Друзья и Недруги

Тогда же я узнал, что ельцинскую супругу зовут Наина, – и многое понял.

Впрочем, к тому времени я всё больше расходился даже с ближайшим окружением в оценках текущей ситуации.

III

Последняя, самая страшная, волна ельциномании накатила в марте девяностого, когда прошли выборы в Верховный Совет РСФСР. «Демократы первой волны» завоевали тогда парламентское большинство.

Дальше было круче. Я никогда не забуду чудовищные митинги на Манежной площади, бьющихся в экстазе старушек и крики – «Ельцин-Ельцин-Ельцин!!!»

О психологическом состоянии «советского пока ещё народа» лучше не говорить. Человечков буквально крутило – они блукали впотьмах, как слепые, и выли, как бешеные. Немногие сохранившие остатки ума смотрели на взбесившихся с ужасом и омерзением. Это был прямой выплеск инферно – какое-то всеобщее оле-оле и гыр-гыр-гыр, помрачение последних остатков разума. В нормальных вроде бы людей легионами вселялись бесы, которые греготали и похабноглаголали какие-то непотребные кощуны. И среди них главным заклятьем было то самое – «Ельцин-Ельцин-Ельцин!!!»

И бесы уссывались в аду, внимая тому, как призывают слепленного ими из нечистот голема.

«Человеком года» в 1990-м стал Анатолий Кашпировский.

А в 1991 году российской народ сделал исторический выбор в пользу свободы и демократии.

IV

Я стоял на неперевёрнутом троллейбусе [4]. Где-то поблизости вроде бы были и перевёрнутые, как белобрюхие рыбины на песке. Зачем их переворачивали, непонятно. Вокруг никто особенно не бесновался, хотя я-то ожидал именно беснования. Но нет, всё было относительно спокойно.

Рядом со мной сидели какие-то подростки и курили. Обычные такие подростки, даже симпатичные. Вряд ли они что-нибудь понимали.

Вообще, вокруг было много симпатичных людей.

Я был уверен, что в них надо стрелять, пока они не разбегутся. Я надеялся на то, что у ГКЧП достанет мужества это сделать – начать стрелять.

«Дядька научил мамку зарезать, и папку зарезать, и братика тоже зарезать. Дядька умный был, с бородищей. Я пошёл, зарезал». – «И кто же ты теперь после этого?» – «Бе-е-е-едный я сиротинушка».

Потому что эти симпатичные люди убивали свою страну. В общем-то, даже не по злобе, а по глупости. Но от такой глупости можно вылечить только пулями.

В дальнейшем выяснилось, что среди этой толпы были практически все те люди, с которыми я сейчас нахожусь в деловых, дружеских и всяких прочих отношениях (включая мою нынешнюю супругу), так что. И тем не менее я до сих пор думаю, что несколько выстрелов могли изменить отечественную историю в лучшую сторону.

V

Быть обманутым не просто неприятно, но и стыдно. Ещё стыднее накосячить так, что плохо станет не только тебе, но и другим. Обманщики это прекрасно понимают и обожают этим пользоваться.

Проглотившему наживку человечку объясняют, что он-де кровью подписался под какой-нибудь гадостью и теперь должен её делать, «как честный человек». «Ты обещал, – говорит обманщик, – ты же у нас честный – иди и делай». При этом почему-то не учитывается, что козыряющее подписанной бумажкой блядво само никаких обещаний не держит и даже не делает вид, что держит. «Я тя, лоха, обул – а ты гнись, гнись». «У меня бумажечка-то – вот она». Если же бумажки нет, в ход идёт обычное блядье присловье: «Ты меня замуж взял – сам выбирал».

Точно так же события 1991-го выдают чуть ли не за церковный брак народа российского с ельцинской блядвой и прошмандой, разлучить который теперь может только смерть (понятное дело, народа, а не прошманды – та намерена жить и веселиться, прокучивая имущество покойного супруга). Тогдашние сватьи бабы Бабарихи, сладко певшие народу в уши о прелестях и чистоте невесты, теперь ощериваются гнилыми зубами:

«Вы выбрали демократию, выбрали рынок, выбрали реформы – теперь не жалуйтесь, не жалуйтесь, терпите и несите эту ношу смиренно, смирненько, смирнёхонько, до гроба». «Вы подписались, вы сделали свой исторический выбор – теперь не жалуйтесь». «Выбрали – несите ответственность».

На самом деле все разговоры об «ответственности» являются точно таким же обманом, заговариванием зубов – для того, чтобы опрометчиво подписавший невыгодный контракт человек не пошёл в суд (земной или высший) и не аннулировал контракт, не послал блядищу по известному адресу и так далее.

Впоследствии многие из тех, кто в ту пору готовился к сражению с янаевскими супостатами, кое-что поняли. Некоторые, кстати, встретились там же в 1993 году. Иные разорвали контракт с чертоплешью и возненавидели блядищу на престоле позже, но не менее искренне… Другое дело, что это уже было поздно. Но лучше поздно, чем никогда…

Во всяком случае, об этих людях – как говорил Бобр в сказке Льюиса – «возможны два мнения». Но двух мнений быть не может о блядве, которая тогда отнюдь не побежала защищать молодую демократию, а всё больше отсиживалась по огородам – зато теперь вспоминает развесёлые девяностые с причмоками и слюнькой.

Ибо это было её, блядвы, золотое времечко, своя минутка – за которую она, впрочем, успела больше, чем другие успевают за века. Ибо – дело её было нехитрое.

VI

«Беловежье» стало невероятным, чудовищным геополитическим преступлением, по сравнению с которым меркнут абсолютно любые примеры национального предательства, известные в человеческой истории. Для того, чтобы хотя бы описать подобное злодеяние, нужно быть либо историком, либо поэтом, поэтому я лучше промолчу.

Только одно замечание. Беловежское предательство не было однократным актом, как представляют себе это дело многие, пишущие сейчас о том, как три пьяных кретина уничтожили Страну. О нет, это было бы слишком хорошо. Беловежье – это процесс, а ещё точнее – стиль. Например, заключение похабнейшего (куда там Брестскому миру) «большого договора» с т. н. «украиной» от 19 ноября 1990 года было актом национального предательства, сравнимого с «беловежьем» если не по масштабу, то по стилю уж точно. Скажем больше: вся внешнеполитическая деятельность Эрефии строилась и строится по образу и подобию того акта, который её, Эрефию, и породил – то есть Беловежских соглашений. Впрочем, как и внутриполитическая – чего только стоит «берите суверенитета, сколько влезет» или вооружение Чечни. Это всё было мерзко, подло, бессмысленно – но очень узнаваемо.

VII

Экономическую, социальную и геополитическую доктрину ельцинского правительства можно определить одним словом – кутёж.

Бляди, как известно, к деньгам как таковым равнодушны. Они любят не деньги, а удовольствия, а среди удовольствий они больше всего любят кутежи, когда за один вечер просаживается состояние. Причём само сознание того, что по ветру идёт овеществлённый человеческий труд сотен и тысяч людей, только добавляет желанного перчика. «Вот мы как гуляем».

Сейчас очень сложно понять, какими рациональными соображениями руководствовались, скажем, Козырев или Бакатин, сдавая американцам советскую агентуру или идя на чудовищные, невиданные в мировой истории сдачи и капитуляции. Даже если признать всех этих людей прямыми агентами Вашингтона, и то подобное поведение выглядит странноватым. Агент такого уровня, разумеется, сдаёт что надо – но при этом понимает, что делу надо придавать законный вид и толк, красиво оформлять бумажки, не светить мордкой и соблюдать принятый в таких делах политес. Здесь же сами американцы-победители только рот разевали: «Да что это они творят?!» Когда тот же Бакатин передавал им схемы прослушки посольства, товарищи из вашингтонского обкома были близки к кондратию: «Так же не делают».

На самом деле весь кайф «молодых реформаторов» состоял именно в том, чтобы всё спустить с шиком. Пустить по ветру одну из величайших стран мира, жизнь и труд миллионов людей – о, таких практик не знали и римские цезари. Нерон, подпаливший Рим; Герострат, пустивший пеплом храм Артемиды; султан, сжигающий Александрийскую библиотеку, – всё это были какие-то пигмеи, черви, мураши на фоне пьяного рычащего ублюдка и его гоп-компашки, захватившей власть и куражащейся всласть.

Наступило полное осуществление блядских мечт, апофеоз местечкового шика: «хрусты летели и летели», страну выносило в трубу с потрохами. Пьяные бляди сидели «на набережной» и швыряли в воду золотые слитки, наслаждаясь бултыхом.

В этом смысле нет никакой, решительно никакой разницы между очередным «перенацеливанием ракет» или «сдачей рубежей» – и, скажем, ельцинским пьяным рыганием в телекамеры, его похабным «Шта-а?» или струёй старческой мочи, орошающей колесо самолёта. Всё это был блядский кутёж и кураж, обязательно с «выходками» и танцами на столах.

Впрочем, что немногие несданные позиции России, – причём в вопросах, в которых сдача, казалось бы, подразумевалась по дефиниции – остались, похоже, благодаря всё тем же качествам. Например, Ельцин так и не отдал японцам Курилы. Причин на это никаких не было – но была пьяная злость и пьяное упрямство. «Шта-а? Чё это они хотят? Да они кто? Да они американцы, чё ли, шоб мне указивки слать? А вот не буду. Пущай мне Клинтон скажет, тады бум разговаривать. А так – пшли на хр».

Ясен пень, оно не отменяло дикого страха «реформаторов» перед возможным – в те годы ещё возможным – возмездием, «за пицунду и на кукан». Но это только придавало прыти: необходмо было полностью, до конца уничтожить мощь и величие страны, как можно скорее выморить или вытолкать толковых людей, как можно скорее сделать из «Верхней Вольты с ракетами» просто Верхнюю Вольту.

Поставленной цели они достигли.

VIII

Войну в центре Москвы, ведущуюся органом исполнительной власти против органа законодательной власти, я комментировать не буду – не из сентиментальных каких-нибудь соображений, а потому, что это не даёт «прибавления смысла» к уже сказанному. Точно так же не имеет смысла комментировать «конституцию», «приватизацию», «залоговые аукционы», «веерные отключения» и прочую бесовщину.

Сказать, что национальная политика ельцинских лет была антирусской, значит не сказать ничего, начнёшь описывать детальки и подробности геноцида русского населения Эрефии – получится очень толстая и очень чёрная книга, за каждую страничку которой всех причастных к этим делам следовало бы как минимум повесить. Абсолютно вся политика эрефского правительства может быть аналитически выведена следующим образом. Берётся какое-то предложение. Сначала смотрится главное – не станет ли от его принятия русским лучше? Если да, оно отвергается сразу и навсегда. Если нет – оно рассматривается: тут уже вступают в силу конкретные интересы. Но в случае плюса по первому пункту «даже и речи идти не может» о его принятии.

Поговорим лучше о чём-нибудь более возвышенном, духовном. Хорошая теория стоит иной практики. Булгаковский Воланд в Москве вот не очень интересовался текущей политикой соввласти. У него был другой хороший вопрос: «Изменились ли люди внутренне?»

IX

Крайности, как известно, смыкаются – хотя лучше бы нам при той смычке не присутствовать. В частности, полное и абсолютное блядство смыкается с невинностью. Настоящая, неподдельная невинность – невинность ребёнка или собачки – состоит в незнании вины, в том числе и за собой, в неведении того, что они, собственно, творят. В рассказе Грина маленькая девочка растапливает камин папиной учёной рукописью, на которую тот положил полжизни, – и не виновата: она же очень любит папочку и просто не понимает, что эти бумажки ему дороги. Для полноты картины можно представить и другой вариант: молодая секретарша тырит у дядьки его умные бумажки, потому что ей за это пообещали сторублёвочку. Нет такой вещи, которую блядь не сделает за побрякушку. Взятая за пицунду, блядь будет хлопать глазами и говорить: «А чё? Чё я такого сделала? Мне хотелось бусики купить, чешские, красивенькие, а этот жмот мне на бусики денежку не даёт, так я чё, буду без бусиков ходить, что ли?» И хоть ты её, падлу, режь, хоть с кашей ешь – будет визжать, захлёбываться слезами, но ничегошеньки не поймёт.

Бляди, не достигшие такого уровня морально-нравственного совершенства, вынуждены его симулировать. Они специально тренируются широко открывать глаза и делать «а чё».

Ельцинское царство всеобщего растления потребовало быстрого и массового воспитания легионов блядей. Люди поплоше, почуяв спрос, начали перековываться.

Выразилось это прежде всего в массовом обучении фигурам невинности.

Простейший способ симуляции таковой – намеренное занижение своего культурного и нравственного уровня, игра в дикарей, которые «такие все природные». Дело дошло до массового копирования дикарских повадок. Бывшие люди стали сознательно корчить из себя «африканских негритосов», не знающих законов и приличий, не читавших всяких там Достоевских и увлечённо сморкающихся в занавески.

Отсюда, из этого желания блядски опроститься, и пошёл «новый русский» – насквозь мифологический, но притом определяющий тип ельцинской эпохи. Как говорят, само словцо вылузгалось из французского газетного «нуво раш», каламбурного варианта «нувориша». Впрочем, каламбур на то и каламбур, чтобы осмеивать. «Новый русский» был именно что не «нуворишем», не цепким и скряжистым скоробогачом, а наоборот – гугукающим дурачком, «вованом», трясущим семиствольной волыной и скупающим в Лондоне шмотки подороже. Кстати, тогда же в мужскую моду очень кстати вошли типические блядьи шмотки – например, пресловутые барсетки «из кож крокодайла».

X

Одно из самых омерзительных зрелищ, которые только можно увидеть в нашем и без того несовершенном мире, – это блядь, добившаяся успеха.

Собственно, в успехе как таковом ничего плохого нет, скорее наоборот. Однако успех по-блядски разрушает все неблядские варианты успеха, делая успех как таковой чем-то гнусным и омерзительным.

Здесь уж позвольте немного потеоретизировать – иначе вам будет непонятно, а мне неприятно, что вы не поняли.

Начнём с того, что в любом обществе существует набор общественно одобряемых целей. Под «общественным одобрением» здесь имеется в виду всё то, «за что девушки любят», «за что люди уважают» и так далее. Скажем, толстый кошелёк, видный пост, профессиональный успех, рельефный брюшной пресс, умение общаться – это всё нравится девушкам и вызывает зависть и уважение друзей и знакомых. Соответственно, стремление обладать всем этим будем считать общественно одобряемым. Напротив, многие волнительные цели обществом не одобряются, хотя кто-то их и преследует. Например, стремление к переживаниям чикатиловского толка вызывает ужас и отвращение, а невинные радости коллекционера горелых спичек – презрительное непонимание. Но ни чикатил, ни коллекционеров спичек не любят, так что об этом можно не беспокоиться.

Дальше пойдём. В любом обществе существует набор общественно одобряемых средств для достижения целей (любых целей). Например, ведение бизнеса с целью получения прибыли обычно считается нормальным и естественным, а вот убийство отца ради получения наследства – всё-таки, наверное, нет.

Теперь внимание, важное. В нормальном обществе для достижения любой общественно одобряемой цели существует набор общественно одобряемых средств. Денег можно заработать, пост – выслужить, и так далее. Грубо говоря, возможен честный успех.

Но то в обществе нормальном. В ельцинском же блядюжнике, именуемом «постсоветской Россией», для достижения наиболее привлекательных общественно одобряемых целей просто не существует общественно одобряемых средств.

Что это значит? Было построено общество, в котором деньги можно только украсть, власть можно получить, только участвуя в каких-то невероятно гнусных играх, и так далее. Все остальные возможности были просто искоренены. Скажем больше: было достигнуто положение вещей, при котором абсолютно все виды успеха, достижимые путём использования общественно одобряемых средств, успехом считаться перестали. Например, перестали цениться научные звания, военные награды и так далее. Вообще всё человеческое перестало цениться, если это «не деньги». Всё, абсолютно всё непозорное, доставшееся умом, трудом и доблестью, было сознательно опоганено правящей блядвой, облёвано ею, обгажено. Делалось это сознательно и сладострастно.

Например. В те годы обожали рассуждать – причём публично, в газетах – про ветеранов и их детей, торгующих боевыми орденами. Издевательство тут было сугубое, рафинированное: сознательно доведя людей до гнусной нищеты, жиркующая блядва ухохотывалась над их бесчестьем. «Что, Ванёк, вот для чего ты Берлин брал? Ну, медальки за взятие тебе на бутылку хватит, пьянь старая».

С другой стороны, мерзотина стремилась всячески легализовать и даже возвысить себя. Если бы ельцинизм в его чистом виде продлился бы ещё лет десять, то человек, не отсидевший в тюряге, просто не стал бы допускаться в политику или крупный бизнес – по формуле: «Ты, Вася, сначала на зоне срок помотай, а потом ужо в депутаты собирайся». Сейчас это звучит диковато (всё-таки люди склонны забывать некоторые вещи), но те, кто помнят нравы золотого додефолтного времени, подтвердят, что всё к тому и шло.

Тут, однако, была своя сустель. Между общественно одобряемыми целями (богатством и властью) и общественно неодобряемыми средствами (прямой бандитизм, какой-нибудь преступный бизнес, ментование, чиновничье обиралово и прочая гнусня) имелась-таки узенькая щёлочка – как между откормленными ягодицами. А именно, существовал один способ оказаться на вершине, якобы даже не особенно пачкаясь. Способ простой – устроиться на шее какого-нибудь гада. Подруга бандита, жена предпринимателя, сын мента и дочь губернатора – вот кто был настоящим выгодополучателем в славные девяностые. Позиция воистину блядская, но «по установившейся морали» эффективная.

Интересно, что в ельцинском обществе полностью отсутствовала позиция «бедный, но честный». Господствующий блядский дискурс особенно ненавидел и презирал тех, кто не принимал участие в общем разврате. Поэтому непричастные к «реальным челам», то есть к начальническому или бандитскому миру, рассматривались либо как трусливые неудачники («не смог стать вором, зассал»), либо как неудачливые преступники («выгнали с должности – небось, не тому на лапу дал»), либо, наконец, как клинические идиоты, не понимающие, как мир устроен, лошки из подворотни. В ельцинском обществе, разделённом на начальников, бандитов и неудачников, слаще всего жирковали именно бляди и паразиты. Они, ничем не рискуя (убивали их отцов, гноили в тюрьмах их любовников, разоряли и трамбовали в грунт их родителей – но не их, не их), харчевались смачно, на отлёт [5].

Повторимся: это превосходство паразита – даже моральное! – над всеми остальными определялось сущностными характеристиками блядского режима.

XI

И, наконец, скажем несколько слов про социальные ниши, образовавшиеся в ельцинскую эпоху. Про ельцинских любимцев – и ельцинских опущенцев.

Веселящаяся (в том числе и веселящаяся на троне) блядь больше всего ненавидит тех, кто её не хочет. В частности, не хочет участвовать в её весельях. Тут важно это самое «не хочет»: понятное дело, что до самих поблядушек будут допущены только избранные. Однако все остальные, по мнению бляди, должны ей как минимум завидовать, причём завидовать честно и от души. Ещё лучше – тереться возле бляди, развлекать её и выпрашивать вкусные кусочки. Те же, кто кривит морду и смотрит на блядь и её блядву с презрением (или хотя бы без должного заискивания), – тех блядь очень и очень не любит и норовит сжить со свету.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

П. Святенков. Солженицын как предтеча Путина // Агентство политических новостей». 04.08.2008.

apn.ru/column/article20502.htm

(дата обращения: 09.09.2022).

← Солженицын

2

Точно так же, как ответственности противостоит не абстрактная «безответственность», а саботаж.

← Ельцин

3

К. Крылов. Ономастика. 31.08.2003

krylov.livejournal.com/675217.html

(дата обращения: 09.09.2022).

← Ельцин

4

К. Крылов. ГКЧП. 20.08.2001

krylov.livejournal.com/149500.html

(дата обращения: 09.09.2022).

← Ельцин

5

Интересно рассмотреть с этой точки зрения происхождение ельцинского «среднего класса».

Если коротко, то матерью всего постсоветского мыдла можно считать «секретутку-референтку». В пору раннего ельцинизма этим словосочетанием обозначали девку в штате какой-нибудь воровской конторы, промышлявшей кредитами, компьютерами и «всякими такими делами». В обязанности девки входили кофе, классика, минет, в продвинутом варианте – анал и машинопись («ещё и печатает»). Платили девке не очень много, огуливали без лишних нежностей, зато она не отвечала за форс-мажоры, а в случае полного кирдеца просто переходила в другую похожую контору, где требовались те же умения. «Зубы, дура, зубы», а потом – «сделай нам кофе, девочка, мы спешим».

Сейчас, конечно, не то. Нынешняя офисня – каковую сейчас, собственно, и именуют «российским средним классом», ибо другого значения это слово в Эрефии не имеет, – предпочитает не вспоминать о своём малопочтенном генезисе. Даже пресловутое «секретарь-референт» начало значить что-то вполне приличное. Однако пряная отдушка девяностых всё ещё никуда не делась. А в кондиционированном офисном воздухе топором висит суровое, но справедливое русское слово: «притырки».

Именно притырочье житьё и притырочные нравы, modus vivendi пристроившегося к крупным ворам и воровайкам «персонала», и есть то самое, что у нас изрядно портит амбре нарождающегося миддла (или, как сейчас говорят, мыдла).

← Ельцин