скачать книгу бесплатно
Всунулось квадратное, как ее шелковый носовой платок, белое женское лицо.
– Евдокия! Подметите тут! Видите, тарелка разбилась! И ягоды везде! Кто-то может поскользнуться!
Прислуга через минуту вошла с веником, белый фартук завязан на спине большим смешным бантом. Молодая глядела на прислугины туфли: разношены до того, что пальцы сквозь дыры торчат. Своих новых лаковых туфелек молодая хотела было устыдиться, а потом, наоборот, горделиво выставила красивую стройную ногу из-под юбки, уперла каблук в паркет. Женщина с квадратным лицом елозила веником по полу, сгребала осколки и ягоды в огромный, как противень, железный совок.
Не успела молодая Надя вымолвить прислуге спасибо, как из-за двери басовитый мужской голос крикнул по-простонародному:
– Осип Виссарионыч! До вас, Владимир Ильич! С бумагами!
***
Сапоги идущего скрипели так громко, так кричали о своей новизне и неразношенности, что молодая Надя едва не поднесла пальцы к ушам, чтобы заткнуть их.
Она лучше всех знала звук этих шагов; и глухой стук этих каблуков; и весь ритм этой походки. Когда муж приближался, она в первую очередь слышала его ход: он проламывался сквозь пространство, она почти чувствовала, как расходится и обдает ее холодом воздух, когда его низкорослое плотное тело разрезает его.
Сталин переступил порог спальни Ленина.
Надя отчаянно и радостно глядела на него. Но он не поймал ее взгляда и не глянул на нее. Он глядел на Крупскую, в испятнанном, испачканном платье грузно сидевшую в кресле.
С ней с первой он и поздоровался – не с вождем.
Но поздоровался сухо, слишком жестко.
– Ма-е па-чтение, Надежда Канстан-тиновна. – Откланялся. Перевел взгляд на Ленина в подушках. – Здравст-вуйте, Владимир Ильич! О, да вы в добром здравии! – Перевел глаза на паркет, бегал зрачками по испачканному давленой морошкой паркету. Потом опять вскинул глаза на Ленина и долго, без слов, глядел на него из-под насупленных рыжих собачьих бровей. – Как сама-чувствие? Всо прекрасно?
И лишь потом посмотрел на жену.
Молодая Надя стояла навытяжку, как солдат в строю перед генералом. Она видела, как брезгливо содрогнулась кожа на носу у Сталина, как хищно дрогнул кончик носа, – она знала эту кошачью мимику: эта звериная кожная дрожь говорила о том, что он на кого-то гневается и кого-то в чем-то позорном подозревает.
Однако голос Сталина гневом и не пах. Сладкий, текучий, чуть гортанный.
– Вы уже тут па-завтракали, та-варищи? Владимир Ильич, как вам мой повар? Нэ правда ли, он нэ хуже шеф-повара рес-та-рана «Прага»?
От Сталина на всю спальню несло крепким табаком. Молодая знала: у него в кармане френча тщательно выбитая трубка вишневого дерева.
Ленин дышал так тяжело, будто взобрался на гору. На его бледно-синих губах появилось подобие улыбки. И ногти у него тоже посинели. Молодая смотрела на его руки, на губы и думала: «Сердце, сердце плохо работает».
Вождь глубоко, прерывисто, как ребенок, вздохнул и вдруг заговорил хоть и медленно, но не запинаясь, так хорошо и связно, как никогда за время болезни не говорил. Видно было, как он изо всех сил пытается показаться Сталину хорошим, бодрым, крепким, здоровым, ну если не здоровым, так наверняка выздоравливающим.
– Ваш повар готовит слиш-ком острые… блю-да. Товарищ Сталин! Спасибо вам за… него. – Иногда между словами Ленин делал паузы, но старался их не затягивать. – А вы, вы ведь тоже умеете го-то-вить? Когда-то вы… – Опять прерывисто вздохнул. Сталин выжидательно слушал, не перебивал. Шея молодой покрылась красными, будто коревыми, пятнами. – Угощали меня хинкали вашего соб-ствен-но-го… – Опять поймал воздух губами. – Изго… товления! Помните? Тот пикник? Ле… Летом во-сем-надцатого? Все в крови, в огне… а мы…
– А, завтрак на тра-ве, – Сталин выпустил из-под усов осторожную кривую улыбку. Чуть согнул ноги, будто хотел присесть. Галифе нависли над голенищами густо намазанными ваксой сапог. – Па-чиму бы нам иво нэ пав-тарить? Как вы ду-маете?
Он обращался ко всем и ни к кому.
Молодая внезапно расслабилась, будто выдохнула, ее покинуло напряжение ожидания, с лица улетела грозовая тьма боязни. По скулам разлился легкий румянец. Будто кто-то раздавил в ладонях морошку и быстро, шутя, вымазал ей этими мокрыми ягодными ладонями щеки.
– Иосиф, – она говорила слишком тихо и нежно, но все в спальне ее хорошо слышали, – да, конечно же, мы этот пикник повторим! О чем ты… – Она поправилась. – О чем вы будете говорить с Владимиром Ильичом? Если о важном, я сажусь за вами печатать!
Она указала легким и смущенным жестом на пишущую машинку, сиротливо, одиноко стоящую у окна на маленьком квадратном столике на высоких тонких ножках.
Сталин помрачнел, расстегнул пуговицу на кармане френча и вынул трубку. Он прекрасно знал: здесь нельзя курить под страхом смерти. Но он вертел, вертел темную трубку в толстых коротких пальцах, как игрушку, а смотрел поверх нее, в никуда.
По затылку молодой, из-под забранных в тугой пучок черных волос, по ее смуглой шее тек пот.
И в малых каплях этого пота было больше страха, чем бывает в тусклых глазах, в дрожащих губах.
– Да. Садись. Эта ты правиль-на замэтила. Надо всо фикси-ра-вать. Для истории.
Крупская с плохо скрываемым ужасом в глазах следила, как Сталин взял трубку в зубы, сжимал ее в пальцах и грыз желтыми зубами.
– Коба…
Ленин, будто защищаясь, поднял надо лбом руку.
– Иосиф Виссарионович, здесь нельзя курить! – задушенно воскликнула Крупская.
– А я разве ку-рю? – искренне удивился Сталин. – Мож-на присесть?
И, больше никого ни о чем не спрашивая, сам, властно, плотно и весело, уселся на скрипнувший под ним стул с высокой спинкой. В комнате он единственный стоял без холщового чехла.
Молодая его жена подмечала все то, чего другие не замечали. Вот хищная, пугающая желтизна его глазных яблок, его покрытых красными прожилками белков. Да и сами зрачки по-зверьему светятся желтым и даже зеленым. Вот просвечивают зубы из-под вздернутой сердито губы – он слишком зло грызет пустую трубку: то ли хочет курить, то ли разозлился на кого-то. На нее? Тайком себя оглядела: не торчит ли где на ней что неряшливое, стыдное? Одежда ее находилась в полном порядке. Она всегда следила за собой. Вот Ленин и Иосиф начали говорить, и она шаркнула ножками стула по паркету, ближе придвигаясь к «Ундервуду» и взбрасывая на тыквенные семечки частых клавиш дрожащие от робости и важности момента, узкие юные руки. Вот они оба говорят, сначала Иосиф, потом Ленин, и вождь все время называет его «Коба», старой партийной кличкой, и ей кажется – подзывают собаку. Она видит точно и насквозь – будто она солнце и просвечивает Иосифа до дна – Иосиф не просто говорит с вождем о партийных распрях, о путях, которыми завтра, нет, уже сегодня пойдет молодая, вся с ног до головы облитая кровью, как пасхальный кулич красной глазурью, испеченная в гуще военных пожарищ страна: он решает свою судьбу. И она превосходно, лучше других знает: он не остановится ни перед чем. И ни перед кем.
А рабочие ее пальцы, будто вне ее воли, вне ее застывшего, стальной струной выпрямленного над смешным столиком тела, стучали, тарахтели, бегали и летали над россыпью клавиш, они хотели сами жить и сами стучать, клевать мгновения, бить и разбивать, и разбиваться, и снова и снова склеиваться из мелких, окровавленных осколков.
– Ай!
Иосиф недовольно покосился. Повертел трубку в руках.
– Што там у ти-бя?
– Простите! – Она сосала палец. Вынула его изо рта и рассматривала, будто увидала впервые. – Я ноготь сломала! Попал… между клавишами…
– Вытри, – брезгливо процедил Сталин и помахал трубкой, – вытри, па-дуй и пра-далжай дальше! Нам нэ-кагда хныкать и ста-нать! Ра-ботать так ра-ботать! Взялась – ра-ботай!
Ленин смотрел на Иосифа так потерянно, будто они были связаны одной веревкой, и вот ее разрубили.
Вождь говорил медленно, и Сталин тоже говорил медленно; поэтому молодой легко было успевать за ними, только палец болел, и из-под ногтя чуть сочилась кровь.
***
– Владимир Иль-ич! Мы живем в нэпра-стом врэмени. И это врэмя хочит нас сломать и пере-делать, а-но хочит нас са-гнуть в бараний рог. Но мы нэ дал-жны ему даться в руки. Пад-чиниться. Нас в нэдалекам будущем ждут тяжелые ис-пытания. Штобы пад-страховать сибя в этих испытаниях… ну, вы поняли, сибя – это значит страну… мы дал-жны пра-думать новую структуру па-давления неда-вольства народа.
– Недовольства? Я думал, вы ска… жете мне… о внешних врагах. О кольце… вра… вра… гов, что окружает нас! Мир… мир…
– …хочит нас унич-тожить, это па-нятно. И мы уже даже вроде бы при-выкли к такому раскладу сил. Мы пра-шли гражданскую вай-ну, вы же сами ха-тели гражданской вай-ны! Еще на фоне вай-ны мэжду странами! Да? Да или нэт? Ха-тели?
– Хотел. Потому что граждан… ская война была еди… един… ствен-ным выходом! Един… ственной возможностью укрепить диктатуру про… про…
– …пра-летариата, да, всо так! Всо вэрно! И мы ее укрепили. Но нэ сав-сем! Нэ сав-сем!
– Что вы предлагаете?
– Нэ смат-рите на миня так пран-зительно, дарагой Владимир Ильич. Я предлагаю вам, и нам всем, вас-пользоваться вашим же а-ружием. Ка-торым вы уже ад-нажды прэд-ложили нам вас-пользоваться. Я имею в виду ваш декрет о кан-центрационных ла-герях.
– О… лагерях?..
– О них, ува-жаемый Владимир Ильич! О них! Это изу-мительное иза-бретение вашей мысли. За ка-лючей прова-локой – люди. Нэ ат-бросы, заметьте, а имэнно люди. Но завтра, нэт, се-годня а-ни станут ат-бросами.
– Каких лю… дей вы имеете в виду?
– Нэ прэ-ступникав, нэт. А-быч-ных граждан. Жителей на-шей страны. Но эти с виду а-бычные жители могут завтра стать на-шими врагами.
– Врагами… нашими?
– Са-вершенно вэрно. Вра-гами власти.
– Власти?
– Нас. Нас, да, у ка-во власть. Те, у ка-во нэт власти, всегда ха-тят ее ат-нять. Нам надо об этом помнить. И тот ваш декрет, ва-семнадцатого года, как нэльзя лучше пад-ходит для таво, штобы ему следовать и его прэ-тварять в жизнь. Вы о нем забыли, а это нэ-хорошо. Нэгоже!
– Я не забыл.
– Нэ забыли? Вот и пре-красно. Как это там, у вас в тексте, пре-васходно было сказано: а-беспечить Са-вецкую Рэспублику из-бавлением ат классовых врагов путем иза-лирования их в кан-центрационных лагерях. А! Кака-во! Вэликалепно. – Он обернулся к молодой жене, «Ундервуд» тарахтел беспрерывно, он подмигнул молодой и скривил рот: – Да, да, спеши, трудись, так и напечатай: вэ-ли-ка-леп-но!
Ленин дышал, как после бега.
– Почему вы… ре… шили именно сейчас за… за… вести об этом речь?
– Патаму што нас ждут испытания га-раздо более жэ-стокие, чем раньше. И важ-на быть жэстоким. Стать жэстоким, если ты нэ жэсток. – Сталин пососал пустую трубку. – Я пред-лагаю кан-кретные вещи. Первое. Дать рас-па-ряжение начать стра-ительство, на территории всэй страны, таких лагерей, для таво, штобы ат-правлять в них людей. Мно-жество. Тысячи. Миль-ёны. Нам надо уничтожить миль-ёны, штобы жить спа-койно.
– Зачем? Зачем нам заниматься массо… выми смерт… ртя… тями, если мы можем этих людей за-действо-вать на работах, нужных стране? Нам нужны живые ра… ра… ботники, а не мертвые кости в земле!
– Вэрно. Жи-вые и бэс-платные ра-ботники. Бэсплатные, слышите!
– Почему… бесплатные?
– Сэйчас вы всо пай-мете! Вот лагерь. – Иосиф очертил трубкой в воздухе широкий круг. – В нево на-чинают па-ступать люди. Много людей. – Он тыкал мундштуком трубки в воздух, изображая этими жестами прибывающих в место смерти людей. – Ха-роший, прас-торный лагерь может вмэстить ат пятидесяти да ста тысяч чи-лавек. Как маленький го-рад. У-разумели? Тэперь нэ-сложный пад-счет. Нам надо пра-рыть канал в пустыне. Са-единить каналом вэликие наши реки. Асвоить ледяную тундру. Пра-лажить жэлезную да-рогу в нэдаступных га-рах… или в нэпроходимай тайге. Вырыть шахту. Вспахать цэ-лину. Выстраить гарада, дамбы, пла-тины, доменные пэчи, новые заводы и новые фабрики. Сделать нашу страну пэрвой страной мира! Пра-цветающей! Вэликой! Гран-диозной! Што для этаво нужно? Правильно, ра-бочая сила! – Он положил трубку в карман френча, раскинул руки, растопырил пальцы. – И што? А-на у нас есть! Мы арэс-товываем людей, много людей, и ат-правляем их в кан-центрационные лагеря! А лагеря строим, вы поняли, где? Близ вэликих рек! В тайге! В тундре! Близ мэстараждений па-лезных иска-паемых! Вы знаете о том, што наши гэ-ологи аб-наружили на вастоке страны, в бассейнах рек Яны, Ка-лымы и Индигирки, залежи урана?! Так нэмедленно надо рыть там рудники! И да-бывать, да-бывать драгаценный уран! Это же радиоактивный эле-мент! Атомный распад, как вы нэ па-нимаете!
– Это я-то не… понимаю? Я, что написал… эту книгу… кни… Ма… материализм и эмпи…
– …и эм-пириа-критицизм, ну ка-нечно! На нас будет ра-ботать целая армия наших граждан. Па-слушная, смэю заметить, армия! Патаму што мы будем дэржать их в чернам теле. Мы будем их плохо кармить. Мы будем их бить… пытать, а па-чиму нэт? Мы будем заставлять их работать по пятнадцать, по двадцать ча-сов в сутки. Ваз-можно, пэрвае врэмя а-ни будут вас-ставать против всево этаво. Но мы будем выбивать из них рэ-валюционную дурь. Мы будем ганять их на работу – кнутами! Паласавать! Так, как самого Христа нэ бичевали!
– И… что? Они все просто-напросто быстро… у… умрут!
– Да! – Улыбка разрезала пополам усатое, радостное лицо Иосифа. – Да! Наканец-та вы поняли! Абса-лютно вэрно! А-ни всэ быстра умрут!
– Тогда кто же будет работать?
– Как кто? Другие!
– Какие другие?
– Новая партия новых арэс-тованных! Сотни тысяч, мильёны, десятки мильёнов новых дармовых ра-ботников! Всо будет ваз-вадиться, расти из-пад зэмли, пад-ниматься как на дражжах! Вся страна па-кроется вэликими нава-стройками! Мы прэабразим зэмлю, пере-делаем ее, на диво и на зависть всэм нашим врагам! Враги сейчас па-тирают руки. А-ни га-товятся на нас напасть. И нападут, Владимир Ильич, я вам это а-бещаю! Но вы, вы этаво можете уже не увидать. Я увижу, я!
– Я…
– И вы, может, и вы еще увидите. Но и для ат-пора врагу, для новой вай-ны у нас людей хватит. Людские стада! У них должен быть ха-роший пастух. У нас в Грузии так гаварят: плох тот ха-зяин, што нэ может бэзжаластно зарэзать барана. Я са-бираюсь стричь, а патом и рэзать наших баранов! Это един-ственный выход для нас всэх!
– Для кого?
– Для нынешней власти, я же вам тал-кую!
– Я понял.
– Харашо, што поняли! Лучше поздно, чем ни-кагда!
– Да. Понял. Я разделяю… вашу позицию. Люди устроены так, что… одни… должны относиться к другим, как к ско… ту. Иначе скотина восстанет и за… за… бо-да-ет хозяина. Затопчет его копытами. Да, верно, резать! И стричь. Резать! И стричь! И… богатеть. И процветать!
– Ну наканец-то! Ат-лично! Я всэгда знал, што мы найдем взаима-панимание! Вы – вождь, вы далжны дать рас-паряжения!
– Какие?
– Если у меня на руках будет пална-ценный да-кумент аб аб-разавании лагерей работы и смэрти, и мы запустим машину бэс-платного труда и бэз-наказанного уничта-жения, тогда я па-жму вам руку! Мы вмэсте начнем это вэликое дело.
– А вы не боитесь, что вас накажут?
– Кто? Люди? Я людей нэ боюсь уже дав-но.
– Не люди, нет! Время!
– А, эта древняя пошлая истина, што врэмя всо рас-ставит на сваи мэста? Дурацкая истина! И нэ истина вовсе, а сама-успакаение пака-лений! Каждое пакаление думает, што а-но – пуп зэмли. Да што там, каждый чила-вечишка так о си-бе думает!
– И вы тоже?
– И я! Што грэха таить! И я! А разве вы нэ…
– Я – нет!
– Пазвольте вам нэ па-верить! Вы ха-тите сказать, што вы делали рэ-валюцию – за просто так?
– А… за что, позвольте спросить, я ее делал? За… кусок пирога?
– И стакан малака, ха, ха, ха! Я нэ аб этам. Я а другом! Ведь вы же ха-тели взять власть? Вы, вот только вы?
– Не вы, а мы!
– Ну чорт с вами, мы! Но мы ее – взяли?
