Царица Хатасу

– Нейта не умерла, – сказал он. – Меня убеждает в этом голос сердца, который никогда не ошибается. Она была похищена, и я найду ее. Терпеливо и настойчиво я буду следить и искать, пока не нападу на след и не обличу бесчестного похитителя. Только скажи мне одну вещь, Роанта. В Фивы приезжал человек, роковой взгляд которого насмерть поражал сердца женщин. Этого мемфисского чародея Нейта хорошо знала?

Услышав это, Рома вздрогнул, как от удара молнии, и прижал руку ко лбу, внезапно покрывшемуся потом. Он вспомнил слова Нейты во время их последнего свидания: «Спаси меня от меня самой, Рома! Твоя чистая любовь прогонит другую. Та любовь – это пламя, которое не греет, но жжет, уничтожает и убивает!» Она имела в виду не Саргона. Неужели он ослеп, если подумал только о хетте?

Роанта тоже смертельно побледнела и, с трудом преодолев себя, сказала, покачав головой:

– Берегись, Саргон, нападать на Хоремсеба на основании таких неопределенных предположений!.. Не забывай, что это могущественный человек – член царского рода, и опасно вторично рисковать жизнью и свободой.

– Я знаю, насколько ненадежны состояние и положение побежденного и военнопленного! Два года унижений и мук сделали мне жизнь ненавистной, – с горечью ответил Саргон. – Однако, я последую совету, Роанта, и буду осторожен, так как не хочу умереть не отомщенным.

Глава XXIII. Поиски

Мы уже упоминали, что движимый тайным подозрением Кениамун установил слежку за Хартатефом, надеясь таким образом найти Нейту, своего великодушного друга. Но прошло почти два месяца со дня исчезновения девушки, а Кениамун все еще ничего не выследил. Он уже начинал падать духом, когда однажды утром узнал, что Хартатеф отправился один в путешествие, цель которого никому не была известна.

Новость была исключительная. Кениамун предположил, что похититель отправляется навестить свою пленницу. Итак, все дело было в том, чтобы накрыть его на месте преступления. Вспомнив, что Ганофера однажды уже оказала ему услугу, выдав тайну Хартатефа, он отправился к ней. За приличный подарок мегера без зазрения совести рассказала, что ее друг уехал в Мемфис, чтобы помочь какой-то родственнице устроить одно неприятное семейное дело. Было очевидно, что Ганофера ничего не подозревала, а Кениамун, конечно, остерегся объяснять ей что-нибудь.

– А, негодяй! Ты увез так далеко свою жертву в надежде, что там никто не станет ее искать. Но подожди! Если ты осмелился это сделать, тебе не миновать рудников.

Не теряя времени, Кениамун отправился к Хнумготену и попросил у него отпуск по семейным делам. Получив желаемое, он немедленно отбыл в Мемфис. Приехав туда, он замаскировался и устроился так, чтобы иметь возможность следить за жилищем Хартатефа. Скоро он убедился, что тот выходил по ночам и исчезал на несколько часов. Все это Хартатеф проделывал с такой ловкостью и быстротой, что Кениамун три раза терял его след.

Наконец, однажды ночью воину удалось его выследить. Он увидел, как Хартатеф в темноте переулочка надел на голову огромный парик, закутался до самого носа в темный плащ и направился к Нилу, где вскочил в маленькую лодку. Боясь опять потерять его, Кениамун перерезал швартовы какой-то рыбацкой лодки и, сильно гребя, догнал Хартатефа. Дальше он плыл за ним, держась на расстоянии, чтобы остаться незамеченным.

Так они миновали город и поплыли вдоль громадной стены, окружавшей дворец Хоремсеба. Недалеко от лестницы сфинксов Хартатеф причалил к берегу. Спрятав лодку в тростнике, он исчез в кустах у подножья стены. Шагов на сто дальше Кениамун тоже вышел на берег. Он без шума подполз как можно ближе к тому месту, где должен был скрываться Хартатеф. Кениамун долго просидел в своей засаде, как вдруг из сарая выехала чудесная лодка. Хоремсеб сел в нее и отправился на свою ночную прогулку.

Как только лодка отъехала, воин увидел, что Хартатеф вышел из укрытия и стал пробираться к лестнице, на ступеньках которой смутно виднелся силуэт сидящего раба. Что произошло затем, Кениамун не разобрал. Он услышал неясный шепот Хартатефа, внезапно прерванный диким хриплым ворчанием. После этого раздался шорох короткой борьбы. Минуту спустя, молодой египтянин перепрыгнул через сфинкса и, прячась в тени, побежал к своей лодке, наравне с которой прятался Кениамун, надеясь получше разглядеть, что происходит.

– Шакал, – пробормотал Хартатеф, отвязывая лодку. – Несмотря ни на что, я узнаю, прячешь ли ты Нейту за этими так хорошо охраняемыми стенами. Недаром же ты любишь ночь и таинственность! Грязная тварь, проклятый колдун!

С угрожающим видом он потряс кулаком в сторону дворца и прыгнул в лодку.

Кениамун тоже поспешил убраться, так как на лестнице появилось несколько человек с факелами. Они, видимо, собирались сделать обход вокруг стены. Он быстро переплыл на противоположный берег и, уже не спеша, вернулся домой.

Кениамун был поражен. Подслушанные слова уничтожили все его предположения. Хартатеф не похищал Нейту, он сам искал ее у Хоремсеба. Это было столь же непонятно, сколь и неожиданно. Кениамун достаточно хорошо знал хитрого и практичного Хартатефа, чтобы быть уверенным, что он не станет гоняться за тенью и без основательных подозрений не отважится проникнуть в неприступный загадочный дворец.

Кениамун провел бессонную ночь. Когда же первые лучи восходящего солнца проникли в его комнату, хитрый и изобретательный ум нашел решение, вернувшее ему покой. Он убедился, что если Нейта и жива, добраться до нее невозможно. Высокое положение Хоремсеба делало его неуязвимым. Конечно, подобное соображение не остановит ревнивого и сурового Хартатефа. Ничто не в состоянии отвратить его от настойчивых поисков любимой женщины, и если он найдет ее, скандал выйдет огромный. Но пока это случится, без сомнения, пройдут долгие месяцы, а стесненный долгами Кениамун не мог ждать, если не хотел, чтобы кредиторы сожрали его.

Но нет ли человека, который мог бы вывести его из затруднительного положения, да еще притом считал бы себя обязанным ему? Единственной кандидатурой был Саргон. Вступив во владение своим громадным состоянием, он заточил себя в собственном доме, оплакивая утрату. Чего бы не отдал он за новую надежду или путеводную нить, если в нем уже зародились сомнения!

Окончательно решив навести Саргона на след Хартатефа и чародея, Кениамун успокоился, и к нему вернулся оптимизм. В тот же день он уехал в Фивы.

* * *

Мрачный и обескураженный, так как поиски не привели решительно ни к чему, Саргон окончательно стал затворником. Суровый, полный ненависти к людям и бессмертным, он апатично убивал дни или утомлял ум тем, как найти похитителя Нейты. Саргон все-таки не верил в ее смерть.

Визит Кениамуна не вызвал у него радости. С видом усталого человека он равнодушно слушал веселую болтовню гостя. Тот, по-видимому, не замечал холодного приема. Оборвав банальную тему разговора, он с участием сказал:

– Я вижу, что ты болен душой, Саргон! Смерть жены угнетает тебя. Действительно, это был бы ужасный удар, если б ее смерть была доказана. Но я не верю в это. Я пришел сообщить о моем открытии, которое, может быть, даст тебе направление поисков Нейты.

Саргон, небрежно лежавший на ложе, вскочил со сверкающим взором.

– А! Ты тоже не веришь в ее смерть! Но скорей же говори, что ты знаешь?

И Кениамун рассказал о том, что узнал в Мемфисе. Саргон слушал его бледный, с крепко сжатыми губами. Когда воин умолк, он сказал глухим голосом:

– Я уверен, что ревность хорошо вдохновила Хартатефа. Мне тоже сердце твердит имя этого нечестивого человека. Его вид (я встретил его под Мемфисом) отнял у меня покой, а я еще не знал, что Нейта исчезла. Когда наши взгляды пересеклись, слепая ненависть наполнила мою душу. Но как добраться до этого презренного? Его положение неуязвимо. О, если бы у меня в руках было хоть самое маленькое доказательство!

– Позволь мне заметить, Саргон, что прежде всего нужно вооружиться терпением. В подобных делах очень часто случай бывает лучшим руководителем. Но, понятно, что запираясь в своем дворце, ты не найдешь ничего. Сам того не подозревая, Хартатеф стал нашим хитрым и предприимчивым союзником. За ним необходимо наблюдать вблизи. Но ты бы сам должен всюду бывать, все видеть и слышать. Никогда нельзя предусмотреть, где и как можно напасть на серьезный след. Доказательство – мое приключение в Мемфисе. Поэтому тебе нужно часто бывать у Туа. У этой женщины есть родственники и друзья в Мемфисе, которые часто ее навещают. Вот и теперь приехал один из ее двоюродных братьев. Подобные знакомства необходимы.

– Ты прав, я съезжу к Туа. Эта бездеятельность раздражает меня и ни к чему не приводит. Ты же, Кениамун, будь моим союзником. Я твердо уверен, что мы вдвоем достигнем успеха.

Кениамун вздохнул.

– Боюсь, что не в состоянии помочь тебе так, как хотелось бы и как требует моя дружба с Нейтой. Но мои дела так плохи, что даже не знаю, останусь ли я в Фивах.

– У тебя денежные затруднения? Долги, конечно? – тут же догадался царевич. Получив утвердительный знак Кениамуна, он продолжил, взяв его за руку:

– Не думай о таких пустяках. Я счастлив, что могу избавить от мелочных забот друга, оказавшего мне такую неоценимую услугу. Завтра утром я пришлю тебе вавилонский талант. Этого будет достаточно?

Еще немного поломавшись, Кениамун согласился и поблагодарил Саргона. Эта сумма была втрое больше той, какая ему была нужна. Через час они расстались большими друзьями. Кениамун обещал заехать за Саргоном, чтобы отвезти его к Туа.

У вдовы было многолюдно. Когда приехали Саргон и его спутник, Неферта с молодыми людьми, ее постоянными обожателями, играла в саду в мяч. Туа, несколько старых друзей и ее мемфисский двоюродный брат сидели вокруг хорошо сервированного стола. К этому-то обществу и присоединились молодые люди. Туа приняла Саргона, выразив большую радость, усадила рядом с собой и всячески старалась вывести его из молчаливого настроения. Кениамун, веселый и прекрасный собеседник, как и всегда, скоро овладел разговором и сумел искусно навести его на Хоремсеба, спросив мемфисского гостя, не знает, ли он чего-нибудь новенького о прекрасном князе-чародее. Мрачный и угрюмый старый жрец с видимой неохотой ответил:

– Что можно знать о человеке, который ведет такую таинственную жизнь и выходит только по ночам? Можно лишь пожелать, чтобы жизнь, которую он так тщательно скрывает, была приятна бессмертным и не боялась бы глаз живых.

Туа возмутилась таким подозрительным пожеланием своего родственника и назвала его старым ворчуном. Затем она стала восхищаться красотой и чарующей прелестью князя, который с первой же встречи произвел на нее неизгладимое впечатление. Увлеченная воспоминаниями, вдова в подробностях рассказала о своей ночной прогулке с Нефтисой и встрече с Хоремсебом, который бросил девушке пурпурную розу.

Саргон и Кениамун навострили уши. Последний вспомнил, что он уже слышал это повествование. Только теперь оно приобрело совершенно другой смысл.

– А что поделывает теперь особа, удостоенная такого лестного подарка? Хранит ли она его? – спросил он с притворной беззаботностью.

– Право, я не подумала спросить об этом! Но, друзья мои, история этой красивой девушки с того времени стала настолько странной, что я не могу удержаться от желания рассказать ее вам.

Видя, что любопытство собеседников обострилось, она с воодушевлением продолжала:

– Я должна сказать вам, что в то время Нефтиса была невестой Антефа, бывшего коменданта Буто. Она собиралась с теткой ехать к нему, чтобы отпраздновать там свадьбу, когда вдруг исчезла через несколько недель после моего отъезда.

Решили, что она утонула в Ниле, возвращаясь ночью от подруги, так как она пропала из лодки, в которой ехала. Сопровождавший ее слепой раб рассказывал, что слышал будто бы шум весел, но мыслимо ли допустить, что она без сопротивления позволила похитить себя? Так или иначе, но ее нигде не могли найти. Ее бедная сестра Ноферура, ее жених – одним словом, все оплакивали ее смерть. Можете себе представить всеобщее удивление, когда она снова неожиданно появилась. Где она провела почти целый год, этого никто не знает, так как то, что она рассказывает, очевидная ложь.

Я убеждена, что за этой великой тайной скрываются печальные вещи, потому что счастье не меняет так людей. Представьте себе, что это прекрасное создание, всегда веселое и смеющееся, свежее, как роза, теперь совершенно неузнаваемо. Она стала бледной, как воск, с пылающими странными глазами. Вообще перестала смеяться, едва говорит, избегает света и, по-видимому, живет одними грезами. Бывают минуты, когда я сама верю, что встреча с князем Хоремсебом приносит несчастье и что у этого красивого молодого человека – дурной глаз.

Но возвратимся к Нефтисе. Появившись снова, она отправилась в Буто с намерением выйти замуж за Антефа. Ради приличия ее сопровождала молодая вдова, ее родственница, по имени Менхту. Но вообразите, когда они приехали, Антеф безумно влюбляется в Менхту, которая по красоте не стоит сандалии Нефтисы, и женится на ней. Прежняя невеста возвращает ему слово. Сделано ли это из чистого великодушия или, – Туа понизила голос и многозначительно улыбнулась, – она понравилась другому? Как бы то ни было, в настоящее время Нефтиса живет недалеко от Фив, в прекрасном доме, который ей подарил Тутмес. Царевич часто посещает ее. Узнав от Антефа, что она здесь, я как-то ездила навестить Нефтису, но она такая странная и такая необщительная, что даже не сделала ответный визит.

Пока присутствующие смеялись и обсуждали этот рассказ, Саргон с Кениамуном обменялись многозначительными взглядами. Оба припомнили, что пурпурная роза была найдена с вуалью Нейты на другой день после исчезновения.

Выйдя от Туа, Саргон предложил Кениамуну подвезти его на своей колеснице и, чтобы поговорить наедине, отослал возницу. По дороге они обсудили все услышанное. Прощаясь, царевич с воодушевлением сказал:

– Я должен повидаться с Нефтисой. Все указывает на то, что в ее загадочной истории замешан этот презренный колдун, сеющий на своем пути смерть и безумие. Может быть, и узнаем что-нибудь. Лучше всего будет познакомиться с Нефтисой через Антефа. Устрой это, Кениамун, если ты знаком с ним.

– Еще бы! До своего отъезда в Буто он служил со мной в одном отряде и по возвращении опять зачислен к нам. Это, конечно, не очень-то приятно после той должности, которую он занимал. Будь спокоен, Саргон, я завтра же повидаюсь с ним.

Кениамун, как и обещал, на следующий день отправился к бывшему коменданту Буто. Заручившись согласием Антефа познакомить его с Нефтисой, если только тому удастся победить отвращение девушки ко всяким новым знакомствам, Кениамун простился с другом.

Несколько дней спустя он получил от Антефа записку с сообщением, что все устроено и назначен день визита. Нефтиса согласилась, скрепя сердце, побежденная просьбами подруги, умирающей от желания познакомиться с принцем хеттов.

Глава XXIV. Заговор

Саргон и Кениамун стали частыми гостями в доме Нефтисы. Осторожно, чтобы не испугать ее, они наблюдали за мрачной, молчаливой и равнодушной девушкой, терпевшей их присутствие, но никогда не поощрявшей их посещений. Иногда они встречались с Тутмесом, который тоже часто навещал Нефтису. Кениамун очень скоро убедился. что несмотря на кажущиеся интимные отношения, между ними не было и речи о любви. Тутмес не ревновал, а девушка не испытывала к нему никаких чувств. В этом не могло быть ни малейшего сомнения. Но тогда какие отношения могли быть между могущественным наследником трона и бедной дочерью купца? Неужели же из-за мимолетной связи царевич так щедро одарил ее? Это было вполне возможно. Впрочем, воину было безразлично, каким путем досталось Нефтисе солидное состояние. Только это обстоятельство подсказало Кениамуну новый вариант. Чтобы, наконец, прочно устроиться и обеспечить себе спокойное будущее, он надумал жениться на Нефтисе. Она нравилась ему, а ей выгодно было бы прикрыть туманное прошлое почетным браком. Вопреки всем его ожиданиям, Нефтиса осталась равнодушной и чуть ли не с иронической сдержанностью принимала настойчивые ухаживания Кениамуна. Его самолюбие было оскорблено, и он удвоил свое внимание. К поискам следов Нейты примешалось желание убедиться, не преграждает ли и ему путь мемфисский чародей. Два раза он замечал: когда неожиданно произносили имя Хоремсеба, тусклые глаза Нефтисы вспыхивали огнем, а при упоминании о рассеянной жизни, которую князь вел в Фивах, непередаваемый гнев и страдание перекашивали ее бледное и неподвижное лицо.

На этой-то предполагаемой ревности Кениамун и основал план решительного приступа. Если каким-нибудь образом и можно было Нефтису заставить изменить себе и выдать часть ее тайны, то, конечно, под влиянием того могущественного чувства, которое ослепляет человека и разнуздывает все страсти.

Подходящий случай не заставил себя долго ждать. Однажды после обеда они с Саргоном были в гостях у Нефтисы, и Кениамун решил, что настало время нанести удар. Изиса, чувствовавшая большую симпатию к ассирийцу и любившая беседовать с ним наедине, увела молодого человека под предлогом показать ему только что распустившийся редкий цветок. Кениамун знал, что они не так-то скоро вернутся, и решил воспользоваться удобной минутой.

Разговор тянулся лениво, так как молчаливая Нефтиса не стремилась поддерживать его. После довольно продолжительного молчания Кениамун быстро наклонился к ней и сказал, пожимая ее руку:

– Нефтиса, отчего ты всегда такая бледная и мрачная? Почему ты так равнодушна к тем, чье сердце полно верной привязанности к тебе?

Девушка вздрогнула. Ее большие зеленоватые глаза с нескрываемой иронией обратились на Кениамуна.

– Надеюсь, это не ты, Кениамун, ветреная и любвеобильная бабочка, проникнут такими прекрасными чувствами верности. К тому же, это было бы и напрасно. Мое сердце умерло с тех пор, как я должна была отказаться от Антефа. Подобные жертвы самую горячую душу превращают в камень.

– Твой ответ жесток, но я не считаю его окончательным, – добродушно ответил Кениамун. – Ты знаешь, если суметь ударить по камню, то из него брызнет огонь. Никогда не следует полагаться на свое сердце. Я знаю человека, который казался неуязвимым и из-за которого умирали женщины, не трогая его сердца. И что же! Любовь победила его, как всякого другого. Из своего небольшого приключения во время последней поездки в Мемфис я получил тому подтверждение.

Как бы охваченный воспоминаниями, он умолк и выпил глоток вина. Его лицо излучало такую откровенную веселость, такое невинное лукавство, что они исключали всякое подозрение.

При слове «Мемфис» темное облако застлало лицо его собеседницы. Нервным жестом она пододвинула к себе хрустальный бокал и, наполнив его вином, сказала изменившимся голосом:

– Это обещает быть очень интересным. Расскажи, Кениамун, кто этот человек и что ты видел?

– А ты сохранишь мою тайну? Дело идет об очень важной особе, – ответил тот весело.

Получив утвердительный знак, он продолжал:

– Ну, хорошо! Признаюсь тебе, что все, что рассказывали про Хоремсеба, разжигало во мне сильнейшее любопытство. Когда я был в Мемфисе, то несколько раз проходил вдоль стены, окружавшей его владения. Вид этих таинственных садов, этого дворца, затерявшегося в зелени, еще больше возбудил мое любопытство. Я решил во что бы то ни стало, проникнуть туда, и вот однажды – признаюсь, не без труда – я перелез через стену.

– И ты вышел оттуда живым? – хриплым голосом перебила Нефтиса.

Она была бледна, как смерть и вся трепетала.

– Клянусь Ра и Озирисом! Ведь это не пещера разбойников, – ответил Кениамун, делая вид, что не замечает ее волнения. – К тому же, я не отважился отходить далеко и все казалось пустынным, но случай привел меня прямо к цели. В одной аллее, в конце которой сверкали воды какого-то озера или бассейна, я увидел мужчину и женщину, сидевших на скамейке. В нем я тут же узнал Хоремсеба, нашего неуязвимого героя. Ее же я не мог рассмотреть, так как она обвила руками шею князя и спрятала лицо у него на груди. Я заметил только, что она очень изящна и у нее черные густые волосы. Как бы для того, чтобы рассеять мои последние сомнения, раздался голос князя. В его словах звучала такая пылкая страсть, что…

Он замолчал, испугавшись эффекта этой смелой лжи, С хриплым криком Нефтиса вскочила на ноги. Кубок выскользнул из ее рук и со звоном разбился о плиты. Зеленые глаза ее метали пламя. Побагровевшее лицо исказилось дикой страстью, грудь тяжело вздымалась. Она была олицетворением ревности, готовой все вокруг разрушить и всех поубивать.

– А! Так он может любить! – сдавленно вскрикнула она и, упав на стул, закрыла лицо руками.

Оправившись от первого испуга и удивления, Кениамун бросился к ней. Успех превзошел его ожидания. Надо было пользоваться случаем.

– Дорогая Нефтиса, неужели я, сам того не зная, причинил тебе горе? Твое волнение заставляет меня подозревать, что ты была за этими заколдованными стенами, где тебе было нанесено серьезное оскорбление. В таком случае, скажи мне все. Поверь, что я твой друг и сумею отомстить за тебя даже самому Хоремсебу.

Нефтиса подняла голову.

– Оскорбил ли он меня?! – воскликнула она с судорожным смехом отчаяния. – Он мучил меня, уничтожил, вырвал мое сердце! Но я молчала, я все терпела, так как думала, что он не способен любить. Я думала, что волшебное питье, которое он употребляет, парализовало его сердце. Но теперь, когда я знаю, Хоремсеб, что твой ледяной взгляд может воспламеняться любовью, что твой насмешливый и холодный рот может страстно целовать женщину, я не стану щадить тебя, я донесу и уничтожу тебя! Я лишу тебя чар, которыми ты покоряешь сердца женщин, я заставлю тебя заплатить за все мои страдания!

Она осеклась. Ненависть, отчаяние и дикая страсть душили ее.

– Успокойся, Нефтиса, и рассчитывай на мою помощь, что бы ты ни решила предпринять. Пусть моя самоотверженность докажет тебе мою искреннюю любовь!

– Я верю, Кениамун, и благодарю тебя. Со своей стороны я клянусь тебе, что в тот день, когда Хоремсеба, уничтоженного и опозоренного, поволокут в цепях по улицам Фив на суд, я стану твоей женой. Пусть Гатора и все бессмертные накажут меня и лишат мою душу бессмертия, если я нарушу эту клятву!

Кениамун крепко пожал ее дрожащую руку.

– Чтобы добиться этого, нам необходимо узнать, что он делает в тени таинственных сикомор в своем дворце, поглощающем женщин…

– В том числе и Нейту, – перебила Нефтиса. – Что касается тайн колдуна, то часть их я уже знаю, – и она коротко рассказала ему все, что помнила.

Кениамун был поражен. Ему бы никогда и в голову не пришло, что возможны такие невероятные преступления.

– Послушай, – сказал он, – не мало ли нас двоих для того, чтобы освободить Нейту и обличить такого опасного и высокопоставленного преступника? Если мы погибнем, другие должны продолжить наше дело. С этой целью я предлагаю в союзники Саргона. Это смелый и надежный человек, который уже подозревает часть истины.

– Хорошо! Со своей стороны, я посвящу в дело Изису. Она тоже девушка верная и энергичная. Кроме того, ей нужно отомстить за смерть трех любимых людей.

– Итак, мы договорились, – ответил, вставая, Кениамун. – Теперь позволь мне привести наших союзников. Нам необходимо посоветоваться и обсудить план действий. И чем скорее, тем лучше!

Через полчаса четверо заговорщиков собрались в комнате, тщательно оградив себя от нескромных ушей. Мрачная и решительная Нефтиса на этот раз со всеми подробностями рассказала, каким образом она попала во власть чародея. Она описала странную жизнь, которую вел Хоремсеб, ужасное увечье всех рабов, ночные оргии, действие отравленных роз и противоядие, таинственный павильон, где исчезал князь для работы с каким-то неизвестным мудрецом и, наконец, рассказала про молодого раба, предупредившего ее об ужасной смерти, уготованной всем невинным жертвам.

От этих зловещих таинств слушателей бросило в холодный пот. Только теперь Изиса поняла, что случилось с ее сестрой, без сомнения, погибшей в ужасных страданиях. Сердце Саргона терзала боль при мысли, что Нейта находится в этом аду и ее чистая невинная душа, может быть, подвергается таким ужасам. Он первый нарушил продолжительное молчание, наполненное только глухими рыданиями Изисы и хриплым прерывистым дыханием мужчин.

– Поскольку речь идет прежде всего об освобождении близкого мне человека, – веско сказал Саргон, вставая, – то я считаю своим правом и обязанностью первым проникнуть в это логово смерти, а так как за его стены допускаются только немые, то я сделаюсь глухонемым. Притвориться, конечно, нелегко, но возможно, и надеюсь, что мне это удастся. Я устрою так, что меня купят, как раба. Его управляющий, говорят, много их покупает. Ведь надо же возобновлять поголовье человеческого скота, пожираемое оргиями! Когда я попаду туда, стану наблюдать за Хоремсебом и узнаю, там ли моя жена.