скачать книгу бесплатно
Я больше не винтик,
Сломалась резьба.
Меня не удержишь
Похлёбкой раба.
Я скользок и вёрток,
Я прыток и смел,
Но сотни отвёрток
Опять не у дел.
Они стерегут
Весь мой жизненный путь
И каждой неймётся
Меня завернуть.
Дать тощую пайку,
Отправить в забой,
Закручивать гайку
Железной рукой.
Закручивай резче
И ставь на поток,
Ведь есть ещё клещи
И есть молоток.
Я больше не винтик,
Сломалась резьба.
Я выбрал свободу.
И это судьба.
– Или вот ещё. Он больше всего ребятам нравится:
Я приду с калашом на работу,
Прихвачу ещё сменный рожок
И устрою на гадов охоту.
Ты не гад? А, любезный дружок?
Я стрелять буду влёт и с колена,
Искривив свои губы смешком
И мой босс упадёт как полено,
Заместитель осядет мешком.
Старший менеджер будет пытаться
Безуспешно укрыться в шкафу,
Секретарша предложит отдаться,
Чтоб не ставил ей крестик в графу.
Но сегодня я что-то не в духе
И хочу довести до конца
Отделение котлеты от мухи
И пособника от подлеца.
Ну, что, с-с-суки, зажали зарплату
И опять провели как лоха,
Ну, тогда получайте расплату —
Пулю в глотку. А кто без греха?
Передёрну устало затвором
И скажу в гробовой тишине:
«И так с каждым начальником – вором
Может стать наяву и во сне»!
Мне, конечно, всё это приснилось.
Я по жизни святой херувим.
Только гильза под стол закатилась,
Да и руки по локоть в крови.
– Но потом ты вспоминаешь, что тебе нужно платить проценты по кредиту или делать ремонт в квартире. А в другом месте, может, ещё хуже? И ты дальше тупо тянешь лямку, пока не сдохнешь, или тебя не выкинут на помойку за ненадобностью. И при этом денег хватает только впритык, и работу ненавидишь как школьник младших классов предстоящий диктант. И деться некуда: надо как ослик вечно бежать за морковкой. И вдруг, о, чудо! В один миг из офисного мышонка превращаешься в наследника банкира, из младшего менеджера в козырные тузы. Мне нравится.
– Ну, я рад за тебя, Серафим. И за Витюшу тоже. Приятно в наше нелёгкое время встретить успешных людей.
– Сева, а хочешь, я тебе галстук подарю? Новый, ненадёванный.
– Спасибо, Серафим, подари лучше валенки. В годы революций зимы, почему-то самые лютые.
Глава 7
Через два дня перед домом Сева встретил спотыкающегося Игорька. Сосед находился в той стадии подпития, когда уже пора рвануть на груди рубаху и закричать с надрывом: «Православные, бей в набат. В душу плюнули и сапогом растёрли». Вместо этого Игоряха упал доктору на грудь и оросил её обильными пьяными слезами. Потом заплетающимся языком поведал о том, чем жизнь отличается от члена, а, именно тем, что гораздо жёстче. Его жена более связно поведала о произошедшем. В пять утра в особняк ворвался товарищ Серый с командой полуматросов и взашей погнал всю нищую братию, возомнившую себя наследниками банкира. Витюша сражался как лев, защищая своё право на красивую жизнь. В результате ему выбили прокуренный клык и спустили с лестницы кубарем. Троекуров как истинный аристократ по лестнице сошёл сам, но напоследок получил такого пендаля, что вкушает винище, лёжа на боку.
– Забухали? – охнул Сева.
– Не то слово, теперь до белой горячки допьются. Витюша вообще не в себе. Рвётся назад, в особняк. Отговори его, а то ведь убьют, не ровен час.
В песочнице царило похоронное настроение. Причём непьющие жёны киряли наравне с мужиками. Происходил мучительный процесс расставания с шикарной жизнью. Серафим валялся на боку прямо в снежной жиже. Его кожаная испанская шляпа потеряла в боях форму, и складывалось впечатление, что Троекуров – незадачливый тореадор и его шляпу долго жевал рассерженный бык. Видно было, что в душе все уже примирились с уплывшей сладкой жизнью. И только Ушанкин хмуро смотрел в одну точку, прижимая к груди уведённый пульт от чудо телевизора. Судя по настрою, без боя Витюха сдаваться, не собирался и вынашивал планы вторичного самозахвата апартаментов банкира.
Глава 8
Только Сева стал засыпать, в дверь застучали. Настырно так, с оттягом. Чертыхаясь и ища впотьмах рогатку, спросил:
– Кто там?
– Открывай, хорёк. Сейчас узнаешь, – зашумели на лестнице нетрезвые голоса.
– А вот не открою, – упёрся Сева, – кто стучится в дверь моя, видишь дома нет никто.
– Открывай, говорим, у нас мандат.
– Говорите, говорите, я всегда зеваю, когда мне интересно.
– Мы по приказу товарища Серого. С нами шутки плохи. Мы сейчас дверь выломаем, – стали угрожать гости снаружи.
– Давайте, давайте, лбы у вас крепкие, может, и выломаете, – стал хихикать жилец внутри.
Голоса, посовещавшись, удалились вверх по лестничной клетке. Сева прислушался. Сверху раздались удары в дверь, затем детский плач и женские крики. Потом состоялось торжественное выведение жильцов мужского пола на улицу. Самое странное заключалось в том, что соседи безропотно открывали двери и шли как коровы на убой покорно и с ощущением собственной вины. Спускаясь по лестнице, конвоиры ещё пару раз врезали по его двери.
– Никого нет дома! – заорал в ответ Андреич.
Выглянув в щель между подушками, обнаружил, что под фонарём стоит «воронок». Настоящий. Тридцатых годов. У полуматросов в руках сверкали винтовки со штыками времён Октябрьской революции, а товарищ Серый был в кожанке с деревянной кобурой на боку. Время от времени он воинственно потрясал маузером и напоминал товарища Троцкого, потерявшего по-пьяни пенсне. Мужиков начали заталкивать в «воронок», норовя уколоть штыками, а женщины и дети подняли такой вой, что могли разжалобить и крокодила. Но полуматросы только лихо смолили цигарки и отгоняли провожающих от машины. Женщины выли и причитали, несмотря на верхнее образование и умение пользоваться ноутбуком. Все сравнялись в этом плаче: жёны бизнесменов и мусорщиков одинаково пытались ухватиться за одежду забранных мужей, а мужчины, улыбаясь резиновыми улыбками, кричали в равнодушную ночь:
– Это ошибка. Ничего, там разберутся. Безвинных у нас не сажают.
«Воронок» укатил, а женщины всё стояли, кутаясь в кофты, второпях наброшенные на поникшие плечи, всё переминались озябшими ногами в домашних тапочках, всё рыдали и обсуждали случившееся. Наконец, решили утром идти и упасть в ножки товарищу Серому.
Сева запалил лучину и призадумался. Весь реквизит товарища Серого отдавал такой профанацией и самодеятельностью, что с души воротило. Наверняка музей Революции гробанул, недоумок хренов. Даже при слабом свете фонаря было видно, что винтовки в руках рассыпаются, а маузером только орехи колоть. То, что грузчик, он же биндюжник по кличке Серый неадекватен Севе как специалисту было видно за версту. Работник ящика и тележки годами копил злобу на богатых и успешных, а когда началась смута, его психика не выдержала и дала сбой. Теперь он бредит семнадцатым годом и пытается выстроить сценарий по всем канонам Красного Октября. Как будто можно в одну воду войти дважды и отреставрировать военный коммунизм одной левой. Ладно, товарищ Серый – городской сумасшедший, но соседи-то люди здравомыслящие. Почему они так легко повелись на этот театр? Генетическая память, врожденная покорность, затяжная отставленная психогения, вызванная резкой ломкой привычного стереотипа, беспрецедентная для жизненного опыта? Так, потянуло ставить диагнозы. Не надо. У товарища Серого шизофрения, однозначно. А соседи просто напуганы и сбиты с толку. Стоит им открыть глаза на закидоны красного командира с точки зрения психиатра и проблема разрешится сама собой. С этой мыслью Сева и уснул.
Глава 9
Утром Андреич пошёл к злополучному особняку. Перед автоматическими воротами маячил шибко нетрезвый часовой. Штык он уже где-то потерял, очередь была за винтовкой. Сева козырнул и сухо бросил:
– У себя?
Часовой икнул. Глядя вытаращенными глазами на Андреича и пытаясь собраться, нечленораздельно прогавкал:
– Га-авуся.
– Очень приятно. Крылов, – представился Сева.
– Га-авуся, – помотал головой боец.
– Главный у себя? – переспросил Андреич.
– Га-авуся, – затрясся всем телом часовой.
– Вы хотите сказать: главный у себя?
– Ка-авуся, – сделал страшные глаза охранник, пеняя на крайнюю бестолковость собеседника, – кла-авуся.
– Клавуся, – наконец перевёл Крылов, – Клава, что ли?
– У-у-у-у, – утвердительно закивал в дымину пьяный часовой, – Кавусю люлю.
– Любишь Клаву? – обрадовался за бойца Сева, – вот молодец. Возьми с полки пирожок.
Внутри особняк представлял удручающее зрелище. Двери, сорванные с петель, валялись вперемежку с сорванными картинами. На полотнах отпечатались следы многочисленных подошв. Посредине холла стоял бильярдный стол, поднятый из подвала. Вокруг него сгрудились пьяные в стельку полуматросы. У каждого в руке сверкал и искрился гранёный стакан.
– Медведь пришёл, – заорал один из мужиков.
Каждый быстро опрокинул в себя стаканище и поспешил укрыться под столом. Места там было недостаточно, поэтому под бильярдом некоторое время наблюдалась возня. Все стремились занять и отвоевать свой аршин пространства. Наконец, все устроились. Прошла минута.
– Медведь ушёл, – раздался тот же голос.
Все быстро выскреблись из-под стола и ухватились за стаканы. Бутылка пропутешествовала по всем стаканам и отлетела в сторону как отстрелянная гильза. В дело пошла вторая. Только посуда наполнилась, как опять прозвучал неумолимый голос:
– Медведь пришёл.
Все шарахнули по двести грамм и спешно полезли под стол. Издалека они даже напоминали неразумных детей, любящих прятаться под столом.
– Ну, как нравится?
Сева обернулся. Товарищ Серый стоял за его спиной и с отвращением смотрел на люмпенов.
– Не очень, – осторожно высказался Андреич.
– Да говори смелей, что полное разложение. И это революционный авангард. Смотреть противно. Игра называется «Медведь пришёл». Знаешь, что будет дальше?
– ?
– Они так и будут лезть под стол, и вылезать оттуда, пока кто-нибудь там не уснёт. Таких будет всё больше и больше. Наконец, останется самый испытанный боец, который один сможет выбраться наружу. Он и считается победителем и получит в награду ящик водки. Вчерашний победитель с трофеем вышел на улицу и потащился к дому. Через пятьдесят метров его забили насмерть обрезками труб какие-то хулиганы, а ящик, соответственно, присвоили. Сейчас мы видим вторую серию этого увлекательного сериала. Так зачем вы к нам пожаловали, Всеволод Андреевич?
– Да я по поводу своих невинно севших соседей.
– Знаете, как говорил Феликс Эдмундович Дзержинский: «Если на вас ещё не завели дело – это не ваша заслуга, это – наша недоработка».
– Но они же социально близкие, такой термин, кажется, бытовал в те пламенные годы. Не махровая контра, а стопроцентные пролетарии.
– Да знаю я их. И тебя знаю. Уже целых семь лет.
– Откуда? – глупо спросил Сева.
– Я в этом доме семь лет живу. В соседнем подъезде, а ты меня даже не помнишь. Троекурова и Ушанкина все знали. Тебя хоть некоторые, а меня никто. Ты понимаешь, никто. Я и имя себе такое взял «товарищ Серый», что был абсолютно незаметен как человек-невидимка. Ну, ничего, зато теперь вы хорошо меня запомните. Ну-ка, воскреси меня до революционных перемен?
Сева сделал вид, что углубился в прошлое. Нахмурил лоб, почесал кончик носа и вдруг действительно вспомнил, как мужичонка с пегой бородёнкой учил пацанов игре в чижик и грозился раскулачить всех богатеев. Однако с той поры он значительно заматерел.
– Ты ребятам показывал, как лаптой бить по чижику и гольф критиковал, а потом на пластиковые окна наезжал.
– Не на окна, а на хозяев. Ты лучше скажи, почему дверь не открывал?
– Не люблю быть покорной коровой. Тем более что забирают всегда или самых безропотных, или самых резвых. Они по первому требованию идут сдаваться. Их загребают и делают план. А когда план выполнен, и камеры и казармы битком набиты, до таких как я просто руки не доходят. Мы никому уже просто не нужны.
– Понятно. Знаешь, почему я тебя сразу выделил?
– ?
– Во-первых, ты мне пригодишься. Я собираюсь стать главою международного правительства. А ты мне сделаешь специальную Программу, чтобы повелевать миром…
Сева отключил слух. Этому учили ещё в ординатуре. Главное, не попасть в структуру бреда такого больного. Шутки шутками, а собственную психику надобно беречь. Психически нездоровые люди иногда бывают крайне убедительны. И только психиатрам видно, что генсек-то того, с прибабахом. Недаром академик Бехтерев вышел от Сталина со словами: «сухорукий параноик». Правда, это стоило академику жизни. Товарищ Серый размахивал руками и внимательно заглядывал Андреичу в глаза. Тот согласно кивал. Будущий правитель мира надул щёки и стал усиленно дуть, как будто надувал детский шарик. Сева кивал. Почти мировой диктатор, зачем-то присел на корточки, потянул за собой доктора и стал рисовать пальцем на грязном полу какие-то диаграммы. Сева кивал. Когда жестикуляция Серого пошла на убыль, Крылов включился и одобрил грандиозные планы.
– Это круто.
