Под завесой тайны

Изменения в наших отношениях происходили постепенно, но весьма быстро. Теперь во взгляде Джин довольно часто мелькало недоверие и опасение. Словно она встретилась в лесу с диким зверем и не знает – как себя вести с ним и как себя поведет он – пройдет мимо или нападет. Меня это изумляло: ни тогда, когда я признался в своей особенности ни тогда, когда Джин увидела меня после полнолунного убийства – я не видел и не ощущал в ней страха. А теперь… Выяснять же причину, если Джин сама не хотела говорить об этом, было бесполезно. А звериное чутье моей второй сущности, не подводившее меня никогда прежде, почти кричало о надвигающейся, хотя еще и неясной беде.

И вот наступил сегодняшний день. Принесший мне последний удар. Вся наша совместная жизнь – от момента встречи до сих пор – промелькнули в моей памяти, в течение нескольких минут. Я разжал судорожно стиснутый кулак и обнаружил, что кольцо Джин, вдавившись в ладонь, оставило глубокий отпечаток на коже.

Оборотень, лишившийся единственного счастья в этом мире и утративший смысл жизни – вот кем я становился с этого момента. Внезапно меня охватило чувство озлобленности на весь мир. Я бросил взгляд на календарь. Еще неделя… Тут же навалилась моральная усталость. Я устал прятаться, сдерживать себя. Теперь я не видел причины, чтобы делать это и дальше.

Поднялся с кровати; положил кольцо Джин на тумбочку рядом с ее миниатюрным портретом. Пристально, с горькой усмешкой, скривившей губы вгляделся в последний раз в до боли родные черты лица. Я знал, что мы еще встретимся. Один раз. Последний. И все будет кончено. Но только тогда; не раньше. Затем развел в камине гостиной огонь огромной силы. Что последует за этим поступком, я знал, но мне было абсолютно все равно. Я знал, что та – вторая моя сущность – какое-то время будет противиться. Однако я знал также, что по-другому уже нельзя. Через несколько минут пламя с жутким гулом выбило стекло, вырываясь из окна.

Я покидал Город, где был счастлив несколько лет, так же, как уже давно ушел из города своего детства…

* * *

Оборотень мчался по лесной тропе, прорываясь сквозь цепляющиеся за шерсть колючие еловые ветви. Монстр был хитер и умен, но следующие за ним по пятам Охотники имели больший опыт. В плече и левой задней лапе зверя уже засели несколько серебряных пуль, причиняющих боль. В боку, мешая бежать, застрял дротик. И все же зверь бежал. Не останавливаясь, чтобы огрызнуться, обернувшись, на преследователей или перевести прерывистое дыхание, с хрипом вырывающееся из глотки. Перепрыгнув через поваленное дерево, монстр ощутил, как земля проваливается под лапами. Через миг почувствовал удар, упав на дно ямы. Поднявшись, помотал головой, приходя в себя. В глубине ямы послышалось негромкое поскуливание. Зверь резко обернулся и увидел в дальнем углу забавно семенящего к нему щенка. Оборотень попал в волчье логово; взрослых животных сейчас не было, детеныш оставался один. Сил было мало; раны монстра кровоточили. Оборотень прислушался: снаружи было тихо, звуков погони не слышно. Он устало опустился на землю, даже не опасаясь, что волки могут вернуться в любой момент – в лесу сейчас было слишком неспокойно, звери не рискнули бы привести к своей норе людей.

Изогнувшись самым немыслимым образом, монстр вцепился зубами в засевший в боку дротик и резко дернул. Коротко взвыл от боли и принялся быстро зализывать рану. Следы от пуль уже начали затягиваться, оставляя кусочки светло-серого блестящего металла внутри тела. Однако сил для полного восстановления еще не хватало. И дать их могли только свежая плоть и кровь. Оборотень дождался, пока любопытный волчонок подберется совсем близко, затем резко вскинулся… Негромкий взвизг, хруст ломающихся костей, и зверь придавил лапами к земле подрагивающее в предсмертных судорогах мохнатое тельце…

Насытившись и дав своему уставшему телу небольшую передышку, оборотень рискнул вылезти из временного убежища. Заметил неподалеку следы Охотников, однако их присутствие не ощущалось. Зверь побежал, порой настороженно оглядываясь по сторонам и прислушиваясь. Однако погони не было.

Фигура человека появилась перед ним беззвучно и неожиданно, заступив дорогу. Зверь отпрыгнул, в глазах зажглись красноватые огоньки яростной злобы; верхняя губа дрогнула, обнажая клыки; из пасти вырвался глухой клокочущий рык. Человек вскинул руку, целясь. В последний момент их глаза встретились…

– Макс…

Уголки звериных губ дернулись в почти человеческой улыбке, в глазах промелькнула искра узнавания. Они были слишком близки друг к другу. Пуля пронзила сердце оборотня в тот же миг, когда его клыки вонзились в горло девушки.

Конец

След оборотня

Я сидел в вагоне метро. Духота в вагоне стояла ужасная и действовала усыпляюще. Вот звук стучащих колес несколько изменился, и поезд выехал из подземного тоннеля на улицу. Вид за окном совершенно не радовал. Грязно-серая корка того, что, по идее, должно называться снегом, лежала на дороге и крышах домов. К тому же на дороге и на тротуарах были видны тусклые блики полузамерзших луж. Обычный зимний московский день – серый и пасмурный.

Я отвел глаза от окна и принялся изучать соседей по вагону. Это тоже не принесло удовлетворения. Иногда среди пассажиров попадаются интересные люди (в такие моменты я даже жалею, что со мной нет фотоаппарата, чтобы запечатлеть их). Но сегодня все лица были до зевоты скучными, хмурыми. Книгу я с собой не захватил, ехать еще долго. Я расстегнул верхнюю кнопку куртки (все-таки в вагоне, набитом одетыми в теплые куртки и шубы людьми, жарко даже зимой) и закрыл глаза.

Внезапно мной овладело какое-то странное чувство. Ощущение влаги, свежего воздуха. Я приоткрыл глаза…

* * *

До чего же хорошо в жаркий день напиться из реки. Я лакнул прохладную воду еще пару раз. Несколько капель сбежали по подбородку и усам. Я чуть поскользнулся, и правая передняя лапа коснулась воды. Бр-р-р; я отдернул лапу и тщательно облизал ее. Постоял немного у воды, любуясь на свое отражение. Действительно, хорош: палевая шерсть с темными пятнами, под которой явственно проступают рельефные мускулы; янтарные глаза, способные видеть в темноте. Картину не портил даже шрам через морду. Это я столкнулся на одной тропе с Сипатым – так его прозвали за слабое и хриплое рычание. Я тогда забрел на его территорию, и Сипатый пытался выгнать меня. Но что может сделать старый полубольной гепард с молодым, полным сил соперником? Я предложил тогда Сипатому сдаться, но этот старый дурень был ужасно упрям и самоуверен.… В тот день у падальщиков – гиен и грифов – был сытный обед. А красавица Желтоглазка наконец обратила на меня внимание… Я замурлыкал, вспомнив приятные минуты, проведенные с ней.

Внезапно ветер донес до меня острый терпкий запах зверя. Я закрыл глаза и принюхался, стараясь определить точное направление. Затем, скользя в желтой траве, просто замечательно скрывающей мои передвижения, направился в ту сторону, откуда пришел запах Добычи. До этого я не ел несколько дней, и представившийся случай поохотиться был весьма кстати. Медленно и верно я приближался к моему будущему обеду – молоденькой и довольно упитанной антилопе. Вот напряглись мышцы плеч, спины и задних ног… Прыжок… Антилопа забилась в моих объятьях. Несмотря на свою молодость, она оказалась довольно сильной и, сопротивляясь, пыталась подняться. Я крепче сжал зубы и услышал, как с хрустом сломался ее позвоночник.

Я отволок добычу немного в сторону, прячась от палящих лучей солнца. Охота не заняла много времени, но отняла довольно много сил: Сказалась жара, многодневная вынужденная голодовка и сопротивление антилопы. Я перевел дух и не торопясь принялся за трапезу. Тут же появилась небольшая стая гиен: эти нахлебники, почуяв запах свежеубитой дичи, поспешили явиться за своим куском. Я негромко, но грозно рыкнул. Гиены огрызнулись в ответ, но отскочили. Поняли, что их черед еще не наступил. Я с наслаждением оторвал первый кусок. Восхитительный сладковатый вкус сырого мяса, смешанный с соленой кровью, наполнил мою пасть…

Вдруг где-то совсем рядом раздался крик ужаса. Крик Человека.… Я поднял голову от туши антилопы и…

* * *

Встретился взглядом с женщиной, сидевшей на сидение напротив. Вагон был уже пуст; в нем оставались только я и эта женщина. Значит, уже конечная; я прозевал свою остановку.

Женщина вопила не переставая, в глазах у нее стоял дикий ужас. Почувствовав что-то влажное на подбородке, я провел по нему ладонью. Поднеся затем руку к глазам, я понял, что так напугало мою соседку по вагону. Моя ладонь была выпачкана в крови, которую я стер со рта.

Конец

«Хор маленьких Ангелов»

В этом году сентябрь выдался на редкость теплым и солнечным. Правда, от его начала прошло всего три дня. Но все равно, приятно думать, что лето продолжается и в этот первый осенний месяц. Листва на деревьях желтеет медленно и неохотно опадает. Трава на газонах пока еще радует глаз своим зеленым цветом. Настроение поднимают и яркие осенние цветы. Даже бабочки удивляют своим поздним порханием, не желая признавать, что их время уже прошло.

Юлька Ромашкина неторопливо брела по тротуару, поддевая ногами немногочисленные опавшие листья. Легкий еще по-летнему теплый ветерок играл прядкой ее светлых волос. Спешить было некуда. Закончилась первая учебная неделя; уроков по причине недавних каникул еще не задавали. Родители собирались умотать на дачу. Так что впереди намечались два восхитительных выходных дня с полной свободой и самостоятельностью. Правда, мама сначала не хотела оставлять дочку дома одну, но та все же уговорила: – Мам, ну мне же уже не пять лет и не семь, а целых двенадцать. Не маленькая, справлюсь. А я бы пригласила в гости Лизу и Сашу. Мамочка, ну пожа-а-алуйста!

– Юль, а может, все-таки поедешь с нами? – спросила мама. Но девочка так яростно замотала головой, что маме пришлось отказаться от своей затеи вытащить дочь на свежий воздух. – Ладно. Приглашай своих подружек. Только не переверните дом вверх тормашками.

Юлька принялась уверять, что к возвращению родителей все будет тихо и аккуратно.

Разговор этот происходил утром, а сейчас, возвращаясь из школы, Юлька думала, что надо будет позвонить девчонкам и рассказать о намечающейся встрече. Класс! Можно будет допоздна крутить видик, болтать о прошедшем лете и поедать разные вкусности. Надо только забежать в булочную, купить чего-нибудь к чаю и хлеба.

* * *

Где-то неподалеку раздалось хоровое пение. Юлька остановилась, с удивлением огляделась по сторонам. Голоса были слышны с площадки у старой школы, которую собирались сносить уже месяца два или три. Юлька подбежала к забору и проскользнула между двумя расшатанными досками. Ее взору открылось весьма необычное зрелище. Во дворе перед ветхим, со «слепыми» – без стекол – окнами зданием стояли около двух десятков детей в возрасте от семи до тринадцати лет. Одеты они были в необыкновенно красивые светло-зеленые и светло-желтые с белым длинные до земли одеяния. Головы ребят украшали тонкие золотистые обручи. И у мальчиков, и у девочек были одинаково длинные, закрывающие плечи, светлые волосы. Пели дети что-то непонятное, но радостно, чисто и легко.

И Юльку и нескольких других прохожих, остановившихся послушать, завораживало это необычайно прелестное пение. Непонятно было: откуда появился этот хор и почему он расположился во дворе заброшенной школы…. Но почему-то никто не задал себе, даже мысленно этих вопросов. Люди просто стояли, позабыв обо всех своих делах, и восхищенно слушали.

Хором руководила невысокая худощавая женщина в серо-голубом платье. Словно повинуясь ее тонким рукам, детские голоса то взлетали ввысь к самому небу, то падали до каменного покрытия школьного двора.

Внезапно руководительница подала знак, пение смолкло. Она подошла к одному из мальчиков и, положив руку ему на плечо, ласково улыбнулась: – Коленька, дитя мое, ты снова ошибся. Это уже вторая ошибка за месяц. Что же мы с тобой будем делать? – Женщина с мягкой укоризной покачала головой. Мальчик поднял на нее испуганные серые глаза, и что-то очень тихо проговорил. Руководительница хора так же негромко ответила. Тот, кого она назвала Колей, как-то судорожно дернулся и всхлипнул. Женщина успокаивающе погладила его по длинным белокурым волосам. Через пару минут хор, послушный жесту, снова запел.

Юльку Ромашкину очень заинтересовало поведение мальчика Коли: что же могло напугать или расстроить его до такой степени, что на его глазах даже выступили слезы? Неужели эта красивая сероглазая женщина в прекрасном платье и с такой доброй улыбкой? Мельком взглянув на часы, девочка решила подождать окончания этого импровизированного концерта. Наконец смолкла последняя нота последней песни. Оглянувшись по сторонам, Ромашкина заметила, что из слушателей осталась она одна. Ее словно что-то удерживало рядом с необычным хором.

Она увидела подошедшую руководительницу хора. Вблизи та показалась еще прекрасней. Серые глаза так и лучились ласковой улыбкой. – Тебе понравилось выступление? – обратилась женщина к Юльке.

От смущения девочка не смогла произнести ни слова и только кивнула.

– А ты бы хотела петь в нашем хоре? – вновь спросила руководительница.

Юлька просто онемела от неожиданности: как же это так? Она очень любила петь и даже попросила маму записать ее в какой-нибудь кружок. Увы, у мамы никак не находилось для этого времени. Но вот так просто.… Это было весьма необычное предложение. Женщина терпеливо ждала, ласково улыбаясь.

– А… а что для этого нужно? – от волнения Юлькин голос звучал несколько осипло. Она хотела добавить: «какие-то документы, прослушивание?» Но, очевидно, женщина привыкла к подобным вопросам, поэтому ответила сразу, не дожидаясь продолжения.

– Для того чтобы петь в нашем хоре для начала нужно только твое согласие.

И Юлька кивнула, не понимая еще: что делает.

– Ну, вот и славно, – вновь улыбнулась женщина. – Тогда залезай вместе с остальными ребятами в автобус, и поедем.

– Как поедем? Куда? – опешила Ромашкина. – Я же должна хотя бы предупредить маму. Да и портфель надо домой занести.

– Ни о чем не беспокойся. – Женщина погладила девочку по голове, как до этого одного из певцов хора – Колю. И Ромашкина вдруг ощутила совершенное душевное спокойствие. Действительно – все будет хорошо! Как же иначе? Только нужно во всем слушаться эту добрую и милую тетушку.

В это время во двор школы въехал автобус нежно-розового цвета. Ребята залезли внутрь, и автобус тронулся. К Юльке, сидевшей в самом конце салона и выделявшейся среди остальной одежды и изумленным видом, подсела одна из девочек. – Привет. Меня зовут Майя. А ты новенькая, да?

Юлька кивнула.

– Ой, ну тогда ты еще ничего не знаешь. Давай расскажу. Наш хор называется «Хором Маленьких Ангелов». Мы поем песни, которые увидел в вещем сне наш Учитель. Он их записал, а мы выучили и поем. Скоро нас повезут в Дом. Новеньким там дадут такую же одежду, как у всех нас, а потом примет Учитель. Он объяснит: что и как надо делать.

Юлька слушала, раскрыв рот.

Автобус несколько раз останавливался возле разных зданий; после каждого выступления хора внутрь залезал еще кто-нибудь. Вскоре Юлька Ромашкина стала одной из десятка новичков. После последнего на этот день концерта (в которых новички не участвовали) руководительница что-то тихо сказала водителю, и автобус помчался по серой асфальтовой ленте на полной скорости. Мельком кинув взгляд в окно, Юлька увидела, как мимо проносятся совсем незнакомые места. Руководительница рассказывала всем новичкам, что Юлька уже слышала от своей собеседницы.

Автобус въехал в длинный темный тоннель. Затем миновал несколько очень старых разрушенных зданий, среди которых были школы, пара церквей и, как показалось Ромашкиной, даже один театр. Небо за окном уже давно было покрыто грязно-серыми тучами, и по стеклам бил мелкой дробью противный дождь. Такая промозглая погода и унылые картины за окном наводили на ребят тоску. Правда, не на всех. Испытывали неприятные чувства только новички. Певцы же казалось, не замечали неприветливости природы.

Вот автобус подпрыгнул на каком-то ухабе и покатил по дороге… Юлька Ромашкина даже ахнула… заброшенного кладбища.

– Вот тут детки, – обратилась к новичкам руководительница хора, – вы, как бы умираете и символически возрождаетесь для новой жизни, для жизни в Хоре Маленьких Ангелов и для служения Учителю.

После жуткого места, коим оказалось заброшенное кладбище, автобус вновь нырнул в темный тоннель, у которого, казалось, не было выхода. Поездка казалась бесконечной, а кромешная тьма – навеки окутавшей машину. Долгий тягостный путь становился очень неприятен. У кого-то из новеньких уже начиналась тихая паника: стали слышны возгласы, громкие всхлипывания.

– Ну-ну, потерпите еще чуть-чуть. Осталось ехать совсем немного. – Успокаивала детей руководительница…

И вот, когда уже, казалось, что у этого кошмарного путешествия не будет конца, автобус вырвался из тьмы и мрака на открытый простор. Ребята-новички так и ахнули. Их глазам предстала изумительная картина. На берегу маленького пруда, в окружении роскошных зеленеющих деревьев стоял Дом. Окрашенный во все цвета радуги самых нежных оттенков, он был похож на многоэтажный сказочный терем. У каждого этажа был свой цвет, а венчала строение золотистая башенка. На поляне перед Домом цвели самые разнообразные цветы, над которыми порхали яркие бабочки. Несмотря на то, что на другом конце тоннеля, откуда приехал автобус, лил дождь, было сыро и пасмурно, здесь на поляне вовсю сияло солнце. Даже воздух вокруг был, казалось, напоен весельем и радостью. И все же при виде всего этого великолепия в душе у Юльки Ромашкиной почему-то шевелился червячок сомнения.

Ребята высыпали из автобуса на поляну. К ним подошел молодой мужчина. Улыбаясь, он поздоровался с детьми и завел тихий разговор с руководительницей хора. Та передала подошедшему голубой деревянный ящичек, а, разговаривая, чуть кивнула в сторону ребят.

Мужчина слегка нахмурился, но в следующую же секунду улыбнулся: – Спасибо, что уведомили, мадам Фоксай. Я приму надлежащие меры. – При этом он глянул на ребят.

Проследив за взглядом мужчины, Юлька Ромашкина отметила, что он смотрел на Колю – провинившегося мальчика из хора. При этом открытии Ромашкина почувствовала, как у нее неприятно кольнуло в сердце.

Молодой мужчина увел певцов хора. А мадам Фоксай, оставшаяся опекать новичков, принялась рассказывать им о расположении помещений в Доме. Первый – розовый – этаж занимали Большая Прихожая, Большая Столовая и кухня с одной стороны и Большой Зал репетиций с другой. На втором – зеленом – этаже были комнаты новичков. Там ребята жили первую неделю своего пребывания в Доме. Семи-тринадцатилетние певцы хора жили на семи разных этажах (у каждого этажа был свой цвет). А золотая башенка принадлежала самому Учителю.

– Разумеется, вам можно ходить только по двум первым этажам. И вы, конечно, не станете нарушать это правило; так же, как и другие правила. Ведь так? – И хотя, говоря это, мадам Фоксай как всегда улыбалась, но Юлька Ромашкина могла поклясться, что в глазах женщины мелькнул очень недобрый огонек. Но остальные ребята этого не заметили. На всех чарующе действовала окружающая красота.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Юлька вдруг услышала душераздирающий детский вопль. Крик страха и боли, прозвучавший, казалось, ниоткуда, совершенно не вязался с окружающей красотой и ощущением радости. От неожиданности Юлька даже споткнулась о ступеньку и вскрикнула сама.

– Что такое, дитя мое? – обернулась мадам Фоксай. Девочка с изумлением поглядела на нее: разве мадам Фоксай не слышала? Где-то кричал ребенок. – Тебе, наверное, послышалось, моя девочка. У нас в саду много разных птиц…– Женщина как всегда улыбалась, но выражение ее глаз: настороженное и… злое, совсем не понравилось Юльке. Она была уверенна, что не ослышалась.

Ей вдруг захотелось бежать из этого необычного – красивого, но страшного – места. Но только Юлька набралась смелости, чтобы сказать о своем решении мадам Фоксай, как та распахнула дверь комнаты, предназначенной для Ромашкиной.

Юлька ахнула от изумления и восторга, и на какой-то момент позабыла о своем желании уйти отсюда. И было отчего. Такую замечательную, уютную комнатку со светлыми, солнечно-желтыми обоями, чудесной, словно игрушечной мебелью, симпатичными картинками на стенах и милыми безделушками на полках была бы не против иметь любая девчонка. На высокой спинке стула висело чудесное шелковое платье нежно-зеленого цвета.

– Вижу, тебе понравилось, – со своеобычной улыбкой проговорила мадам Фоксай. (Юлька кивнула). – Хорошо. Переодевайся и выходи в сад. Свою старую одежду брось вон туда. – Женщина указала на корзину в углу комнаты, явно предназначенную для мусора.

Юлька заколебалась: почему ей велят выкинуть ее одежду? С этим вопросом она обратилась к мадам Фоксай. – И еще, я должна позвонить родителям. А то они будут волноваться: куда я пропала.

– Нет. – Ответ прозвучал резко, словно удар хлыста. Но тут же, спохватившись, мадам Фоксай снова улыбнулась. – Ни о чем не беспокойся, детка,

Но Юлька упорствовала: почему она не может предупредить родителей о своем местопребывании?

– Видишь ли, дитя мое, – мадам Фоксай была само терпение, – согласившись петь в нашем Хоре, ты автоматически отказалась от всего, что у тебя было прежде. В том числе от родителей и прежних друзей. Но, разве, это не малая цена за то, чтобы служить Учителю, петь в Хоре и носить такое красивое платье? – женщина указала на великолепное одеяние и продолжила. – Теперь Хор станет твоим домом, семьей и другом.

– Но я хочу домой, к маме и папе! Почему Вы не предупредили об этом дурацком условии?!! – Юлька уже кричала, в ее голосе явственно слышались рыдание и отчаяние. Мадам Фоксай успокаивающе погладила девочку по голове. Ромашкина всхлипнула и затихла.

– Вот так. Хорошо. А теперь одевайся и иди в сад. – Голос женщины теперь звучал повелительно и был так же холоден, как и взгляд серых глаз.

Снимая через голову свитер, Юлька услышала, как за руководительницей хора закрылась дверь.

Одевшись, девочка сбежала по ступенькам и оказалась на поляне перед Домом. Мысль о том, что надо убираться отсюда, уже овладела ей полностью, и Юлька оглядывалась по сторонам, в надежде найти подходящее место для побега. Тщетно. Вся территория вокруг сада была обнесена высоченным каменным забором. И как это его не было заметно раньше? Откуда-то опять раздался детский крик боли.

Юльку все сильнее охватывала паника. Куда она попала?! Что это за кошмарное место?! И почему другие новички ничего не замечают? Похоже, только она обратила внимание на страшные странности, происходящие тут…

Юлька так задумалась, что очнулась от своих мыслей только когда кто-то дотронулся до ее руки. Подняв голову, Ромашкина увидела перед собой девушку лет семнадцати. Она была одета почти так же, как Юлька и остальные ребята из Хора; но только одеяние девушки было небесно-голубого цвета, и обруч чуть шире, чем у младших хористов.

– Ты новенькая? – девушка говорила быстро и часто оглядывалась по сторонам, словно проверяя: не следят ли за ней. – Зачем ты пришла в это страшное место? Послушай, девочка, ты должна бежать отсюда, как можно скорее, пока они не погубили твою жизнь!!

– Погоди, – перебила девушку Юлька, – Объясни, что все это значит? Что это за Дом, кто такой Учитель? – Она забрасывала свою неожиданную собеседницу вопросами, несмотря на то, что та явно нервничала, теряя драгоценное время.

– Понимаешь, торопливо принялась объяснять Юльке девушка в голубом, – это… ну, что-то вроде секты. Наборщики – мадам Фоксай, мадам Вилданим и еще несколько женщин – ездят по городам и отлавливают наивных глупеньких детей, мечтающих о славе…

Юлька хотела возмутиться, но потом подумала, что девушка права: и ее саму и еще некоторых ребят поймали на красивое пение и обещание научить так же петь, как рыбу на живца.

– Ну вот, продолжала тем временем девушка, от быстроты почти захлебываясь словами, – Те, кого Наборщикам удалось завлечь, никогда уже не возвращаются назад. После того, как мальчик или девочка выходят из «Маленьких Ангелов», их переводят в «Юные Ангелы». Я – одна из «юных». «Юные Ангелы поют уже не у старых школ, а у заброшенных церквей. Что происходит потом, по мере взросления, я не знаю.

Юлька рассказала девушке о случае с мальчиком Колей. – Я почти уверена, что это он кричал. Но почему? Неужели они его били?! Только за то, что он чуть ошибся и неправильно спел?!

Собеседница побледнела и печально кивнула. Тут Юлька узнала еще одну жуткую вещь: оказалось, что за первую и вторую фальшь хориста нещадно избивают плетью. А на третий раз…. – Редко кто доживает до ранга «Юного Ангела». – грустно проговорила девушка.