скачать книгу бесплатно
– Баранов, слазь с коня! – скомандовал штаб-ротмистр. – Мы с Его Сиятельством немного прокатимся. Кессельринг, остаёшься за командира!
Граф S вскочив в седло, тут же дал коню шпоры, пустив того в галоп. Кирасир, стараясь не отставать, тоже припустил своего гнедого.
– Не терпится умереть, граф? Или пытаетесь сбежать?
– О, если бы я мог убить вас дважды, – поднимал глаза к небу саксонец, – я бы сделал это с радостью!
– Кто бы сомневался? – улыбался в густые усы Стрешнев.
После получаса безумной скачки по городским улицам, лишь чудом никого не покалечив, дуэлянты вылетели за городскую черту.
Часовню, стоявшую заброшенной со времён Августа Сильного [5 - Фридрих-Август Сильный – курфюрст Саксонии (1694–1733) и польский король.], окружали вековые дубы. У самого большого и раскидистого они и спешились.
– Прошу меня простить, граф, «кухенрейтеров» и «лепажей» [6 - Дуэльные пистолеты.] не держим по причине военного времени. Поэтому обойдёмся кавалерийскими.
Штаб-ротмистр достал из сёдельной сумки два запасных пистолета. Один работы тульских мастеров, другой трофейный, французский.
– Выбирайте! Хотя уверен, вы предпочтёте французский.
– Нет, благодарю вас! Я предпочитаю свой.
Граф S достал из кармана своего камзола изящный пистолет.
– Ого, да вы настоящий патриот!
Стрешнев узнал работу местного мастера Милотты.
– Со скольки шагов будем стреляться? – спросил саксонец.
– Конечно же, с восьми!
– Выстрел по жребию?
– Непременно!
Степан Петрович достал монету.
– Если упадёт вверх Фридрихом-Августом, ваш выстрел первый, граф!
Он подбросил талер.
– Извольте взглянуть.
На лице графа S не дрогнул ни один мускул.
– О, да вы нынче у Фортуны в миньонах!
Стрешнев безмятежно улыбался, показав монету, с которой на них смотрел профиль саксонского короля.
– Начнём, помолясь!
Они отсчитали восемь шагов.
– На вас кираса, штаб-ротмистр.
– Ах, да, простите!
Стрешнев снял кирасу, расстегнул пару верхних крючков своего колета, хотя на дворе стояла промозглая ноябрьская погода. Взглянул графу в лицо, на котором играла довольная улыбка.
– На счёт три?
– Пожалуй!
Саксонец стал тщательно целиться.
– Ещё пару слов, граф. Скажите, вы ведь хотели вызвать князя на дуэль?
– Поскольку вы через минуту умрёте, скажу, – ответил тот, не открывая левого глаза. – Князь заслужил смерти, потому что поступил бесчестно с одной особой, кстати, моей родственницей.
– Поскольку я всё равно скоро умру, скажите честно, граф, вам ведь глубоко наплевать на честь вашей неразборчивой в амурных связях родственницы. Так сколько вам обещал барон Фреге за убийство князя?
Граф S уже жал на спусковую скобу, но от последнего вопроса Стрешнева, попавшего в туза, рука его дрогнула. Выстрел грохнул, и пуля пролетела мимо головы офицера, задев левый кончик шикарного уса.
– Чёрт!
– Вы промахнулись!
Штаб-ротмистр поднял свой пистолет. Саксонец был бледен, но держался молодцом.
– Скажите граф, сколько и кто вам заплатил, и я оставлю вас в живых. Деньги-то, судя по всему, немалые. Вы ведь хотите ими воспользоваться?
– Стреляйте, чёрт вас побери!
– Значит, не скажете? Поскольку вы скоро умрёте, открою вам страшную тайну. Деньги, которые вы получили, скорей всего фальшивые.
– Если вы решили расстроить меня перед смертью, вам это удалось.
Стрешнев посмотрел в стального цвета глаза саксонца и опустил пистолет.
– Я решил стрелять с двадцати.
Он повернулся к противнику спиной и принялся отмерять шаги. На двенадцатом быстро обернулся, вскинув пистолет. Граф S уже достал из кармана второй и взводил курок.
Два выстрела грянули одновременно. Стрешнев почувствовал сильный удар в левое плечо, на белом колете расплывалось рубиновое пятно. Зажав рукой рану, подошёл к лежавшему на холодной земле телу. Прямо посередине лба бретёра виднелась идеально круглая дырка. В каждой руке было зажато по пистолету. Стволы из толедской стали, отделанные перламутром рукояти.
– Et pourquoi non? [7 - Почему бы и нет? – (франц.)] – пробормотал Стрешнев, вынув из безжизненных пальцев оружие и пряча изящный пистолет за голенище сапога.
– Поверь, я сделал всё, что мог!
Николай Григорьевич в волнении мерил шагами кабинет.
– Но чёртовы саксонцы уже отправили донесение о вашей дуэли в Петербург. Остаётся ждать Высочайшего решения.
Он глянул на Стрешнева.
– Не куксись, штаб-ротмистр! Я тоже кой-какие сontre-actions [8 - Противодействия – (франц.)] предпринял. Так, что думаю, обойдётся малой кровью. Но в Нижегородском послужить придётся [9 - В Нижегородский драгунский полк ссылались провинившиеся офицеры.]. Да ты уже знаком с драгунами по имеретинской кампании.
Князь уселся на оттоманку, но через мгновение вскочил опять.
– Но ты, Степан Петрович родился в рубашке! Такого бретёра успокоил! Да с одного выстрела!
Он порывисто обнял Стрешнева, сморщившегося от боли в раненом плече.
– Жаль расставаться с тобой, штаб-ротмистр. Но с утра в Вену еду, а тебе ждать курьера из столицы avec l’ ordre [10 - С распоряжением (франц.)]. Не знаю, свидимся ли ещё?
Степан Петрович вышел на крыльцо. Глянул в серое саксонское небо. Такие же глаза были у покойного графа. Улыбнулся.
– Э-эх, давно не был я на Родине!
ГЛАВА 2. МОНАСТЫРЬ
Смоленская губерния. Свято-Н…ский монастырь. Ночь на Рождество.
Звон колоколов возвещал о Рождении Сына Божьего. Архипка натянув заячий треух поплотнее, чтобы не оглохнуть, яростно раскачивал било. С высоты колокольни ему был виден заснеженный лес. Где-то там, в глубине стоял скит старца Амбросия.
Закончив свой нелёгкий труд, Архипка снял треух и вытер вспотевшее, несмотря на мороз лицо. И тут его острый глаз заметил вдалеке дым, поднимающийся над деревьями, и почти неразличимый в чёрном ночном небе.
– Никак, скит горит? – подумал он, кубарем скатываясь по узкой крутой лестнице, рискуя свернуть себе шею.
– Беда, братие!
До землянки старца было версты две, да всё по бездорожью, по снегу глубиной в два локтя. Пока запыхавшиеся монахи добрались, от крохотной избушки остались тлеющие головёшки. Среди них нашли обгоревшие останки старца. А совсем рядом увидели такое, от чего волосы на голове повставали дыбом, персты сами стали творить крестное знамение.
На вершине у наспех воткнутого в снежный наст бревна была насажена козлиная голова.
Ни у кого не вызывало сомнений, что случившееся – дело чьих-то злых рук. Игумен-то намедни уехал в епархию, посему порешили к благочинному [11 - Первый заместитель настоятеля монастыря.]. Архипке-пономарю и поручили сообщить эту страшную весть.
– Тут он мне и предлагает: – А не сыграть ли нам, штаб-ротмистр, в экарте [12 - Вид карточной игры.], чтобы скуку, так сказать, убить? Отчего ж не убить, отвечаю. Только он не знал, бедняга, что я и в вист неплох. Скажу по чести, играть мне с ним было не интересно. Ну, сорвал сто рублей, а дальше что? Вот я и предложил, а не сыграть ли нам, милостивый государь на интерес? А у него племянница семнадцати годов, и доложу я вам, премиленькая!
Конь вдруг остановился, фыркнул и закосил на Стрешнева глазом. Мол, ты, хозяин, рассказчик интересный, но не кажется ли, что мы заблудились?
Вокруг был лес, занесённый снегом. А ведь, если староста не соврал, уже как с полчаса должна показаться деревенька.
– Неужели обманул, прохвост?
Густые ветки одной из елей дрогнули и на дорогу вышли люди. Стрешнев схватился за трофейный дрезденский пистолет, но увидел, что это не разбойники. Монашьи клобуки выдавали в них людишков Божьих.
Монахи, завидев офицера-кирасира, удивлённо воззрились на всадника.
– Что братья, за два года отвыкли от военных?
– Так вас в здешних чащобах и в двенадцатом годе не видывали, – отвечал самый молодой. – Ни француз, ни наш брат сюды не добирались.
– Так у вас, стало быть, монастырь недалече? А ночлег одинокому заблудшему путнику дадите?
– Отчего ж не дать, – отвечал тот же.
Остальные четверо безмолвствовали, но к беседе прислушивались. Стрешнев догадался, что братья дали обет молчания.
Монахи двинулись меж деревьев, утопая в снегу почти по пояс. Степан Петрович тронул коня следом.
Монастырь появился неожиданно на холме, окружённом лесом. Освещённый полной луной, он, представляя сказочное зрелище. Деревянная церковь, рядом три одноэтажных строения. Словоохотливый отрок пояснил, что в самом большом живёт братия, то, что поменьше – трапезная, рядом мастерская, где поделки разные творят, да возят в Монастырщину на ярмарку, а раз в год в Смоленск.
– А случилось-то у вас что? – спросил Стрешнев, слушая рассказ подростка.
Не ускользнуло от внимательного взгляда штаб-ротмистра, что у парня в глазах тревога, а то и страх мелькал.
– Прощения просим, но сначала к благочинному, – отвечал тот.
«Дисциплина-то у них армейская», – заметил про себя Степан Петрович.
И оказался прав. Несмотря на то, что случилось что-то из ряда выходящее, суеты среди братии не наблюдалось.
Монахи проводили его в конюшню, которая оказалась трёхстенным пристроем к мастерской. Впрочем, внутри сена было вдоволь, и сухо. Рослый жеребец гордо шагнул туда, даже не взглянув на двух монастырских лошадей, стоявших в стойлах.
В конюшне Степана Петровича нашёл давешний парнишка.
– Благочинный повелел вас накормить и на ночлег пристроить.
– И на том спасибо. Тебя как звать-то?
– Архипкой кличут. Второй год здесь пономарствую. В послушники готовлюсь.
– Ну, а меня Степаном Петровичем зови. Так, что у вас случилось-то?
Штаб-ротмистр взглянул в ночное небо, и увидел её, Вифлеемскую звезду. Перекрестился. Во всю ширь своих богатырских плеч.
В трапезной Степана Петровича ждал ужин. Обеденная зала пустовала, и он уселся за длинный дощатый стол. Молчаливый послушник поставил перед ним деревянную миску с тёплой пшённой кашей, приправленной грибами, крынку со сметаной, по случаю окончания поста, каравай хлеба. Архипка уселся чуть поодаль.
– Значит, говоришь, скит сожгли вместе со старцем, да ещё дьявольскую метку оставили? Садись ближе!
– Нельзя мне, барин.
– Послушание что ли?
Парень кивнул.
– Строгий у вас устав.
