Карамель. Новый Мир

– Ты не расскажешь Тюльпан, что познакомилась со мной? – уточняю я.

– Если попросишь не делать этого – не расскажу.

– Попрошу.

– Без проблем, Голдман, я – могила.

– Спасибо.

Девушка продолжает:

– Значит, у тебя есть сестра Золото. И ты старшая. Подавать пример целому граду легче, нежели служить примером для младшей сестры, уж я-то знаю. Ты всегда будешь «не такой» или «недостаточно хорошей/правильной/славной/подчеркни нужное». Не понимаю, как это работает, но – увы – работает: у меня очень много братьев и сестёр, а ещё больше кузин и кузенов; такой кисель разрозненности в головах. Хорошо, хоть более никто не рвётся стать шестерёнкой в колесе Нового Мира, мы работаем на общее дело, на благо семьи. Каннабис – правда фамилия моей семьи. Больше не скажу. А как, говоришь, фамилия твоего парня? Может, я и ему угощение приносила.

Девушка подмигивает и щелчком отправляет оставшийся кусочек от выкуренного свёртка под ноги.

– Дьюсбери, – отвечаю я.

– Приносила. Но не парню. Мужчине. Парня видела – высокий такой, худой, темнокожий. А его отец – белый и гадкий, лучше бы он вывалился в окно.

Не прошу повторить сказанное, хотя воскликнуть от удивления готова. Вот причина, по которой Ромео никогда не знакомил с родителями (даже не делился рассказами о них), не приглашал домой (и всячески избегал слов о доме). Ромео – внебрачный ребёнок, сомнений быть не может. Его мать встречалась мне на собрании в Академии. Темнее ночи, статная, знатная. А отец…Вторичные браки возбраняются, даже при смерти одного из опекунов, а разводы давным-давно отменены Залом Семьи благодаря Палате Социума, потому что развод означает экспрессию чувств, в то время как Новый Мир от этой проказы избавился. Зачем разводиться, если ничего – кроме обязательств перед государством – не ощущаешь по отношению к избранному для брака человеку?

– Скучаешь по Ромео? Хотела бы видеть его здесь?

Задумываюсь.

– Хотела бы показать деревья, – отвечаю я. И смотрю на листву – крыша утоплена в кроне, мы прячемся там же.

Девушка улыбается:

– Кажется, это и есть чувства.

Хочу воспротивиться, однако нашу беседу обрывает крик Каина.

– Конопляная принцесса, сползай! Твои мозги на плитке не нужны! Видела новенькую?

Переглядываемся.

– Он будет зол, – говорит девушка. – Даже не так: он будет в ярости. Узнает, что ты тут – и расколет небо пополам.

– По-моему, Каин не такой.

Серьёзный тон выдаёт:

– Нет, конечно, я же его нисколько не знаю.

– …снова шуточки.

– Твои северные мозги почти оттаяли.

– Карамель! Голдман!

Девушка смеётся:

– Скажешь ему что-нибудь? А то побежит на станцию, ловить тебя на поезде – вдруг, сбежала обратно.

– Куда? К Патрулю Безопасности? – насмехаюсь я. И, кажется, жалею об этом.

– Ты улизнула из-под носа Патруля? Чтоб тебя, Голдман, да ты веселее, чем думается.

– Я оторву тебе голову, наркопринцесса, – разносится голос близ – оборачиваемся на фронтон, через который перелезали; с части мансардной крыши выглядывает Каин. – Куда затащила новенькую? Привлекаешь новую клиентуру?

– Ах ты неблагодарный поганец, – бросает девушка.

– Всерьёз думаешь, что меня может кто-то куда-то затащить без личной инициативы? – спрашиваю я у торчащей головы.

– Спускайтесь, красавицы, – лаконично отвечает Каин и пропадает. – Аккуратно!

Продвигаюсь по крыше – новая знакомая остаётся сидеть на коврике: достаёт очередной свёрток пахучих трав.

– Идёшь? – спрашиваю я.

– Рада была познакомиться и поболтать, Карамель Голдман. Поздоровайся от меня с Каином.

Исчерпывающий ответ. Киваю и повторяю путь назад. Каин подаёт руку – без помощи переползаю оконную раму и оказываюсь в коридоре. Юноша недолго смотрит, но решает не продолжать тему – отвлечённо говорит о своих завершённых делах и желании перекусить. И вот мгновение спустя мы сидим на кухонных столах для готовки, вокруг сваленной посуды, и едим найденные в контейнере орехи. Очень по-вегански, я довольна.

– У меня для тебя сюрприз на этот вечер, никаких других дел не планируй.

Во-первых, не терплю сюрпризы. Во-вторых…а какие дела я могу спланировать? Возвращение в Новый Мир? Катание на поезде до неизученной и ранее неизвестной станции? О, теперь могу посидеть на крыше Резиденции и повздыхать оставленные тлеющие самокрутки.

Расстаёмся с Каином до вечера – пребываю в комнате: разбираю вещи, меняю одежду на свежую, дышу в окно. Он же бродит по Резиденции и раздаёт указания, обсуждает какие-то дела. Вскоре Резиденция затихает – слышатся лишь отдалённые смешки и шаги нового друга. Каин заглядывает в спальню и подзывает – следую. Мы останавливаемся у двустворчатых дверей, ведущих в общую гостиную.

– Готова? – восклицает Каин.

Готова? К чему?

– К чему? – уточняю я.

К захвату Здания Комитета Управляющих?

– К знакомству с командой, – добавляет парень.

Уж лучше бы к захвату Здания Комитета Управляющих.

За дверью слышатся рассыпающиеся по гостиной беседы: множества голосов. Ну разумеется я не готова! Как к такому можно подготовиться? Там не безликая толпа безликого города – не шестеренки Нового Мира, а реальные люди со своими сложными историями. И все они – наверняка – не терпят богатеньких северян. Меня лишь осудят за побег из идеальных условий идеального мира.

С чего вдруг Каин вообще решил знакомить меня с названной командой? Для чего? Захотел сообщить всей резиденции, что привёл саму Голдман?

– Желаешь похвастаться принесённым трофеем? – остро спрашиваю я.

– Я тебя не приносил, Карамель Голдман, ты пришла своими ногами, – усмехается в ответ юноша. – Или мне следует поднять тебя на руки?

– Воздержись.

– Забыла, что никто и никуда не может увести тебя без личной инициативы? Сама говорила.

Каин наблюдает недовольство. Или волнение. Скорее всего – второе. Неужели мне трусливо явиться перед дюжиной незнакомцев, если когда-то я обращалась к гуще – сотням и тысячам – людей?

– Они не желают зла, Карамель, – говорит Каин. Понимает меня. Понимает как никто другой.

– Я чужая, – перечу в ответ.

– Все мы друг другу были чужими.

– И я северянка.

– Город один.

– Всем известно, сколько помоев я выливала на южан.

– Ты поменяла мнение о своих речах?

– Мы не об этом говорим.

Каин кивает. И добавляет:

– Просто не бери в голову. Всё, что было до твоего появления в Остроге – там и остаётся. Мы не осуждаем. Не обсуждаем. Не критикуем. И ты придерживайся тех же правил.

Соглашаюсь.

Тогда мой друг припоминает Сару:

– Следовало объяснить тебе раньше, предупредить. Ты могла обидеть Сару своими высказываниями, но не имела на них права. Никто никого не осуждает, повторюсь. Все мы делали что-то, что привело нас в Острог и свело друг с другом. Теперь мы беженцы, остроговцы, революционеры. Мы свободны. Выбирай понравившееся.

Всё это – до сей поры – звучит дико, отдалённо, немыслимо, нереально. Я в самом деле здесь, а не сплю в своей комнате? Вот-вот Миринда разбудит меня и скажет, что пора собираться в Академию. «Завтрак ожидает вас, мисс Голдман. Форма выглажена. Отец оставил сообщение в кабинете. Доброго утра, мисс Голдман». Если я закрою глаза и представлю это, мой прежний мир вернётся?

Однако я не пробую.

– Не бойся, буду рядом, – улыбается Каин. – Моя поддержка не потребуется, но – знай! – она будет. Просто поприветствуй ребят.

Шёпотом отбрасываю:

– Сделай это за меня. Скажи, что я немая или Патруль отсёк мне язык.

Каин распахивает двери гостиной: к нам обращаются десятки пар глаз. Сам же Каин обращается к ним со следующим:

– Вашему вниманию – Карамель Голдман! Давайте представим, что она немая и Патруль отсёк ей язык – тогда не придётся краснеть от неловкого знакомства.

– Да уж, лучше краснеть от твоих идиотских шуток, Ка, – в ту же секунду подхватывает девушка с подносом в руках; петляет бёдрами ко мне и предлагает напиток. – Шампанское (правда, не детское), но ты угощайся.

Я попала в кружок клоунов?

– Никому не расскажем, – хихикает девушка и игриво подмигивает.

У нее узкие глаза, тонкий нос, худые губы и россыпь веснушек на щеках. Девушка одета в джинсовый комбинезон; под ним – крохотный топ.

– Привет, Карамель! – подхватывает некто из толпы.

– Добро пожаловать домой, Карамель!

Замечаю Сару – киваю ей. Она шагает навстречу и берёт за руки (только не визжи, Карамель), приветствует и спрашивает о делах.

– Ещё одна Ка – моя любимая буква, – улыбается джинсовый комбинезон и пытается перехватить мои руки. Как же они любят друг друга касаться, просто жуть… – Представлюсь сама, иначе от нашего мальчика не дождёшься, а ты сама по себе скромняга – отличительно от транслируемого образа. Меня зовут Азуми, но ты можешь звать меня куда и когда захочешь. Не подумай, что я по девочкам, у меня такая манера общения. По девочкам у нас Кармилла, но, советую, на неё не заглядываться, Фрейя – её девушка – сейчас смывает сажу автомастерской и будет раздосадована появлению конкурентки. Хотя зачем я это рассказываю? Ты по девочкам или по мальчикам?

– У меня есть парень, – быстро отвечаю я. Затем поправляюсь. – То есть был.

– Умер?

– Что? Нет! Он…мы расстались.

Выдаю как-то бегло и сжато.

– О, прости. Кажется, ты всё ещё его любишь, если первым делом упомянула о нём.

«Любишь»?

– Каин, спаси, – хмыкаю в сторону парня и, подняв бокал, заливаю шампанское в рот.

Азуми хохочет и говорит, что я ей нравлюсь. Удивительно. Или глупо. Что я тут делаю? Как я здесь оказалась? Азуми пьяна, иначе как объяснить этот льющийся словесный водопад.

– У тебя интересное имя, – говорю я.

– Означает «защищающая от опасности», так говорит Лоло – предсказательница местного помола. Она и тебя сейчас изучает, оглядывает и анализируется – с ног до головы.

Пытаюсь казаться спокойной и отталкиваю равнодушное:

– Не верю в мистику.

– Как и все мы. Как и все, кто пережил Коллапс, Урбанистическую Революцию и Свод правил. Нам известна только наука, мы ведаем только рационализм. Но отчего-то видения Лоло сбываются и пугают нас. Я думаю, она хороший психолог. И просто внимательна. Она где-то в толпе – вы найдётесь и поздороваетесь, не сомневайся.

Азуми подмигивает и отпивает из своего бокала. Люди – что радует – не сосредоточены на мне или нас; беседуют друг с другом, советуются, смеются. Замечаю блондинистую макушку. Девочка – как же похожа на Золото – сидит отстранённо от пьющих и празднующих: на диване, с блокнотом в руках; рисует, пишет. Азуми называет её вундеркиндом, не окончившим Школу Южного Района, потому что технический ум не требовался Новому Миру, зато требуется повстанцем.

– Она соберёт гранату с закрытыми глазами из скрепки и сахарницы, я серьёзно, – и Азуми пожимает плечами. – Как начнёт говорить, ни слова не понятно. Пришла со старшим братом, он тоже где-то в толпе; оба – технари-гении.

Девочка, что похожа на Золото, смотрит на меня. И улыбается. Улыбаюсь в ответ.

– Добро пожаловать в семью, Карамель, – говорит некто проходящий за спиной и похлопывает меня по плечу. – Рад тебя видеть.

Поспешно благодарю, даже не вникая, кто это был.

Потому что взглядом цепляюсь за темнокожего парня (может, я правда скучаю по Ромео?), который пальцем разрезает воздух: чертит неясные схемы, а окружающие его понимают и подхватывают обсуждение.

– Ты засмотрелась Августом, – посмеивается Азуми. – Значит, тебе нравится не девочки, а большие чёрные парни? Или…о, ты же Голдман. Значит, рассталась с…как же его зовут…Ромео? Не понравилась книжка, которую он для тебя достал?

Что.

– Откуда ты знаешь? – спрашиваю я.

– Мир – сколько бы народу в нём не было – тесен, запомни.

– Это не ответ.

– Это ответ.

Каин замечает появившееся между нами напряжение. И вклинивается в беседу:

– Как ты могла заметить, – интонацией усталости протягивает Каин, –Азуми – главная сплетница всея Нового Мира.

– Кстати я в самом деле работала в СМИ, писала для Вестника, – между делом хвастается девушка. – А потом за неудачную (в моём понимании она была блестящей, но мнение с государственным не сошлось) статью оказалась отстранена. Теперь делаю татуировки на нижнем этаже Золотого Кольца, впариваю академическим детишкам старую печать и зависаю с мистером-революцией.

Азуми отклоняет в сторону Каина почти пустой бокал. Должно быть, девушка пьяна. Я надеюсь, что она пьяна и обычно себя так не ведёт.

Разговариваю, перетекая из одной компании в другую.

Наблюдаю, как Азуми находит Каина: сталкивается с ним, прихватывает за бедра и смеётся в лицо. Каин уворачивается и пытается избежать контакта, Азуми спрашивает:

– У меня к тебе вопрос, позволишь?

Её руки задерживаются у него на рубашке.

– Какой же? – холодно отвечает парень и сбрасывает женские прикосновения. Не понимаю…они пара? Или она так откровенно навязывается из-за бурлящего в сосудах градуса?

– Личный, – улыбается Азуми.

Фи.

– Я прорицательница, девочка с поверхности, – разносится голос за спиной. Оборачиваюсь – напротив замирает тучная женщина с глубоким взглядом. У неё длинная седая коса, смольные брови и цветастый сарафан. – Меня зовут Лоло, будем знакомы.

– Не верю, – отвечаю я, ничуть не боясь обидеть Лоло.

– Дай руку, – требует женщина и вытягивает собственную ладонь. Кладу руку поверх; думает, струшу и не соглашусь? Пускай демонстрирует свои умения. Точнее их отсутствие.

Лоло сжимает пальцы и закрывает глаза, нашёптывает (её голос почти неслышен на фоне галдящих остроговцев и звенящих в их руках бокалах) и лихо скидывает проступившую испарину на лбу.

– Я вижу воду, – говорит женщина, – мутную воду, похожую на кисель.

Замечаю ухмылку. Ответить тем же не могу.

– Ты говоришь, что ничего не боишься, но глубина тебя пугает, верно? Равно преследующий тебя мальчик…

Вырываю руку из рук и восклицаю:

– Много ума не надо, чтобы читать вшивые статейки из Вестника. Уверена, там такого добра предостаточно.

Каин замечает меня и оставляет Азуми, несётся навстречу.

– Ты потонешь в грязи этого города, тебе известно, – говорит женщина.

– Лоло, довольно, это не смешно! – восклицает Каин. Он заступается за меня и, подойдя, укрывает от женского взгляда. – Мы со всем справимся, не нагнетай, ладно?

– Место городской сумасшедшей уже отдано мне, Лоло, – звенит задорный голос появившейся из ниоткуда Сары. – Не пытайся занять его и не обижай мою девочку, договорились?

Лоло пожимает плечами и отступает. Замечаю явное напряжение между говорящими. Под предлогом обсуждения грядущих планов рука об руку уходим. Сара поглаживает Каина по плечу и прощается: говорит, что проверит камеры и компьютеры и – после – отправится спать. Мы ещё недолго беседуем с другими находящимися в зале – те знакомятся и радостно приветствуют в команде, обещают защиту и кров, говорят о Резиденции только хорошее – и осушаем наполняющиеся бокалы. После нескольких – чувствую – разум покрывается коркой, тускнеет. Янтарные глазки объявляют, что, несмотря на радость присоединения к остроговцам самой Карамель Голдман, не стоит забывать о завтрашних делах.

– Отбой, ребята, до утра! – подытоживает Каин и стучит по полой бутыли шампанского. – Спасибо, что встретили Карамель. Не забывайте, что она немая и не будет лично толкать благодарственную речь о своих чувствах, но знайте – вижу по её счастливым (или подвыпившим?) глазкам – она вами довольна.

Речь подхватывает заливистый смех. Почти уверена, что вновь покраснела от стыда.

– Мы одна команда, ребята! – выкрикивает Каин – остальные подхватывают его вопль своим улюлюканьем и поднимают бокалы. – За Карамель Голдман! За новый символ революции! За идеальный, лишённый деспотизма, Новый Мир!

И вновь поддержка толпы.

В этот самый момент я ощущаю себя чужой. Лишней. Я ощущаю, что меня здесь быть не должно и это не мой мир, не моя правда. Моя истина – тёплая постель в доме по улице Голдман, веганский завтрак, принесённый служащей в чёрно-белой форме горничной, выглаженные юбка и пиджак к Академии, назидательные речи отца, подковыривающий голос матери, издевательское отношение сестры, встречаемый во снах и видениях брат, улыбающийся при встрече в аудитории Ромео, шипящая на уроках Ирис, прогулки по верхнему (единственному, доступному для благоразумной и истинной северянки) этажу Золотого Кольца, звон поступающих платежей, когда касаешься ладонью встроенным банковским чипом, рокот летающих над головой автомобилей, завывание ветра между высотками. И даже увиденное солнце не стоило этого риска.

Празднование подходит к завершению – люди рассыпаются по коридорам, уходят в спальни. Шумливость бесед следует за ними. Пустые бутыли лежат на столах, пустые бокалы – подле них. Тучный силуэт прорицательницы-Лоло двигается и собирает разбросанные кем-то навеселе вещи. Она служащая? Служащая требуется даже здесь? Это немного разнится с остроговской позицией равенства представителей различных районов. Намеренно расцепляю пальцы, что держат запотевший бокал – тот приземляется со звоном. Осколки разлетаются по полу и пятам, колются (кожу), режут (паркет). Прорицательница-Лоло обращает свой взгляд на меня.

– Я уберу, девочка с поверхности, – говорит женщина.

– Не сомневаюсь, – отвечаю резко и делаю шаг назад, позволив приблизиться.

Лоло желает высказаться ещё, но её перебивает Каин. Говорит, что проводит меня в комнату, ибо день был насыщен на события, знакомства и эмоции, и я – наверняка – устала. Благодарю друга и следую за ним. Рассекаем коридор.

– Чем занимается прорицательница-Лоло? – между делом спрашиваю я.

– Помимо запугивания новичков?

Соглашаюсь:

– Помимо.

– Она помогает с обслуживанием Резиденции.

– Типа служанки?

– Служить и помогать – различно, конфетка. Лоло обхаживает целый дом, содержит его в чистоте, контролирует порядок.

– И нагнетает атмосферу, – подхватываю я.

– Может быть, – улыбается Каин.

Замираем у находящейся в глубине коридора двери. Каин желает хорошего отдыха – завтра нас ждёт не менее насыщенный день, но обо всём я узнаю после проведённой в объятиях одеяла ночи. Улыбаюсь и говорю:

– Спасибо за вечер, Каин. Спасибо за всё.

Замираю в дверном проёме – распахнутая дверь отделяет меня от бесед с янтарными глазками и крепким сном на дешёвой перине. Юноша кивает и облокачивается руками подле моей головы: взгляд его затуманен, а на губы прилипает непреданный огласке вопрос. Неужели хочет поцеловать? Ромео – однажды – выглядел также…

Опускаю глаза. Не поймает их – не совершит задуманное.

– Карамель Голдман не учили манерам в Академии? – смеётся Каин.

Добивается взгляда, получает его. Вновь улыбается.

– Тебе спасибо, конфетка. За то, что поверила. За то, что последовала. За то, что дала шанс. Ты не пожалеешь.

Пожимаю плечами:

– По крайней мере, не сейчас.

– Прости, я немного пьян и плохо соображаю.

– Пойду спать.

– Доброй ночи.

Каин закусывает губу и пытается склониться ко мне – лицом к лицу; слегка прижигает дыханием, но я подхватываю его пожелание спокойных снов, ныряю в комнату и плавно закрываю дверь. Никаких поцелуев. Нечто из убеждений осталось со мной. Все они остались! Лишь несколько адаптировались под новую правду.

Заваливаюсь на кровать, думая о желаемой отдыхе, но отчего-то засыпаю с трудом. Смотрю на царапающую окно ветку, слышу её вой, наблюдаю силуэт маленького Беса. Спрашиваю:

– Когда ты оставишь меня?

Ответ не наступает. Силуэт обретает очертания, обрастает тенями – это сваленные на спинку стула вещи. Всё-таки не Бес. Резиденция молчит, но в ней нет места тишине – сквозь тонкие стены различаю шёпот бесед; что они обсуждают? северянку Голдман, которая не должна была ступать на земли Острога?

Стук в дверь – думаю, показалось. Продолжаю наблюдать за веткой (как же она напоминает о саде по лице Голдман), но стук повторяется. Резво поднимаюсь и собираюсь высказать янтарным глазкам недовольство – пускай найдёт для поцелуев кого-нибудь другого, для меня на сегодня впечатлений хватит. Распахиваю дверь и…

– Прости, что разбудила, – говорит Сара. Она выглядит заспанной, едва-едва отряхнувшейся от дрёмы. – Я и сама спала, но потом решила, что должна тебе кое-что показать. Возьми одеяло и следуй за мной.

– Одеяло? – переспрашиваю я.

Может, всё-таки сплю? Может, Сара явилась во сне?

– Быстрей.

Карамель Голдман из начала недели мало того, что не оказалась бы попросту в такой ситуации, окажись в ней – спокойно закрыла дверь и заползла в постель. Но Карамель Голдман из окончания недели с распираемым духом авантюризма взяла одеяло и последовала за отдаляющимся силуэтом Сары. Женщина проводила меня к главному входу Резиденции и попросила выполнения двух условий:

– Первое – ты закрываешь глаза. Второе – берёшь меня за руку. Надеюсь, от последнего тебя не стошнит.

На мой преисполненный скептицизма взгляд Сара уверенно кивает и повторяет озвученное.

– Если так надо, – соглашаюсь я и протягиваю руку.

– Не пожалеешь, – уверяет Сара.

– Почему мы у дверей? Сейчас комендантский час, выходить нельзя.

И женщина объясняет, что правила Нового Мира действуют исключительно на территории Нового Мира. Острог же знает истину – скрываться в домах не имеет смысла. Тумана нет, россыпи ледяных капель, прилипающих по утру к окнам и автомобилям нет, странного гудения из недр мира нет. Этот метод приструнения здесь не работает и даже не требуется – да, ночью холодней, но расщепляющей тебя на клочки заразы или сковывающей дыхание за секунду влаги не существует.

Сара берёт меня за руку – я закрываю глаза – и открывает входную дверь (приятная, забежавшая в дом прохлада морозит щиколотки).

– Всё ещё не могу свыкнуться, что дыхательная маска здесь не требуется, – говорю я, ведомая за женщиной. Ступаем по плитке, затем – по камням, затем – по траве. Трава щекочет и оставляет на коже влагу. У меня нет желания открывать глаза раньше времени. – Но без неё лучше.

– Что касается масок, – слышится голос Сары, – завтра будет шествие безликих. Хочешь принять в нём участие? – Не дожидаясь ответа или уточняющего вопроса, женщина смеётся: – Хотя на Золотом Кольце каждый день шествие безликих, но не имеющих лица и глаз истинно. Мы же – наоборот – будем выделяться, приковывать взгляды. И чем больше взглядов прилипнет к остроговцам, тем больше мы посадим зёрен сомнения к деспотической системе в умах обычных людей.

– Ты пригласила меня на вечернюю прогулку, чтобы прорекламировать повстанческое шествие?

– Нет, это я вспомнила между делом. Каин не приглашал тебя? Наверное, боится перегрузить – на тебя и так много свалилось в за это время. Последние сутки вообще не примиряются с устойчивыми взглядами хорошенькой северянки, верно? Я и сама так думала…

Дочка некогда влиятельного управленца – держу эту мысль в голове. Мы так похожи? Не хочу стать второй Сарой…

– Ещё долго? – уточняю я.

– А ты торопишься?

Боги, это что, мой отец, Говард Голдман, в женском обличье? Голдман-версия в юбке? Я потрясена их сходству характеров, хотя сначала Сара казалась мне слабой, отрешённой, незадействованной, плывущей по течению. В ней есть запал – определённо; притуплённый некоторыми обстоятельствами, но готовый вырваться повсеместно охватывающий всё и вся пламенем.

Идём ещё немного, а после Сара велит:

– Открывай глаза.

Слушаюсь.

Мы стоим на пьяцце. Осевшая влага блестит в начищенных шезлонгах, роса кропится на постриженной траве, ветер заставляет дрожать ножки парасолей. Но самое удивительное – в небе. Перед глазами рассыпаны десятки (нет, даже сотни) звёзд – крупных и мелких, ярких и блёклых, важных и выступающих второстепенно. Мириада светил, обрекающих людей под безучастным взглядом. Туманы Нового Мира скрывали звёзды, утаивали – сам град в одиночку смаковал их вид; пасмурные дни, скрепившиеся в пасмурные годы и десятилетия не позволяли существовавшим небесным самоцветам явиться к нуждающимся в них. Может, видя звёзды на небе, люди были бы чуточку счастливее?

Сара усаживает меня на шезлонг и помогает подвернуть одеяло, дабы утаиться от ночной прохлады и гуляющего по пьяцце ветра. Садится на соседствующий шезлонг и признаётся в тайном месте силы, обращается к звёздам и насыщается. Даже аромат в воздухе особый – наэлектризованный, пышущий энергией, жизнью, будущим.

– Одеяла требовались для этого, – говорит женщина и поправляет своё. – Наслаждайся, Карамель.

Я смотрю на звёзды, которые видела лишь в проекции. И ощущаю проступившие слёзы. Эй, что такое? Быстро стираю их, припечатывая к щекам, и отворачиваюсь, дабы женщина ничего не увидела. Увидела. Наверняка заметила.

Сара спрашивает: