скачать книгу бесплатно
Сорви все струны в гордом крике!
Ах, висельник, останусь здесь, с тобой,
Мой мир, солдат, палач, пацан, владыка.
И мне осталась только эта страсть:
Покуда лезвие мне под ребро не всадят —
Убить. Любить. Успеть. Урвать. Украсть —
С цыганской кровью черт не сладит!.. —
Зацеловать, затискать этот мир,
Пропитый в закоулках окаянных:
Потертый и прожженный весь, до дыр,
Любовный, бедный, яростный, – желанный.
Убийство в кабаке
Ах, все пели и гуляли. Пили и гуляли.
На лоскутном одеяле скатерти – стояли
Рюмки с красным, рюмки с белым,
черным и зеленым…
И глядел мужик в просторы глазом запаленным.
Рядом с ним сидела баба. Курочка, не ряба.
На колени положила руки, костью слабы.
Руки тонкие такие – крылышки цыплячьи…
А гулянка пела – сила!.. – голосом собачьим…
Пела посвистом и воем, щелком соловьиным…
Нож мужик схватил угрюмый —
да подруге – в спину!
Ах, под левую лопатку, там, где жизни жила…
Побледнела, захрипела: – Я тебя… любила…
Вдарьте, старые гитары! Мир, глухой, послушай,
Как во теле человечьем убивают душу!
Пойте, гости, надрывая вянущие глотки!
Закусите ржавость водки – золотом селедки!
Нацепите вы на шеи ожерелья дыма!..
Наклонись, мужик, над милой,
над своей любимой…
Видишь, как дымок дымится —
свежий пар – над раной…
Ты сгубил ее не поздно. Может, слишком рано.
Ты убил ее любовью. Бог с тобой не сладит.
Тебя к Божью изголовью – во тюрьму – посадят.
Я все видела, бедняга… На запястьях – жилы…
Ты прости, мой бедолага, – песню я сложила.
Все схватила глазом цепким, что ножа острее:
Рюмку, бахрому скатерки, выгиб нежной шеи…
Рыбью чешую сережек… золото цепочки…
Платье, вышитое книзу
крови жадной строчкой…
Руки-корни, что сцепили смерти рукоятку…
На губах моих я помню вкус кроваво-сладкий…
Пойте, пейте сладко, гости!
Под горячей кожей —
О, всего лишь жилы, кости, хрупкие до дрожи…
Где же ты, душа, ночуешь?!
Где гнездишься, птица?!
Если кровью – захлебнуться…
Если вдрызг – разбиться…
Где же души всех убитых?!
Всех живых, живущих?!..
Где же души всех забытых?!..
В нежных, Райских кущах?!..
Об одном теперь мечтаю: если не загину —
Ты убей меня, мой Боже, так же —
ножом в спину.
«С клеенки лысой крохи стерли…»
С клеенки лысой крохи стерли.
Поставили, чем сбрызнуть горло.
Вот муравейник, дом людской:
Плита и мышка под доской.
Виньетки вьюжные, надгробные.
Кухонный стол – что Место Лобное:
Кто выпьет тут – сейчас казнят.
Кто выйдет – не придет назад.
Вы, дворники, мои ребята.
Истопники, мои солдаты.
Пила я с вами до заката.
Я с вами ночку пропила.
Лазурью глотку залила.
Спалила ртутью потроха!
Я сулемой сожгла – дыха…
Цианистый я калий – ем!
Рассвет. Лопаты и меха.
Рассвет. А ну его совсем.
Свадьба в кабаке
Я на свадьбе гуляю нынче —
на чужой, ох, не на своей!
И сверкает жемчужная низка
у меня меж шальных грудей.
Груди белые все в морщинах.
Не сочту я злобных морщин.
Вся шаталась, как в бусах, в мужчинах!..
Вот и нету со мной мужчин.
Эта жизнь, как голодная крыса,
то укусит, то юркнет в щель…
Уходящую – надобно сбрызнуть.
Пусть ударит в голову хмель.
Как лелеяли, как ласкали!..
Вместо рук – гудит пустота.
Меж серебряными висками
смерть мою целую в уста.
Как невеста красива, Боже.
Как сияет белая ткань.
Как она на меня похожа.
Эта нищенка, эта дрянь.
Те же серьги до плеч – для соблазна.
Тот же алый рот – для греха.
И такою же зверью несчастной
смотрит ввысь головы жениха.
Жизнь – крутая, святая сила.
Для любви раздвинь ложесна.
А потом распахнет могилу
для тебя только Смерть одна.
И забьешься в крик, разрывая
кружевную, до пят, фату:
Я живая! Бог, я живая!..
Не хочу идти в пустоту!..
Жить хочу!..
…В головах постлать бы
этой девочке – поле, снег.
Все гремит последняя свадьба.
На подносах уносят век.
И я, вусмерть пьяная, плачу,
оттого, как свет этот груб,
и в ладонях моих горячих —
лик, целованный сотней губ;
и я рюмку себе наливаю
да под самое горло огня:
Господи, пока я живая,
выдай Ты за Себя меня.
«Ах, девочка на рынке…»
Ах, девочка на рынке,
В кулаке – гранат!
Давай гулять в обнимку.
Пусть лешаки глядят.
Плещи в меня глазами —
В них черное вино.
Дай мне пронзить зубами
Кровавое зерно.
А зерна снега валят,
Крупитчаты, крупны…
Твой рот
твой плод захвалит!
Раскупят! О, должны!..
И деньги искрят, льются
В смуглявину руки —
За счастье жизни куцей,
За сладкий сок тоски.
Василий Блаженный
Напиться бы, ах, напиться бы,
напиться бы – из горсти…
В отрепьях иду столицею.
Устала митру нести.
Задохлась!.. – лимон с клубникою?!.. —
железо, ржу, чугуны —
тащить поклажей великою
на бешеной пляске спины.
Я выкряхтела роженочка —
снежок, слежал и кровав.
Я вынянчила ребеночка —
седую славу из слав.
Какие все нынче бедные!
Все крючат пальцы: подай!..
Все небо залижут бельмами!.. —
но всех не пропустят в Рай.
А я?.. Наливаю силою
кандальный, каленый взгляд.
Как бы над моей могилою, в выси купола горят.
Нет!.. – головы это! Яблоки!
Вот дыня!.. А вот – лимон!..
Горят последнею яростью
всех свадеб и похорон.
Пылают, вещие головы,
власы – серебро да медь,
чернеющие – от голода,
