Москва – Гурзуф – Москва. И другие рассказки

У меня возник вопрос, сколько же тётке лет, но задать его постеснялся. Самому Серёге на тот момент было под сорок, так что участь немолодой женщины, оставленной в привокзальном ресторане без денег и документов, внушала некоторую тревогу.

Первым делом Петров продал с себя малознакомому «пионеру» футболку, а Бамбине – джинсовую куртку. Правда, Игорю пообещал куртку отдать позже, а то ночами – холодно. На вырученные деньги Петров организовал обязательный традиционный сабантуй «с приплыздом». Учитывая, что в Гурзуфе активно претворялась в жизнь улучшенная и дополненная фраза Наркома Микояна «Пиво – жидкий хлеб, портвейн – жидкое мясо, водка – жидкая черная икра», за калорийность Серегиной диеты я не беспокоился и «голодных обмороков» не опасался.

Через три дня приехала его «тётка», оказавшаяся веселой симпатичной барышней лет двадцати восьми, так что переживать за пожилую даму я перестал. Она привезла Петрову деньги, вещи и какой-то документ.

Встреченный у Дома Торговли Иван Андреич радостно поприветствовал практически словами из песни: «Я и не сомневался. У нас правильный человек никогда и нигде не пропадет!».

«Пискунарий» и пионеры

В 1986 году, после Чернобыльской катастрофы, постановление правительства обязало жителей Крыма предоставить пострадавшим приоритетное право на проживание в частном секторе. Тогда же местные власти провели инспекцию всех сдаваемых помещений, в результате чего общая площадь аренды сократилась втрое. Две трети фонда были признаны негодными для проживания (аварийными, требующими ремонта, антисанитарными и т.п.), нарушителям светили драконовские штрафы. Как следствие – малая часть признанного непригодным жилья была отремонтирована, остальное – заброшено.

Среди самого массового и пёстрого «московского заезда» Серёга «Пискунарий» резко выделялся видом и поведением. Он успешно закончил МИФИ и трудился над диссертацией в «Курчатнике». Удачливой научной карьере способствовала протекция папы, отечественного светила высшей математики – автора известного во всех технических вузах учебника.

Облик молодого ученого, с обширной лысиной и холёной бородкой, несколько портил запах одеколона «Кармен» изнутри и сильно обветшавшая одежда. На третий день заезда «Дедушку Ленина» – еще одно прозвище Сереги – уже трудно было отличить от местных, плотно выпивающих жителей неопределенного возраста. В отличие от большинства москвичей, приезжающих на отдых компаниями, «Пискунарий», в силу веселости характера и нестандартности поведения, посещал Гурзуф сольно. Деньги у него кончались день на пятый, а далее он принимал помощь от друзей. Когда иссякал и этот источник – «Пискунарий» поднапрягал мозги и начинал поиски «внутренних резервов».

Именно в такой момент в Гурзуф приехала команда московских «пионеров» – так матёрые «гурзуфцы» называли отдыхающих, которые явились в посёлок впервые, наслушавшись рассказов и баек. Абсолютно девственные в том, что касалось курортных реалий, эти одиннадцать человек который день ночевали на «Пятаке» (местной бирже по сдаче недвижимости), пытаясь снять общее жилье. Самый лучший предложенный вариант – две комнаты по пять человек, рядом, но у разных хозяев – «пионеров» не устраивал: они упорно желали жить дружной коммуной. К вечеру третьего дня в «пионерском» отряде наметился разлад – часть уже была согласна на раздельное проживание, наиболее ретивые предлагали, вообще, уехать в какое-нибудь другое курортное место.

Тут-то появился сильно пьющий пожилой и, судя по виду, явно местный житель с заманчивым предложением: «У меня, ребЯтушки, есть жилье на всех. Домик двухэтажный, но без удобств, потому как под капремонт. Электричество и воду уже отключили, но стены, крыша и двери стоят. Кроватей и матрасов достаточно, если не хватит – берите лежаки. Возьму с вас по-божески: полтора рубля с носа в день, вперёд за пять дней. Потом приду за окончательным расчетом». Предложение заманчивое, цена отличная! – пошли смотреть. Всё соответствует. Немедленно устроили новоселье, отсчитали хозяину задаток, угостили – и дед сгинул.

Милиция пришла только на третьи сутки, когда обозленные соседи и отдыхающие стали массово жаловаться на непотребства и шум из заброшенного дома «под снос». «Пионеры» в один голос твердили про местного деда, у которого они честно сняли домик и заплатили за 5 дней вперед. Гурзуфская милиция – отдельная рассказка. Люди в погонах вошли в положение и негласно разрешили пожить еще денёк, а потом – сматывать удочки. «Пионеры» ещё неделю искали «хозяина» по всему Гурзуфу.

«Пискунарий» на вырученные деньги двое суток ни в чём себе не отказывал, потом с помпой отметил обязательный традиционный «отплызд» и убыл в Москву.

Неожиданная встреча с «жильцами» произошла уже в Москве в «Пльзене»1 на Гурзуфской стрелке2, но страсти к этому моменту поутихли, да и Серёга находился в тесном кругу друзей и соратников.

«Дед» и раскладушки

Алупка

Вторая половина 70-х. Накануне летней сессии на 4-м курсе Колюня предложил мне и ещё одному приятелю Михаилу после сдачи экзаменов поехать в Крым. Рано начавшая редеть шевелюра, неторопливая обстоятельность и чрезмерная осторожность, более характерные для пожилых людей, прочно прилепили Мишке прозвище «Дед». Ленинский стипендиат Колюня все зачеты и экзамены сдавал досрочно и организацию поездки пообещал полностью взять на себя.

Не откладывая в долгий ящик, провели собрание отъезжающих: Колюня озвучил Алупку, как альтернативу Гурзуфу, а Мишка взялся нагнать самогону для уменьшения «основной статьи расходов». Однокашник Колюниного отца служил начальником Ветеринарной Службы Ялтинского района. Он любезно предложил пожить в помещении ветстанции Алупки абсолютно безвозмездно, предупредив: все удобства имеются, но из мебели присутствует только диван. Решающим доводом в пользу Алупки послужила меркантильная поговорка «Задаром – это недорого!». Родители «Деда» очень своевременно уехали в отпуск, поэтому вопрос с самогоном он легко и полностью закрывал самостоятельно. Я сдавал сессию по расписанию, и от меня лишь только требовалось в назначенный день явиться на Курский вокзал к фирменному поезду «Крым», с двумя бутылками водки «на дорожку».

Я приехал на вокзал заранее, но поезд уже стоял вдоль перрона, и оба попутчика что-то живо обсуждали у вагона. Оказалось, у Мишки внезапно нагрянули родители, и он успел лишь «малую толику» браги перегнать в финальный продукт. Большую часть пришлось срочно вылить на помойку: от запаха окрестные коты сходили с ума. Я понимал котов, из рюкзака за плечами «Деда» шел плотный обволакивающий «духан» низкопробной сивухи. Сам Мишка запаха уже не чувствовал: привык. Зашли в купе: Колюня постарался – два нижних места и одно верхнее. Я сразу согласился наверх: отличный вид, и на ноги никто не садится. Рюкзак с пятилитровой канистрой убрали вниз под полку и плотно накрыли курткой, но запах все равно струился. Атмосфера в купе сразу навеяла цитату из Зощенко: «Запах – гроб! Не то, чтоб воняет – пахнет!»

«Дорожную» снедь сразу выставили на столик: шесть бутылок «Столичной», две жареных курицы, картошка в мундире, четыре яйца вкрутую, соль, пара помидоров.

Тут в дверной проем купе с трудом протиснулись молоденькая девушка, интеллигентная мама и два объемных чемодана. Мамаша, опешив, поинтересовалась: «Молодые люди, вы втроем едете?», и, услышав утвердительный ответ, внятно прошептала: «Ирочка, надо меняться!». Но договориться с проводницами не удалось! Смирившись с такими попутчиками, дама на прощание даже попросила присмотреть за дочуркой и помочь в Симферополе вынести чемоданы из вагона: «На вокзале ее встретят родственники!»

Милая Ирочка, искренняя говорливая девчушка, подробно рассказала, что живет в Подольске, окончила первый курс педагогического института и едет в Крым на смотрины к родственникам жениха. С суженым учится в одной группе, и он уже сделал предложение. Вместе с родителями сокурсник будет встречать её в Симферополе.

По давней общепринятой традиции, начав у выложенного покрашенными камнями на насыпи пожелания «Счастливого пути!», первую бутылку выпили еще в пределах столицы и далее перерывов не делали. Когда выпили четвертую, «Дед» внезапно спросил: «Похож я на АСУ?» Мы испугались начала горячки, но потом поняли, что имелась в виду не Автоматизированные Системы Управления, а его полосатая футболка «осиной» желто-черной расцветки. Здоровый отдых начался!

Ирочка поучаствовала в застолье приготовленной мамой домашней едой, и беседы с шутками-прибаутками затянулись до глубокой ночи. Когда напитки закончились, мы с Колюней сбегали за добавкой в вагон-ресторан, где он сходу обаял официантку. За второй бутылкой Колюня отправился сольно в красных спартаковских трусах и с обнаженным торсом – вернулся только под утро. Ночью я дважды всех будил, падая с верхней полки, раз зацепив головой «на лету» столик, но с утра был как «штык»: «готов к труду и обороне».

За полчаса до Симферополя стали собираться. Достав рюкзак, неожиданно обнаружили причину «амбре»: плохо закрученную пробку. Обрадовавшись, сразу решили попробовать продукт, напоминавший по внешнему виду свернувшееся молоко. Но запах!!! На вопрос: «Ты его процеживал?», – Мишка честно ответил: «Через техническую вату. Только я ее потом выжал обратно, не пропадать же добру!». Действие самогона оказалось сногсшибательным в буквальном смысле, точно по Ленчу: «Скорострелкой в самую мозгу бьёт».

Страшно представить мысли, пришедшие в голову жениху с родителями при виде выходящей из вагона процессии: впереди джентльмен «Дед», повиснув на Ирочке, волочил ее чемоданы; следом мы с Колюней, подпирая друг друга и подтаскивая наши вещи, звонко вопрошали на весь перрон: «Где этот наш жених с родственниками?» Подоспевший однокашник Колюниного отца, решивший лично встретить сына старого друга, нарушил немую сцену у вагона, пригласив проследовать в поджидавший на привокзальной площади экипаж.

Белый УАЗик с синим крестом на борту: «Ветеринарная Скорая» резво взяла с места, увозя нас в Алупку. Гостеприимный хозяин со словами: «Проголодались, наверное!» – завез по дороге в диетическую столовую. Обширный выбор полезных для здоровья блюд не удивил, поразил ассортимент предлагаемых напитков. С удовольствием угостившись крымским портвейном, мы закусили «диетическими» сырниками и «с песнями» поехали дальше к месту базирования.

Ветстанция очень понравилась: отдельно стоящий особняк с колоннами послевоенной постройки, со всеми удобствами, где нам выделили просторную светлую комнату с огромным кожаным диваном. Поблагодарив хозяина специально привезенной из Москвы бутылью армянского коньяка, мы пообещали звонить в случае надобности.

В Алупке «Дед», предварительно все разведавший, сразу поволок в городской пункт проката. Взяв под залог Мишкиного паспорта две раскладушки и три комплекта белья, мы вернулись в новое жилище обустраиваться и праздновать новоселье. Распробовав местный портвейн, сообща приняли твердое решение: Мишкин «продукт» употреблять только в крайнем случае или когда совсем закончатся деньги.

После полуденного оздоровительного сна мы выдвинулись знакомиться с Алупкой. Стемнело рано, и особых красот природы разглядеть не удалось. Зато на центральной площади обнаружили отличный кабачок, куда и зарулили начать знакомство с городом. Вечер стартовал «на славу»: «Деда» сразу «сняли» две яркие местные девицы, ко мне пристал бороться на руках какой-то сильно нетрезвый тип сопровождаемый тремя подружками. Когда же я, уступая продолжительным уговорам и демонстрируя «добрые намерения», с силой вогнал в деревянный стол раскладной нож для фиксации места сцепления ладоней, одна из девушек«от греха» увела меня на танцы. Оставшийся в одиночестве Колюня ещё немного выпил и отправился домой спать. Не вспомнив дороги домой, он надумал ловить такси, но городок уже спал – никто никуда не ехал. Подойдя к одной из стоящих на площади машин, Колюня стал уговаривать водителя отвезти его на ветстанцию, впрочем, без всякой реакции. Требуя внимания водителя и человеческого отношения, Колюня с силой несколько раз дёрнул ручку двери. Милицейский патруль и задержал Колюню уже с этой ручкой в могучих руках.

По возвращении с «танцев», у дверей ветстанции меня встретил милицейский «Газик». Два сержанта вежливо попросили предъявить документы и поинтересовались, знаком ли я с Николаем К – — м. Получив утвердительный ответ, они потребовали Колюнин паспорт и, ничего не объясняя, настоятельно рекомендовали утром зайти в городское отделение милиции. Узнав о ночном визите, появившийся поутру «Дед» пришёл в ужас. Мишка патологически опасался любых проблем с представителями органов правопорядка.

В отделении не порадовали: Колюне инкриминировали попытку угона автомобиля. Как выяснилось уже утром: водитель Колюне привиделся – обманчивая игра света и алкогольного воображения. После подключения к делу освобождения «абсолютно невиновного» Колюни начальника ветстанции, события приняли благоприятный оборот. Нам предложили, не откладывая, через сберкассу заплатить штраф «за хулиганское поведение» товарища, и никаких претензий работники органов правопорядка предъявлять не станут. В этот день единственная в Алупке сберкасса не работала, и Мишка поехал на автобусе оплачивать штраф в Симеизе.

Чтобы скоротать время, я помог продавщице кваса на плацу перед отделением милиции подключить привезенную бочку к водоснабжению. Благодарная работница торговли не осталась в долгу, и, отоварив наиболее жаждущих, предложила зайти к ней по соседству ненадолго – «спрыснуть знакомство». Выйдя от гостеприимной продавщицы и направляясь в милицию, у самого входа в отделение я зацепился модным румынским сабо за булыжную мостовую и упал, разбив подаренную трехлитровую банку домашнего вина. Именно в этот момент «Дед» в сопровождении начальника выводил посиневшего, замерзшего в холодной камере Колюню. Нам всем сразу же предложили проследовать обратно в отделение, и выдали предписание покинуть Алупку в 24 часа.

Сил хватило только доехать на первом попавшемся частнике до ветстанции, забросить в машину вещи и раскладушки и проорать в три глотки: «В Гурзуф!»

В Гурзуфе

В Гурзуф добрались к вечеру, когда уже стемнело. Бросив вещи в камеру хранения, разделились и порознь – для увеличения шансов – вышли на поиски жилья. «Дед» взялся «утюжить» «Пятак» – местную «биржу» сдаваемой жилплощади. Колюня двинул в «Бюро по найму жилья»: подобное государственное учреждение присутствовало в каждом городе. Не успев отойти от камеры хранения, я встретил однокурсника, который потащил к «Бочке» отметить «приплызд». Когда через час я был обнаружен у пирса встревоженными моим исчезновением друзьями, жилищный вопрос был уже положительно решён.

У «Бочки» я встретил одну из многочисленных московских Колюниных подруг, Таню. Она вместе с тремя коллегами отдыхала во Фрунзенском, и девушки на один день заехали в Гурзуф осмотреться. Ожидая парохода в свой поселок, подруги коротали время за напитками и сразу любезно пригласили погостить на несколько дней: жили они в просторном домике на четверых, так что «никаких неудобств!». «Дед» тут же слетал в камеру хранения за вещами. Раскладушки привели подружек в бешеный восторг: «В Крым со своими койками!», – зашлась Таня.

Во Фрунзенское доехали без приключений и немедленно сели праздновать встречу друзей. Ночью у Колюни подскочила температура до 39 градусов, колотило, душил кашель. Хозяйки срочно сварили компот, укрыли больного всем, чем можно, и стали усиленно кормить для скорейшего выздоровления. Аппетита отсутствовал, зато «Дед» ел за «себя и того парня». К утру лучше не стало, и мы с Мишкой отвели Колюню в туземную больницу. Его почти госпитализировали: «Минимум на неделю», – пообещал местный эскулап. Но Колюне «повезло»: как только выяснилось, что мы во Фрунзенском проездом, попросили на выход – «Зарегистрируйтесь, тогда милости просим в больницу!». Попрощавшись с гостеприимными подружками, с вещами и раскладушками мы вернулись в Гурзуф, вспомнив, что «дома и стены помогают!».

Съём «фанзы» напоминал сценку из театра абсурда: при температуре плюс 35*С в тени, надевший на себя все имевшиеся вещи и укутавшийся сверху джинсовой курткой «Деда», Колюня, замотав горло шарфом, охрипшим голосом пытался договориться с арендодателями. Стоявший рядом осунувшийся «Дед», методично откусывая от горбушки черного хлеба, повторял как заведённый: «Что же мы будем делать с вещами?». Вблизи стояли раскладушки: мест в камере хранения не оказалось.

Около старого рынка тоже предлагали жилье, и я прошёл от «Пятака» в сторону Артека. Ко мне незамедлительно подскочил мужик лет сорока: «Вас сколько?». – «Трое». – «Одни парни? А то у меня жена девкам не сдает!». В Крыму все денежные вопросы решали жены. «Далеко?». – «От Пятака пять минут. Посмотрим? У меня и машина здесь!». Подхватив на «Пятаке» Колюню и «Деда» с вещами, мужик на «артековском» УАЗике мигом домчал нас до места.

Я ещё не встречал в Гурзуфе подобного жилья: на расстоянии шести метров от «хозяйского» дома стояла стена от снесенной постройки, по козырьку дома и на стене лежал тес, выполняющий роль крыши, а через него по бокам от земли до земли был перекинут брезент, играющий роль стен. Внутренняя отделка выглядела не менее «заманчиво»: поверх земляного пола по периметру настелили доски, к которым брезент намертво приколотили; одна из стен была глухая, а во второй – проделаны палаточного типа окно и дверь. В жилище разместились три стандартных «артековских» пружинных кровати, большой стол с тремя табуретками и двустворчатый шкаф. «Мебель» занимала около трети помещения, высоко под потолком лампочка Ильича тускло освещала огромную кубатуру.

«Туалет во дворе, рукомойник на дереве, вещи свои можете хранить у нас в доме. По 1.5 рубля с носа за ночь, и живите, сколько хотите», – наседал хозяин. Имелось сильное желание дать ему отлуп, но, посмотрев на дрожащего в жару Колюню, и «Деда», цепляющегося за раскладушки, я нехотя согласился. Все ценное, в том числе документы, отдали хозяевам на хранение, раскладушки расставили на свободной площади, рюкзак с канистрой убрали в шкаф.

Хозяин слукавил – не зря он, гадюка, держал УАЗик наготове – до Пятака было ходу минут сорок. Но на отдых это никак не повлияло. На вакантные раскладушки приходили ночевать друзья: «Бамбина», Петров, «Помидор», Cашка «Афанасий», «Осташка» с девушками – места хватало всем. Колюня поправился за три дня – вот что значит молодой и крепкий организм при правильном режиме и здоровом питании. Еженощно он возвращался часа в четыре и на вопрос проснувшегося «Деда» или регулярно ночевавшего у нас Бамбины: «Сколько?» отвечал: «Пять!», приводя обоих в неистовство: «После такого гиганта нормальному мужику к девушке подойти неловко!».

Основную часть времени Колюня проводил в Артеке, деля внимание между озорными пионервожатыми и инструкторшами по плаванию. «Дед» сдружился с фарцовщиком «Греком» и регулярно ездил в Ялту «практиковать» итальянский язык, «утюжа» набережную в поиске иностранных туристов. Подружившись со смешанной «бригадой» крымских и московских девчушек «полусвета», я проводил досуг на «пивных аллеях», «работая справочным бюро» у только приехавших отдыхающих, в общем, жил насыщенной гурзуфской жизнью. Втроём мы встречались днём на «аллеях», обедали в кафе «Адолары», а вечером бурно отмечались в коктейль-холле.

В один из особенно успешных дней в Ялте «Деда» задержали «люди в штатском» во время удачного контакта с итальянцами и попросили предъявить документы. Отпущенный под честное слово, Мишка, перерыв чемодан и не найдя паспорта, вспомнил про рюкзак. Паспорта там тоже не оказалось, а канистра почему-то оказалась пустой.

На заднем дворе «Дед» и Сашка «Афанасий», примкнувший к Мишке по дороге из Ялты, обнаружили хозяина с приятелем изрядно «навеселе». На столе среди закусок высилась трёхлитровая банка с нашим самогоном, сразу узнаваемым по цвето-ароматной гамме. Объяснения хозяина о внезапно приехавшем шурине и призыв войти в положение были признаны неубедительными, и, оценив серьезность намерений «Афанасия» и его внушительные габариты, шурин скрепя сердце отдал десять рублей, объявленные «Дедом» за ущерб. Посчитав инцидент исчерпанным, «Дед» немедленно рванул в Ялту и по совету опытного «Афанасия» подал в отделении милиции заявление об утере паспорта. После заполнения необходимых бланков и оплаты квитанции Мишке выдали надлежащую справку, и он на время успокоился. Через час после отъезда «Деда» домой пришли мы с Игорем «Бамбиной», томимые сильной жаждой, и у хозяина случилось «дежа вю». Он был уже сильно не в себе, денег оставалась «пятерка», которую мы и реквизировали. Колюня объявился к вечеру один и, собираясь в Артек, заглянул в шкаф! Хозяин уже объясняться не мог и жестами предложил угостить Колюню его же собственным самогоном, за что разъяренный Колюня уделал его «как бог черепаху».

Когда к ночи все собрались у «домика», наши вещи стояли у входа. Вернувшаяся с работы хозяйка вызвала милицию, и дружелюбный сержант предложил покинуть территорию «во избежание».

Снова озадачиваться съёмом жилья мы уже не стали: Колюня переехал в Артек к пионервожатым, «Дед» поселился на «персональной» раскладушке в «фанзе» у «Грека», а я окончательно перебравшись на «аллеи», отчего отдых стал ещё более «диким и аутентичным», предавался всем доступным видам курортных развлечений на «личной» раскладушке.

Оставалось всего четыре дня до возвращения в Москву – начиналась очередная производственная практика. Я перенес «лежачее место» к пункту продажи авиабилетов у входа на городской пляж, с комфортом переночевал две ночи в живой очереди и улетел домой, сдав раскладушку «Деду». Спустя двое суток Колюня отбыл помогать родителям на даче, а Мишка задержался в Гурзуфе до конца отпуска.

Накануне отъезда сдавая в Алупкинском пункте проката бельё и раскладушки, «Дед», к огромному удивлению, получил назад «родной» паспорт. Обрадованный Мишка немедленно решил вернуться в Москву самолётом, но в аэропорте Симферополя – «органы не дремали» – его задержали с «ворованными документами».

На следующий год нам с Колюней не удалось убедить Мишку поехать в Крым, как ни старались: его обстоятельной и осторожной натуре такой отдых был противопоказан.

У Медведь – горы

«Правильный» отдых

Середина 80-х.

Рейсовый автобус в город отходил в 8:25. Ровно в восемь Андрюшка шел к открытию магазинчика, где ожидала приветливая молоденькая продавщица. Со словами «А вот и москалик пришел» она выдавала стандартный ежедневный «набор для завтрака» ценой два рубля: бутылку портвейна, пачку сигарет «Бужор»3 и два яблока. Завтракали быстро, чтобы успеть на автобус. Андрюшка, открывая бутылку, содержимое которой пузырилось от пребывания на солнце, мечтательно произносил: «Замечательная страна Крым – портвейн газированный, сигареты соусированные и витамины на каждом шагу».

Третья за этот заезд «фанза» стояла вплотную к Медведь-горе.

С предыдущих двух попросили съехать на третий и седьмой день соответственно.

Первая «фанза» располагалась на Фонтанной улице за Домом Торговли, почти на Пятаке. Всё испортил Сашка «Афанасий»: мало того, что он у нас ночевал с первого дня, так когда хозяин выразил недовольство присутствием постороннего, Сашка «нечаянно» выбил ему зуб.

Вторая находилась подальше от центра, в самом начале Ленинградской. Проживали отлично, пока в гости не заскочил Вовка «Осташка». Он исполнял любимую песню «Коммунисты поймали мальчишку, затащили его в КГБ», когда зашедший арендодатель пытался разобраться, сколько же человек проживает. Вместо трёх снимавших парней, он насчитал шестерых плюс девушки. Хозяин служил в поселковой милиции, и текст песни послужил решающим доводом. С утра проспавший «Осташкин» визит Андрюшка «Крекс» никак не мог понять, из-за чего опять приходится собирать вещи.

Заезд мы спланировали заранее. Борька учился, мы с Андреем работали. Ещё в Москве, исходя из имеющихся денег и разных дат отпусков, прикинули: получилось 15 общих дней на троих. Отдыхать предстояло еще неделю, а жилье никоим образом снять не удавалось. Вещи бросили у Сереги «Майса», жировавшего прямо у Пятака в отличной квартире, на которую желающие записывались заранее ещё из Москвы. Даже на улице Строителей, «московской вотчине», мест не было, а ежедневно взбираться в «Новый район», или того выше, в Краснокаменку над трассой совсем не хотелось.

И вдруг, счастливый случай! Попросив закурить, Андрюшка разговорился на автобусной остановке с подвыпившим аборигеном: у них с женой сдавался сарайчик прямо у Медведь-горы. Ещё на прошлой неделе должна была приехать отдыхающая каждый год семья, но в этот раз вышла какая-то заминка. Мужик пообещал выяснить у жены ситуацию: возможно, пустят дней на пять – семь. С радостной новостью «Крекс» нашел меня, Борьку и «Афанасия» с Ленкой в пельменной за традиционным завтраком, состоявшего из двойной порции пельменей со сметаной, стакана томатного сока и двухсот граммов портвейна на каждого, включая Ленку. От барной стойки, находившейся в зале пельменной напротив раздачи, портвейн к столику, чтобы не расплескать, носила именно Ленка, ибо: «Крепость в руках – необычайная!».