Дело Тутанхамона

– Пока нет.

– А вот французский кутюрье просит выслать ему образцы древних тканей, чтобы шить платья в стиле Тутанхамона. Вышлем?

– А вы как думаете?

– Обойдется, – улыбнулась леди Эвелина.

– Я больше так не могу! – Картер схватился за голову.

Девушка промокнула ему лоб платком, смоченным в одеколоне.

– Держитесь, Говард! Стоит вам оступиться, как стервятники набросятся на Тутанхамона. Дело всей вашей жизни будет потеряно!

– Ах, если бы не вы…

– Молчите.

* * *

Февраль выдался чересчур жарким. Сильные порывы ветра вздымали тучи песка, который проникал всюду: скрипел на зубах, залеплял глаза, залезал в складки одежды. Леди Эвелина сменила изысканные наряды на будничный костюм и велела отгородить себе в гробнице Сети II уголок. Она старалась не мешать археологам, которым следовало управиться с реставрационными работами и упаковкой находок до апрельского зноя.

Самым грандиозным предприятием стал вынос лож. Зрители, облепившие парапет и заградительный кордон на пути в мастерскую, надолго запомнили увиденное. Когда из гробницы показалась львиная голова, по толпе пробежал восхищенный шепот. Казалось, что зверь живой! Его глаза заглядывали прямо в душу. Туристы внезапно осознали, что древние люди египтяне были не глупее и гораздо искуснее их. Они с волнением следили за Каллендером, который готовил шедевры к транспортировке.

Места занимали с раннего утра. Зрители изумленно ахнули при виде статуи царя, а также знаменитого кресла Тутанхамона, декор которого воспевал нежную любовь юных супругов. Всех, даже циников, равнодушных к истории и искусству Древнего Египта, охватило чувство гордости и торжества. Видимо, некие невидимые силы, доселе скрытые в сумраке гробницы, выплеснулись в мир. Эта чудесная волна была столь мощной, что могла изменить сознание людей.

* * *

В конце концов граф согласился дать пресс-конференцию. В зал «Винтер Паласа» набилась толпа репортеров, заинтересованных лиц и просто зевак.

Выдержав паузу, граф сказал:

– Благодаря поистине египетскому труду мистера Картера и его единомышленников нам удается завершить работы по расчистке гробницы Тутанхамона в срок! Итоги заставят, смею надеяться, умолкнуть интриганов. Древности из передней комнаты отреставрированы специалистами в нашей собственной мастерской, расположенной в Долине царей, и с наступлением весны поступят в Каирский музей! Думаю, Управление раскопками и древностями сумеет достойно их представить.

Кто-то хихикнул. Некомпетентность сотрудников Управления гремела по всему Египту. Это был увесистый камушек в огород Лако!

– А вы откроете гробницу? – раздался резкий голос Брэдстрита.

– Ни за что!

– А почему?

– Раскопки еще не окончены.

Все оживились. Репортеры приготовились записывать. Брэдстрит надеялся загнать графа в угол:

– А когда вы намерены войти в погребальную камеру?

– Однако вы хорошо осведомлены, – усмехнулся граф.

– Когда же?

– Семнадцатого февраля в присутствии ее величества Бельгийской королевы!

71

Это оказался ловкий ход! Королева, любимица народа, и усопший фараон Тутанхамон заставили клеветников умолкнуть! Пятнадцатого февраля Луксор стал мировой столицей. Вся планета, затаив дыхание, следила за скромным городком, откуда приходили телеграммы и депеши. Управление египетскими железными дорогами утроило количество поездов, идущих из Каира в Луксор. Отели оккупировали лорды и леди, герцоги и герцогини. Прибыл даже индийский раджа! Никто не хотел оставаться в стороне от удивительного и долгожданного события – открытия погребальной камеры загадочного фараона!

Дорога, ведущая к Долине, изменилась. Там, где раньше были песок, скалы и безмолвие, теперь урчащей вереницей двигались автомобили. Вдоль дороги в почетном карауле стояли египетские солдаты в парадной форме.

Картера весь этот ажиотаж жутко бесил! Наплыв туристов, будь они трижды миллиардерами и звездами, мешал ему работать и угрожал сохранности находок. Что-нибудь обязательно растопчут или опрокинут! Ему удавалось держать себя в руках только благодаря леди Эвелине.

Накануне назначенного дня королева и ее сын, принц Леопольд, прибыли в Луксор. Газеты писали о проклятии фараона и о том, что погребальная камера кишит разъяренными кобрами. Брэдстрит предположил, что в вожделенной комнатке вообще ничего нет, за исключением разве что пустого саркофага.

Семнадцатого февраля в полдень из передней комнаты вынесли последний предмет. Теперь там оставались только статуи фараона, которые, как стражи, стояли по сторонам от входа в погребальную камеру. Картер горестно взглянул на опустевшую переднюю. А может, стоило бы, вволю налюбовавшись драгоценной утварью, взять да и закопать гробницу навсегда?

В два часа начался прием. Вместо предполагавшихся двадцати гостей в гробницу набилось сорок человек. Леди Эвелина, лорд Карнарвон и Картер оделись празднично. Бельгийская королева, сославшись на самочувствие, не явилась. Среди приглашенных были английский посланник и высокопоставленные египтяне, а также Лако и Энгельбах. Последний весьма некстати вспомнил, как Дэвис некогда решился потревожить сэра Горста только для того, чтобы показать ему какое-то тряпье.

Картер отпер стальную решетку и посоветовал мужчинам снять пиджаки, так как в гробнице очень душно.

– А тут темно, – заметил египетский министр в отставке.

– Не беспокойтесь, не заблудимся! – воскликнул граф.

В толпе газетчиков, оставшихся за парапетом, стал и Артур Вейгал. Он мрачно следил за тем, как приглашенные исчезают в коридоре.

– Граф такой острослов, – заметил кто-то рядом с ним.

– Дошутится! Через два месяца умрет. Проклятие фараона!

– Вы это серьезно?

Но Вейгал уже исчез. Кто-то сразу протиснулся на его место. Репортеры готовы были стоять под жгучими лучами солнца, лишь бы урвать хоть какие-нибудь сведения о Тутанхамоне. Вскоре прошел слух, что в погребальной камере обнаружены две мумии. Через четверть часа их количество увеличилось до восьми.

В гробнице тем временем на специально приготовленные места рассаживались гости. Перед стеной, соединявшей переднюю комнату с погребальной камерой, стоял помост. Статуи стражей закрыли деревянными футлярами, чтобы случайно не повредить.

Когда Картер взошел на помост, наступила мертвая тишина. Проделав небольшое отверстие в стене, он попросил у Каллендера лампочку и просунул ее внутрь. Публика замерла.

– Передо мной стена! Золотая! С фаянсовыми вставками! – торжественно объявил Говард.

Каллендер подал ему ломик, и Картер стал расширять отверстие. Он осторожно расшатывал кирпичи, вытаскивал и передавал их Каллендеру, а тот – рабочему. Мэйс следил за тем, чтобы перегородка не обрушилась и не повредила то, что скрывалось за стеной. Закончив, Картер приготовился войти.

Напряжение достигло предела. На пороге погребальной камеры валялись бусины ожерелья, видимо оброненного грабителями. Не обращая внимания на зрителей, Картер с педантичностью истинного археолога собрал все бусины и лишь затем переступил порог. За ним последовали граф и Лако. В погребальной камере стоял обитый листовым золотом ящик, который занимал почти все помещение. Проход занимали погребальные приношения. Здесь оказались магические весла, два небольших погребальных ларца и завернутые в полотно эмблемы Анубиса в виде подвешенных к позолоченным шестам звериных шкур.

Войдя, Лако остановился. Стены погребальной камеры покрывали росписи и тексты, которые следовало внимательно изучить. Здесь изображались и ритуал отверзания уст, и испытание взвешиванием сердца, которое Тутанхамон, конечно же, благополучно выдержал.

Дрожащей рукой Картер отодвинул засов. Со скрипом раскрылись двери, и перед ним оказался еще один обитый золотом ящик. Как и первый, он оказался заперт, но на этот раз печать была цела.

– Печать нетронута, – констатировал Лако. – К нему никто не прикасался после похорон.

Все умолкли, внезапно осознав присутствие усопшего. В этот момент Лако увидел низкую дверь. В соседней комнате хранились величайшие сокровища гробницы. Картер сразу обратил его внимание на обгоревшую связку камыша, воткнутую в комок глины. Видимо, ее оставили грабители. Порог охраняла фигура лежащего шакала – бога Анубиса. Посреди комнаты стоял позолоченный ларь, окруженный изваяниями четырех богинь-охранительниц. Археологи почтительно замерли.

Ларцы, небесные ладьи, драгоценности, письменные принадлежности, опахало из страусовых перьев с ручкой из слоновой кости, статуэтки… У Лако разбежались глаза от всего этого великолепия. Через некоторое время он вышел, уступив место леди Эвелине. Картер прочитал на утвари несколько имен, в частности начальника финансов и начальника некрополя. Именно он повелел соорудить эту гробницу! Картер почувствовал себя его восприемником.

Он повернулся, чтобы выйти, как вдруг увидел светильник, на подставке которого были начертаны иероглифы.

– Что там написано? – спросила леди Эвелина.

– Охранительные формулы!

Все молча вышли в первую комнату, не в силах выразить словами обуревавшие их чувства. Теперь погребальную камеру могли посетить и остальные гости. Они были ошеломлены. Нетерпение на их лицах сменилось торжественным выражением. Все чувствовали себя прикоснувшимися к великой тайне.

Через три часа все вышли на поверхность. Последним гробницу покинул лорд Карнарвон. Солнце уже село. Похолодало.

– Теперь я все здесь вижу по-иному! – произнесла леди Эвелина.

– О милая Долина! Как же ты щедро одарила нас! – воскликнул Картер.

72

Тутанхамон единолично завладел Луксором. О нем говорили на каждом углу. Его имя стояло на этикетках самых неожиданных товаров, в его честь изобретали рецепты супа и жаркого, закатывали балы.

Брэдстрит, желавший тиснуть статейку о дипломатической «болезни» королевы Бельгии, с неудовольствием узнал, что та на следующий же день приехала в Долину, предпочтя осмотреть гробницу в частном порядке.

Каллендер приготовил для нее сюрприз. Он замаскировал электрические лампочки, и свет в гробнице стал теплым и мягким.

Сопровождавший королеву египтолог Жак Капар с восторгом произнес:

– Остановись, мгновение! Сегодня самый прекрасный день в моей жизни! – Он расцеловал Картера и воскликнул: – Вы – гений! Вы облагодетельствовали все человечество!

Сам Картер так не думал, но ему было приятно получить поздравление от коллеги. Поистине, Тутанхамон творил чудеса!

Королева приехала в белом платье с накидкой из серебристой лисы и в широкополой белой шляпе с вуалеткой. Прибытие столь знатной особы наделало много шума: ее свита состояла из семи автомобилей и целой когорты конных экипажей. На пристани их по приказу губернатора встречал духовой оркестр, а по пути приветствовали местные жители.

Ее величество действительно неважно себя чувствовало. Несмотря на жару, ее знобило. Тем не менее она с восторгом осмотрела всю гробницу и забросала Картера вопросами. Тот показал ей содержимое пары сундуков. Деревянная змея казалась настолько реальной, что зрители от изумления ахнули.

Тем же вечером королева выступила на пресс-конференции и не поскупилась на похвалы в адрес Картера и лорда Карнарвона. Она заявила, что пора воздать ученому и меценату должное!

* * *

– Опять кому-то дурно?

– Да, Говард! Уже третий человек падает в обморок, выходя из гробницы.

– Это из-за ужасной жары и духоты!

– Все говорят о каком-то проклятии!

– И вы поверили?

– Нет, – улыбнулся граф, – тем более что посетителей меньше не становится. «Таймс» оказалась неплохим союзником. В ней ежедневно публикуют сводки о нашей работе. Клеветники посрамлены!

– Только не Брэдстрит! Он утверждает, что мы в ссоре с местными властями.

– Министр общественных работ уже выступил с опровержением! Он нашел слова Брэдстрита «нелепыми» и заявил, что в наших отношениях царит полная сердечность. Мы даже получили письмо от царя Фуада! Послушайте: «Особенно приятно поздравить вас ввиду того, что ваши многолетние труды увенчались заслуженным успехом!» Теперь вы – национальный герой, Говард! Ваши противники повержены, Лако бессилен. Вы стали неприкосновенны!

* * *

В некрополь хлынули тысячи туристов. Их не остановил даже свирепый хамсин. Ночная жизнь в Луксоре стала бурной, как в какой-нибудь столице мира. В модный городок съезжались богатые американцы. Египетские древности их совершенно не интересовали. Они любили играть на скачках, пьянствовать, а по ночам картежничать на судах, бороздивших Нил.

Оттолкнув пару подвыпивших туристов, Картер вошел в гостиную «Винтер Паласа», где граф пил чай с сотрудником музея «Метрополитен».

– Так больше не может продолжаться! – без предисловий начал Картер. – Эти туристы хуже мошкары!

– Но мы всего лишь выполняем просьбу египетских властей.

– И ошибаемся! Эти сумасшедшие все портят.

– Что случилось?

– В проходе застрял человек! Поцарапал ящик! Завтра еще что-нибудь случится! Если гробница будет по-прежнему открыта для туристов, я снимаю с себя всякую ответственность за ее сохранность!

* * *

Графу пришлось ехать в Каир, в министерство. А Картер, наслаждаясь одиночеством, сел заполнять дневник.

Дверь тихо отворилась.

– Можно?

Говард отложил ручку:

– Заходите.

Смеркалось. Скалы в Долине окрасились в охристые тона. На гробницы снизошла вожделенная тишина.

– Отец очень огорчен!

– Мне жаль, но мы с ним разошлись во мнениях! Я полагаю, что уступки чиновникам пагубны.

Девушка положила руку ему на плечо. Картер оцепенел и едва мог дышать.

– Вы такой неуступчивый…

– Нет, я…

– Мне это нравится, – улыбнулась Эвелина. – Вы уникальны и несносны. Вы хотите быть лучше всех и жить по правде.

– Да, это так.

Она склонилась и поцеловала его в лоб. Картер вцепился в письменный стол, как утопающий за соломинку.

– Достаточно ли я прямолинейна, на ваш взгляд?

– Ах, как бы я хотел сказать вам, что… – Картер медленно встал. – Я не хотел бы потерять вас, Эвелина! – Он приблизился к ней, но девушка не шелохнулась. – Не знаю, как…

– Молчите, Говард. Мне не нужны слова.

Он обнял ее. Леди Эвелина, Эвелина, Эва, влюбленная женщина – вот оно, счастье!

* * *

На заре Говард, против своего обыкновения, еще валялся в постели, вспоминая каждое мгновение этой удивительной ночи.

Дверь штаб-квартиры с грохотом распахнулась.

– Картер, вы здесь? Картер!

Он приподнялся на кровати:

– Ваше сиятельство, я в спальне!

Ворвался граф. Его лицо осунулось. Он прогремел:

– Эвелина все мне рассказала!

– Она поступила правильно.

– Вы ее больше не увидите!

– Почему?

– Вы ей не пара!

– Она – дворянка, а я – плебей?

– Вот именно!

– Если я попрошу у вас ее руки, вы мне откажете?

– Естественно!

– А почему?

– Так мне велят приличия, традиции!

Картер вскочил и начал одеваться:

– Вы сами не верите в то, что говорите. Вы опровергли это своим собственным характером, да и всей своей жизнью!

– Нет, верю ради дочери! Я должен помешать ей совершить безумную ошибку.

– Значит, полюбить меня – безумие?

– Конечно!

– Стало быть, дворянка по-прежнему не может выйти замуж за плебея?

– Нет, не может. К тому же вы любите только Долину! Вот почему я и отказываю вам. Вы себе не принадлежите, Картер!

– Откуда вы знаете?

– Забудьте об Эвелине!

– Ни за что! Я не старался ей понравиться и не могу теперь ее предать!

– Значит, сделайте над собой усилие! – еще больше горячился граф. – Ей всего двадцать два, вам – почти пятьдесят! Это чудовищно!

Археолог повязал галстук-бабочку.

– Не утруждайте себя общением с чудовищем. Ступайте.

– Вы понимаете, что вы сказали?

– Да! Вы меня увольняете. Наше сотрудничество окончено!

73

В бальном зале «Винтер Паласа» зазвучал регтайм, и молодежь бросилась танцевать. За столом сидел Картер. Он пил.

Опять он остался один. Все его бросили. Его мечта превратилась в кошмар. Теперь граф наймет другого археолога, тот разберет ящики в погребальной камере и найдет мумию Тутанхамона. А что сможет дать леди Эвелине он, безработный археолог?

Картер снова наполнил бокал, но в этот момент кто-то схватил его за руку:

– Не губите себя!

Это был граф. Он сел напротив.

– Позвольте попросить у вас прощения!

– Вы…

– Вот именно! Вы, Говард, мой единственный друг, и ссориться с вами было бы с моей стороны непростительной глупостью! Знайте, что бы ни произошло и что бы вы ни подумали, мое отношение к вам не изменилось! Я совершил ошибку. Может, успех вскружил мне голову? Во всяком случае, меня это не оправдывает.

– Напротив! – возразил Картер. – Вы знаете, я не люблю пить в одиночестве. Хотите шампанского?

– Да.

* * *

Некоторое время Картер обивал пороги учреждений и наконец, не без помощи графа, добился своего – гробницу закрыли для туристов. Говард и лорд Карнарвон стояли вдвоем в совершенно пустой передней комнате. Им стало не по себе.

– В какой унылый желтый цвет выкрашены стены! Росписей нет, пол голый. Какое тоскливое зрелище! Что мы наделали, ваше сиятельство! Мы осквернили и разграбили гробницу.

– Нет! Вы с почестями препроводите сокровища в музей, а это главное.

– Мы совершили кощунство! Тутанхамон нам этого никогда не простит.

– Наследие фараона принадлежит человечеству! Благодаря вам, Говард, Древний Египет обрел голос. Вы сами знаете, что египтяне поклонялись истине. А наша цивилизация убога, ибо мы почитаем лицемерие, посредственность и развращенность! Мировая война, тысячи жертв – вот он, итог нашего хваленого прогресса! Если мы не уверуем, как древние египтяне, то погибнем!

Картер смотрел, не отрываясь, на две статуи черного дерева, которые охраняли вход в погребальную камеру. Их позолоченные парики и инкрустированные глазницы сияли очистительным светом.

– Цинизм и материализм торжествуют! Все вдохновенное обречено, – говорил граф. – Открытие этой гробницы – чудо, единственный лучик надежды в нашем истерзанном мире.

* * *

Они заперли стальную решетку. Десятки рабочих, среди которых были и дети, высыпали в коридор из корзин песок и щебень. Гургар ходил вдоль цепочки и следил за работой. Когда стемнело, Картер включил электрическое освещение. Рабочие трудились до утра. И вот, двадцать шестого февраля, в шесть часов тридцать минут утра, вечная обитель фараона скрылась в недрах земли.

– Да покоится он с миром! – сказал Картер.

– Теперь к нему не подобраться, – заметил граф. – Как странно! Обычно археологи раскапывают древности, а мы их, наоборот, погребли. Наверное, это первый подобный случай в истории археологии.

– Может, нам все же следует оставить его в покое?

– Нет, вы обязаны пойти до самого конца! Тутанхамон преследует вас с юности. С ним нужно хотя бы поздороваться!

Вдоль парапета встали солдаты и сотрудники Управления раскопками и древностями. Картер попросил Гургара понаблюдать за ними с помощью своей собственной службы безопасности.

* * *

Граф и Лако обменялись рукопожатием.

– У нас в Каире не так жарко, как у вас в Луксоре! Не угодно ли чаю с мятой, ваше сиятельство?

– С удовольствием!

– Ваш визит для меня – большая честь. Везде только о вас и говорят! Все выдающиеся египтяне разом признали вас своим народным героем.

– К счастью, у меня еще не перевелись враги! Они не дают мне почивать на лаврах.

– Борцы за независимость? Вы шутите, должно быть!

– Нисколько, месье Лако! Они весьма настойчивы. Скажите, как вы намерены делить мои находки?

Лако боялся этого вопроса. Теперь граф мог воспользоваться своей славой и обойти новые правила. Знаменитый инвентарь Тутанхамона разойдется по руками, а он будет не в состоянии этому помешать!

– Потом обсудим.

– Вас что-то смущает?

– Да, немного. Старые правила, на мой взгляд, недостаточно строги. Вот если бы сокровища Тутанхамона были переданы в Каирский музей…

– Составьте список! Мы его обсудим. – Граф резко встал и вышел.

У Лако в руке сломался карандаш.

* * *

Песчаная буря не утихала. Несмотря на пыль и зной, команда Картера по-прежнему трудилась в мастерской. Реставрация украшений, одежды, скульптуры и керамики требовала исключительного терпения и аккуратности. Граф вникал в каждую мелочь. Он выглядел заметно утомленным.

Картер подошел к нему в обеденный перерыв:

– Я больше не виделся с леди Эвелиной.

– Вы свободные люди, Говард!

– Значит ли это, что вы меня простили?

– Вы ни в чем не виноваты.

– Что же случилось? У вас мрачный вид.

– Ерунда – зубы! Два сломались, один выпал. Старею и скучаю по Сьюзи! Она заболела, пришлось оставить ее дома. Мне ее недостает! Она так преданно охраняла и меня, и гробницу! А эта жалкая газетка «Аль-Ахрам»? Вы только вдумайтесь, они обвинили меня – меня! – в том, что я хочу похитить мумию Тутанхамона. Как я устал от клеветы! Я все-таки выступил с опровержением и заявил, что если мумия окажется в гробнице, то я распоряжусь, чтобы ее там оставили и не передавали в Каирский музей. Не разделяю болезненной страсти некоторых людей к разглядыванию трупов в музейных витринах. Но египтяне мне не верят! Они считают, что Тутанхамон их предок, а я суюсь не в свое дело.

– Какая чушь! Не думайте об этом.

– Но что же мне делать? Англия больше не правит миром, Говард! Однако мы с вами обязаны сберечь наследие фараона, ставшего нам братом. О, только бы увидать его лицо! – Вдруг граф вздрогнул и схватился за щеку. – Меня кто-то укусил… Как больно!

На его щеке выступила капля крови. Карнарвон вытер ее носовым платком с вышитым родовым гербом и вздохнул:

– Пора в Каир.

– К Лако?

– Он скользкий тип. Наверное, сейчас интригует, чтобы помешать нам продолжать работу и лишить меня права на находки. Пора припереть его к стенке! Я намерен получить свою долю древностей в конце месяца. Представьте, как эти великолепные вещи буду смотреться в Хайклере!

Граф мечтательно прикрыл глаза, затем надел шляпу и вышел из мастерской, опираясь на трость. Его худощавый силуэт вскоре исчез в вихре светло-охристой пыли, витавшей над истерзанной Долиной.

74

Лако заболел и не принимал посетителей. Карнарвон вернулся в отель лег спать.

На следующее утро леди Эвелина, целуя отца, заметила, что у него опухла шея.

– Это ганглий…[69] больно. Я так устал в Долине за последние недели!

Вошел цирюльник. Граф вспомнил, как несколько лет тому назад брадобрей грозился перерезать ему горло. На этот раз бритва нежно скользила по его лицу, щедро намазанному густой пеной.

Вдруг Карнарвон вскрикнул. Цирюльник отпрянул:

– Простите!

Граф провел рукой по щеке. Укус кровоточил.

– Подите прочь! – рассерженно воскликнул он.

Цирюльник поспешил ретироваться. Граф побрился сам, встал, но чуть не упал – сильно закружилась голова. Он еле добрел до кровати и рухнул без сил.

Зайдя к отцу в поддень, Эвелина увидела, что он по-прежнему лежит, и вызвала врача. Доктор поставил диагноз воспаление легких и назначил курс лечения. Однако жар не спадал.

– По-моему, дело плохо, Эва.

– Не беспокойтесь, отец, я с вами!

– Телеграфируй матери и брату, пускай сейчас же приезжают.

Леди Эвелина выполнила его просьбу и заодно написала Картеру, что отец тяжело болен, и пообещала ежедневно сообщать ему о состоянии его здоровья.

Вечером девушку окружили репортеры. Пришлось сказать, что чувствует себя граф неважно.

Назначили консилиум. Прогнозы были самыми неутешительными. Диагностировали сепсис. Кто-то предположил отравление, но остальные доктора с подобным мнением не согласились.

В местной прессе ежедневно публиковали сводки о состоянии здоровья графа. Картер впервые в жизни стал читать газеты. Репортеры подчеркивали бодрость духа больного, его мужество и ясный ум.

Картеру приходилось торчать в Луксоре из-за тысячи административных неурядиц. Энгельбах или его подручные приезжали в Долину через день, чтобы следить, за реставрационными работами. Однако Говард готов был все бросить и ринуться в Каир по первому зову леди Эвелины.

Граф находился в курсе всех последних событий. Эвелина рассказывала ему об успехах Говарда и его помощников.

– Ты счастлива, Эва? – как-то спросил граф.

– Пока вы нездоровы, слово «счастье» для меня не существует.

– Подумай о себе. Я уже стар и не могу устроить твою жизнь.

– Вы уже все мне дали! Как я могу забыть наши прогулки по Хайклеру, наши разговоры при луне, уроки чтения в библиотеке, охоту? А ваш Египет! Совсем иной мир, величественный фараон, сияние золота, соседство с вечностью – это все вы подарили мне!

– Придется тебе теперь справляться без меня!