Заколдованный замок

– Да! Мне тоже кажется, что мы открыли могилу второго Синей Бороды. Интересно было бы узнать его имя, – сказал Гюнтер, с удивлением смотря на расстроенное лицо Беранже.

Маркиз не принимал никакого участия в осмотре ящиков, и неподвижный взгляд его, казалось, прирос к останкам детей. Барон Гюнтер хотел было обратить внимание других на состояние Беранже, как Ренуар вскричал пронзительным голосом:

– Имя злодея! Да оно написано в ногах его гроба! Я сейчас прочел его. Покойный Синяя Борода – никто другой, как сам высокочтимый и могущественный синьор Беранже, барон де Верделе, погребенный в 1480 году. Да будет Господь милосерден к нему, – прибавляет надпись, но я взываю к Его правосудию, – закончил сумасшедший с каким-то жестоким выражением.

При перечислении имен и титулов покойного, Беранже вздрогнул и вышел из подземелья. Только когда все выбрались на свет Божий, барон заметил расстроенный вид маркиза и вскричал с беспокойством:

– Что с тобой, Беранже? Неужели ты так малодушен, что вид трупа до такой степени расстроил тебя?

– О! Вовсе не вид трупа, а ужасный запах, вырвавшийся из гроба так подействовал на меня, – ответил маркиз, стараясь вернуть себе спокойствие.

Ответ показался вполне естественным. К тому же, все были еще слишком взволнованы, чтобы обращать внимание на мимолетное нездоровье маркиза. Разговор снова перешел на то, что только что видели в подземелье. Граф де Нерваль высказал предположение, что, может быть, подвал с сокровищами находится под мавзолеем и что сдвинув последний, его можно найти.

– Нет, нет, – ответил барон. – Вторично я не потревожу этого зловещего места. Да дарует Господь мир душе синьора Беранже! Пусть он хранит свое золото! Без сомнения, оно облито массой крови и слез. Я думаю, что благоразумнее всего будет засыпать эту галерею и сравнять ее с землей.

– Нет, нет, это невозможно! – вскричали в один голос Гюнтер и Нерваль.

– Во всяком случае, прежде всего, необходимо тщательно исследовать подземелье, – заметил граф.

– И узнать мнение крестьян прежде, чем что-либо предпринимать, – прибавил моряк. – Очень возможно, что под влиянием суеверного страха, внущаемого похороненным здесь колдуном, рабочие откажутся работать, воображая, что страшный призрак станет посещать завод и принесет несчастье всему предприятию.

– Может быть, вы и правы, барон Ретлинген, – ответил барон после минутного размышления. – Об этом надо будет подумать. А пока, если у вас есть желание, исследуйте подземелье. Я же вернусь домой, так как чувствую себя страшно утомленным.

Молодые люди с радостью приняли это предложение. Алиса и Марион объявили, что хотят сопровождать их в этом исследовании. Беранже пытался противиться желанию жены, но та не хотела ничего слышать. Когда же старый барон поддержал ее, маркиз должен был согласиться. Сам же он чувствовал себя так нехорошо, что никак не мог сопровождать исследователей. Недовольство его еще больше усилилось, когда он узнал, что муж и мачеха Марион также отказались продолжать осмотр подземелья. Они объявили, что на сегодня они испытали достаточно волнений и что они вовсе не желают больше любоваться скелетами или попасть в какую-нибудь западню.

Когда все общество направилось к вилле, четверо молодых людей зажгли факелы и с новым жаром принялись за исследования. Прежде всего, они тщательно осмотрели стены подземелья. В одном темном углублении они открыли небольшую дверь, ведшую в новую галерею, которая, в свою очередь, разделялась на несколько коридоров, расходившихся по разным направлениям. Дальнейший осмотр указал, что один из этих подземных ходов выходил далеко в поле, другой вел к темницам, расположенным под Башней Дьявола, и, наконец, третий заканчивался лестницей, шедшей во внутренние помещения замка. Эта крутая и узкая лестница, казалось, была проложена в толстой стене. Она прекрасно сохранилась, хотя воздух и здесь был очень тяжел.

Молодые люди стали подниматься с большими предосторожностями, причем этот подъем показался им бесконечным; наконец, они увидели сорванную с петель дверь, валявшуюся на полу. Дверь эта вела в небольшую ризницу, так как рядом с ней была готическая капелла или святилище, отделенное от залы как бы раздавшимися стенами. За исключением незначительных повреждений, произведенных взрывом, здесь все оставалось нетронутым.

Алтарь остался цел. Только на ступеньках его лежало массивное серебряное распятие и два подсвечника. Книжные полки, оторванные сотрясением, валялись на полу и открывали глубокое углубление, некогда скрытое рядом кирпичей, часть которых видна была и теперь. Гюнтер нашел в этом углублении большую шкатулку, которую мужчины тотчас же вынули из этого тайника. Затем, захватив свою находку, все четверо поспешно отправились назад той же дорогой, какой пришли сюда.

Когда вышли из подземелья, все увидели, что найденная вещь была резная шкатулка черного дерева, с почерневшими серебряными ножками и уголками. На крышке был рельефный герб. На одном из орнаментов герба, на тоненькой цепочке висел маленький ключик.

Движимая любопытством, Марион хотела сейчас же открыть ее, но Алиса воспротивилась этому.

– Нет! Мы ее откроем в присутствии дяди. Бог знает, какие семейные реликвии хранятся в ней. Для дяди же это будет вдвойне интересно.

– Ты права! Барон и маркиз первые имеют право на нашу находку. Кроме того, я умираю от голода. По-моему, самое благоразумное, что мы можем сделать, это как можно скорей вернуться домой, – весело ответила госпожа де Лаверди.

Вид найденной шкатулки поразил всех. Но так как обед был уже подан и все были страшно голодны, то барон объявил с улыбкой, что прошлое не может заставить окончательно забыть настоящее и что, поэтому, к вскрытию шкатулки они приступят только после обеда.

Обед был окончен с совершенно необычайной быстротой. Затем все общество собралось в гостиной, за исключением Беранже, который, вернувшись на виллу, лег спать и просил не будить его, если он заснет.

Все с любопытством столпились вокруг стола, на котором стояла шкатулка черного дерева. Барон де Верделе не без волнения открыл ее. Все увидели шелковый носовой платок, сильно пострадавший от времени, а под ним несколько объемистых пакетов пергамента. Далее, на дне шкатулки были найдены несколько древних драгоценностей, нитка жемчуга, три чеканных золотых медальона, два кольца и пара женских голубых башмаков, годных только на ногу Сандрильоны.[9]

Во всех трех медальонах были вставлены миниатюры. Одна из них изображала прекрасную белокурую женщину, с полными меланхолии большими синевато-стальными глазами, которые, как живые, смотрели на зрителя; на другой миниатюре был изображен очаровательный четырехлетний мальчик. Наконец, третья изображала молодого человека в токе с перьями.

Все в каком-то странном волнении смотрели на эти остатки далекого прошлого, так как эти вещи принадлежали человеческим существам, уже целые века тому назад превратившимся в прах.

Со слезами на глазах Алиса взяла башмаки и стала их осматривать.

– Без сомнения, они принадлежали прекрасной и грустной даме, изображенной на миниатюре, – сказала она.

– Очень возможно, – ответила Марион, кладя на стол золотой обруч, отделанный рубинами. – Конечно, чья-нибудь любящая рука благоговейно сохранила эту обувь фей. Ты, Алиса, должна сохранить эти вещи, относящиеся ко временам величия и блеска древнего замка, – прибавила она.

Пока молодые люди рассуждали относительно своей находки, барон де Верделе весь погрузился в рассматривание пергаментов. Вдруг он радостно вскрикнул:

– Друзья мои! Вы нашли настоящее сокровище. Это оригинальный манускрипт XV века, – хроника, написанная капелланом Амбруазом. Если не ошибаюсь, мы найдем в нем историю барона-колдуна, так как я разобрал часто встречающееся имя Беранже.

– Ах, дядя Эрнест! Прочти нам скорее этот манускрипт, – с энтузиазмом вскричала Алиса.

– Как ты скора, дитя мое! Я не могу так сразу бегло читать эти выцветшие буквы. Запасись же терпением! Но как только я разберу манускрипт, я прочту вслух эту хронику древнего замка. Она, кажется, чрезвычайно любопытна. Если это чтение вас интересует, господа, то я прошу вас собраться здесь через несколько дней, чтобы прослушать историю ужасного синьора Беранже, которого мы сегодня видели.

Глава VI

Прошло несколько дней. Барон до такой степени занялся чтением манускрипта, что даже стал пренебрегать делом завода, к большому неудовольствию маркиза, который, оправившись от своего нездоровья, смертельно скучал на вилле, но не смел, однако, уехать оттуда. Алиса, чтобы заглушить свое нетерпение и любопытство, очень часто занималась осмотром вещей, найденных в шкатулке. Бесчисленное число раз любовалась она драгоценностями и миниатюрными башмачками, но более всего ее интересовали портреты. По целым часам рассматривала она их. Результатом этих осмотров было то, что она нашла большое сходство между брюнетом-рыцарем и Гюнтером. Сходство это заключалось не в чертах лица, а в выражении рта и в особенности глаз. Это были та же обольстительная и гордая улыбка и тот же ясный и энергичный взгляд, причем у рыцаря были такие же голубые глаза, как и у моряка.

Это открытие смутило и взволновало Алису. Ею снова овладело воспоминание о странных намеках Ренуара на то, что она раньше уже жила в этом замке.

Эти мысли молодой женщины как будто привлекли Ренуара. Он явился навестить Алису. Узнав о находке шкатулки и манускрипта, он настойчиво просил маркизу, чтобы она позволила ему присутствовать при чтении найденной хроники, на что та охотно согласилась.

На следующий день после этого визита барон объявил за обедом, что он окончил чтение манускрипта.

– Я перевел его на современный французский язык и сократил некоторые отступления, в которые вдавался старик-бенедиктинец. В общем эта хроника чрезвычайно интересна. Итак, дорогое дитя мое, пригласи на завтра своих друзей, и мы приступим к обещанному чтению.

Обрадованная Алиса немедленно же послала записки Марион и Ренуару. На следующий день в назначенный час все общество собралось в гостиной виллы.

– Друзья мои! – сказал барон, кладя перед собой на стол древний манускрипт и свой перевод. – Сейчас перед вами откроется трогательная и ужасная страница далекого прошлого. Я старался сохранить рассказу ту простоту и жизненность, которые доказывают, что рассказчик, действительно, видел и пережил то, что передает.

Затем он открыл тетрадь и прочел следующее:

– Дон Амбруаз, смиренный брат почтенного аббатства Св. Духа и бывший капеллан замка де Верделе, написал правдивый рассказ, заключающийся в этой рукописи. Прочтут ли его когда-нибудь? И кто, в таком случае, прочтет его? Это в воле Господа нашего Иисуса Христа, так как я спрячу в известный мне тайник эту рукопись, где раскрываю несчастья и преступления знатного семейства, отцом духовным которого я был. Для меня было бы неприлично открывать людям то, что Господь, по своему милосердию, скрыл от людского правосудия. Да судит Господь милостиво преступных, и да не предаст душу Беранже вечному осуждению. А Пресвятая дева Мария да упокоит в раю души невинных жертв! Аминь.

Мир нашей святой обители вернул покой моей душе, потрясенной ужасными событиями, очевидцем которых мне пришлось быть. Теперь я надеюсь скоро умереть в той же самой келье, где готовился к пострижению. Свободные часы своих последних дней я хочу посвятить воспоминаниям и снова вызвать в памяти образы стольких существ, преждевременно скончавшихся в самом расцвете юности. Таким образом, я вторично переживу свою жизнь.

Наше святое аббатство, так близко расположенное от замка Верделе, было основано одним из предков этой знатной фамилии. Оно пользовалось привилегией и на него даже возлагалось обязательство давать одного из своих членов в качестве капеллана баронам де Верделе. Те же всегда упокоивались вечным сном под сводами нашей церкви, чтобы наша община поддерживала их своими молитвами в загробной жизни и перед Престолом Предвечного Судьи.

Согласно с таким обычаем, когда умер старый отец Анастасий, наш почтенный приор назначил меня быть капелланом. Я переселился в замок и чувствовал себя хорошо в этом благочестивом семействе, состоявшем из барона, мессира Гоше, его супруги Изоры и их детей: трех мальчиков и одной девочки.

О двух старших я не могу ничего сказать особенного. Это были красивые мальчики, пятнадцати и тринадцати лет, всей душой отдавшиеся рыцарским упражнениям. Шестилетняя Изабелла была всеобщей радостью. Только десятилетний мессир Беранже с первых же дней моего приезда в замок причинял мне много забот.

Беранже был худенький мальчик, молчаливый, скрытный и малообщительный. Он ревновал своих братьев, которых родители слишком открыто предпочитали ему, но скрывал это злое чувство с таким искусством, какое трудно было предполагать в его лета.

Беранже был равнодушен ко всему, что считалось необходимым для рыцаря. Зато он интересовался отвлеченными науками, и наибольшее удовольствие ему доставляли те часы, которые он проводил в моей комнате за чтением редких и драгоценных манускриптов, привезенных мною с собой из аббатства. В особенности же он увлекался тайными науками и алхимией.

В эти часы, проводимые с ним наедине, я имел случай изучить характер Беранже, причем убедился, что под кажущейся его флегматичностью скрываются пылкие страсти, суровость, граничащая с жестокостью, и близкое к ненависти равнодушие к ближним.

Здесь я должен упомянуть еще об одной личности, жившей в замке. Она имела самое губительное влияние на Беранже и впоследствии играла в его жизни роковую роль.

Это отвратительное существо – настоящий демон, изрыгнутый адом, была девочка лет тринадцати или четырнадцати, когда я в первый раз явился в замок. Звали ее Мариам. Она была незаконная дочь брата дамы Изоры и одной цыганки, которая, по общему отзыву, была прекрасна, как мечта. Молодой синьор как-то гостил в замке у зятя. Увидя эту цыганку, он влюбился и обольстил ее. Затем он, конечно, бросил ее. Пробыв несколько месяцев в замке, цыганка исчезла. Полагали, что она вернулась в свой табор. Но, вероятно, ее приняли там дурно, так как через год она вернулась в замок умирающая, с ребенком на руках. Дама Изора была всегда очень сострадательна и милостива. Она приняла презренное создание. Когда же несколько недель спустя цыганка умерла, она обещала оставить у себя и воспитать маленькую Мариам.

Мариам росла с детьми барона. Она занимала среднее место между служанкой и подругой детских игр. Когда же подросла, ее сделали доверенной женщиной.

Мариам была вероломна, хитра, жестока и страшно развращена. Она ненавидела всех людей замка, начиная с Генриха и Эдуарда, старших сыновей барона, которым не стеснялась открыто показывать это. Только с Беранже жила она согласно и даже имела на него какое-то необъяснимое влияние.

Беранже исполнилось восемнадцать лет. Уже совсем почти было решено заставить его постричься в монахи, когда скоропостижно умер старый барон. Это несчастье было началом целого ряда печальных событий. Шесть месяцев спустя мессир Генрих был опасно ранен на одном поединке и умер от этой раны. Через год его брат Эдуард последовал за ним в могилу. Он убился, упав на охоте с лошади.

Едва двадцати лет мессир Беранже неожиданно очутился единственным наследником баронства. Скоро все почувствовали, что у нового господина железная рука и жестокое сердце. Первой ощутила это дама Изора, которой новый синьор без стеснения высказывал, что он не простит ей ее предпочтения к покойным братьям. Лишенная всякой власти, несчастная женщина тихо прозябала в своих комнатах, между тем как Мариам, раздувшись от гордости, разыгрывала роль настоящей владелицы замка. Я понял без труда, что Мариам была любовницей барона и стал упрекать его за это. В ответ на мои упреки он насмешливо заметил, что добродетель какой-то цыганки не заслуживает моей защиты и что его любовные связи с женщинами подобного рода вовсе не подлежат моему контролю, как духовного отца. Хотя я был и недоволен, но замолчал, так как вообще он относился ко мне с уважением, исполнял религиозные обязанности и был нежен и добр к своей сестре Изабелле, которую, по-видимому, очень любил.

Как-то раз я заметил барону, что следовало бы реставрировать в капелле живопись и орнаменты. Хотя Беранже уже и тогда стал выказывать необыкновенную расчетливость, перешедшую потом в скупость, тем не менее он послушался меня и выписал из Бургундии искусного художника, которому поручил реставрировать живопись в капелле, а также написать портреты его и его сестры Изабеллы для фамильной галереи.

Художник, фламандец по происхождению, был очень красивый юноша, с голубыми глазами. В замке все скоро полюбили его за мягкий и тихий характер. Но к несчастью, он влюбился в Изабеллу, а та, в свою очередь, стала отвечать на его любовь. Понятно, брак между молодым человеком низкого происхождения и благородной девицей был невозможен, но, по всей вероятности, неизбежная разлука излечила бы их обоих, так как от любви не умирают, если бы в это дело не вмешался демон замка Верделе.

Беранже ничего и не подозревал о чувствах сестры, так как он более чем когда-нибудь углубился в изучение тайных наук, но Мариам узнала об этой любви. Каким образом? Я этого сам не могу понять, так как в это время она целые дни проводила у цыган, расположившихся табором недалеко от замка. Кажется, она сама принадлежала к этому племени, так как начальником табора был ее дядя. Присутствие этих разбойников, воровавших по деревням и обиравших прохожих, приводило в отчаяние всех вассалов. Но Беранже терпел их на своей земле, потому что они доставляли ему якобы восточные травы, необходимые для алхимических опытов.

Глава шайки, довольно красивый молодой цыган, часто появлялся в замке. Все знали, что он был любовником Мариам. Поэтому мне не приходило даже в голову, чтобы это презренное и развращенное создание могло желать обладания еще одним мужчиной. Однако, я должен был скоро в этом убедиться.

Однажды художника нашли убитым в капелле, где он работал. Его сочли мертвым; я же, осмотрев его раны, убедился, что он еще слабо дышит. Благодаря моим стараниям, он открыл глаза и в отрывистых словах рассказал мне, что его убил цыган Гарольд, вероятно, по настоянию Мариам. Эта бесстыдная женщина преследовала его своей любовью и не давала ему покоя, даже в его собственной комнате. Когда же, возмущенный ее дерзостью, он надавал ей пощечин и выбросил за дверь, она поклялась отомстить ему и натравила на него Гарольда.

Когда он скончался, я отправился к Беранже и передал ему последние слова художника.

Но каково же было мое удивление, когда он сурово ответил мне:

– Негодяй лгал, обвиняя Мариам, чтобы скрыть свое дерзкое намерение обольстить мою сестру. Такие поступки заслуживают смерти. Но так как никто не видел и не схватил убийцу, то все предположения не ведут ни к чему. Мне очень жаль, что этот негодяй был убит в капелле. Я прошу вас, отец Амбруаз, освятить оскверненное место. Всем же тем, что не касается вас, я займусь сам.

Не приказал ли он сам убить художника, поверив клевете Мариам? Теперь я верю этому. Тогда же я думал, что он наказал без шума цыганку, так как несколько дней спустя она исчезла из замка. По всей вероятности, она ушла с цыганами, также покинувшими страну.

Бедная Изабелла была невинна, но печальный конец любимого человека страшно поразил ее. Она заболела, стала харкать кровью и умерла через три месяца. Смерть ее чуть не лишила рассудка даму Изору, так как Изабелла была ее последней радостью на земле. Год спустя она последовала за дочерью в могилу.

Смерть сестры, по-видимому, произвела глубокое впечатление на Беранже. Он сделался еще мрачнее, молчаливее и суровее. Он стал избегать людей, удаляться от Бога и пренебрегать Божественной службой. Очевидно, сатана, подстерегавший его душу, счел эту минуту удобной, чтобы бросить на его пути орудие его гибели.

Однажды вечером, во время сильной грозы, к замку подъехал на муле какой-то старый человек и попросил гостеприимства. По обыкновению, его приняли.

За ужином я увидел его скромно сидящим на конце стола.

Это был высокий, худой, сгорбленный старик с длинными седыми волосами. Черные и пронизывающие глаза его произвели на меня неприятное впечатление, а его циничная и насмешливая улыбка пробудила во мне антипатию к нему. Беранже же, напротив, казалось, очень интересовался путником. Узнав, что старик был алхимик и путешествовал без определенной цели, ища удобного места, где бы он мог отдаться своим занятиям, барон оживился, увел авантюриста, назвавшегося Феррари, в свою комнату и предложил ему отдохнуть некоторое время в замке. За это время пришелец до такой степени овладел умом барона, что сделался ему необходимым. Благодаря этому, он поселился у нас на неопределенное время. В Западной башне ему отвели помещение и устроили лабораторию. Прислуге было строго запрещено без зова являться в башню и смежные с нею помещения. Позабыв все обязательства, налагаемые на него его рангом, Беранже, очертя голову, отдался изучению оккультных наук. Здесь, под руководством Феррари, он составлял гороскопы, читал по звездам и старался открыть тайну делания золота.

Так прошло два года, в течение которых не случилось ничего важного.

Но вот однажды я услыхал, как затрубил часовой у подъемного моста, что означало прибытие какого-нибудь знатного посетителя. Немного спустя я увидел, как на почетный двор въехал какой-то рыцарь, в сопровождении двух конюхов.

Я знал, что Беранже находится в башне и что его нелегко оттуда вызвать. Поэтому я поспешил в залу, чтобы приветствовать посетителя, очень красивого молодого человека. С удивлением я узнал, что это был мессир Жильберт де Верделе, кузен Беранже. Он выразил желание немедленно же видеть барона по очень важному делу.

Я послал известить барона о прибытии его родственника, а в ожидании ответа предложил рыцарю закусить. Но тот казался очень озабоченным, нервным и нетерпеливым. Он не притронулся ни к чему и вторично выразил желание видеть Беранже. Наконец явился слуга и доложил, что барон просит своего кузена пожаловать к нему в башню. Из приличия я сам повел мессира Жильберта, и это был первый и последний раз, когда моя нога переступила порог башни, прозванной потом Башней Дьявола.

Прежде всего мы прошли через большую лабораторию – настоящую адскую кухню, с пылающими очагами и с изогнутыми колбами. Острый и удушливый запах расплавленных металлов почти не позволял свободно дышать, но Феррари, по-видимому, чувствовал себя отлично и не обратил на нас никакого внимания. Затем мы поднялись в залу самого верхнего этажа, загроможденную астрономическими инструментами. Здесь, около стола, заваленного пергаментами, сидел Беранже. В руках у него был компас, и он, казалось, был погружен в какое-то сложное вычисление. На краю стола лежала стеклянная маска.

Когда мы вошли, он встал и подал руку Жильберту.

– Здравствуйте, кузен! Прошу вас, присядьте и запаситесь на минуту терпением. Я заканчиваю очень важное вычисление.

– Я приехал по делу, кузен Беранже, и задержу вас не больше минуты, – с видимым нетерпением ответил рыцарь.

Услышав, что вопрос идет о каком-то деле, я, конечно, тотчас же удалился. Но не прошло и полчаса, как мессир Жильберт вышел во двор, вскочил на лошадь и ускакал из замка.

За ужином я спросил, почему мессир Жильберт так мало пробыл в замке.

– Потому что он не нашел здесь ни денег, ни помощи, за которыми приезжал. Этот дурак вместе со своим отцом принял сторону герцога Карла. Теперь их наследственный замок Вотур, расположенный на границе Бургундии, осажден королевскими войсками, – с презрением ответил барон. – Понятно, он не получил от меня ни гроша и ни одного солдата, которые были бы употреблены против его величества Людовика XI. Я указал ему на единственное средство, которое еще может спасти их. Пусть они сдадутся на милость короля!

Месяца через два после посещения мессира Жильберта явился гонец с письмом от старого барона де Верделе. Барон извещал, что замок его взят, сын убит, а он сам с дочерью бежал и в настоящую минуту не имеет никакого убежища. Поэтому он просил у Беранже гостеприимства на несколько недель, чтобы отдохнуть и принять какое-нибудь решение относительно дальнейшего образа действий. После долгих и зрелых размышлений, Беранже послал благоприятный ответ, а меня попросил приготовить приличное помещение для его старого родственника и его дочери. Затем он, казалось, совершенно забыл про этот случай и, по обыкновению, по целым дням не выходил из башни.

Прошло три дня, а наши гости не являлись. Я уже начал опасаться, не случилось ли с ними какого-нибудь несчастья, как вдруг, однажды вечером, услышал, как опустился подъемный мост, а потом раздался на дворе стук лошадиных подков. Немного спустя ко мне прибежал конюх и доложил, что они наконец приехали. Я поспешил в почетную залу, где увидел старого рыцаря, с мрачным и высокомерным видом, и юношу в легких латах. Последний был, видимо, страшно утомлен, так как в изнеможении сидел на стуле. Голова его была откинута назад, и он даже не шевельнулся, когда я вошел.