Это любовь

– Но я же ничего не делала! Я молчала! – оправдывается она, вбивая в поисковик то, что ты с неё требуешь.

– Ага! Пол пары и слышу от тебя, что бесплатный секс бывает только в мышеловке!

Молчание. У группы шок. Ты доволен произведённым эффектом.

Но меня так и подмывает спросить:

– А если без мышеловки, то вы обычно деньги берёте, да?

Вот если б три года назад я промотала ленту времени до этого момента, определённо на протяжении всего нашего общения не боялась бы тебя так.

Мне никак не привыкнуть к твоему хорошему отношению, и я несказанно удивляюсь, когда ты интересуешься, дошла ли я до школы. Я понимаю, что, наверное, не стоит бояться тебя, раз ты сам идёшь на контакт, и вкратце рассказываю о посещении гимназии. У нас завязывается разговор. Когда я общаюсь с тобой, у меня ощущение, будто я глажу белого медведя по его густой жёсткой шерсти, трепеща от страха перед диким зверем, но в то же время понимая, что он не причинит мне никакого вреда.

Снова май. Снова девственно-зелёная листва, снова ароматные свечи сирени, снова орава майских жуков, кружащих в воздухе. Я больше не отрицаю того, что, наверное, зародилось ещё с самой первой встречи с тобой три зимы назад в стенах нашей гимназии.

Я понимаю, что ты всего-то мой преподаватель, и мне в моих мечтах нужно быть аккуратнее, дабы всё не зашло слишком далеко и не закончилось, как и всегда. С этими мыслями возвращаюсь домой по ночному городу, только что окроплённому дождём, я уже чувствую бабочек в животе и понимаю – оно самое. Хоть между мной и тобой стена ещё со школы, но уже не такая прочная, как когда-то.

И Господи, кто бы знал, какой непередаваемо охуенной стала моя жизнь после того, как я по-настоящему впустила тебя в неё.

Мои проблемы никуда не делись, но резко перестали меня волновать и прекратили быть личными трагедиями. Я радуюсь весне и тому, что у меня есть универ и любимая группа, что листва вокруг распускается, и всё начинает цвести!

«Les cris deviennent plus forts à travers le ciel sombre…»*

*Крики становятся громче через тёмное небо… (фр.)

Ночное время суток – это, вообще, своеобразная лакмусовая бумажка, изобличающая то, чего днём и с увеличительным стеклом ни за что не увидеть. С наступлением темноты всё утихает: гул машин, людские голоса, птахи в сквере. Ты остаёшься наедине с собой. Одна из множества масок к твоему облегчению спадает на пол – больше не для кого играть роль, да и незачем. До восхода солнца тебя уж наверняка никто не потревожит. Теперь ты волен быть тем, кем захочешь и делать всё, что хочешь. Кричишь и стонешь от боли или, быть может, от невыразимого наслаждения – смотря что не даёт тебе спать в этот час. В темноте не стоит бояться быть собой. Всё равно никто не увидит – до утра все забылись сном.

Я снова танцую по ночам, засыпая лишь под утро, если вообще засыпаю. Чувствуя себя при этом бодро, как никогда.

В одну из таких ночей мне вдруг приходит мысль – сделать тебе подарок, если у всей группы будут автоматы. Забавно, но я не могу придумать ничего лучше зажигалки. Впервые за долгое время я иду к отцу и спрашиваю о фирменных зажигалках, которые бы долго эксплуатировались. Папа советует Zippo.

И пускай здесь я много раз упоминала счастливые моменты, в которых жила, а не дышала – так, как с тобой, я ещё и правда никогда не жила.

Да, я боялась тебя, но сейчас твой голос и сам твой вид меня успокаивают. Ты несёшь в себе какое-то спокойствие и ощущение безопасности.

Все майские праздники я трачу на оформление лабораторных работ, что ты давал на месяц, но я-то всё равно всё привыкла делать в последний момент.

Я знаю, что уже перегибаю палку, ведь ночами вижу странные образы и сцены с тобой, тремя домами и гостиницей. Успокаиваю себя мыслью, что теперь уже наше взаимодействие не должно затянуться дольше, чем на месяц, и этого времени слишком мало, чтобы всё зашло опасно далеко. Но как знать… На самом деле я ни с нетерпением, а с горечью жду последней пары по органике.

Практикум заканчивается, и ты осведомляешь нас о сдаче лабораторных работ на следующем занятии. Мы в замешательстве, ведь ещё никогда ничего тебе не сдавали. Узнав об этом за день до пары, нас охватывает волнение, а у меня сразу же портится настроение – занятие, которое я ждала две недели, завтра не оправдает моих ожиданий.

Предыдущая группа выходит от тебя разбитой и подавленной. Кроме единственной отличницы, что растерялась, пока отвечала тебе, больше никто не рискнул. Ты разозлился и дал им контрольную, которую, конечно же, никто не написал. И теперь они будут сдавать тебе зачёт по билетам.

– Ну что, идёмте обратно? – вздыхая, пытаемся шутить над сложившейся ситуацией.

Но шутки шутками, и мы всё же покорно идём в аудиторию.

Ты появляешься в дверях, и я замечаю, что за две недели на твоём слегка загоревшем лице появилась ухоженная щетина. Да, ты хоть и мерзавец, но до жути обаятелен.

Словно бы читаешь мои мысли в этот момент и решаешь подтвердить последнюю:

– У всех пятёрки за контрольные.

Каждый раз, решая данные тобой задания, я думаю, что после их проверки ты либо суициднешься, либо растворишь меня в кислоте за то, что я тебе там написала. Но в этот раз ты или проверял наши работы с закрытыми глазами, или вообще не проверял.

– Надеюсь, ваша группа не расстроит меня, как предыдущая.

Действительно, не так страшен чёрт, как его малюют – вопросы ты даёшь не такие уж и сложные. И я набираюсь смелости отвечать третьей. Пролистываешь тетрадь, на оформление которой я убила все выходные, и замечаешь:

– Ну хоть у кого-то уравнения правильные!

Подыскиваешь для меня задание посложнее, и я теряюсь, прочитав его. Я зажата в тиски и лишена эмоций, вызванных в данный момент таким тесным контактом с тобой – обязательно дам им выход, но позже.

Ты ёрзаешь на стуле, ожидая хоть какого-нибудь действия от меня. Я теряюсь ещё больше и стрессую. Но ты, завидев панику в моих глазах, неожиданно выдаёшь:

– Ты сможешь!

Что? ЧТО?

Я не тупая в твоём понимании? Ты веришь в меня? Откуда тебе знать, справлюсь ли я, если пропустила все лекции в обоих семестрах и даже о соединениях таких не слышала? Но ты настойчиво повторяешь эти слова ещё несколько раз, силясь убедить меня в собственных способностях.

Начинаешь задавать наводящие вопросы, дабы хоть как-то раскачать меня. У меня появляются мысли – ты помогаешь мне. Потом отвлекаешься, предоставляя мне возможность подумать самой. Затем снова смотришь в упор и опускаешь шуточки. И тут меня просто прорывает – я начинаю хихикать, как дурочка. Но в конце концов, неожиданно для самой себя нахожу правильный ответ, и ты засчитываешь его.

Принимаешь работы у остальных, задавая сложные вопросы. Наш одногруппник пытается подсказать отвечающим со своего места, на что прерываешься:

– Дорогой мой, я к тебе сейчас подойду, нежно-нежно обниму, и ты выйдешь из этой аудитории!

Я демонстративно подсказываю, стоя чуть ли не над твоим столом – однако ты упорно делаешь вид, будто не замечаешь этого.

Повторяю материал, который планирую ответить. У меня вдруг появляется ощущение, будто я и правда понимаю органику, и впервые за все два года обучения довольна местом, где учусь.

Во второй раз я отвечаю уже не одна – нас сразу трое. Креплюсь, слыша, какие вопросы ты даёшь одногруппницам, и дожидаюсь своей очереди. Сижу почти вплотную к тебе, и пока ты не смотришь, любуюсь твоими изящными руками: пропорционально широкими ладонями с выпирающими на них венами и ухоженными ногтями. Наконец наступает и моя очередь – секунду смотришь на меня, и я смотрю в твои глубокие зелёные глаза. Разрываешь зрительный контакт, приступив к поиску задания, но внезапно оборачиваешься, мгновение всматриваешься в мои и подмечаешь, не отрываясь:

– Взгляд такой осуждающий…

Это мой обычный взгляд. И кого-кого, но тебя мне уж точно осуждать не за что. Даёшь пять тестовых вопросов – я решаю три, и ты засчитываешь работу.

«Человеку свойственно быстро забывать свои лучшие минуты. Вслед за мгновением высшего творческого наслаждения, оргазма или чарующего сна наступает забвение, амнезия, утрата памяти. Ибо в моменты прекрасных снов или в минуты воплощения высшего животворящего начала – зачатия ребёнка – всё наше существо поднимается по лестнице жизни на несколько ступеней выше самого себя. Не в силах долго оставаться на такой высоте, мы, возвращаясь к реальности, стараемся поскорее забыть эти мгновения наивысшего просветления. За свою жизнь мы не раз бываем в раю, но помним всегда только изгнание из рая.»

© Милорад Павич «Страшные любовные истории»

Да, те полтора часа я действительно была как будто на несколько ступеней выше себя. Более того, я даже не верила в то, что всё случившееся за это время реально. И как бы я ни напрягала память – ту атмосферу мне, увы, не воссоздать.

Выбегаю во двор покурить и упорядочить мысли после такого взрыва эмоций. Слышу звук оповещения на телефоне – это тот парень. Чёрт, уже и забыла, что мы сегодня переписывались. Просто вчера был мой день рождения, и он счёл своим долгом поздравить меня, а я, пользуясь случаем, решила скинуть ему картинку из Камасутры в тему одного локального мема.

Отвечаю, но мне уже как-то плевать на него… Забавно, что на первой твоей паре я думать ни о чём кроме него не могла… Но как видишь, под конец года всё кардинально изменилось.

– Вырывай с корнем когда-либо сказанные тебе злые слова! – говорил мне тот добрый режиссёр с угольным взглядом. – А хорошим позволяй прорастать в своём сердце.

Я так и делаю. Сорняки, некогда напоминавшие о том, что я пишу хуйню и ничего не добьюсь, выброшены вон. Голубые незабудки, что ты выращиваешь в пробирках, теперь нашли место и в моей душе…

Я смогу! Ведь это сказал ты.

Крики снова стали громче через тёмное небо.

Я снова плачу. Всего два слова, но перечёркивают собой всё дерьмо, которое успело приключиться со мной за этот год.

И мне непонятно, в чём причина твоего лояльного отношения ко мне. Ведь некоторым ты задавал очень сложные вопросы, и они не сдали.

Пускай и так, но наша группа обожает тебя. И это взаимно.

Май в самом разгаре. Солнце топит город в нежных закатных лучах. Мы с подругой в очередной раз выбрались погулять. Сидим в открытом кафе и наслаждаемся весной. У меня перед глазами фасад старого дома с огромными каменными часами на нём. Воспоминания трёхлетней давности всплывают в сознании. Раннее утро, пустой город, экзамен… и я, которой так не хватает мало-мальски поддержки от того, кого люблю. Маленькая забытая мечта сбылась. А ты не просто мой возлюбленный, ты – жёсткий химик, которого при определённых условиях стоит бояться, и с которым я уже тогда была знакома, но такой безумный сценарий мне в те времена и не снился. И теперь это безумие стало моей жизнью…

Понимаю, что момент настал и подаю группе идею с подарком для тебя. На удивление они её поддерживают.

И вот тут-то начинается самое весёлое. О бренде «Zippo», оказалось, никто не знал – на их взгляд проще подарить электронную зажигалку, которая будет заряжаться от розетки. Зажигалка от розетки? Серьёзно?! Когда же я пытаюсь донести до них солидность американской фирмы почти со столетней историей, мне говорят, что я делаю из них жертв маркетинга. Мне же попросту стыдно, имея возможность приобрести качественную вещь, в итоге прийти к тебе с китайской игрушкой. Споры продолжаются не одну неделю. Одногруппницы то высказывают, что покупать бензин для Zippo не выгодно, то им жалко денег, то им похуй… Они сами определиться не могут. А у меня от всего этого волосы дыбом. Инициатор я, а если они принесут тебе какое-то дерьмо с Алика, краснеть мне! Не выдерживаю и делюсь ситуацией с папой. Говоря, что зажигалка, о которой я спрашивала, для молодого препода, что так лелеет наш коллектив. И он советует набраться терпения и убедить их купить Zippo.

В запасе у нас осталось не так-то много пар, и вспомнив об общей фотографии, решаем сделать её на следующем занятии и предупреждаем тебя.

Сетчатые чулки и короткие юбки становятся моим дресс-кодом на парах по органической химии. Но после завершения твоего цикла у меня и мысли не возникнет ещё прийти в таком виде к кому-то из преподов-мужиков. До глубокой ночи я не сплю, подбирая мэйкап и лук на завтра. Встаю рано и всё утро навожу красоту. Мне пришлось слегка обновить гардероб и не только – с некоторых пор я очень щепетильна к своему внешнему виду. Так волнуюсь перед твоей парой. Светит солнце, за окном автобуса цветут каштаны, в наушниках играет «Город 312». Я живу!

Вся трясусь, посматривая на часы – осталось пятнадцать минут до очередной встречи с тобой. Едва касаясь асфальта ногами, иду в направлении университета, такое ощущение, что за спиной выросли крылья – ты мой личный сорт кокаина.

Заставляешь нас ждать тебя – я как на иголках. Но вскоре слышу твой голос из коридора, что повергает меня в ещё большее волнение. Затем ты сам появляешься в аудитории, хитро улыбаясь и смеряя нас взглядом:

– Лабораторки все написали? Давайте сюда! – собираешь тетради и засчитываешь всем все оставшиеся работы. – Только попробуйте сказать другой группе, что я вам всё просто так поставил.

– Мы их ненавидим.

Удивлённо вскидываешь брови:

– Вы, вообще-то, семья!

Как и обычно, болтаешь с нами. Разговор заходит о гимназии. Ты вдруг спрашиваешь, помню ли я пацана, что сейчас учится в выпускном классе. А то он на твоём уроке пел песню про то, что президент – козёл, а Свинка Пеппа крутая! Так потом ещё и пытался мастурбировать. (Мне интересно: на кого именно на твоём уроке?) Смущённо смеюсь, а затем говорю:

– Я думала, что с нами было всё очень плохо, когда в одиннадцатом классе поймали за исправлением оценок, а оказалось, хуже ещё есть куда.

– Так я знаю, что вы исправляли оценки! – возмущённо выдаёшь, и группа оживляется.

– В смысле? А как вы это делали?!

Отвечаешь за меня:

– Они зашли через аккаунт учителя и всё ставили себе там!

Вот уж не думала, что нам с тобой действительно будет что вспомнить.

А ведь я помню, как в тот самый день три года назад, ты заходишь в лаборантскую, а химичка, следом закрывая дверь, обратилась к тебе таким убитым голосом, как будто произошло самое худшее:

– Ты не представляешь, что мои сделали…

Предсказать, о чём ты заведёшь разговор в очередной раз невозможно, и ты заговариваешь о «Палочке-выручалочке» Наташи Королёвой:

– Знаете её?

– Конечно, – отвечаю я, ведь с моим творческим взглядом на жизнь мне приходилось знакомилась и ни с таким кошмаром.

Мне нравится представлять, как мелкий ты зажигал под эту песню, ещё совсем не понимая, о чём она.

Занятие подходит к концу, и мы приступаем к фотосессии! Ходим по всему химфаку в поисках выгодных локаций. Позируем в коридоре: вы с нашим мальчиком присаживаетесь на первом плане, а мы стоим поодаль. Робко кладу руки тебе на широкие плечи, ощущая тепло твоего тела, пока нас фотографируют. И мне безумно нравится, как я получилась на этой фотографии, оно и ясно почему – ты рядом, и я счастлива…

– Улыбаемся – у всех автоматы! – шутишь ты, но нам становится понятно: на них рассчитывать теперь можно!

Заходим в ту самую аудиторию, где в первом семестре помогали наводить порядок, и ты делаешь общее селфи, а затем по отдельности фотографируемся с тобой в обнимку.

Ну вот какому преподу всё это нужно, кому не по барабану на группы, у которых он вёл? Ответ очевиден – тебе!

Уходим от тебя счастливыми, как будто снова вернулись в школьные годы и позировали для выпускного альбома. Ведь в этом и есть существенное отличие универа от школы – всем на всех плевать, но только не тебе!

Во дворе льёт дождь, и я, вдыхая весеннюю свежесть вместе с табачным дымом, в очередной раз задумываюсь, какие же мы всё-таки счастливые, что нам достался именно ты!

Наши родные теперь восхищаются красавчиком-химиком, даже совсем забыв прокомментировать то, как получились мы сами.

Перекидываем снимки тебе. И ближе к вечеру, на семинаре по философии ты присылаешь нам следующее.

«Честно… не взирая на предстоящий зачёт: ваша группа – огонь. Впервые буду очень скучать по кому-то)))».

Одногруппницы улыбаются, видя твоё сообщение, а у меня слёзы на глазах наворачиваются: следующая встреча – последняя.

«То, что жизнь – дело нелёгкое, временами я смутно чувствовал и раньше. Теперь у меня появилась новая причина для раздумий. До сего дня не оставляет меня ощущение противоречия, которое кроется в этом открытии. Человеческая жизнь видится мне тёмной печальной ночью, которую нельзя было бы вынести, если бы, то тут, то там не вспыхивали молнии, чей неожиданный свет так утешителен и чудесен, что эти секунды могут перечеркнуть и оправдать годы тьмы.»

© Герман Гессе «Демиан. Гертруда»

Так и есть. Этот эпизод с фотосессией перечеркнул собой год тьмы! Восхищает ещё и то, что пройдут годы, а мы так и останемся запечатлёнными молодыми и прекрасными, стоящими посреди коридора нашего университета.

Не знаю почему, но у тебя привкус первой любви. Мне словно снова двенадцать, снова я чувствую всю прелесть родительской заботы, снова брожу по солнечным коридорам учебного заведения в надежде встретить тебя. И знаю: ты рядом и никуда не денешься – если что, я всегда смогу тебя найти здесь.

Всё-таки прав был человек, сказавший, что только будучи влюблёнными мы живём по-настоящему. Веришь или нет, но я стала больше любить родителей. Немного успокоилась и стала мудрее. А папа начал интересоваться положением дел с подарком для тебя, так мы потихоньку наладили прерванное в этом нелёгком году общение.

Между прочим, из-за зажигалки на ушах стоят все наши семьи. Кто-то продолжает топить за электронную, но я сдаваться ни за что не собираюсь. Всеми возможными и невозможными способами пытаюсь переубедить группу, донося, что это – не магарыч преподу перед экзаменом, чтобы хороших оценок было побольше, а подарок с душой на память. Я словно Скриптонит, кричащий: «Это любовь!». Но похоже, они не видят и не ценят твоего прекрасного отношения. У кого-то уже сдали нервы, и они вообще наплевали на всё это дело, а кто-то пытается вставить свои «пять копеек» просто ради того, чтобы вставить, не понимая, что электронные зажигалки не для того, чтобы дарить преподавателям! Мы так ещё не срались за все два года. Но в итоге всё заканчивается тем, что мне переводят сумму, и мы с девчонками идём и покупаем тебе Zippo.

Это было нелегко. Но в таких вопросах, главное – иметь терпение, когда оно у всех на исходе! Что мне удалось. Хорошо, что группа не догадалась, почему мне – заядлой похуистке – вдруг стало больше всех надо, ну или по крайней мере сделала вид, что не догадалась. Но чтобы я ещё раз стала проявлять инициативу… никогда!

Зачёт ты пообещал сделать объёмным и сложным – мы все на нервах, вдобавок ещё и переживаем: возьмёшь ли ты наш подарок или сочтёшь за взятку?

На фоне всего этого, я случайно узнаю, что одно время ты работал в том самом театре, куда нас водила руссичка. Кем? Вряд ли ты мог там выступать, ведь в противном случае, если бы тебя кто-то из учителей или того хуже – учеников увидел полуголым на сцене, должности учителя химии в гимназии ты бы моментально помахал ручкой. Ставить танцы? Возможно. Представляю тебя в гримёрке в окружении обнажённых девушек перед выступлением, говорящим им, что они все необыкновенно талантливы и своими телами непременно взорвут зал – это вполне в твоём духе. Отвечать за спецэффекты в ходе спектакля – тоже вероятно. В общем, я не знаю, могу только догадываться. Но факт остаётся фактом.

Наступает день Х.

Подарок упакован. Рамочка куплена и ждёт своего часа. Осталось самое малое – распечатать общую фотографию. Но желанием никто не горит – всем плевать, они сами, не скрывая, выказали это ещё в процессе выбора зажигалки. И за это берёмся мы с подругами. За те пару недель, что мы выбирали подарок, я успела возненавидеть свою группу из-за отдельных представителей, что так яро выпячивали свою точку зрения.

Но вместе с тем очень ясно прочувствовала и другое – мы семья. Ведь все наши тёрки, причиной которых стал ты, остались только, между нами.

И вот, полгода спустя, в той же фотостудии, я снова заказываю «семейное фото». Прячу наш снимок под стекло, и вся группа ставит на обратной стороне подписи.

«Не каждый шов в мире способен меня зашить.»

Как-то в школе, ещё когда твой профиль Вк не был закрытым, я пролистала фотографии и послушала парочку аудиозаписей. Этого вполне хватило, чтобы отметить про себя, какая мрачная тьма в твоей душе. У тебя точно была непростая жизнь. Но теперь, пролистывая «Herbier psychique», я понимаю, насколько нежна твоя тьма. Ты должен был очерстветь, но не сделал этого. Об этом я догадывалась ещё тогда: молодой учитель, который сам не так давно сидел за партой, ханженствует и ведёт себя под стать сварливой химичке, годящейся ему в матери. Хотя, я всегда понимала, что твоего истинного лица не увидеть простым прохожим твоей жизни. Ты и тогда, и сейчас – всего лишь маска. Но та, что я увидела первой, слишком уж плохо вязалась с самим тобой.

В тебе идёт борьба.

Пускай это и не очевидно, но при долгом взгляде в упор можно догадаться. Ведь ты вскакиваешь из-под колёс сбившего тебя автомобиля и бежишь проводить урок. Стойко возвращаешься в университет даже после того, как вследствие безалаберности студентов, кислота брызнула тебе в лицо, навсегда лишив зрения на один глаз.

Мы стоим под открытой дверью аудитории, в которой ты принимаешь зачёт у другой группы. Все расшумелись и на просьбы вести себя потише никак не реагируют.

Я уже предвкушаю твои тяжёлые шаги и мгновенно захлопнувшуюся дверь так, что на всём этаже дрожат стёкла.

Ты и правда выходишь в коридор с просьбой не шуметь. Лукавые глаза, в которых проскочила едва уловимая искра при виде нас, украдкой улыбаются, но ты прячешь эту улыбку за бодрым советом повторять материал и снова скрываешься в аудитории.

Ты достаёшь из фирменной коробочки зажигалку и, откинув стальной колпачок, прокручиваешь кремниевое колёсико, улыбаясь, лицезришь язычок пламени и восторженно выдаёшь:

– Кайф!

Мои убитые нервы стоили того, чтобы ты, пританцовывая вышел из аудитории, а потом вернулся и подышал на меня сигаретой, подкуренной моим нашим подарком. Видеть твою радость даже приятнее, чем экзамен автоматом у всей группы, что поставил нам ты – самый жёсткий химик, которого я только встречала, но, как выяснилось, и прекрасный человек.

«В жизни не дам задачник, на который есть ответы в открытом доступе» – стращал ты старшие курсы.

Однако нам дал.

– Вы, конечно, всё списали, даже ошибки у всех одинаковые, но в вашей группе некого отправлять на экзамен – автоматы я всем поставил!

Собираешь свои вещи. Желаешь нам удачи на оставшемся экзамене. Прощаешься. Покидаешь аудиторию.

Я пока держусь. Хотя бы, чтобы не все увидели, как мне на тебя не похуй… Подумать только – полгода ты был ложкой мёда в бочке дёгтя, а теперь ты всего лишь счастливое воспоминание! Ушла эпоха мытья посуды и пошлых шуток…

Подруга восхищается тобой. А я стою, и слёзы сами катятся из моих глаз – такого препода, как ты, у нас больше не будет. Подобное случается раз в студенческой жизни, но ясно это становится только в конце счастливого времени.

«– Quel est le problème avec vos yeux? Ils sont complètement rouges. Avez-vous pleuré?

"Non," répondit-il en riant. – J`ai regardé de trop près mes contes de fèes, et il y a un soleil très brilliant.»*

*– Что у тебя с глазами? Они полностью красные. Ты плакал?

– Нет, – ответил он, смеясь. – Я слишком внимательно посмотрел на свои сказки, а там очень яркое солнце. (фр.)

© Кнут Гамсун «Виктория»

Ты солнце моих сказок.

Я даже не отрицаю графоманского начала своих литературных опусов. Долгое время я ждала того момента, когда мне наконец хватит мужества писать про то, что я действительно знаю, так сказать, делиться опытом собственной шкуры, а не про то, о чём просто догадываюсь. Но теперь с уверенностью могу сказать: ты дал этому начало. Но произошло всё само собой.

«Единственное, чего требует от нас жизнь – осознавать её, а не принимать безоговорочно. Всё, на что мы закрываем глаза, всё, от чего мы убегаем, всё, что мы отрицаем, принижаем или презираем, в конце концов, приводит нас к краху. То, что кажется отвратительным, болезненным, злым, может стать источником красоты, радости и силы, если взглянуть на это без предубеждения, каждая секунда может стать прекрасной для того, кто способен осознавать её как таковую.»