Дорога номер пять

Мюллер говорил по-русски с легким акцентом.

– Господин Федин, вы принесли мне документы, о которых я вас просил в мой прошлый приезд в Северск?

– Принес, – ответил Федин и начал открывать кейс.

Мюллер прижал указательный палец к губам, делая Федину знак, чтобы тот ничего не говорил, жестом пригласил пройти в ванную, открыл краны с водой на полную мощность, взял у Федина документы с грифом «Для служебного пользования», затем вынул пачку долларов и передал их Федину, который быстро засунул бумажки в карман.

На экране Мюллер отдает деньги Федину, раздается шум воды. Майор Савельев подошел к монитору, за которым сидел сотрудник с наушниками на голове.

– Ты посмотри на этого сраного профессионала из ЦРУ, – хохотнул Савельев. – Не уважает он нас. – Обратился к сотруднику: Добавь, Витя, звук, пожалуйста, и включи очистку от помех.

Витя что-то покрутил и на всю комнату раздался голос Мюллера:

– В следующий раз принесите мне документы, которые к Вам приходят из Москвы, из Правительства. Особенно те, что имеют отношение к США, ну и к Англии, если есть. Заплачу хорошие деньги. Федин кивнул головой.

– Щас, разогнались. – с ехидцей в голосе произнес Савельев. – Эти-то документы сочиняли почти месяц. В целом можно сказать, что операция прошла успешно. Пойду готовить шифровку в Москву.

10.06.1995 г. Сов. секретно

Из Северска

Начальнику Управления ФСБ России генерал-лейтенанту Волкову А.С.

В результате проведенного комплекса агентурно-оперативных мероприятий с использованием средств объективного контроля установлено следующее.

Губернатором области, Матюхиным В.Г., оказывается протекция в деятельности СП «Мор-Си». Им лично получены лимиты на добычу минтая в количестве 10 тысяч тонн и переданы генеральному директору «Мор-Си» Мохову В.В. По оценкам экспертов в результате данной сделки у государства будет похищено порядка 700-800 тысяч долларов США. О поступлении денег на счет Матюхина в городе Сиэтле будет доложено дополнительно.

В ходе состоявшихся встреч губернатора с гражданином США Р.Мюллером в контролируемом помещении Матюхин рассказал Мюллеру о совещании, проведенном в Москве председателем правительства и принятых не нем решениях, в том числе по закрытым вопросам. Матюхин довел до Мюллера информацию о своих хороших взаимоотношениях с руководством правоохранительных органов области, которые достигнуты им благодаря оформлению их близких родственников в акционеры наиболее рентабельных золоторудных компаний.

Со сводкой звукового контроля ознакомлен начальник областного управления ФСБ России. Прошу санкционировать заведение на Рональда Мюллера проверочного досье «Рыбак».

Начальник отделения Управления ФСБ России

Полковник Гусев С.А.

– Принесите чаю, Галя, – обратился Гусев к секретарше.

Через две минуты две чашки были уже на столе.

Кабинет как кабинет. Только недавно в углу появилась маленькая, почти незаметная икона преподобного Сергия Радонежского.

Раздался стук. Гусев со словами «Входи, жду» вышел из-за стола и пошел навстречу вошедшему в кабинет Федину. Пожал руку.

– Молодцом, Иван Николаевич, сделано все, как нас учили, то есть в лучшем виде.

– Это ты молодец, Сергей Андреевич. Должность мне подобрал, ну прямо в яблочко. Стреляй – не промахнешься. Все воруют. Губернатор, естественно, больше всех. Золото и рыба. Все под контролем, отовсюду капает, я бы сказал: ручей течет, зеленого цвета. Вот, кстати, выручку могу сдать, – Федин протянул Гусеву пачку долларов, которые дал ему Мюллер.

– Ладно, оставь себе. Путь это будет вместо премии.

– Нет, не могу я. Не приучили.

– Разрешение из Москвы есть тебе премию выписать. Ты сейчас возьми, а потом мы тебе в зарплату оформим.

– Ну ладно, раз ты говоришь, возьму, сам знаешь, как живем. Я тебя, Сергей, давно хотел спросить. Материалов о воровстве, коррупции мы направляем в Москву пачками. Но что-то не слышал ни разу о громких процессах по этим темам. Может напрасно трудимся, здоровье теряем, да чего говорить – и жизнью рискуем? Что скажешь, шеф?

– Я могу сказать, как сам понимаю обстановку. Олигархи, подпирающие сегодня Президента, что они делают? Отвечаю: приватизацией занимаются, причем, самых высокодоходных, рентабельных предприятий. Разворовывают Россию. Сами готовы всё туда отдать с потрохами, и отвалить. Говорят, что строят капитализм. А ведь еще вчера партбилетами махали. При такой обстановке вылезать с материалами о коррупции было бы самоубийством. Вот и идет сейчас процесс накопления информации, создается база данных на воров, коррупционеров, предателей национальных интересов. Поверь мне, Ваня, придет наше время, получим мы команду «ФАС», а кого нужно рвать на куски – мы с тобой знаем.

О многом Гусев уже знал и больше, если не знал, то догадывался, а если не догадывался прямо, то ведь не зря же ему Сазонов книжки возит. Но говорить обо всем этом было нельзя даже со своими. А Федин продолжал недоумевать:

– Мы-то знаем, вот встретил я на днях парня, бывшего сотрудника отдела экономической безопасности из ФСБ, так он рассказал, как хорошо устроился на гражданке, получает раз в десять больше, чем в конторе. Сейчас, глядя на него, а так же из-за неверия в нужность своей работы, написали рапорта с просьбой об увольнении еще семь оперов, почти половина его отдела.

Началось все это с Бакатина, а на самом деле еще раньше. Сдал американцам загранагентуру – дескать, у нас теперь демократия, врагов нет. Да никто никогда агентуру не сдает. Даже перебежчики. Александр Орлов ( Лейба Лазаревич Фельдбин)-бывший резидент ГРУ в Испании – сбежал от сталинских чисток в США. Умер в 1973 году. Знал всю Кембриджскую пятерку. И еще много кого. Не сдал ни одного агента. Если человек с нами по идейным соображениям расходится, это его дело, его можно и уважать, а вот когда людей сдают – дело последнее. Только Калугин предателем стал, и вот Бакатин. С него и начали уходить люди – почувствовали, что их не защищает собственное начальство. Сейчас хотя бы это прекратилось. Но и людей не вернешь, и сколько тем, кто остался, платят, не пожелаешь никому.

– Что тут говорить? Большинство сотрудников работает, потому что патриоты, государственники, за Державу обидно, а денежное довольствие ведь, в самом деле – курам на смех. Тех, кто уходит, чтобы заработать, жить в достатке, язык не поворачивается осуждать. Семьи у всех.

– Честно скажу: еще год-другой, и я уволюсь. Не хочу работать на полку.

– Не отчаивайся, Ваня. Наше время придет.

– Надеюсь, скоро.

– Я тоже надеюсь. А пока что лечу в Америку, в Сиэтл.

Гусев подошел к окну. Стояло короткое северное лето, но все было серым-серо, как осенью – даже у стен его офиса появилась помойка. «Вот уже загадили всю страну, – про себя усмехнулся Сергей Андреевич. – Вычищать сил не хватит… А, может, не вычищать надо, а дать людям идею. Церкви вон открываются, а ведь и в государстве должно быть так, как Церковь всегда учила. Как там – “четвертому не быть”… Православие, народность, и – что там еще?»

* * *

На следующий день Гусев был уже в Сиэтле, где его встретил на своей «Хонде» руководитель представительства фирмы «Аркос» подполковник Алексей Лавренев. Гусев как-то по-новому вглядывается в очертания города, где часто бывал и раньше. Вслушивается в рассказ Алексея Ивановича:

– Как вы, Сергей Андреевич, посоветовали, мы установили в кабинете нашего финансового советника Эндрю Фишера две скрытых камеры и выяснили, что он сбрасывает нашу информацию на свои дискеты и тащит с собой. Я поручил ребятам протопать следом за ним. Пришел Эндрю в кафе в соседнем квартале, сел перекусить. Подсел к нему мужичок, попил кофейку, получил скрытно дискету и пошел. Мои топтуны за ним. Клиент, не проверяясь, прямехонько притопал в местное отделение ФБР. Вывод: наш американский друг – фэбээровский стукач.

– К беседе с ним всё готово?

– Йес, оф кос, шеф.

– Что новенького на «Боинге»?

– «Боинг» на подъеме. Весь город живет для «Боинга» и благодаря «Боингу». Очередь на покупку его самолетов расписана лет на тридцать вперед.

– Понятно. Только мне не бизнес-план завода нужен, а что новенького вам удалось «позаимствовать» для нашей авиационной промышленности?

– Извините, Сергей Андреевич, на этот раз – не густо. Но кое-что любопытное есть. Покажу в офисе.

Когда приехали в офис фирмы «Аркос», Лавренев сразу включил монитор, и на нем поехала картина с двух ракурсов: Эндрю Фишер вставляет в дисковод дискету, совершает манипуляции на клавиатуре, достает дискету и кладет ее в карман.

– Пора бы уже, – сказал Гусев.

Ждать долго не пришлось. На втором ракурсе Лавренев вышел из кабинета, затем было видно, как он, в сопровождении двух крепких сотрудников фирмы, вошел в кабинет американца. Они о чем-то говорили, затем Фишер достал дискету и отдал ее Лавреневу, а сам с видом обреченного сел в кресло. Лавренев сел на стоящий рядом стул, жестом руки отпустил своих сотрудников и завел беседу с Эндрю, который нехотя начинает:

– Полгода назад ко мне домой приехал сотрудник ФБР и предложил сотрудничать с ним. Он пояснил, что русская мафия угрожает национальным интересам США, поэтому долг каждого американца оказывать помощь в организации выявления и противодействия этим угрозам. Я спросил офицера: «Фирма “Аркос”, в которой я работаю, тоже принадлежит русской мафии?» На что он ответил, что такими данными ФБР не располагает, но хотели бы с моей помощью разобраться. От меня требовалось делать копии финансовых документов и договоров с “Аркос” с партнерами. За эту информацию мне обещали хорошо платить, плюс ФБР брало на себя оплату моих ежегодных налогов. Такое предложение показалось мне заманчивым, и я согласился.

Фишер помолчал и обреченно спросил:

– Мистер Лавренев, вы меня уволите?

– Знаете, Эндрю, вас надо бы уволить. Однако в связи с тем, что у нас, как вы успели заметить, серьезная, законопослушная компания, нам нечего бояться ФБР, поэтому мы вас оставим на работе. Но при одном условии.

– Каком?

– Вы будете продолжать делиться с ФБР информацией о нашей компании – под нашим контролем, естественно, получая за это деньги в ФБР и за свою работу у нас, но в случае постановки перед вами офицером ФБР каких-то новых задач, касающихся «Аркос», вы нам об этом скажете. Согласны?

– Согласен. Я вам очень признателен, мистер Лавренев, за доброе ко мне отношение.

– Я считаю, Эндрю, что в ваших же интересах, чтобы о нашей договоренности никто ничего никогда не узнал. Окей?

– Окей!

Фишер закрыл за собой дверь, кассета закончилась. Лавренев врнулся в кабинет к Гусеву. Тот молча перемотал кассету, достал ее из видеомагнитофона, положил в свой кейс, потом поднял глаза на напряженно ждавшего Лавренева, улыбнулся, пожал ему руку и обнял.

– Поздравляю с очередным приобретением, и весьма полезным.

– Спасибо, Сергей Андреевич! Реализация моя, но идея операции ваша. Так что с меня магарыч.

– Нет никакого желания… возражать.

Тут же отправились в небольшой ресторанчик на окраине – Гусев, Лавренев и еще два сотрудника, бравшие с поличным Фишера. Выпитое подогрело, пошел разговор уже за жизнь.

– Знаете, Сергей Андреевич, что меня поражает здесь больше всего? Это поощрение властями, полицией системы доносительства. Специальный полицейский канал круглые сутки инструктирует американских граждан, на что следует обращать внимание в поведении соседей, сослуживцев, как выявлять наркодельцов, убийц, беглых преступников и т.д. Все стучат на всех. Сосед на соседа, брат на сестру, сестра на брата, дети на родителей, родители на детей, муж на жену, жена на мужа. Я родился в 63-м, пика этого всего не застал, но по описанию в книгах очень даже похоже.

– Да нет, не похоже. Я тут воспоминания Льва Тихомирова прочитал – был такой человек интересный, бывший революционер, а потом царю служил верой и правдой. Так он в вагоне с одним австрияком ехал, ну разговорились, где свободы больше. Лев Александрович ему и говорит: «Вы можете болтать все , что хотите, зато мы можем все, что хотим, делать». Мы – в смысле русские. Я не про нас с вами говорю. Мы сейчас как раз почти ничего не можем.

Все рассмеялись, но говорить об этом не хотелось. Здесь и сейчас, во всяком случае.

– Ну, это еще не все, – вступил в разговор Лавренев. – Я тут у Даля вычитал. Сидят в окопах наш солдат с австрийским, шнапс глушат. Ну тот и говорит: «Давай за императора Франца Иосифа». А нашему что – был бы повод. Выпили. Тут и наш: «А теперь давай за нашего царя батюшку». Австрияк: «Не буду – присяга». Тогда наш – весь предыдущий тост наружу в кусты, а потом и говорит: «Ну тогда Франц маршир хераус». Вот так: в окопах будут сражаться, а так свободен. И всегда наш человек внутренне свободен, при любой власти. А тут, в Америке, все эти условности неизмеримо больше. Вот слушай. Власти регулируют семейные отношения так, что нам в России такое в страшном сне не приснится. Начинается с брачного договора.

– Слава, – обратился Лавренев к одному из сотрудников, – расскажи Сергею Андреевичу, что произошло в школе, где учится твоя дочь.

– Да, моя дочь учится в пятом классе, и с одним из ее одноклассников произошла вот такая история. В их семье пять братьев и сестер, так вот отец стал наркоманом. Начал с ерунды, а потом подсел и на тяжелые. Мать – жена его – делала все возможное, чтобы сохранить семью, спасти мужа от тюрьмы и вырастить детей. Однако закончилось все плохо. Отца арестовали уже за торговлю, и в ходе обыска в их доме в сумке его жены нашли два грамма. Как они туда попали, объяснить она не смогла. Возможно, муж спрятал, потому что в своей сумке она никогда не догадалась бы искать. Суд приговорил: отцу семейства – сорок лет заключения, матери – двадцать пять лет, хотя следствием не было получено ни одного свидетельства о фактах торговли либо употребления ею наркотиков. В течение трех дней после суда, согласно закону, детей раздали в пять различных семей.

В разговор вступил другой сотрудник, Николай:

– Год назад, когда я с женой и трехлетним сыном – Миша его зовут – только приехал сюда работать, он у нас что-то захандрил – по ночам плакал, плохо спал. Может, приболел или смена часовых поясов повлияла, а может, и то, и другое вместе. Так вот, через три-четыре дня сынок в очередной раз заплакал, часа в два ночи. Неожиданно в дверь позвонили. Открываю. На пороге двое полицейских. Ну, думаю, кранты – не успел поработать, уже брать пришли. Оказалось – в полицию позвонили соседи, через стенку которые, и сообщили, что в соседней квартире по ночам плачет ребенок, наверное, родители истязают его. Не забыли при этом напомнить, чтобы, в случае подтверждения их информации, выплатили им положенные премиальные. Сам-то я человек спокойный, но тут у меня выдержки не хватило. Морды я полицейским бить не стал, но высказал им все, что накипело на душе об их хваленом американском образе жизни, их демократии, правах человека и мягко, так вежливо им сказал: не ваше собачье дело вмешиваться в воспитание ребенка в присутствии родителей. В общем, дело дошло до проверки документов. Прощаясь, полицейские сказали, что если бы мы с женой не были иностранцами, то, вероятней всего, они забрали бы ребенка, и уже суд бы решал, возвращать его нам, либо отдать в другую семью.

Гусев задумался, поднял рюмку и подытожил:

– Вот так: не ценим мы, братцы, Родину свою – Россию матушку, всё ругаем, всё нам не нравится. А напрасно! Народ у нас простой, да мудрый. Такую демократию, как вы мне сейчас рассказали, никогда не примет. И правильно сделает. Ни один диктатор у нас ни в семью, ни в постель не лез. И с Биллом этим непутевым какой позор устроили! Алексей Иванович, мы во сколько завтра выезжаем?

Наутро отправились из Сиэтла на юг – в Орегон. За рулем сидел Николай. На заднем сиденье Гусев, внимательно слушавший, и Лавренев, который рассказывал:

– В Орегоне проживает более десяти тысяч русских семей из староверов. Сейчас, кстати, когда проклятия никоновские сняли, они присоединились к Зарубежной Церкви. Занимаются в основном фермерством. Выращивают фрукты, овощи, картофель. Мы договорились купить у них большие партии яблок и картофеля для наших северян.

– А у меня, кстати, прадеды были староверы, из казаков. Потом в станице, куда переехали, церковь была обычная, ну они и стали туда ходить, но креститься продолжали двумя перстами, ну и бабушка с дедом тоже. Но ходили уже в нашу церковь в Новореченской. Я вот тоже в обычную стал ходить, но кое-что про староверов знаю – они нас покрепче, многие до сих пор все по уставу держат. А вообще нам с ними давно мириться пора, с этим расколом заканчивать. Пусть два устава будет, а покаяться нам перед ними ничего не мешает, как они требуют. Вон зарубежники покаялись, они и присоединились, теперь и священство есть у них, и все таинства, а служат по-старому. И нам так же надо. Последние годы в чем только не каялись и перед кем попало. Троцкого с Бухариным вот все славят, а ведь больших врагов у России не было, и ведь не у партии, а у России. А церковь уж точно должна быть единой.

– А вообще-то, – добавил Лавренев, – мы же до семнадцатого века все староверами были, и всю эту реформу затевать не надо было. А ведь до реформы была у нас одновременно и монархия, и что-то вроде демократии – Земские соборы, самоуправление. Тот строй бы удержался, не было бы ни семнадцатого года, ни девяносто первого.

Гусев молчал. Он думал так же, как Лавренев, и знал, что многие сотрудники и даже начальство думает так же. По Марксу с Лениным в органах не скучает почти никто. Вот только «Железный Феликс» остался как символ. А, впрочем, зачем он, это символ… Только вот если убрать его портреты, люди опять нервничать начнут, а то и уходить – всем надоели эти перетряски.

Автомашина въехала в городок староверов. Мужчины в косоворотках и джинсах. Бородатые. Никто не курит. Детей в поселке – мал-мала-меньше. «Спаси Христос», – встретили соотечественников старики с характерным говором XVII века. За старшего у них был Афанасий Лаврентьевич, уже на семьдесят. Борода белая, до пояса, в руке лестовка.

– Ну, проходите, Спаси Христос. По рукам, что ли, ударим?

– Так точно, – несколько неловко, по-военному, ответил Гусев. – Выручайте соотечественников. Яблоки, картошку для нашего севера. А то совсем все нехристи растаскивают.

– Выручим, дело доброе. Слово купеческое.

Достал из шкапчика графинчик, перекрестился: – Ну, Бог простит.

Тут же кроме графинчика появилось и сало, и котлеты, и соленые огурчики. Не пост, можно все.

– Ядят нищие и насытятся… – начал Афанасий Лаврентьевич молитву перед трапезой. А когда сели, стал объяснять:

– У нас-то не все к митрополичьей церкви присоединились, но многие. Последние идут времена, как без таинств быть? Вот теперь причащаемся, венчаемся. Батюшка-то у нас молодой, но зато мы его по уставу – из своих – поставили, сын прежнего наставника. Я вам так скажу – мы бы и с вами соединились, да только у вас нестроений много – крестят без погружения, службу сократили в три раза, попов из центра ставят и переставляют туда-сюда, да много чего.

– Ну это мы поправим, когда поокрепнем.

– Так это же так не поправишь. Как без собора? А кто соборы вселенские собирал? Православные цари. Вот-вот. Головами киваете, а сами царя ставить не хотите – все сами да сами. Я ведь знаю, что вы тут на самом деле не по торговой части, я же человек старый, сразу все вижу, кто и что.

– А если знаете, то никому не говорите, Афанасий Лаврентьевич.

– Не скажу, не скажу… А скажу я вам вот что. Америка-то России враг, но не главный. А главный у вас под боком. Англия. До меня слухи дошли – вы уж старого человека простите – они там в Лондоне главное свое гнездо вьют. Еще со столетия прошлого – Герцен-то ведь все нас хотел на свою сторону, но мы ему отказали. И ему, и тем, кто в царя стрелял. На Романовых у нас, конечно, обида, но царь есть царь. А англичане сейчас со всякими нерусскими – вы-то русские все? – старик внимательно покосился на гостей, потом успокоился, – одну кашу варят. Кавказ хотят к рукам прибрать, как и раньше было. Там все и решится. Ну, спаси вас Христос.

– Одно вам скажу, Афанасий Лаврентьевич, – вступил Гусев. – Мы сейчас не те, что при большевиках были. Да и тогда многие были не те. От большевиков только железный порядок надо восстановить, а все остальное совсем по-другому будет. И про то, что вы говорили, подумаем.

– Ну, спаси Христос.

Уехали ночью. За рулем автомашины сидел Сергей Гусев, рядом – Лавренев, на заднем сиденье дремал слегка утомившийся Николай. Машина подъехала к автозаправочной станции. На дверях надпись “Closed” – закрыто.

– Что за страна! – возмутился Гусев. – Только и слышно в России «Ах, Америка, ах сервис». А тут после двенадцати ночи все заправки закрыты.

– Давайте, Сергей Андреевич, съедем с хайвэя в какой-нибудь городок. Думаю, там мы точно заправимся, – предложил Лавренев.

Съехали в городок, увидели знак, указывающий местонахождение заправки. Заехали на АЗС, которая тоже оказалась закрыта.

– Итить твою в дышло, – не выдержал Гусев, выезжая с заправки, пересекая двойную линию разметки и направляя машину в сторону хайвэя. Выругался, а потом вспомнил Афанасия Лаврентьевича и подумал, что тот, наверное, этого бы не одобрил. Через минуту сзади замелькали огни, завывла сирена. Лавренев вздохнул:

– Полиция! – и тут же напомнил: – Согласно правилам дорожного движения, водитель и пассажир обязаны оставаться в салоне, открыть стекло, форточку в водительской дверце, положить руки на руль и выполнять указания полиции.

Из полицейской машины вышли двое копов и медленно, сзади подошли с двух сторон. У полицейских левая рука с мощным фонарем на плече, правая – на кобуре с пистолетом. Вид устрашающий. Полицейский, подошедший со стороны водителя, просит Гусева документы на права вождения:

– Order.

Гусев предъявил российские права. Посветив фонарем, полицейский спросил:

– Russians?

– Yes, Russians – ответил Гусев.

– Registered? – спросил коп.

Лавренев подал ему документы и сказал:

– Our oil is over.

Внимательно изучив документы, полицейский посмотрел на приборную доску, где указатель уровня топлива твердо стоял на нуле, и жестом предложил следовать за его машиной. Гусев с Лавреневым переглянулись.

– Влипли, похоже, – произнес Лавренев.

Гусеву не оставалось ничего иного, как поехать вслед за полицейской машиной, которая двигалась с мигающими фонарями на крыше. Въехав на основную магистраль, полицейская машина остановилась. Полицейский подошел к Гусеву и, улыбаясь, показал рукой направление:

– 

Eight miles. All day and night long.

Это означало, что придется еще проехать, но зато через восемь миль заправка работает круглосуточно.

Коп вернул Гусеву документы и отправился своей дорогой.

Гусев, глядя на дорогу, выдохнул:

– Можно констатировать, что не все в Америке плохо. Культура отношений к водителям у полицейских, ну, почти как у наших гаишников.

Оба, Гусев и Лавреневым, переглянувшись, захохотали.

* * *

Вера Гремячева родилась в Северске, закончила школу, поехала в Москву поступать в МГИМО или в инъяз. В МГИМО без блата, конечно, не поступила, но в инъяз приняли, правда, на вечерний. Вскоре ее перевели на дневное отделение, и кто-то тщательно опекал девушку, словно зачем-то – для будущего. Она сама не могла понять – кто это и зачем – то ли какой-то пожилой богатей имеет свои виды – но тогда почему он скрывается? – то ли еще кто-то, но на последнем курсе ее вызвали к ректору. Там сидел среднего возраста маловыразительный мужчина, представился Николаем Николаевичем, предложил поработать в аналитическом центре, и Вера поняла, что это то ли ФСБ, то ли Генштаб, то ли что-то в этом роде. Время было для органов тяжелое, но Вера – а она всегда была немного рисковой авантюристской, да и когда поступала, знала, что такое возможно, – сказала, что подумает. Через неделю Николай Николаевич позвонил ей домой и предложил встретиться. За неделю она уже, по сути, свое решение приняла – если предложат аспирантуру, то ты, дескать, должна будешь на коллег стучать – отказаться, да еще изобразить оскорбление, а если по внешним делам, то соглашаться. К счастью для Веры оказалось второе, и еще через неделю она уже оформлялась на Лубянку. Там она и познакомилась с Гусевым в один из его приездов в Москву, а когда начался развал, так получилось, что пригласил к себе на работу в ее же родной Северск. Выдать ее замуж за американца было его идеей, тем более, что в «Аркос» их приезжало множество, и все они были так или иначе связаны с ЦРУ. Вера сначала обиделась было – я же не девица легкого поведения, чтобы мной так торговать, но потом сообразила – когда шла в органы, это подразумевало и такую работу, а гордость свою придется запрятать куда подальше. Ей объяснили, что через несколько лет можно будет подать на развод, но, если американец понравится, так и живи с ним, только про дела помни. Джордж – так его звали – был владельцем банка. Когда приезжал в Северск, встречался с губернатором Матюхиным, на юбилее которого они и познакомились, точнее, их познакомили. Ничего не подозревавший Джордж сразу же не на шутку влюбился в загорелую брюнетку, с короткой стрижкой, среднего роста, хорошо говорившую по-английски, точнее, по-американски. Первое время ей казалось, что Джордж вполне ей в мужья подходит, да и сообщать о нем сведения нужно было минимальные – экономика, политика, связи, а о личном было не надо, по крайней мере, пока. Так и жили – он со своим секретом (сотрудник ЦРУ), она со своим (сотрудница ФСБ). Но со временем Джордж стал ей надоедать, точнее, она от всего – и от него в первую очередь – устала.