banner banner banner
Близится буря
Близится буря
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Близится буря

скачать книгу бесплатно

Близится буря
Андрей Круз

Ветер над островами #2
Новые моря, новые острова, новые дела открываются для главного героя, а он пытается идти все дальше и дальше, своими поступками доказывая то, что этот мир нуждается в нем. Мир, который он уже считает своим.

Андрей Круз

Близится буря

Полумрак, разбиваемый на части ярким светом, падающим через высокие узкие окна, яркие его трапеции на каменном полу, отполированном ногами людей за долгие годы. Запах воска, которым натирают мебель, тяжелую, из темного дерева, которая стоит здесь, наверное, лет сто уже, а то и больше. Слышно, как шелестят листы бумаги в папке, когда преподобный, сидящий за судейской кафедрой, их перекладывает. Кто-то откашлялся, кто-то зашаркал ногами.

Вера, бледная от волнения, какая-то совсем маленькая, сидит в первом ряду в левой части зала, вертя в руках носовой платок, дергая его так сильно, что кажется, будто он вот-вот разорвется. Рядом с ней Аглая, с виду спокойная, но сидящая непривычно прямо. Левая часть зала, разделенного проходом посредине, – для тех, кто «за». Правая – для тех, кто пришел говорить «против». К этому времени отговорили уже все – и сама Вера, и Аглая, и ее дядя Евген, и поставщик товара для их семейного торгового дома Димитрий, и другие люди, с кем Вера вела дела, и даже я выступил, как ее «законный защитник». И сейчас преподобный Савва готовился огласить решение: недаром же они с Мироном Даниловым, городским головой, и церковным старостой Лукой Плотниковым совещались почти час.

– Оглашаю решение, – сказал преподобный, голос его эхом отразился от стен зала. – Прошу всех встать.

Послышался шорох, вздохи, заскрипели деревянные скамьи. Я тоже поднялся, опираясь на палку – последствия укуса змеи и операции по ликвидации последствий этого самого укуса.

Затем наступила тишина, все ждали. Шуршание листка, который преподобный взял в руки, показалось таким громким, словно это не бумага, а кровельная жесть.

– Церковный совет острова Большой Скат и его славной общины рассмотрел дело о признании Веры Светловой, дочери покойного Павла Светлова, о признании ее совершеннолетней досрочно… – Преподобный поднял глаза, посмотрев на Веру, которая слушала, закусив нижнюю губу. – Основываясь на собственных наблюдениях и словах свидетелей, совет счел возможным признать Веру Светлову условно совершеннолетней.

Вера тихо пискнула, зажав рот ладонями, явно удерживаясь от того, чтобы не запрыгать, и наверняка пропустив слово «условно». По залу метнулся шум, кто-то за спиной у меня захлопал в ладоши.

– Однако! – уже громче сказал преподобный, обведя глазами зал, и шум сразу стих. – Однако совет счел необходимым подкрепить свое решение условиями, которые будут действительны до тех пор, пока Вера Светлова не достигнет возрастом восемнадцати лет.

И вновь тишина звенящая, как будто никто даже не дышит.

– Поскольку Вера осталась последней от ветви Павла Светлова, совет налагает запрет на участие ее в походах за товаром, а также другой активности купеческого дома «Светловы», сопряженной с опасностью. Совет обязывает Евгена Светлова обеспечить Веру достойной и важной для семейного дела работой на берегу, и Совет же берет на себя обязанность проверять выполнение своего решения. Евген, с этим все понятно? – посмотрел преподобный на дядю Веры, невысокого, плотного, светловолосого, с округлой бородой, которая его почему-то не старила, а, наоборот, молодила.

– Все понятно, сделаю как решили, – кивнул тот, явно довольный таким исходом дела.

Вера слишком довольной не выглядела, и я ее понимаю. Она рассчитывала, что продолжит дело своего отца как оно есть, будет ходить с «Чайкой» за товаром, торговать с неграми, открывать новые места, где цены хороши и товар нужен, но… преподобного я понимаю еще лучше. Девочка действительно последняя, случись с ней что – и ветвь семейная прервется, а по местным понятиям это недопустимо. Да и сам я, чего уж скрывать, за нее боялся бы, зная, что она самостоятельно ходит в плавания, защищенная лишь немногочисленным экипажем торговой шхуны. Довелось ей уже и на дикарей на берегу наткнуться, там отца и лишилась, и от пиратов убегать, причем тоже чудом спаслись, так что купеческий труд здесь безопасным не назовешь.

А еще у меня в таком решении преподобного свой интерес возник: команда «Чайки», теперь не связанная обязательствами перед ней, могла бы почти в полном составе перейти ко мне, на экспедиционную яхту «Аглая», на что я втайне и надеялся. Народ уже знакомый, проверенный, так что с ними мне лучше всего было бы.

– Вера? – между тем обратился преподобный Савва к девочке. – Ты слышала решение?

– Слышала, – кивнула она.

– Следующие три года, до твоего восемнадцатилетия, ничего изменить нельзя, – сказал священник. – Но после своего дяди ты становишься в вашем купеческом доме вторым человеком, так что не делай глупостей, просто работай, набирайся опыта. Ты меня поняла?

– Я поняла, – ответила Вера без особого вдохновения.

– Хорошо, продолжаем, – сказал преподобный, возвращаясь к тексту решения. – Поскольку законный защитник Веры Светловой, Алексей Богданов, – тут я немного приосанился, – в связи с возникшими новыми обстоятельствами, всем здесь известными, не сможет выполнять взятые на себя обязательства, – он посмотрел на меня, – совет принял решение освободить его от таких обязанностей полностью. Тем более что они и сами по себе отпали, раз девочка совершеннолетняя, – сказал он уже явно не по тексту решения.

* * *

Полдень, солнце над головой – если бы не шляпа, так и глаз не открыть было бы, настолько оно яркое. Пахнет лошадиным навозом, горячей пылью, и сквозь это – какими-то ярко-красными цветами, которыми неожиданно расцветился вьюн, затянувший церковную стену наполовину. Люди выходили из церкви кучками, болтая, прощаясь и раскланиваясь. Меня неожиданно остановил Евген, чуть придержав за рукав.

– Хотел бы завтра увидеть тебя в конторе, если не трудно. И тебя, Аглая, – обернулся он к молодой загорелой блондинке, идущей под руку с Верой следом за мной. – Будем решать, какую работу поручать Вере, так что хотелось бы, чтобы вы присутствовали.

– Во сколько? – спросил я.

– К полудню неплохо было бы, если не трудно опять же, – сказал Евген. – Хоть официально ты уже не защитник, но… – Тут он замялся немного. – Не хочу, чтобы потом говорили, будто я злоупотребил своими правами.

– Понимаю, – кивнул я.

Я и вправду его понял. Ситуация все же неординарная, Евген репутации узурпатора не хочет, и для него важно, чтобы о том, как все решено будет, знало как можно больше людей. Он уважаемый человек на острове, и репутация ему не безразлична.

– Придем, – сказала за меня Аглая. – Не сомневайся.

Евген улыбнулся сдержанно, коротко поклонился и пошел от нас, явно направляясь в контору, до которой отсюда было рукой подать. А Вера, Аглая и я направились к стоящей под навесом коляске, в которой сидел на облучке негр Василий, однорукий и одноногий, работавший на семью Светловых как кучер и вообще во всех делах помощник.

– Расстроена? – спросила Аглая, когда мы все расселись на мягких, обитых белой парусиной диванах.

Василий свистнул негромко, хлопнул лошадь вожжами, коляска поехала.

– А как ты думала? – Вера даже носом шмыгнула. – Сидеть теперь все время на берегу?

– Ну, на берегу как бы даже не важней будет, – влез я в разговор. – Воспринимай это как продолжение образования, да и все. Деньги делаются не только в походах, но и в конторе, так ведь? Кстати, там, откуда я сюда попал, на того же купца пять лет надо учиться, – вдохновенно импровизировал я.

– Я здесь со скуки умру! – аж подскочила Вера от возмущения.

– Если работы много, то какая скука? – запустил я практически неотбиваемый мяч. – И вообще, Вера, нельзя получать все сразу. Могло быть вообще намного хуже, признали бы тебя несовершеннолетней – и дяде под опеку отдали. И потом ты была бы в деле не второй рукой, как сейчас, а третьей, после Пламена.

– Пламен учиться продолжает, – буркнула девочка. – Он если в дело и войдет, то совсем потом, не скоро.

– Учиться? А на кого? – решил я чуть увести разговор в сторону.

– Географ и геолог. Вот он как раз в плаваниях постоянно будет.

Она сказала это словно в укор мне, как бы с намеком на то, что ей такая благодать теперь не светит. Но тронуло это меня очень мало. Вере пятнадцать, в этом возрасте три года вечностью кажутся, это лишь потом понимаешь, что пролетают они просто недопустимо быстро, а уж за делами и заботами так и вовсе как дни.

– Ну ты скажи! – немного удивился я. – А мне обещают географа подсадить на яхту, без него нельзя. Не Пламена?

– Ему рано, – отмахнулась она, – еще три года учебы.

– Ну видишь, ему тоже три года. Успеешь.

– Вера, я вроде бы тоже с острова почти не выезжаю, – вмешалась в разговор Аглая. – И не очень страдаю, не заметила?

– У тебя работа такая…

– И у тебя теперь «такая», – оборвала ее Аглая. – Ты самого главного добилась – прав совершеннолетней, так что имей совесть и скромность. Уймись, прими как должное. Зато рядом со мной пока будешь, я этому очень рада, – добавила она, обняв девочку за плечи и притянув к себе. – И все, поехали ко мне сегодня, Валентина пирог испечь обещала, если все хорошо у нас пройдет.

– Меня только по пути высадите, – сказал я. – Мне еще в порт надо.

– Приедешь? – обернулась ко мне Аглая.

– К вечеру.

Вскоре коляска остановилась у ворот дома Анастасии Ивановой, тети Насти, у которой я снимал флигель, расположившийся в дальнем конце густого ухоженного душистого сада. Я попрощался со всеми до вечера и аккуратно слез с коляски, стараясь не напрягать больной ноги.

Тетя Настя – полноватая невысокая женщина с приятным лицом – возилась в саду, подрезая какие-то кусты. Услышав меня, обернулась, спросила сразу:

– Как прошло?

– Нормально, могло быть и хуже. Признали совершеннолетней, но до восемнадцати запретили в плавания ходить.

– А это и правильно, – сразу поддержала она такую идею, – успеет еще. Я с мужем моим, покойником, сколько лет по морю отходила, а начала уже в двадцать пять, если память не изменяет. Накормить?

– Не надо, спасибо, я за лошадью, сейчас в порт поеду.

– Могу бутерброды сделать, хочешь?

– Спасибо, теть Насть, но мы гонца за горячим в трактир пошлем.

– А то скажи, мне нетрудно, – вернулась она к своему занятию.

Пришлось заодно переодеться – в церкви я был в «выходном», а теперь на работу надо. Надел серую рубашку из тонкого прочного полотна. Свободные штаны, считай джинсы, даже цвет похож, двухслойные спереди и там, где о седло трутся. Ноги всунул в низкие сапоги, вроде тех же ковбойских, но с круглым носком и низким каблуком. На бедра ремень-патронташ, на нем кобура с тяжелым револьвером. Здесь его официально называют «мастерской Васильева револьвер», но вообще это самый настоящий «смит-вессон», пригодный для стрельбы одиннадцатимиллиметровыми патронами, самый натуральный сорок четвертый калибр. Да, а кратко его «смитом» зовут.

Патронташ карабином к брючному ремню пристегнул, чтобы не съезжал, в довершение всего натянул широкие помочи на плечи, чтобы уже штаны не съезжали. Все, готов идти.

Зорька – добродушная и спокойная рыжая кобылка, которую мне выделила из своей конюшни Аглая исключительно для того, чтобы у меня не было поводов не ездить к ней в гости, – явно обрадовалась моему появлению, лошадка была еще и общительной. Оседлал, вывел из конюшни и за ворота, затем с тихими ругательствами, пыхтя и стараясь не разбередить рану в ноге, вскарабкался в седло с непривычной, правой стороны, потому как левую ногу не только не согнешь, но и опереться на нее никак. Ничего, влез в седло, не свалился.

К порту ехал шагом: не хотелось тряски. Лошадка спокойно шла посредине замощенной камнем улицы, звонко щелкая подковами, я глазел по сторонам на уже ставший привычным пейзаж. Дома, все больше двухэтажные в центре городка и одноэтажные дальше от него, строены из слоистого камня, какой осыпается с гор по всему острову, никакого кирпича не надо. Архитектура чем-то грузинскую сельскую напоминает, но это и понятно – исходные условия примерно одинаковы. Чем дальше от центра, тем больше сады, ветви деревьев перевешиваются наружу, протяни только руку и рви что нравится, лишь веток не ломай.

Людей на улице немного, рабочий день в разгаре, а праздных здесь нечасто увидишь, разве только старики, но в такую жару и они по домам сидеть предпочитают, толстые стены домов хорошо хранят прохладу. Вскоре в конце широкой Портовой и сам порт стал виден, от которого она название и приобрела. Голубое море, мачты судов словно лес, а как ближе подъедешь, так и шум услышишь: в порту тихо никогда не бывает. Одно судно разгружают, другое грузят, третье ремонтируют, в общем, работа кипит.

Моя трофейная яхта, в прошлом называвшаяся «Лейла», а затем переименованная в «Аглаю», понятное дело в чью честь, стояла у причала судостроительной верфи, принадлежащей Иллариону Бражникову. Там судно килевали, очистив днище от водорослей и ракушек, а теперь перестраивали его по моему, так сказать, проекту, превращая грузовой трюм в два ряда небольших кают. Плавания нас, похоже, ожидали долгие, так что размещать экипаж надо было хотя бы с таким комфортом. Это на торговых судах можно просто в гамаках в трюме спать, рейсы у купцов обычно недлинные, а у меня, выходит, планы другие.

Привязав лошадь у коновязи, я поковылял к причалу. У сходен меня встретил Иван Копытин, моторист с «Чайки», который перешел в мой экипаж, решив на старости лет прихватить еще приключений. Мужик он опытный и механик хороший и всякого повидал – и в плену пиратском побывал, и в приватирах за теми же пиратами погонялся, и просто в торговых рейсах долгие годы провел. Высокий, сухой, жилистый, с седыми волосами, собранными в хвост на затылке, он сейчас возился с двигателем яхты, намереваясь добиться стопроцентной уверенности в том, что тот не подведет во время плавания. Точнее, сейчас он старался вытереть перемазанные маслом руки.

– Ну, что там суд решил? – спросил он первым делом.

Я рассказал в двух словах, Иван кивнул удовлетворенно:

– Так и знал, пару таких решений преподобный и раньше вынес, всегда в таком вот духе. А нам так вообще хорошо.

– Думаешь, что с «Чайки» команда сюда придет? – усмехнулся я.

– Обязательно придет, а я им еще и намекну, – сказал он уверенно. – С Евгеном они никогда не ходили, договора с ним пока нет, тебя знают, так что… сам понимаешь.

– Хорошо бы, – вздохнул я, – со своими проще.

– Это точно.

Запах моря – йод и водоросли. Крики чаек, суетно мечущихся над водой, выхватывающих из нее, изумрудно-зеленой, мелкую рыбешку. Жаркое солнце, яркое до нестерпимости, отражающееся зайчиками от мелкой волны и заставляющее щуриться даже под полями соломенной шляпы. Гулкий стук досок причала под каблуками ботинок, пружинящие мостки, тиковая палуба, пропитавшаяся солью и отдраенная до белизны. Высокие мачты с убранными парусами. Поднимешь голову и видишь, как над ними плывут облака, и кажется, что это ты сам несешься куда-то. Запах дерева, смолы и свежей краски.

Зашел в рубку, огляделся. Ага, тут уже следы работы видны. Заделали дыры от пуль, все заново покрасили, лавки вокруг стола в кают-компании обтянули суровой парусиной. Стол, похоже, отполировали заново. В ходовой рубке тоже порядок навели и тоже кресла перетянули. Трап вниз, к каютам.

Работала в трюме целая бригада, Илларион торопился выполнить работу. Ставились перегородки, навешивались двери, делалась в каютах мебель. Не успел по трапу спуститься, как меня поймал бригадир плотников, повел показывать, что за сегодня сделать успели, и вопросы задавать.

Сначала в свою каюту заглянул и сразу хмыкнул удовлетворенно. Так особо ничего не поменялось, но мелкий ремонт сделали и стенки заново морилкой покрыли, ну и починили что-то по мелочам, в общем, она теперь новой выглядит. Уселся в кресло, откинулся, вытянул ноги – хорошо, хоть вообще здесь живи.

Каюта шкипера была не хуже, разве потеснее. Вдоль коридора, освещавшегося через световые люки, выстроились двери в кубрики для экипажа. По ходу дела их количество прибавили на две, еще подсократив трюм, так что стало по пять с каждой стороны, на двадцать человек в общей сложности. Должно хватить и на экипаж, и на «гостей». Экипаж у меня с запасом планируется: нам не только ходить от острова до острова, но и на эти острова вылазки делать, поэтому нужны не только моряки, а еще и бойцы, пожалуй.

Каюты пусть не слишком просторные, но все же метра по два в ширину, как купе в поезде, с откидными полками. Даже шкафчик есть в каждой и маленький стол. На фоне того, что на купеческих судах экипаж спит в трюме, в подвесных койках, а добро хранит в сундучках, тут просто роскошь. Но нам и походы куда длительней предстоят, так что надо поудобней располагаться. Это купец до места дошел за неделю и потом отдыхает. У нас так не получится, видится мне, так что лучше готовым быть.

– Под приватирскую пушку укрепили палубу, видишь? – сказал бригадир, постучав ладонью по хитрой системе из вертикального столба и четырех наклонных опор, когда мы уже зашли в таранный отсек. – Все как надо сделали, проблем не будет.

Про приватирскую пушку я случайно узнал, и, к стыду своему, совсем недавно. А то бы даже не догадался это в перечень работ внести, но хозяин верфи Илларион, блеснув осведомленностью, меня с этим опередил и не дал накосячить в очередной раз, за что я к нему испытывал сильную, но совершенно тайную благодарность.

– Щиты железные к фальшбортам приклепали, – продолжал он показывать новшества. – Теперь от пуль укрыться можно. Пушка их снесет, понятное дело.

И действительно, к фальшборту изнутри во многих местах прижались железные пластины толщиной в полсантиметра, наверное. Вместе с самим бортом точно винтовочную пулю выдержать должны. Корма сплошняком по кругу такими прикрыта, равно и нос – для атаки и отступления.

– Хорошо, – одобрил я. – Главное, чтобы держало.

Разобравшись с вопросами плотников, поднялся на палубу, где меня принял Петр Байкин, самым первым нанявшийся ко мне, – высокий, жилистый, чуть сутуловатый и очень сильный мужик сорока лет, раньше служивший в Бухте объездчиком.

– Здравствуй, главный! – протянул он мне руку.

Ладонь у него что лопата, широченная и такая же жесткая. И кулак из нее получается внушительным.

– И тебе не хворать! – пожал я протянутую руку. – Какие новости?

Байкину я как раз поручил найти пяток человек из таких, что знают, с какого конца винтовка стреляет.

– Двух человек подобрал, они завтра придут. Оба с нами в походе были, в другом взводе. Еще двое на примете есть, сегодня вечером с ними поговорю, да и хватит, наверное. Пять человек получается, считая меня.

Байкин претендовал на персональную каюту, отсюда и цифра «пять» вырисовывалась. Хотя я настаивал на том, чтобы «стрелков» было шесть, три пары. Но Байкин, ничтоже сумняшеся, записал шестым меня: «Все равно же с нами ходить будешь». Я подумал и решил не спорить – все же ему по должности маленькая привилегия положена, да и мужик он толковый, лучше дать ему возможность почувствовать себя победителем.

– С оружием как решаем?

– Самим покупать придется, со скидкой в арсенале не выйдет, – малость разочаровал меня Байкин.

Трофеев на вооружение всего экипажа, естественно, не хватило. Взяли что-то на яхте, но бо?льшая часть оружия была снята с трупов убитых в засаде турок ополченцами, так что надо было этот вопрос тоже решать. Разумеется, у всех есть что-то свое, для торгового судна этого вполне хватает, но для нас такие расклады не подходят, нужна какая-то унификация, по типам и боеприпасам. Поэтому я решил закупить для всех такие же рычажные карабины, как те, что выдаются ополченцам, во время боя в лесу они мне очень понравились. Не слишком удобно из окопа стрелять, верно, и из положения лежа, но вот в остальном они хоть куда – и перезарядка быстрая, и точность отличная, и дальность стрельбы, как у любой хорошей винтовки. Годится такое оружие и для степи, и для джунглей.

Байкин подкинул идею насчет закупки таких карабинов через ополченческий арсенал, там хорошая скидка могла выйти, но вот не срослось – получается, придется брать у торговца за свою цену. И неизвестно еще, есть у него столько нужных винтовок или нет. Нет, скорее всего. А вот брать с собой в плавание «ополченческую» винтовку нельзя, правила здесь такие: надо свое иметь.

– Можно на Большом острове заказать, телеграммой, – добавил Байкин. – Нам же все равно туда идти, верно?

– Верно, идти придется, без этого никак.

До вечера оставался на яхте, работы хватало, а на обратном пути все же решил заехать в оружейный самостоятельно. Раз мне платить – мне же и решать. Логика.

Оружейный торговец был на острове всего один, Григорий Дубинин, и магазинчик его расположился в середине Портовой, на полпути к центру городка. Торговал он не только оружием, но и рыболовными снастями, всякими крючками да блеснами, а еще одеждой походной и многим другим, потому что с одной оружейной торговли на нашем острове не прожить, не так уж много здесь людей, а к оружию все относятся бережно, меняют его не так часто. Да и понятия «новая модель» здесь практически не существует.