капризам и глупым эмоциям.
***
Я стала работать в прокуратуре, рвалась в уголовный процесс. Со временем начала поддерживать обвинение в суде. Первые годы работа приносила такую радость и вызывала такой интерес, что часто я не могла уснуть от избытка идей, все время мысленно кого-то допрашивала, выводила на чистую воду или готовила речь. В судебных прениях я показала себя оратором. Как мне нравилось составлять речи, продумывать, как преподнести тот или иной факт! Обязательно вставляла в свое выступление поговорки, цитаты, следила, чтобы мысль была короткой, простой, однозначной. Книги о судебном красноречии и ораторском искусстве были для меня настольными, я их изучала, разбирала, сравнивала. Мне нравилось влиять на сознание людей посредством слова, это как владение оружием. Несколько раз особо эмоциональные участники процесса даже аплодировали.
Без ложной скромности, в судейском сообществе я славилась умением давать правильную квалификацию, со мной советовались. Судебную практику знала так хорошо, что безошибочно прогнозировала, по каким основаниям будет отменен или изменен приговор. В общем, стала профессионалом.
Через семь лет появилось равнодушие к работе, затем даже неприязнь, хотелось чего-то другого. В общем-то, все через это проходят, сферу деятельности полезно менять или разнообразить. Я думала, что со временем недовольство пройдет, но не проходило, усугублялось. Я прислушалась к себе, обнаружила крамольное для помощника прокурора ощущение, что не желаю активно участвовать в жизни людей, вмешиваться в их судьбы. С каждым годом во мне отчетливее проявлялось понимание, что я созерцатель по натуре, наблюдатель, теоретик, мыслитель, не хочу иметь дело с конкретными людьми. Также не хочу работать в коллективе, быть то голубем мира, то дипломатом, то жилеткой, для меня это лишнее, отвлекающее, груз.
Мне нужно свободное плавание.
Проблемы других вытягивают из меня энергию, я начинаю недомогать даже от простого разговора с болеющим человеком, долго переживаю чужие беды. Причем я страдаю не от их бед, а глобально – от того, что мир несовершенен и жесток. Непосредственно в моей работе меня угнетала и пугала неотвратимость судьбы. Совершит человек какое-то преступление, за которое нужно назначить реальное лишение свободы, но начинаешь жалеть его, учитываешь, что это первое привлечение к уголовной ответственности, и просишь условное наказание. А через короткое время вновь встречаешь этого подсудимого в зале суда по новому, часто еще более тяжкому обвинению. Делаешь два вывода: если человеку лежит дорога на зону, то он туда упрямо идет и сам объяснить не может, что его толкает; и, может, по судьбе он должен был отсидеть за малое, а благодаря тебе, что просила условно, будет сидеть теперь по совокупности приговоров, по рецидиву. Меня очень угнетает воля судьбы посылать людям тяжелый опыт в виде лишения свободы, необходимости стать палачом или жертвой. Боже, для чего это? Это ведь так страшно. Если есть судьба, то зачем в ее программу включены страдания людей? Меня этот вопрос мучает, не интересует, а мучает. Успокаиваю себя стандартным, что замысел Божий нам не понять, не изведать. Говорили, что я никак не обрасту профессиональной мозолью. Возможно. Но я думаю, что моя стезя в принципе другая.
Пыталась представить, какая работа будет подходящей, не смогла, даже растерялась немного. Сны-подсказки ко мне больше не приходили. Я несколько раз просила свое сознание или подсознание ответить, чем мне заняться. Без толку. Пришлось самой искать свой путь, методом проб и ошибок.
***
Мы с Игорем поженились, вернее сказать, зарегистрировали брак по окончании института. Свадьбы не было за отсутствием денег, на родителей не рассчитывали, вообще отказались от их помощи. Зато счастья – с лихвой! В будний день нас расписали, и мы надели кольца на пальцы друг друга. Сердце колотилось, глаза лучились! Так и стали жить – держась за руки и глядя в одном направлении.
Игорь начал искать свое поле деятельности, свою нишу. Вскоре представился случай работать в фирме, где он за пару лет набрался опыта, понял процесс, оброс связями и знакомствами и ушел в свободное плавание, как мечтал.
У нас начали появляться лишние деньги: ммм, как здорово! Мы стали откладывать на свою квартиру, но и о сегодняшнем дне не забывали, ведь жить нужно сегодня, а не завтра.
Как нам нравилось планировать и организовывать свою жизнь! Восхитительное ощущение собственной семьи, совместно принятых решений! Приятно вспоминать ту нашу солидарность. Мы с Игорем были единомышленниками во всем, ни разу наши желания не разошлись, это просто несказанное счастье. Мы были друг для друга авторитетом. Он разбирался в том, в чем ничего не смыслила я и наоборот. Поход в магазин за продуктами был для нас своеобразным ликбезом:
– Март, ты же гречневую муку хотела. Зачем еще пшеничная?
– Пшеничную обязательно нужно добавлять.
– Ты же обещала гречневые блины.
– В гречневой муке клейковины нет, поэтому всегда нужно пшеничную добавлять.
– Клейковины?
Мы останавливались, и я начинала объяснять премудрости теста для блинов, Игорь слушал внимательнейшим образом. Продавцы улыбались:
– Молодожены? – спрашивали они.
– Ага, – кивали мы, хотя уже вышли из этого периода.
– Дай Бог!
– Спасибо!
Мы с Игорем все проговаривали вслух, чтобы избежать непонимания и договориться наперед. Например, договорились взять за правило отдыхать каждое лето на море, несмотря на наше материальное положение. Весь год откладывали, планировали, а летом отправлялись в путешествие. Как мы выбирали свой первый чемодан! Люди бриллианты так придирчиво не выбирают. Решили сразу покупать хорошие, качественные вещи.
– «Я не настолько богат, чтобы покупать дешевые вещи», – говорят англичане, – сказала я.
– Действительно! – согласился Игорь.
Мы изучали чемодан сначала в интернете, потом в магазине просматривали каждый шов и крепление колесиков. Зато как приятно было путешествовать с красивым багажом, а не сумкой-баулом, какими пользовались тогда многие. Так же выбирали себе очки и купальники, и все остальное.
Путешествия были ярчайшим событием для нас, источником непреходящей радости и новых впечатлений. Первые годы мы отдыхали на нашем черноморском побережье, в Краснодарском крае. Исколесили все курорты. Останавливались у частников, питались в столовых или договаривались с кухней соседнего пансионата. Ездили компанией с друзьями. Как-то сразу повелось путешествовать на машине. Сначала на машине друзей, затем, через год-другой, уже на нашей. Мы не жили долго в одном месте: останавливались на несколько дней и срывались дальше. Было весело и авантюрно, как всегда бывает в двадцать с небольшим. Тогда мы узнали, что такое аквапарк и шведский стол. Чувствовали себя невероятно продвинутыми, рассказывая об этих чудесах родным и друзьям. У нас много фотографий с тех поездок. Почти везде я на руках или на шее у Игоря, мы смеемся, счастливы. Вот такая была любовь.
Лично у меня к Игорю была особая просьба: как бы мы не жили, я хотела пользоваться только косметикой люксовых марок. Игорь согласился, сказал, что сам желает видеть меня красивой как можно дольше. Я всегда тщательно ухаживала за собой, ведь известно, что ухоженность сходит за красоту. Считаю, женщины должны держаться этого мужского заблуждения. Кроме того, я эстет по натуре. Мне не просто нравится все красивое, я окружаю себя красивыми предметами, дружу с красивыми людьми, слежу за речью и манерами. Когда меня спрашивают, откуда во мне столько рафинированности, если я родом из СССР, я отвечаю, что если обязательно должен быть кто-то виноват, то виноват Чехов. У нас в классе на стене висел его портрет с его же известным высказыванием, что в человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. За годы учебы, видимо, это врезалось в мое сознание навсегда.
Мы жили на съемных квартирах и за шесть лет сменили четыре, это довольно хлопотно и утомительно, но каждый новый переезд был вызван возвращением хозяев или подорожанием. И всякий раз несколько дней уходило на наведение порядка. Меня до сих пор удивляет, что люди могут жить в грязи. Это неуважение к себе и просто неприятно. Нам приходилось и плесень выводить, и тараканов морить, и обои клеить, и перестирывать шторы-покрывала, мыть и утеплять окна. Иногда воевали с хозяевами. Помню, как один дедушка не давал мне убрать ковер с пола. Этот ковер был таким старым и грязным, что представлял собой лепешку с нечитаемым узором, от которой жутко несло псиной и сигаретами.
– Это персидский ковер из натуральной шерсти! – пытался достучаться до меня хозяин. – Я его из командировки привез!
– Николай Степанович, это было персидским ковром, а сейчас это кусок грязи! – спорила я.
– Да если его отчистить, ворса будет с палец высотой! – горячился хозяин, делая ударение на последнюю букву в слове «ворса» и показывая палец.
– Не надо было здесь все убирать так, что он теперь надеется и на восстановление ковра, – вполголоса сказал мне Игорь.
– Николай Степанович, если Вам так нравится этот ковер, то давайте мы его к Вам в квартиру перевезем, – предложила я.
– Что вы, он же грязный, а у меня аллергия! – испугался хозяин. Это нас и рассудило, ковер был ликвидирован.
Зато, когда хозяева приезжали за очередной платой, то говорили, что и не подозревали такую бездну уюта и чистоты в своих старых жилищах. Мы покоряли их запахом; там, где я, всегда пахнет свежевыстиранным бельем и чем-то вкусным, я ведь хорошо готовлю. С нами тепло и с сожалением расставались.
Тот кочевой период был наполнен ожиданием счастья иметь собственное жилье. Мы мечтали о нем, продумывали, что должно быть в квартире в обязательном порядке. При случае забредали на строительные выставки и в мебельные магазины, это нас подстегивало на более жесткую экономию и желание больше заработать.
К нам часто приходили друзья, которые тоже снимали жилье, начав жить парами. У всех нас начался период парной жизни. Чаще всех мы виделись с Ольгой и Олегом. Они были нашими соседями по одной из съемных квартир. Они тоже знали друг друга с института, вместе учились. Это была весьма своеобразная пара! Олег в своем кругу слыл Дон Жуаном и не собирался жениться до сорока лет, говорил, что должен перелюбить пару тысяч красоток. Но Ольга забеременела и вынудила его расписаться. С тех пор живут на пороховой бочке. Ребенка они потеряли, Ольга упала на улице. Их жизнь кипела африканскими страстями, ревностью и драками. У Олега не получалось не ходить налево, и вся энергия Ольги была направлена на слежку и контроль своего красавца, за что благоверный дразнил ее Пинкертоном. Всякий раз они, не стесняясь посторонних, ссорились вдрызг, хлопали дверями, проклинали друг друга и разбегались навсегда. Мы долгое время дико пугались всего этого накала, резких слов и слез, потом привыкли. И Ольга, и Олег тут же плакали, мирились, клятвенно заверяя друг друга в святой и бесконечной любви, и все начиналось сначала. Больше никогда я не встречала мужчину, так часто стоящего на коленях перед женщиной, как стоял Олег. Он прямо сразу бухался, как только они выдыхались выкрикивать проклятья в адрес друг друга. И смех, и слезы, и любовь, как говорится. Но в плане совместной жизни и они, и мы только начали получать первый опыт. Мы с жаром обсуждали свой быт, взаимоотношения, давали друг другу советы. Нам все было интересно и полезно: и как облепиху с сахаром перетирать, и чем белье отбеливать, и где мясо вкуснее продают, какие инструменты нужно иметь в доме, как правильно точить ножи, что вентилятор в ванной лучше брать с таймером и прочее в том же духе.
Проводив гостей, мы с Игорем начинали неистово обнимать друг друга, нас радовала наша верность и единство, мы на других не распылялись. Я так гордилась Игорем!
Игорь с каждым днем обретал все большую уверенность в себе, мужал, становился хозяйственнее, решительнее, я не уставала восхищаться им и хвалила постоянно. Мы обожали друг друга, увидев его на улице или на пороге квартире, я с разбега бросалась ему на шею. Наобнимавшись так, что у меня трещали ребра, Игорь начинал щекотать меня, я с визгом убегала и непременно бывала поймана на кровати.
Накопив большую часть денег и заняв недостающее, мы купили себе трехкомнатную квартиру в новостройке. Год наблюдали, как продвигается строительство дома. А когда разрешили посещать квартиры, нам не надоедало находиться среди бетонных стен и планировать будущую обстановку. Игорь обрадовал меня, заявив, что в нашей квартире нужно все сделать по высшему разряду, как в отеле пяти звезд.
От меня требовалось продумать дизайн. Меня всегда завораживала американская классика с ее белыми дверями и плинтусами. Как я ни старалась объяснить Игорю свои представления об обстановке, он ничего не понял и полностью положился на меня. У него, действительно, отсутствует абстрактное воображение. Еще через год мы стали новоселами. Квартира даже без мебели получилась такой красивой и уютной, что поток гостей-экскурсантов не прекращался весьма долго.
Несколько месяцев мы жили в пустоте и спали на полу, но были совершенно счастливы. Денег хватило на ремонт и ванную с кухней. Когда я сварила первый борщ на своей новой плите, оказалось, что его нечем разливать – раньше все половники принадлежали хозяевам съемных квартир. Нас веселило, что борщ разливали кружкой. А на окнах долгое время висели простыни.
Долги выплачивали пару лет. Кто в наше время не проходил через это? Мы, как и наши родители, не стояли на плечах своих отцов. Каждое поколение не получало от родителей ничего, кроме благословения, и строило свою жизнь с нуля, проходя один и тот же сценарий. С одной стороны, мы можем сказать, что сами добились благополучия. С другой стороны, хочется знать, как это – быть обеспеченным изначально? Как живут люди, если им не надо копить, чем они занимаются и какие у них планы? Наверное, они могут распоряжаться собой, а мы можем только подстраиваться под обстоятельства. Мы привыкли выживать, и, если нас избавить от необходимости добывать себе пропитание и иное обеспечение, то мы растеряемся, и не будем знать, чем заняться. Жить богатым надо уметь.
Потихоньку наша квартира получила свою обстановку и окончательно превратилась в красавицу.
– Как у вас хорошо, уходить не хочется! – любила бывать у нас бабушка Игоря.
– Атмосфера такая хорошая, доброжелательная, уходить, действительно, не хочется. Редко в каком доме чувствуешь себя непринужденно. Это все ты, Марта, – добавлял свекор Михаил Иванович.
– Ты выхватил счастливый билет, Игорь! Тебе очень повезло, что ты встретил Марту, -радовалась Евгения Федоровна.
–Какой я, такая и жена!
– Это мне повезло с Игорем! Лучше него никого нет и быть не может, – отвечала я.
– Тьфу-тьфу, чтобы всегда у вас был мир да лад, и никто не сделал и не пожелал вам плохого! – непременно желала бабушка Катя.
– Мы никому не позволим! – обнимал Игорь бабушку за плечи. – Мы очень осторожны и не хвалимся.
– Это правильно.
