Транзитная зона

Главным образом Джастин испытывал облегчение оттого, что благополучно пережил страшное испытание. Они с отцом и двое других пассажиров были фактически заперты внутри и не сумели бы выбраться, пойди что-то не так. В то же время его потрясли виды, на мгновение открывшиеся с высоты, простор, скорость и новизна перспективы.

Джастин проводил взлетающий аэроплан глазами, стараясь запомнить его во всех подробностях. Тот был белый, не считая заплаток на фюзеляже, и довольно грязный, с потеками масла вокруг кожуха двигателя. Вдоль борта тянулась горизонтальная красная полоса, разорванная регистрационным кодом: G-ACCB. Крылья тоже были выкрашены в красный.

На следующий день Джастин сразу после уроков отправился в деревенский книжный магазин, надеясь найти там книги, которые помогут опознать аэроплан. Выяснилось, что это «Де Хэвилленд 83 Фокс Мот» – снятый с производства легковой транспортный и пассажирский самолет, сконструированный на основе «Тайгер Мота» с увеличенным пространством для размещения пассажиров или грузов. Эти сведения нашлись в дорогой книге, которую Джастин не мог себе позволить, поэтому поставил на полку и вышел.

На той же неделе он отправился в местную библиотеку и с помощью одной из сотрудниц просмотрел реестр современных коммерческих аэропланов. Там обнаружились интересные подробности о борте G-ACCB.

У аэроплана имелись серийный и регистрационный номера, которые Джастин записал, потому что любил такие сведения. Он был произведен в 1933 году в Англии и принадлежал компании из Саутпорта, которая владела еще двумя самолетами той же модели. Они служили для доставки почты в окрестностях Мерсисайда и Файлда, от Беркенхеда на юге до Флитвуда на севере. В поле «Тип использования» значилось «Такси/чартер, коммерческие полеты вне расписания». Экипаж состоял из одного человека, и разрешенное количество пассажиров было три, а не четыре.

По дороге домой Джастин купил тетрадь и вечером переписал все эти сведения на первую страницу. Отныне он собирался фиксировать информацию обо всех своих полетах и любые другие интересные факты, связанные с самолетами. Под каждую запись отводилась одна страница с местом для комментариев внизу.

Джастин любил записывать все, что видел и делал. У него уже была похожая тетрадь с названиями песен, услышанных по радио, и еще одна, куда он исправно вносил сведения о просмотренных фильмах.

Как ни удивительно, уже вскоре появился повод дополнить страничку, посвященную первому полету.

В последние выходные сентября борт G-ACCB, пассажирский самолет «Фокс Мот», вылетевший с пляжа Саутпорта для совершения увеселительного рейса вне расписания, потерпел крушение вскоре после взлета. Закладывая вираж над морем, аэроплан неожиданно потерял высоту, когда временное снижение мощности двигателя совпало с отсутствием ветра, и рухнул прямо в воду.

Пилот и все четыре пассажира выжили, но получили множественные травмы и переохлаждение из-за долгого пребывания в воде. Всех доставили в больницу в состоянии, не угрожающем жизни. Аэроплан подняли со дна моря через день или два. Восстановлению он не подлежал.

Записывая эту информацию на первой странице своей тетради, Джастин старался сохранять объективность, и все же подробности катастрофы, о которых рассказывали на страницах газет и по телевизору, его ужаснули. Он прекрасно представлял, каково это было – находиться в шумной и тесной кабине, когда мотор умолк, крылья замерли, и аэроплан с разбега рухнул в воду. Пассажиры попали в ловушку – ведь люк открывался только снаружи!

После этого происшествия Джастин стал везде носить с собой фотоаппарат. Компактная отцовская «Комета С» стала его спутницей на несколько лет – Джастин возил ее с собой даже в школу в специальном отделении велосипедной сумки.

Глава 4

Авиационная тетрадь заполнялась медленно: Джастин хотел писать только о самолетах, которые видел вблизи, изнутри или имел особые причины внести в свой журнал. Возможностей для этого обычному школьнику предоставлялось не так много. Заниматься авиаспоттингом и записывать номера ради записывания не хотелось, о развлекательных полетах после крушения в Саутпорте не могло быть и речи, а потом пришла зима. Тетрадь лежала без дела, хотя всегда под рукой.

Записывать названия поп-песен, услышанных по радио, Джастин перестал, решив, что это сущая глупость. Какой смысл?.. Другое дело – третья тетрадь, в определенном смысле задавшая направление всей его жизни. В нее Джастин вносил сведения о посмотренных фильмах.

Когда ему было восемь, родители отвели их с Амандой в один из ближайших кинотеатров. Фильм, который тогда показывали, произвел на Джастина большое впечатление: история об огромном бродячем цирке с дрессированными львами и слонами, с жонглерами, акробатами, канатоходцами, клоунами, танцовщицами и музыкантами, не говоря уж об огромном штате рабочих. Джастин, еще не видевший ничего подобного, был околдован мастерством артистов, подстерегавшими их опасностями, напряженными отношениями между персонажами, да и вообще размахом происходящего. Сюжет складывался из нескольких историй – про загадочного клоуна, который никогда не смывал грим, про борьбу за влияние между директором и владельцами цирка. Один из воздушных гимнастов упал с огромной высоты во время представления, а в конце фильма произошло страшное крушение поезда.

Джастин вышел из кино потрясенный. Он понимал, что все это понарошку, и тем не менее размах делал выдумку реальностью. Фильм назывался «Величайшее шоу мира», и Джастин был полностью с этим согласен. Придя домой, он сразу записал название, а через несколько дней переписал его большими буквами в чистую школьную тетрадь. Хотелось написать о фильме еще что-нибудь, только больше он ничего не знал.

Потом Джастин вспомнил, что это не первый его поход в кино – он ведь еще смотрел мультфильм о Белоснежке! Тот был совсем другой – временами смешной, временами страшный, и со счастливым концом. Мама сказала ему полное название – «Белоснежка и семь гномов», – и Джастин записал его большими буквами на второй странице. Аманда напомнила, что в прошлое Рождество они ходили в кино на «Волшебника страны Оз», и хотя Джастин помнил оттуда лишь некоторые сцены, он посвятил этому фильму третью страницу.

Так с детского увлечения началась подробная база данных, которую ему предстояло вести всю жизнь. Подростком Джастин прямо в полумраке кинозала делал заметки в блокноте, а потом переносил в тетрадь. Для него это стало способом сохранить информацию – не о том, что понравилось, не о сценах, сюжетах и персонажах, которые и так не забывались, а практические сведения о дате выпуска и продолжительности фильма, быстро вылетавшие из головы.

Наряду с этим Джастин все чаще смотрел старое кино по телевизору, однако фильмы с Жанетт Маршан, так поразившие его в детстве, больше не показывали. Хотя он помнил актрису, названия забылись, и внести в тетрадь было нечего. Детские воспоминания – яркие, но бессистемные: поначалу дети не видят связей, последовательности и общего контекста происходящего.

Вскоре он решил ставить фильмам оценки, начав, естественно, с «Величайшего шоу мира», которому поставил десять из десяти. «Пасхальный парад», на который притащили его родители, не вызвал у Джастина ничего кроме скуки и раздражения, поэтому получил безапелляционный ноль. Другие оценки колебались между этими двумя крайностями. Позднее, когда Джастин лучше узнал историю кино и понял, насколько это сложное дело – снимать фильмы, он пересмотрел свои оценки: «Величайшее шоу» опустилось до более скромных шести баллов, а «Пасхальный парад», хотя все равно ему не нравился, поднялся до четырех. Он продолжал ставить оценки фильмам лет до восемнадцати, пока не осознал, что это слишком примитивная система кинокритики – ведь плохая актерская игра или слабая режиссура может искупаться потрясающей музыкой или прекрасной работой оператора. Абсолютная объективность недостижима.

Первая тетрадь вскоре стала непригодна для записей, потому что Джастин без конца вычеркивал одно и дописывал другое. Серьезную проблему представляло то, что он не мог смотреть и, следовательно, каталогизировать фильмы в хронологическом порядке. Старые и новые ленты Джастин смотрел вперемешку: по телевизору, естественно, показывали только старые, а когда он начал регулярно ходить в лондонский НКТ, вести хронологический список фильмов стало и вовсе немыслимо.

Постепенно Джастин начал разбираться в этапах эволюции кинематографа, тенденциях и периодах, истории и жанрах. Первую книгу о кино он купил в четырнадцать лет – о съемках фильма «Разрушители плотин»[8], вышедшего в 1955 году, – а потом стал регулярно пополнять свою коллекцию книгами из букинистических магазинов и с благотворительных распродаж, так что со временем образовалась солидная библиотека. Джастин быстро понял, насколько разнообразна интересующая его сфера, и собирал не только книги о конкретных фильмах, но и биографии кинорежиссеров, актеров, кинооператоров, сценаристов, а также книги о камерах, форматах кинопленки и цензуре.

Закончив университет, Джастин устроился на свою первую работу – стажером-ассистентом в маленькую лондонскую фотостудию в Вест-Энде. Платили неплохо, только работа была скучная. Крупнейший клиент, фирма розничной торговли по каталогу, без конца заказывал фотографии товаров, и большую часть времени Джастин проводил в душной студии, снимая кухонную утварь, радиоприемники на транзисторах, садовый инвентарь, обувь и тому подобное.

Для хранения информации о негативах и распечатках в студии использовалась картотечная система, и скоро Джастин понял, что картотека может пригодиться и ему. Взял с работы несколько чистых карточек, переписал на них сведения о фильмах из своей тетради, а потом приобрел собственную картотеку и несколько месяцев по вечерам и на выходных переносил туда свои заметки. А еще купил пишущую машинку и научился на ней печатать.

К концу 1980-х, когда Джастин уже был признанным кинокритиком, а в Лондоне и Нью-Йорке вышла его первая книга об истории британских военных фильмов 1950-х годов, он нанял помощника, которому поручил перенести данные на компьютер и в дальнейшем вносить новые сведения, которые поступали буквально каждую неделю. К концу двадцатого века база данных Джастина Фармера о кино стала уникальным и ценным исследовательским инструментом. Редактировать и пополнять информацию могли лишь он сам и его помощник, а посетителям она была доступна для чтения. Ведение базы данных сделалось полноценной работой: Джастин не только исправлял ошибки и упущения, но и отслеживал новые фильмы по всему миру, включая все версии, перевыпуски на других языках, ремейки, сиквелы и так далее. Постепенно у него образовалась целая студия с несколькими сотрудниками.

Тем временем другая тетрадь сохранилась и отражала еще один горячий интерес Джастина, почти никак не связанный с кинематографом, не считая случаев, когда авиация и кино пересекались, как в фильме «Разрушители плотин». Он продолжал вести летопись самолетов, путешествий, аэропортов и впечатлений в дешевой тетрадке из газетного киоска – вручную на грубо разлинованных страницах. Ее он никому не показывал – это было личное.

Глава 5

На второй странице своей авиационной тетради Джастин, которому тогда было тринадцать, описал следующее происшествие.

Поздним утром во вторник, 14 марта 1957 года, четырехмоторный турбовинтовой самолет «Викерс Висконт» (регистрационный номер G-ALWE), принадлежавший авиакомпании «Британские европейские авиалинии» (БЕА), вылетел из аэропорта Схипхол в Нидерландах и должен был совершить посадку в манчестерском аэропорту Рингвей. Рейс проходил штатно, и в первой половине дня самолет пошел на посадку. Стояла безветренная погода с легкой облачностью. Самолет вышел из облаков, пилот сообщил диспетчеру, что видит посадочную полосу прямо по курсу. Когда до нее оставалось несколько сотен метров, самолет резко свернул вправо и стал стремительно снижаться, накренившись так, что крылья, по показаниям свидетелей, двигались почти перпендикулярно земле, а потом рухнул, взорвался, и взрывной волной его отбросило на жилые дома. Все, кто был на борту, погибли на месте, а также два человека из наиболее поврежденного дома – мать с маленьким ребенком. Других пострадавших на земле не было.

Джастин услышал об этой трагедии, когда возвращался из школы. Вместо того чтобы ехать домой, он отправился на дальнюю окраину деревни – в хорошо знакомый район аэропорта, где, по его прикидкам, находилось место крушения.

Дорогу на подъезде к аэропорту преграждали кареты скорой помощи, пожарные и полицейские машины, поэтому Джастин вынул из седельной сумки фотоаппарат, оставил велосипед и пошел пешком. Никто не обратил на него внимания, и он смог беспрепятственно подобраться к самому месту катастрофы.

Почти все пожары были уже потушены, спасатели искали тела и вещи пассажиров среди обломков самолета, мужчины разбирали металлические обломки, застрявшие в крышах разрушенных домов. Джастин морально готовился к тому, что увидит, и все же его потрясли беспорядочно разбросанные повсюду предметы одежды, туфли, документы, детские игрушки. Над обломками поднимался пар, маслянистый дым и тошнотворный запах.

При столкновении с землей самолет разорвало на части – лишь почерневший от пламени фрагмент хвоста уцелел и лежал теперь перевернутый, под углом воткнувшись в землю. На стабилизаторе виднелся номер – G-ALWE.

Стараясь не терять самообладания, Джастин сделал несколько снимков места крушения и поспешил уйти, как только закончилась пленка, – чувствовал, что не имеет права здесь находиться и наверняка мешает спасателям. Перешагивая через кирпичи, закоптившиеся обрывки обоев и бесчисленные куски металла, он пробрался сквозь разрушенный забор во двор одного из домов и вышел оттуда на главную дорогу. Руки тряслись, от жуткого запаха тошнило. Вырвавшись из клубов дыма, Джастин увидел свою начальную школу и поразился обыденности ее облика. Здание спокойно стояло рядом с хаосом катастрофы, словно памятник нормальности, а прямо за школой высилась гигантская металлическая конструкция, увенчанная посадочными огнями аэропорта.

Джастин оглянулся на место крушения. Выходило, что, прежде чем свернуть, самолет двигался прямо на школу. Ее спас лишь этот катастрофический поворот.

Отсюда Джастин сделал последний снимок: граница места крушения, посадочные огни и взлетно-посадочная полоса за ними. Опустив фотоаппарат, он заметил, что в здании школы до сих пор горит свет.

На следующий день многие газеты вышли с такими же фотографиями и подробными рассказами свидетелей катастрофы. Все отмечали чудесное спасение школы. Самолет рухнул примерно без четверти два, и в это время в здании было полно детей от шести до десяти лет.

На следующий же день после крушения школу закрыли, а через полторы недели всех детей распределили по другим школам района. Старое здание некоторое время стояло пустым; к концу года его снесли, расчистили территорию и установили более крупный массив посадочных огней там, где когда-то находилась площадка для игр.

Глава 6

В марте 1995 года в ежемесячном журнале Британского института кино «Картинка и звук» в серии материалов о роли кинокритика вышло большое интервью с Джастином Фармером. К тому моменту у него за плечами было уже четыре книги по истории кино; самая свежая, сборник эссе о фильмах про американский Запад, только что вышла в Великобритании и Франции, а вскоре ожидалась и на американском рынке.

Приглашение на интервью Джастина озадачило. Он полагал, что в центре внимания журнала, посвященного кинокритике, должны находиться те, кто причастен к созданию фильмов, – сценаристы, режиссеры, актеры, операторы, техники и так далее. Для него журнал был местом, где собираются охотники, и он никак не ожидал сам стать дичью. Тем не менее согласился побеседовать с двумя приятными молодыми журналистами и остался доволен опубликованным интервью, которое вполне точно отражало его взгляды.

В интервью Джастин озвучил то, во что верил сам: работа критика всегда реактивна, это не искусство, не выражение его личных предпочтений и не инструмент для победы в споре. Его собственные обзоры порой шли вразрез с мнением многих других критиков, и Джастин никогда этого не стеснялся. Он любил кино, провел большую часть жизни в кинотеатре, считал кинематограф искусством, всецело зависящим от мастерства, и придерживался этих взглядов в своих текстах.

Интервью не вызвало особого интереса – на неделе, когда вышел номер, никто из коллег-журналистов, встреченных на премьерах, об этом даже не упомянул. Не было ни поздравлений, ни проклятий. В следующем номере журнала дискуссия о кинокритике продолжилась с другими участниками, и никто не прокомментировал мнение Джастина. Впрочем, он и не ждал.

Однако печатная пресса неповоротлива, и только в майском выпуске на последней странице журнала появилось письмо:

«Уважаемые господа, меня заинтересовали и порадовали слова вашего обозревателя Джастина Фармера о том, что он является поклонником Жанетт Маршан. О ней сегодня редко вспоминают – не только из-за более блестящих современниц (Дейвис, Харлоу, Гарбо и так далее), но и из-за того, в каких фильмах она снималась. Всего за несколько лет Маршан превратилась из ведущей кинозвезды в королеву фильмов категории “Б” и сериалов студии “Репаблик”. Лишь ее знаменитая красота осталась неизменной, однако и она забыта спустя почти полвека после безвременной кончины актрисы.

А вот Фармер помнит, как и некоторые немцы. Во время моего визита в Германию несколько месяцев назад по местному телевидению показывали интервью с человеком по имени Энгель. В 1930-е годы он работал помощником оператора и монтажером на проекте Лени Рифеншталь[9] “Олимпия” – нетривиальный опыт. Герр Энгель отошел от дел и сейчас живет в Англии. В интервью он упомянул, как и Джастин Фармер, что в юности был весьма увлечен Жанетт Маршан. Фильмы с ней, снятые до эпохи Кодекса Хейса, повлияли на его выбор карьерного пути. Видимо, было в них что-то особенное. Хотелось бы посмотреть. Каковы шансы на восстановление какой-нибудь из этих лент?

Ф. Д. Роубсон, Ричмонд, Северный Йоркшир»

Благодаря связям в Британском институте кино Джастин раздобыл адрес отправителя и написал короткое вежливое письмо, в котором рассказал о своем интересе к Жанетт Маршан и объяснил, что пригодных для воспроизведения экземпляров ранних фильмов с ней, по словам кинореставраторов, скорее всего, не осталось. В заключение он поинтересовался, не было ли в немецком интервью более подробных сведений об Энгеле.

Ф. Д. Роубсон оказалась женщиной, Флоренс Роубсон. В ответном письме, пришедшем несколько дней спустя, она поблагодарила Джастина за информацию о фильмах с Жанетт Маршан и призналась, что почти не помнит подробностей интервью на немецком телевидении – лишь то, что после переезда в Англию Энгель в 1960-х – 1970-х годах работал на британском телевидении и выступил режиссером нескольких серий телесериалов, названия которых ей не запомнились. Один из этих сериалов недавно показывали в Германии. В интервью упоминалось, что Энгель работал на студиях «Элстри» и «Брей». Его расспрашивали о Лени Рифеншталь, но ответов Флоренс Роубсон не запомнила. О Жанетт Маршан он говорил с большим восхищением. Звали его не то Август, не то Альберт, и выглядел он очень старым и больным.

Джастин поблагодарил Флоренс за письмо; ответа не последовало.

После непродолжительных поисков он выяснил, что некий Август Энгель значился режиссером нескольких серий детективного сериала, снятого студией «Йоркшир ТВ», однако ни контактов, ни сведений об агентстве, с которым тот сотрудничал, не нашлось.

Глава 7

Кэтлин Энн Стринджер было двадцать три – почти на год больше, чем Джастину. Она стала его первой настоящей девушкой, однако после многообещающей завязки все разладилось. Как-то вечером, поужинав и выпив по бокальчику в недорогом ресторане, они пришли к Джастину домой, Кэтлин взяла одну из его тетрадей, и он слишком поздно понял, что она читает.

– За что ты так со мной? – воскликнула Кэтлин дрожащим от слез голосом. – Это унизительно!

– Ты все прочла? – ахнул Джастин.

– Достаточно!

– Это просто записки, Кэти, я не собирался их никому показывать!

– Ты про каждую свою девушку так пишешь?

– Нет, ты единственная.

– Я, значит, удостоилась особой чести?

– Ты моя единственная девушка.

– Все вы так говорите!

– Честное слово! У меня не было других.

– Ты ведешь себя как маньяк!

Джастин понимал, что рискует ее потерять – по собственной вине. Он попытался обнять Кэтлин, та оттолкнула его и отвернулась. Он с болью отступил, проклиная себя.

– Можно я объясню?

– А смысл? – Кэтлин отшвырнула тетрадь, шагнула к двери, и в это мгновение он с мучительной ясностью понял, что теряет – нет, уже потерял ее. У двери она обернулась. – Хотя бы скажи, зачем это тебе?

– Просто по привычке. Я думал, это безобидные записки, но теперь понимаю, что чудовищно ошибался. Нельзя было про тебя писать. Слов нет, как мне стыдно!

Джастин знал Кэтлин чуть меньше года, а встречались они несколько недель, и все же она значила для него гораздо больше, чем он мог выразить.

Познакомились они на работе. Кэтлин работала курьером в агентстве, которое принимало заказы у издателей каталогов, и каждые два-три дня заезжала в студию на Фрит-стрит, а Джастин, как самый младший в коллективе, обязан был, среди прочего, принимать посетителей, расписываться в получении посылок и отдавать готовые заказы.

Впервые Кэтлин пришла в студию зимой, одетая в мешковатый кожаный костюм и мотоциклетный шлем, так что Джастин не знал, как она выглядит, сколько ей лет и даже мужчина это или женщина. Голоса он тоже не слышал – поводов для разговора не представлялось. Лишь в свой четвертый или пятый визит Кэтлин сняла шлем, и, подняв голову от документов, Джастин впервые увидел ее лицо. В следующий раз она зашла без шлема и улыбнулась на его приветствие, а когда потеплело, перестала носить громоздкую кожаную униформу.

Джастин с трудом верил, что такая девушка может заинтересоваться его персоной, и все же день за днем прислушивался к тихому гулу лифта, скрипу половиц, стону входной двери. Конечно, не всякий раз эти звуки возвещали приход Кэтлин, и все же его сердце трепетало.

Однажды она заглянула через плечо, пока он расписывался – «Дж Фммммр», – и спросила:

– Джон? Джим?

– Джастин.

– А я Кэтлин – Кэти.

– Вот мы наконец и познакомились.

С каждой неделей визиты в студию становились все дольше, а Джастин выдумывал все новые и новые способы задержать Кэти еще хоть на минуточку, прежде чем она наденет свой шлем и исчезнет. Кэти объясняла, что за ее работой строго следят, и всегда уходила быстрее, чем ему хотелось бы. Раньше Джастин уже флиртовал с девушками, но без особой надежды и интереса. Чувствуя себя неуклюжим и непривлекательным, он все же осмелился пригласить Кэти выпить после работы, и так начался их роман.

Кэти жила в Килберне, где снимала крошечную квартирку с двумя другими девушками. На работу курьером она попала случайно – подменяла друга, а тот уехал во Францию, нашел там невесту и не вернулся. Кэти продолжала работать вместо него и одновременно подыскивала более подходящее место: разъезжать на мотоцикле по опасным улицам Лондона ей не нравилось. Она закончила факультет журналистики и в минувшем году некоторое время работала в норвичской вечерней газете, а недавно разослала резюме в несколько журналов и одну бульварную газету, прошла одно собеседование и ждала ответа от остальных. Через месяц после того, как они с Джастином начали встречаться, ее приняли на должность младшего редактора в женском журнале.

Кэти поражала Джастина своей целеустремленностью – сам он четких планов на будущее не имел. Она говорила, что может это понять, хотя не разделяет. За свои двадцать три года Кэти успела побывать на Дальнем Востоке и в Австралии, учила русский язык, занималась дзюдо и имела множество друзей. По сравнению с ней Джастин чувствовал себя нелюдимым ботаником, каким, собственно, и был – или рисковал стать со своими тетрадями и картотеками. Появление Кэти он расценил как спасение от такой участи.

В один из выходных Джастин, волнуясь, робко предложил ей зайти в гости после кино. Кэти приняла приглашение, не задумываясь, и он почувствовал: этим вечером может произойти все, что угодно.

Произошла, однако, их первая ссора. Кэти вышла в туалет, а Джастин тем временем решил записать кое-какие сведения о фильме, который они сегодня смотрели, чтобы потом перенести в картотеку. Когда Кэти вернулась, он поспешно убрал тетрадь, и все же она заметила и поинтересовалась, что это.

– Да так, записал кое-что о фильме.

– Я заметила – ты вечно что-то пишешь.