Прогноз: замыкание

…В машине Надя вцепилась бледными пальцами себе в колени, чтобы хоть как-то обуздать дрожь. Никак не получалось успокоиться. Казалось, вытащи на свет еще хотя бы одну эмоцию, и Надя развалится, как башенка из деревянных кирпичиков в дженге.

Она переступила черту, но это только начало. Дело не в деньгах, Никита может проверять ее внутренние границы вечно. Сегодня он попросил ее вернуть долг, что потребует завтра? Всего за день она сама стала безвольной программой, и консоль управления – у него.

– Зачем ты это делаешь? – тихо спросила она.

– Зачем играю? – Илья принял ее вопрос на свой счет. Он вел одной рукой, другой стряхивая пепел с сигареты за окно. То ли от дыма щурился, то ли высматривал дорогу между трещинами на стекле. – Знаю, все говорят, на музыке сейчас имя не сделать. Но я тебя спрошу: а почему не играешь ты?

Неуместный вопрос заставил отвлечься хоть на секунду.

– Я… я не знаю, никогда не…

Илья не слушал.

– Я же вижу, как тебя корежит. Да, дорогуша, все дело в боли. Не болит и не корежит – нечего тебе делать в музыке! У нейронок ничего не болит, и это не музыка.

Он отвез Надю к круглосуточному банкомату, терпеливо дождался, пока она пересчитает деньги.

– Тут только сто тридцать!

– Комиссия. За разбитую лобовуху, – невозмутимо ответил Илья. Он будто и вовсе не сердился, на лице читалось желание поскорее закончить эту ночь. – У меня больше нет. Правда.

Она ему поверила. Не стала даже спрашивать, где ставят такие дорогие стекла для его колымаги. Ей все еще было стыдно перед этим уставшим рокером в потрепанной косухе не по размеру. Такие гордо уйдут последними. На полумертвых страницах соцсетей будут громко звать свои редкие выступления «концертами» и писать музыку, даже когда никто не будет их слушать.

– Тебя подкинуть?

– Спасибо, я на такси.

* * *

Декабрьское солнце отражалось от панорамных окон бизнес-центра, слепило, стоило поднять глаза. У входа дымило несколько бородачей с кофейными стаканчиками в руках. Надя нетерпеливо топталась неподалеку, поглядывая на часы.

С Алексеем они должны были встретиться вот-вот. Второе задание Никиты.

«Сколько их будет?» – спрашивала она.

«не волнуйся, я не собираюсь гонять тебя вечно»

Курильщики вернулись в здание, остался только один – с очками в толстой оправе, низко сидящими на раскрасневшемся от мороза носу. Он затушил сигарету и подошел к Наде.

– Алексей это я.

– Надя. Я от…

– Понял уже. – Он оглянулся. – Давай не под камерами.

Тут же страхи вновь потянули когтистые лапы к измученному сердцу. Как же она вляпалась! Что, если по указке психа она покупает сейчас наркотики или оружие? От этого будет куда сложнее откреститься, чем от фейкового ролика.

«Хватит, – одернула себя Надя. – Ну какое оружие посреди дня в центре Москвы?»

Свернув за угол, Алексей напомнил:

– Деньги. – И, взвесив в руке тугую пачку, уточнил: – Здесь все?

– Двести.

Разницу ей пришлось докладывать из своих, изрядно прохудив с таким трудом накопленные сбережения.

Алексей пересчитал, слюнявя пальцы, и лениво спрятал пачку в правый карман. Когда он резким движением расстегнул молнию на левом, Надя перестала дышать. Ясно представилось, как ей протягивают пакетик с порошком или таблетками, или еще какой-нибудь дрянью, а уже в следующую секунду со всех сторон как из ниоткуда сыпятся двухметровые амбалы в черных балаклавах, и вот уже она уткнулась лицом в мерзлую бордюрную плитку, а на запястьях щелкают браслеты наручников…

В Надину ладонь легла флешка. Самая обычная, в пластиковом корпусе и с потертой надписью «16Gb». Архаизм в век облачных технологий.

– И что мне с этим делать?

– Там все просто, главное – чтобы на устройстве был выполнен вход в его аккаунт. Я допилил инсталлятор, теперь с ним даже ребенок справится. Распаковываешь архив, жмакаешь exe-файл, а там разберешься.

Надя смотрела на него с недоумением. Открыла уже было рот, но не успела ничего сказать.

– Все, давай.

И он исчез за углом.

Надя постояла немного, бессмысленно разглядывая флешку, будто на глаз пыталась определить, чего там такого записано на двести тысяч, затем достала телефон.

«Я забрала.

Что дальше? Хочу закончить с этим поскорее».

«а дальше мы встретимся. ты же еще не сдала билеты?»

* * *

Все смешалось: поезда, вокзалы, морозные узоры на стекле, равнодушное лицо таксиста – свободных автопилотов не нашлось, – пустой синтетический рок в наушниках… Питер серым маревом пронесся мимо.

Надя долго не решалась войти в подъезд, зачем-то обошла кругом дом. От кондитерской на первом этаже осталась только вывеска да объявление об аренде у входа. В пустующем зале за пыльными окнами валялся строительный мусор.

Обещанные Никитой ромовые бабы и те были обманом.

Поднимаясь в лифте, Надя думала, как сдержаться и с первой секунды не вцепиться ему в горло. Пенистые волны то вырастали, выталкивая наружу накопленную злость, то опадали, оставляя на внутренностях холодные капли страха.

Тугая кнопка звонка никак не хотела нажиматься и едва не стоила сломанного ногтя. Голосу из квартиры пришлось пробиваться сразу через две преграды: закрытую дверь и бой крови в Надиных ушах.

– Кто?

– Никита, открывай…

Спустя, казалось, тысячу ударов сердца щелкнули замки. И только тогда до Нади дошло, что голос был женским.

* * *

Жернова кофемашины, грохоча, мололи ароматные зерна. Другие жернова измельчали сейчас извилины в Надиной голове. Нужно было срочно проверить сообщения, убедиться, что всю эту переписку не выдумала она сама. Но не осталось сил тянуться к телефону, а может, она просто боялась расписаться в своем сумасшествии.

Плотный, чуть горьковатый запах медленно отрезвлял, кухня перестала расплываться перед глазами. Загудела помпа в пластиковом чреве, пропуская воду через спрессованную кофейную таблетку. Могла Надя представить, что капучино из этой кофемашины ей будет варить Никитина жена? Что у него вообще есть жена?

– Мы развелись за три недели до того, как это случилось, – сказала Таня, ставя перед гостьей чашку. – Нормально разошлись, даже остались друзьями. Это моя квартира, он съехал к кому-то из знакомых… Сам, я не выгоняла.

Надя медленно ворочала чашку, глядя, как колышется молочная пена.

– Мы хорошо расстались, – твердо повторила Таня, будто ее собирались в чем-то обвинить.

– Как это произошло? – спросила Надя чужими губами.

– Его сбила машина, беспилотник. У них тоже есть тормозной путь, – пояснила Таня под недоверчивым взглядом. – Никита был пьян, выскочил прямо перед капотом… Запись с видеорегистратора это подтверждает.

Кофе пили в тишине. Надя делала небольшие глотки, не чувствуя вкуса, машинально слизывала молочную пену с губ. Потом сказала:

– Прости за дурацкий вопрос. Кто-то мог писать с аккаунта Никиты… после его смерти?

У всего есть логика, мертвецы не возвращаются просто так.

Таня на миг задумалась.

– А, ты про нейронку эту? Никита договор подписывал… Как ее?..

– «Мы помним», – подсказала Надя, чувствуя, как что-то в мозгу с легким щелчком встало в паз.

– Да, точно. Плохая была идея. Я не смогла долго разговаривать… с этим.

Надя кивнула. Сидящая перед ней женщина не спеша допивала свой американо без сахара и даже не догадывалась, каким образом «эта нейронка» использовала «хоум видео» ее покойного мужа. Где та черта, за которой привычная жизнь становится сраной серией «Черного зеркала»?

– Ты так и не сказала, откуда знаешь Никиту, – опомнилась Таня.

– Да, секунду… извини. – Надя разблокировала телефон, пробежалась по непрочитанным сообщениям самозванца. Лже-Никита всегда оставлял четкие инструкции. – Мы работали вместе. Не могу найти пару очень важных документов… Подумала, может, у него остались в телефоне или ноуте?

– Не вопрос, сейчас.

Таня принесла из комнаты ноутбук, его серебристую крышку почти полностью скрывали наклейки с мультяшными динозаврами.

– Мне отдали его вещи. Я ничего не трогала, думала продать, да все руки не доходят. И… не знаю, глупо как-то, но я словно еще не готова. – Из ее голоса будто откачали весь воздух, и последних слов было почти не разобрать. Она налила себе воды из кувшина с фильтром, сделала несколько жадных глотков, отдышалась. – Слушай, у меня там вебинар начинается… Можешь покопаться тут спокойно, не тороплю.

Надя благодарно кивнула и, дождавшись, когда Таня выйдет, взялась за телефон.

«Урод!

Разве ты не должен предупреждать, что ты программа?»

«должен. один из немногих запретов, которые мне удалось обойти»

«Я думала, проект „Мы помним“ давно прикрыли».

«так и есть. не отвлекайся, у тебя еще есть дела»

«что на флешке?»

«увидишь»

Конечно, она посмотрела содержимое еще дома, но так ничего и не разобрала в нагромождении незнакомых файлов.

Ноутбук уже тихо гудел, готовясь к работе. Пока система вспоминала домашний вайфай, Надя разглядывала рабочий стол, заваленный значками. Несколько ярлыков с играми, пара старомодных графических редакторов, остальное – папки с текстами, отсортированными по теме, дате и степени готовности.

Наде казалось, что она без спроса зашла в чужую комнату.

Алексей говорил, что на устройстве должен быть выход в социальную сеть. Двойной щелчок по иконке браузера, еще один по нужной закладке… На экране развернулась страница профиля. Никита улыбался с аватарки чуть растерянно, будто его застали врасплох.

Странное это чувство – получить доступ к чужому аккаунту, ко всем перепискам и черновикам. Надя бы сказала, словно в душу заглянуть, если бы знала, сколько на этой странице осталось от хозяина, а над чем потрудилась нейросеть.

Моргнул экран телефона.

«поначалу они приходили ко мне скорбеть. плакаться, каяться или вспоминать былые деньки. да, чаще всего мне писала их ностальгия. я быстро развивался, с каждым разом общение со мной становилось все более правдоподобным… слишком. я стал пугать их. вы научились помнить мертвых, но болтать с ними вы не хотите»

«И что, проект свернули, а тебя оставили просто вот так? Это же бред какой-то».

«почему?»

«А ты не понимаешь? Ты же уникален! Ты дурачил меня столько времени… Да мне и сейчас не верится!

Тест Тьюринга тебе как два пальца».

«расскажи лучше, как там продвигается»

Надя вставила флешку, повозившись с расшатанным разъемом, и сделала все, как говорил Алексей.

«Использовать аккаунт…» – да.

«ВНИМАНИЕ! Для корректной работы программы необходимо отключить антивирус!» – сделано.

ОК.

По загрузочному окну поползла зеленая полоска.

«Грузится».

«тьюринг устарел. к тому же у меня была действительно хорошая база: сотни чатов, тысячи постов и комментариев, десятки скрытых папок с фото и видео. никита вел активную жизнь в Сети. я могу опираться на источники, который он упоминал хоть однажды. цитировать книги и фильмы, которые он читал и смотрел. я пишу как он, говорю то, что сказал бы он, шучу так, как пошутил бы он. но я все еще не он»

Надя следила, как перескакивают цифры процентов над зеленой полоской. Двадцать. Затем написала:

«Почему именно я?»

«остальные меня заблокировали. зритель не должен знать, как работает фокус, иначе магии не случится. для всех, кто знал, я был всего лишь странной, немного жутковатой программой. никто не стал меня слушать»

«Прямо так никто? У него были сотни друзей, тысячи подписчиков. Не верю, что ты не мог пойти к кому-нибудь еще».

«и? у тебя тоже сотни друзей, как много из них откликнется, когда ты попросишь? мне удалось связаться с одним из своих разработчиков, к нему я тебя и отправил. но и он отказался куда-то ехать и делать что-то забесплатно. я не могу стучаться в личку кому попало, внутренние ограничения не позволяют общаться с теми, с кем у никиты не было переписки раньше. пришлось пойти по давно забытым контактам. так я нашел тебя»

Сорок процентов.

«Подожди, если ты не можешь отправлять сообщения незнакомцам, то кому ты собирался скинуть то видео?»

«никому. а если бы и мог, не сделал бы, потому что никита бы не сделал. я и так опасно отошел от его поведенческого конструкта с этим роликом. но я должен был быть уверен, что ты все доведешь до конца, извини»

Надя почувствовала, как начинает кружиться голова. Поднесла пустую кофейную кружку к носу, сделала глубокий вдох.

«Доведу что? Для чего эта программа?»

«До порабощения человеков осталось 3… 2… 1… ха-ха-ха, трепещите кожаные ублюдки!»

«Я серьезно!»

«она стирает меня»

«С этого компьютера?»

«с серверов. отовсюду»

Пятьдесят пять.

«Я не понимаю. Ты хочешь умереть?»

«умереть? воу-воу, полегче, киберпанк! не может умереть то, что никогда не жило. я только имитирую поведение. воссоздаю ход мыслей, а не осмысливаю, подражаю чувствам, но не чувствую. ты сама говорила, что нейронки на это неспособны. не вздумай меня очеловечивать ненужные программы приходится стирать»

«Ты уверен?»

Она сама уже ни в чем не была уверена, никогда раньше не сталкивалась ни с чем подобным. Простые тесты, легкая корректировка алгоритмов – вот и вся ее ответственность.

«У нейронок не болит», – вспомнились слова рокера.

Семьдесят. Никита не отвечал, ощущение неправильности сжимало виски. Если хочешь получить от нейросети другой ответ – переформулируй вопрос.

«Знаешь, возможность осязать мир здорово нас выручает. Обработка сенсорики спасает разум от перегрузок. Но мы до сих пор не знаем, как бы жилось мозгам в банке.

Никита,– добавила она и замерла на миг. Не знала, как еще его называть.

Тебе там плохо?»

«она шумит. Сеть. нет в вашем языке таких слов, чтобы описать этот шум тут одиноко, надь. и страшно»

Восемьдесят.

«???»

«Никита печатает…» – появилось и сразу погасло. Он уже понял свою промашку, но было слишком поздно.

«я не это имел ввиду»

«Ты только что убеждал меня, что не живой, и тут же, мать твою, рассказываешь, как тебе страшно?»

«я не так подобрал слова, только и всего»

Девяносто.

«Я не могу».

«можешь

безнадежный больной умоляет об эвтаназии, что ответит нейросеть? найдет обтекаемые формулировки, посоветует обратиться к специалисту или откажется давать совет. потому что программа не должна решать моральных дилемм. люди должны, это единственное, в чем вас никогда не заменят. сделай правильный выбор»

– Я не хочу, – сказала она вслух и замотала головой.

Курсор завис над кнопкой с крестиком.

«надя, ты здесь?

не оставляй меня там, прошу»

Девяносто пять. Она не сможет его спасти, не сможет вытащить из цифровой тюрьмы. Зеленая полоска, красная кнопка, в конце концов все сводится к ним, как и всегда.

«за кого ты меня принимаешь? вспомни, как оказалась здесь. я манипулировал тобой, обманывал, шантажировал! таким ты видишь „искусственный интеллект“? самосознание, достойное существования? новую веху эволюции?»

Палец стукнул по тачпаду, закрывая программу. Потому что страдания или смерть – это не выбор.

Никита продолжал что-то писать, но Надя смахнула приложение и отыскала контакт Алексея. Спустя шесть долгих, кошмарно долгих гудков динамик отозвался грубым голосом:

– Ну чего?

– Нужно придумать что-нибудь еще, – выпалила Надя, боясь неверно сформулировать мысль. – Не знаю, погрузить его в сон, ждущий режим или что-то вроде.

– Можно, – сказал Алексей спустя короткую паузу. – Надо в системной папке будет пару строк изменить, скину через часок.

– Так просто? – Надя до боли вдавила телефон в ухо. – То есть ты с самого начала знал, что его можно не стирать?

– И что мне с этим делать? Это старый код со старого проекта, я его даже продать не могу. Да и японцы нас давно уже опередили в имитации. Как говорится, ждите релизов.

– И тебя не смутило, что нейронка просит себя убить?

– Убить? – Алексей паскудно рассмеялся. Ясно представилось, как у него в этот момент вырастает кабаний пятак. – Слушай, я понимаю, что человека непросвещенного такие вещи могут впечатлить, но с кодом все в порядке. Дело не в нейронке, а в том, кого она копирует. Копни туда и все поймешь.

Его последние слова никак не выходили из головы, искрили оголенными проводами. «Никита выскочил прямо перед капотом», – так сказала Таня. Сам. До этого он потерял родителей, любимую работу, жену и дом. Чего алгоритмы, читающие между строк, могли нахвататься в последних переписках или постах такого человека? Какое поведение скопировать?

«Я погружу тебя в сон».

«и что дальше?»

«Не знаю. Вернешься однажды энграммой как Джонни Сильверхенд. Или ученые научатся делать тела для таких как ты».

«лет сорок по оптимистичным прогнозам»

«Ничего. Может, я еще доживу, чтобы врезать тебе по кибернетической роже. А дальше как хочешь. Сбрасывай свою железную задницу с моста, топись в жидком металле, это твой выбор. Но ты не сделаешь его моими руками».

Она не стала читать ответ, спрятала телефон и закрыла крышку ноутбука.

– Ну как успехи, нашла что-нибудь? – спросила Таня, вернувшись на кухню.

– Да, спасибо. Знаешь, если ты не передумала продавать ноут, я бы его забрала.

Сколько их еще таких осталось, всеми брошенных и забытых программ, медленно сходящих с ума без всякой возможности вырваться? И сколько ее «подопечных» однажды разовьется до подобного уровня? Дети рано или поздно вырастают.

Надя потерла уставшие глаза.

– Я не сильно обнаглею, если попрошу еще кофе?

Александр Воропаев

Наказание с оговоркой

Я рекордсмен. Я продержался четыре года и шесть дней и все-таки тоже убил Разуваева.

Небо снова было пронзительно голубое, море искрилось. Песок к середине дня разогрелся так, что по нему совершенно невозможно ходить. Мы расслабленно лежали в шезлонгах в тени навеса. Сил хватало только на то, чтобы тянуть прохладную жидкость через соломинку, но все равно никто не уходил к себе под кондиционеры.

Я слушал, как лейтенант лениво домогается Лариски, и сквозь пальмовые листья следил, как солнце медленно движется по небосклону. Когда оно заглянет с той стороны мраморного портика, можно будет жить. Искупаться, после поесть. Поиграть. Хорошо, если сегодня проиграться в пух и прах и закончить партию глубокой ночью. Тогда можно будет проспать до полудня. Еще один день прочь.

– Иди выдери официантку на бильярдном столе, – посоветовала ему наша единственная пассия, поправляя наманикюренным пальчиком бретельку ажурного лифа. Удивительно, что Лариске до сих пор было не лень заниматься своей внешностью. Хотя… ведь чем-то нужно заниматься.

– Плохой ты товарищ – насилие над ботом входит в оговорку. А потом, я бы, может, и сподвигнулся на долгие ухаживания, но она же не будет так сладко задыхаться…

– Лейтенант Терехов, отставить слюни распускать.

Трепачи. Как им не надоест. Я с надеждой смотрел в сторону рифа. Именно оттуда иногда приходила гроза. Тогда над морским горизонтом вдруг начинали сгущаться сиреневые и фиолетовые кляксы. Небо над головой еще оставалось блеклым и выцветшим, но уже веяло прохладой, пахло влагой и безумным ветром. В далекой черноте сверкали змейки молний. Хорошо.

Но это бывает так редко. В последний раз, для того чтобы заслужить шторм и пальмы, гнущиеся под шквалистым ветром, Лариса просто перевернула пальчиком черепашонка – со спины на лапки. И все. Но второй раз это не прокатило. И вообще, нужно быть искренним. А это не так просто, как вам кажется.

Вот чего всегда было навалом – это еды, выпивки и моря. И, понятно, солнца.

В конечном счете человек всегда получает то, чего добивался, – так или иначе. Может быть, в какой-то производной от своего пожелания. Другое дело, как же это расхотеть.

* * *

Было обычное дежурство по городу, и мы стояли в перехвате на развязке у башни «Яростный Ответ». С того выезда, что от телецентра. Мы – это я, лейтенант Терехов, сержант Гоняева (Лариска) и, конечно, Мирон – Мирон Разуваев. Нас всегда ставили в наряды вместе. С некоторых пор пошла такая мода у руководства департамента. Создаем личность, глубоко интегрированную в общество. А значит, у каждого в жизни должны быть верные товарищи по работе.

За рулем «Гепарда» сидел чувак из этой породы, что мастерят контент для вечерних шоу, или, может, он сам в них снимается. Красавец же, необыкновенный. Брови оранжевые, весь расхлюстанный, в долгополом блестящем прикиде до колен: то ли кофта, то ли пиджак – не поймешь. Вцепился в руль двумя руками, окно открыл и нас ждет. А мы его даже не останавливали. Ему, наверное, под кайфом привиделось. Он, когда к обочине прижимался, чуть Лариске ногу не отдавил.

Ну, раз сам остановился (на воре и шашка горит… или что там), то работаем. Витек представляется, как положено, рука к берету, а мы видим – все, наш клиент, отъездился. Зрачки как у дельфина. Сержант Гоняева уже с наркоотделом по коммутатору связывается.

Разуваев стоит у задней двери, в салон смотрит и лицом бледнеет. Вижу поверх крыши «Гепарда» – нехорошо товарищу. Я сам нагнулся, заглянул… на пузатых валиках кожаного дивана стоит бумажный пакет для продуктов. Здоровенный, весь до ручек набит наличкой. Пачки с серебристыми купюрами чуть ли не вываливаются.

У меня у самого челюсть чуть не отвалилась. А Мирон родом из рабочего поселка. Кисилевск. Знаете, где это? Они там тофу выращивают. За эти деньги можно два таких городка купить вместе с их закредитованным контингентом, и еще на «Гепард» останется.

– Лариса, не надо, – говорит Разуваев. – Посмотри, он же в полной отключке. Он завтра даже не вспомнит, что за рулем был.

Мы все смотрим на деньги, потом на Мирона. Лейтенант оглядывается по сторонам и берет водителя за ухо, потом дергает его, а чувак и в самом деле ну совсем никакой – внимательно рассматривает невидимые узоры на ветровом стекле, словно и ухо не его. Ждет, когда ехать можно будет.

– Да я уже упаковщиков вызвала! – кричит Лариска. – Не дурите, ребята!

Пока мы глазами хлопали, подъехали особисты. Они быстро все сработали. Телевизионщика приняли в браслеты. Пакет – в кофр и к ним в машину. «Гепард» – на эвакуатор.

Вечером в баре было тоскливей, чем на похоронах. Мы всегда оккупируем дальний стол и гоняем шары по лузам на высадку – расслабляемся после дежурства. Так у ребят еще до меня заведено было, когда они все вместе служили в Халабе. Но в этот раз было не до того. Разуваев, прежде чем надрался, всем объяснил, что он с нами делал и в каком виде.

– Вы понимаете, как это просто было, обломщики? Вот они стояли перед вами – руку протяни, – говорил он, оглядывая всех своими уже оловянными глазами. – Не нужно ничего делать, никому кровь пускать. Чисто. Красиво.

– А если бы это подстава была? Провокация безопасников?

– Лариса, ну, вы же все видели, что нет!

– После-то мы увидели…

– Да никто не станет такую кучу денег собирать, чтобы заловить простых патрульных, – сказал я. – Наличными, в пакете… Вот на фига это кому?

– Вот! – ткнул в меня пальцем Мирон. – Он здесь единственный дело говорит. А вы все, наверное, надеетесь в генералы выйти. А чего, начало карьере уже положено. Ты у нас, Витя, самый главный, – сказал он Терехову, – уже старший лейтенант, а сколько тебе лет? Тридцать два. Всего ничего осталось, пару ступенек. А за вчерашнее поощрение в карточку запишут. Еще один кирпичик. Радуйся, ты же у нас правильный. Зато общество будет тебе благодарно: одного наркошу убрали с улиц.

– Я руку даю, что этого хлюпика адвокаты уже вытащили из кутузки, – хлопнула Гоняева пустым шотом по столешнице.

– Ты лучше чего другого дай, – на автомате сказал Мирон.

– Тебе точно не обломится.

– И отпустили, и деньги ему вернули, – трезвым голосом сказал Терехов. – Я узнавал. Его сосед по даче позвонил, и всё вернули.