скачать книгу бесплатно
(с) Екатерина Яшникова, «Вернуться»
Я не знаю, как к человеку приходит осознание, что он – Человек. Что он – вот эта большая буква. У меня было так: сначала стена над рабочим столом обросла маленькими бумажками с записками, тексты которых – на полях этой книги; потом июньским вечером 2016 года я начала вести дневник, как в детстве. У этого дневника была задача – исследовательская задача! – поиск Истины. Мне требовалось узнать, как это – понимать, кто ты, зачем ты и что вокруг тебя происходит.
К концу первого блокнота (на него у меня ушло чуть больше двух месяцев) я с досадой резюмировала, что Истина не была найдена, необходимо продолжать поиски. Прошло четыре года. Я не вела дневник последние пару лет до того, как села за эту книгу, но когда ради неё подняла всё, что писала тогда, снова стали получаться записки похожего рода. Того, что искала, я так и не нашла.
В шестнадцать я отчаянно искала себе Учителей. Мне казалось невозможным познание исключительно на собственном опыте. В разговорах со взрослыми, в книгах я искала одного – новых мыслей, которые колыхали бы моё внутреннее море, не давая случиться штилю.
«И мне сейчас так нужно во что-то верить. Хоть чуточку слышать некое кармическое и счастье несущее. Абстрактное. Как Джа, в которого даже не веришь, но поёшь о нём, ибо так легче, чем не петь».
Я давно заметила, что моя память не может объять всю жизнь. У окружающих есть воспоминания из детства, кто-то даже помнит детство в деталях. Мне кажется, что моя «сознательная жизнь» началась тогда, когда я стала её записывать. Вот только даже первые эпохи записей давно стёрлись, возродить их можно, только перечитывая свои детские дневники. Подробная память тянется до начала 2016.
Вот и получается, что в 2016 я будто бы родилась: ещё-не-взрослым пятнадцатилетним человеком без прошлого, которому сразу пришлось осмыслять себя и окружающий мир и искать веру. В окружающем мире и в стихах Толи Царёва, которые наложились друг на друга, совпали во времени, я нашла апрель, весну, вечную юность и безусловную любовь.
Так у меня появилась моя Истина, ещё скомканная внутри, нерасказанная, непонятая, но уже существующая. Она заключалась в том, чтобы никогда не становиться взрослой.
К рваным джинсам
И рваной куртке
Добавь
Своё
Рваное
Сердце,
Считая минуты,
С носками порвавшимися
Выброси
Правду –
Она неудавшаяся,
Как всё, что ты делаешь
И всё, что ты думаешь…
Слышишь, босыми ногами
По луже
Бежит твоё
Счастье?
А ты остаёшься,
Прощаешься с солнцем:
Оно не вернётся.
Пора бы…
Взрослей!
15 октября 2016
23 июля 2016
У меня картонные стены, и, лёжа в кровати, я слышу целый мир.
Я слышу, как рычат моторы проезжающих мотоциклов; слышу, как где-то поблизости разбивается стакан; слышу, как соседи звенят ключами, видимо, пытаясь найти замочную скважину в темноте; слышу чей-то разговор на непонятном мне языке.
Я слышу, как медленно движется к горизонту солнце, зевая и глотая горький кофе; слышу, как чьё-то сердце наполняется любовью; слышу, как к людям приходят приятные сны, чтобы они успели выспаться до того, как прозвенит будильник.
Я лежу, закрыв глаза, и смотрю интересное кино про то, как Ты включаешь тусклый свет, выходишь на балкон и достаёшь гитару, чтобы сыграть гимн рассвету; про то, как шуршит бумажками ночной зверь Штиль; про то, как один светловолосый Чёрт, включив панк-рок, замешивает шоколадный крем, а один светловолосый Ангел рисует чёрным маркером руны под симфоник-металл.
Я лежу и вдыхаю запахи, до которых мне несколько тысяч километров: манящий аромат орехового латте, свежескошенной травы, любимого шампуня с привкусом абрикоса, молочного улуна с Твоей кухни, старых, зачитанных приключенческих книг, и самое главное – запах мегаполиса после ливня. Так пахнет моя Жизнь.
Я лежу и чувствую, как меня, словно обёрточной бумагой, окутывает разными цветами: фиолетовым цветом Счастья, шоколадным цветом Тепла, оранжевым цветом Ритма и зелёным цветом Свежести. Словно фейерверк сияют цветные звёздочки перед моим внутренним взором – на чёрном экране закрытых глаз.
Я лежу и растворяюсь в том, как мне не хватает Вас и в том, как я Вас люблю.
Феномен сердечного расстояния
Я буду с тобой, ты просто закрой глаза, просто помни имя моё…
(с) Alai Oli, «Я буду с тобой»
Через сутки ровно (минута в минуту) в этом часовом поясе кончится странная весна 2020 года – весна одиночек. Встречи с друзьями, походы за энергетиками в Охотный между парами, фотосессии и даже разговоры на кухне с родителями прекратились два с половиной месяца назад. С тех пор я видела папу три раза, маму и Нину два раза, Варю один раз, Юлю один раз.
И всё же, когда я перечитываю записи 2016 года (тогда мне очень тяжело давалось собственное отсутствие в Москве, где друзья и парень), я понимаю, что скучания в них гораздо больше. Закрывая глаза ночью, я видела перед ними тех, до кого тысячи километров. Как и сейчас, я скучала не столько по лицам, сколько по состояниям и совместным занятиям: как Марго прячет от меня крем для «Праги», Женя заваривает чай, Амур будит по утрам.
Ничего не поменялось – я всё так же зависима от любимых людей. Мне не хватает того, как мы с Борей вместе учимся в кафе, как Варя наклоняется, прикуривая сигарету, а Орлуша, наоборот, закурив, резко вскидывает голову и смотрит вдаль, как Катя во сне сжимает мою руку, Аня выводит рисунок на капучино. Мне не хватает дрёмы в обнимку на задних партах 202-й аудитории, Сониных танцев на широких подоконниках, с Кремлём за спиной, и даже того, как мы с Машей, Кристиной и Лизой, взвинченные сессией, понемногу ссоримся (и с максимально злобным видом подсовываем друг другу ответы), а Лука спокоен и напевает БГ. Мне всегда казалось, что я жутко невнимательная, не могу составить портреты своих друзей, но на самом деле я просто почему-то плохо запоминаю лица, даже самые любимые. Зато я могу написать про каждого своего друга «инструкцию к применению»: что значит тот или иной взгляд, какие жесты говорят о напряжении и расслаблении, каким маленьким сюрпризом можно поднять настроение.
Пока я пишу это, кончики губ (под горным солнцем они перестали болеть от недостатка витаминов) тянутся к ушам, а внутри горячо и нежно, как от чая с мёдом. У меня на компьютере есть папка, в которой по файлу на каждого друга. Это не сталкерское досье, а перепись приятных общих моментов и моих любимых черт и чёрточек этих людей. Первый текст я написала про Егора, когда, придя домой после празднования его рождения, в очередной раз удивлялась, что три года назад я робко подошла к нему предложить написать его биографию (говорила на «Вы» и жутко удивлялась, что он так просто и даже заинтересованно согласился).
Мне не хватает моих друзей и наших моментов, но на самом деле я не скучаю так, как тогда, в 2016 году. И вот что я подумала: все те, по кому мы скучаем, – это один человек. У него брови одного, улыбка другого и глаза третьего. Он пахнет как все они: определённым шампунем, дымом конкретных сигарет, тем самым постельным бельём и настроением, которое имеет запах только в минуты особого счастья. Поэтому, уезжая с разрывающимся сердцем от одного, начинаешь отчаянно скучать по ним по всем. Поэтому, живя даже в такие смутные времена с кем-то из них, о других чувствуешь тепло и нежную тоску, но не боль.
И когда по ночам закрываешь глаза перед сном, представляешь того, кого держишь за руку в этой темноте, а не тех, кто сейчас далеко-далеко. Так я представляла Варю в Париже и Вильнюсе, Катю в Изборске, Виктора в Минске – а последние два с половиной месяца Кирилла и Кирилла, снова и снова, раз за разом, со знанием, что мне никогда не надоест.
Может быть, в детстве мы потому всюду таскаем за собой плюшевые игрушки, что одушевляем их и любим как настоящих друзей – и пока их крошечные мягкие тельца можно прижать к груди, расстояния свербят с меньшей силой?
Что-то из школьной физики
Слышишь! Это песня злости, что есть во мне: пускай же прогремит гимн скомканных обид!
(с) Тени Свободы, «Песня злости»
Для многих людей подростковый период – это период ненависти. Время, когда всех и всё подвергаешь сомнению, и даже тёплые чувства испытываешь с каким-то вызовом, выкрученной на полную громкостью. Я – не исключение.
Под конец 2016 года, сама того не осознавая, я сделала важный шаг в Познании, к которому стремилась: я открыла в себе любовь. Прошло ещё несколько месяцев, прежде чем я научилась использовать её как линзу, через которую смотрю на мир. Но уже того, что она у меня появилась, пока неприменимая, было достаточно, чтобы отложить линзу ненависти.
В 2017 протестные песни для меня зазвучали тише, зато родители из смертельных врагов на полставки превратились в лучших друзей. Я чувствовала то же, что Левин, когда Кити согласилась выйти за него замуж: все люди вокруг вдруг стали добрыми, казалось, каждый прохожий желает мне счастья, а я того же желала ему.
Оказалось, что видеть через призму любви – гораздо лучше, чем через призму ненависти. Потому что встречаются иногда мутные, бесцветные какие-то люди, и только от вас зависит, в какой цвет их покрасить, какими они будут с вами. А теперь представьте, что мутного человека из раза в раз каждый новый знакомый красит в яркие, благородные и добрые цвета: краска перестаёт перебиваться. Человек таким и остаётся.
Иногда мы с Полиной пересматриваем свои старые записи, в которых восхищались общими знакомыми. И в душе щемит от того, что на поверку многие из этих знакомых оказались совсем не такими хорошими, как мы тогда думали. Некоторые – беспросветно, злобно глупыми, некоторые – даже подлыми. Когда я спрашиваю себя, отчего так, мне кажется, что секрет – в линзах. Эти люди уже тогда, когда мы восхищались ими, смотрели на мир сквозь ненависть. Может быть, просто не вылечились от этого с подросткового возраста.
Наверное, именно потому так больно было включать «Голодным и злым» и тем более «Рейв» после «Волны», «Эйфории», «Маяка»[2 - Названия альбомов Операции Пластилин.]… Не потому, что на новых альбомах плохие песни – я иногда заслушиваюсь ими – но потому, что это песни ненависти, тогда как раньше пелись гимны любви.
Всё это – что-то из курса школьной физики: у нас была прекрасная учительница, но единственная тема, которой я заинтересовалась и которую усвоила – это оптика. Сидя в кабинете на пятом этаже школы, я фотографировала небо, отражённое линзой на белый листок бумаги.
24 августа 2016
Когда я по утрам открываю глаза (не всегда в хорошем настроении и почти никогда не выспавшись), вокруг меня всегда светло. Даже если это утро – учебной зимой в полседьмого.
В жизни каждого человека иногда начинается тёмная полоса. У меня в столе висит бумажка с какими-то датами. Обычно я говорю, что не помню, что они значат. В любом случае, они вызывают у меня негативные эмоции. Ещё я говорю, что эти даты ограничивают тёмные полосы в моей жизни. Последнее там – 25.10.2015, день, когда мы с людьми, которые когда-то были активистами ролевой под названием «Племя Журчащих Ручьёв», а теперь стали просто главными маячками в моей жизни, удалили эту самую ролевую, связавшую нас – кого-то ещё в 2012, а кого-то в течение последующих лет.
После этого дня, 25 октября, было ещё полтора соответствующих месяца. Но однажды утром я проснулась лучом солнца, осознав, что мир вокруг нуждается в нас так же, как мы – в нём. В тот день я шла по улицам, а люди оборачивались, и какой-то дедушка улыбающимся голосом сказал очаровательной бабушке, шедшей с ним: «Ты только посмотри, какая рыжая!» И все вокруг улыбались.
И мне казалось, что, если люди вокруг улыбаются, видя меня, значит, я отвечаю миру на его нужду во мне. Пусть на одно мгновение, но я делаю кого-то немного теплее. Задумайтесь: если бы утром ваше настроение не подняли несколько приятных мелочей, сколько хороших дел вы могли бы не сделать?
вы тянули меня за тысячи рук и ног
эти руки и ноги было моё тело – оно бесконечное
у каждой клеточки вырастали руки и ноги
и каждая из них состояла из новых клеточек
а под всем этим нагромождением жила душа
ноги случайно пинали её, а руки царапали, пытаясь за
что-нибудь ухватиться
душа терпеливо молчала
ей когда-то отрезали язык – и тогда дали тело
привычка к молчанию не открывалась
но душа не умела мыслить голосом, она видела картинки
и душа сходила с ума, загнивая глубоко внутри месива из рук
и ног
тех самых, за которые вы тянули, когда я пыталась ничего
не помнить
душа ненавидела тело, ставшее её тюрьмой
5 декабря 2016
(лучшему другу. пускай не видит)
Напиши у меня в некрологе: «разорвало от безусловной любви». Собственно, даже не важно, как я на самом деле умру. Это всё равно так или иначе будет так. Вечный кайф. Лучший кайф. Главный кайф.
Чувствуешь, как сыплются с неба звёзды? Падают в меня. Горят в моих венах. Звучат музыкой – из сердца в сердце. Дарю их Тебе, бери, скорее же, ну! Этого так много внутри.
Я целый огромный мир, весь – Твой, заходи и живи, когда захочешь. Больше говорить о любви. Чаще говорить о любви.
13 декабря 2016
Мой первый Париж
(февраль 2017)
Понемногу я влюбляюсь в Париж. Это колдовской город. Он ничего не дает насильно. У него умная снисходительность, и потому все получается само собой, как у людей, которые ничего не делают напоказ.
Любовь Белозёрская, «Воспоминания»
Удивительно, но если тебе хватает сорока минут на сборы в школу, скорый завтрак и потанцевать под Операцию Пластилин, это не значит, что сорока минут утром хватит перед вылетом во Францию.
Я забыла: второй аккумулятор и зарядку для мыльницы, портативку, лавашик и чашку любимого чая (не надо приезжать за человеком на пять минут раньше, он собирался в эти пять минут накраситься, надеть верхнюю одежду и покушать).
Попыталась вспомнить, когда кушала – вчера на завтрак. Ну спасибо, аппетит, теперь терпи до «сегодня на ужин».
Мама попросила не брать работу и насладиться отпуском. «В дороге можно книжку почитать». Сочиняю рекламу для Егора и редактирую фото с «Элли Смит». Куда же без меня моя работа?
Мне не нравятся машины с кожаными сиденьями. В них очень холодно кожаной попе без колготок в короткой куртке в –10°. Спать час в сутки мне, кстати, тоже не нравится.
Мне бы понравилось перекусить, но нечем.
«Только бы всё прошло без приключений», – сказала Наташа, и через пять метров мне сообщили, что не выпустят из страны. Но выпустили, даже лично проводили до следующего контрольного пункта.
Пришла Ася. Мы не опоздали на самолёт. Ура!
Нам в самолёте принесли меню. Эти голландцы – странные люди, но мне они нравятся.
Голландцы – странные люди. Я тут до унитазов не дотягиваюсь… Зато в книжных есть оригиналы новых книг Роулинг! Двух!
Нам отменили рейс. Без приключений, да?
Объявили новый рейс. На пять часов позже. Ничего, прорвёмся! Дали талончики на еду. Еда вкусная и очень натуральная.
Голландцы – странные люди. У них диванчики в аэропорту. И ковры. И классные кресла. Я бы не отказалась тут пожить… Молчание. Подобные мысли сегодня уже пагубно на нас сказались.
Самолётик Амстердам-Париж показался каким-то не очень устойчивым (пардон, улётчивым), но мы долетели.
Моей соседкой была чудесная пожилая дама, уточнявшая, на русском ли я читаю, а долго я его учила? Всю жизнь, милая дама, всю жизнь. И не выучила.
Нам не привезли багаж.
Нам привезли багаж!
«Карма обнимет меня» (с) Оля Маркес
Милые друзья-хозяева купили нам еду. За это мы отдали их очень стеснительному сыну сушёную воблу и сгущёнку (на самом деле мама передала).
Я купила хиппи-пончо в кришнаитском магазине, уииииииии, оно такое классное, мы с ним точно созданы друг для друга.
Сегодня мы: бегали по лестнице к Сакре-Кёру с визгом, фотографировали в метро незнакомых людей, почти залезли на приватную жилую лодку, зашли в какую-то огромную дверь и посмотрели в огромные тёмные зеркала, обходили все столбы с одной стороны (спасибо Маше), постучали три раза по дереву в лавке ночного продавца фруктов, а потом убежали со смехом (кажется, он подумал, что мы украли грейпфрут – гнался за нами).
Девочки теперь тоже хотят пончо.
Мы легли спать.
Мы проспали Сен-Шапель. Точнее, свет в её витражах.
Мы едем на кладбище. Мама подумала, что мы туда ночью ходили и очень удивилась, услышав «едем».
Кстати, вопреки всеобщему убеждению, мало что в мире проще парижского метро.
Решила обзавестись общими внуками с Асей. Внукам придётся заработать нам на общий фамильный склеп на Пер-Лашезе.
Кстати, если мой прах не развеять, а сохранить, то хорошо бы перемешать его с прахом мужа. Это очень романтично (находясь в Париже, о романтике надо беспокоиться).
