скачать книгу бесплатно
Зеленый длинный
Зоя Криминская
Эта книжка – сборник веселых рассказов из жизни детей и взрослых, иллюстрированный рисунками детей. Издание второе, дополненное.
Зеленый длинный
Зоя Криминская
© Зоя Криминская, 2022
ISBN 978-5-0056-8587-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Армянская загадка:
Зеленый длинный, висит в гостинной, висит-пищит.
Отгадка:
Селедка.
Почему зеленая?
Моя селедка, в какой цвет хочу, в тот и покрашу.
Почему висит в гостиной?
Моя селедка, куда хочу, туда повешу.
Почему пищит?
Чтобы ты не угадал.
Любители живописи
Я установила этюдник возле живописного прудика, огляделась, порадовалась тишине и безмолвию вокруг. Был пасмурный день конца августа, никто не купался, не скатывался с металлической горки в воду, не оглашал воздух радостными криками, не собирался мне мешать.
Выдавив краски на палитру, я взяла кисть и провела по картону первую линию.
Появились двое. Мальчик и девочка. Встали за моей спиной и… задышали, задышали.
Когда они подошли так близко, что невозможно стало отвести руку с кистью, я обернулась и посмотрела на них. Лет семи-восьми, не больше. Мальчишка весь в вихрах, девочка стриженная.
– Мешаете, – строго сказала я. – Держитесь подальше.
Дети сделали вид, что им неинтересно, скорчили равнодушные мордочки, и стали кидать камни в воду прямо передо мной. Я терпела, хотя круги на воде мне мешали. Пошептавшись, дети ушли, но ненадолго. Через пятнадцать минут они вернулись, залезли на детскую вышку рядом со мной, стали грызть семечки, плеваться шелухой и обсыпать ею мое творение.
– Не плюйтесь.
Я скинула шелуху с волос, недовольно посмотрела на них. Они слезли и ушли, как оказалось, за подкреплением. Вернулись вчетвером.
К этому времени измазанная мною картонка стала напоминать пейзаж. Приведенные товарищи, два мальчика, громко одобрили его, и теперь четверо стояли за моей спиной и наблюдали, как я вожу кистью. Дышали доброжелательно, подбадривающе дышали.
Так прошло полчаса. Кого-то из них позвали обедать, но мальчик решительно отказался от еды, дышать за моей спиной было важнее. Через час я, утомленная неожиданной популярностью, решила сворачивать деятельность. Стала собирать кисточки, укладывать их. Но этюдник закрыть мне не удалось. Только я взяла в руки картонку с пейзажем, как услышала за спиной горестный вопль:
– Ой, подождите! Не убирайте, всего минуточку, а то мой брат не увидит вашу картину.
Я вздохнула, поставив картину на этюдник. Подождали брата.
Подошла женщина с младенцем на руках.
– Вот он мой брат! – закричал вихрастый поклонник живописи мне и обернулся к брату:
– Смотри, какая красивая картина.
Младенец пускал пузыри и таращил глазенки. Видимо, одобрял.
Изменение чувств
Мягкое полуденное солнце стучало в окна веранды, звало на простор полей и озера, но мы, расслабившись после дневных трудов, накормив детей и мужчин, перемыв посуду, накрепко приросли к стульям и оставались глухими к зову летнего дня.
Виола с Дианой не виделись тридцать пять лет и встретились сегодняшним утром здесь, на Динкиной Селигерской даче.
Девчонки, вернее бывшие тридцать пять лет назад девчонками, болтали, радуясь встрече, всматривались одна в другую, находя через толщу дней, изменивших облик, привычные, знакомые черты, а я сидела, щурилась на солнышке и гордилась тем, что способствовала их встрече.
Беседа прыгала с одного на другое, с детей на внуков, со своей жизни на жизнь общих знакомых и друзей, сейчас отсутствующих.
Разговор зашел о Люсе, нашей близкой подруге.
Люсин жизненный путь был нелегким и запутанным, и Виола рассказывала, как к Люсе, после того, как она овдовела, сватался бывший любовник, надеясь в конце жизни соединить их судьбы.
– Представляете, – Виолетта поднимала брови, округляла темные глаза, – она ему отказала. Я ее спрашиваю:
– Люсь, а что ты так? Всё же у вас любовь была.
Люся отмахнулась:
– Да как представлю эту семейную жизнь, опять начнется – где мои носки, где трусы, где брюки, – всё время мечись, бегай, помни, обслуживай, нет, не хочу, на свободе лучше. У меня внуки пошли, хватит с меня забот. Не хочу замуж…
– Вот так, – подытожила Виола, – то кровь кипит, страсти полыхают, а теперь носки, трусы, где…
Мы погрузились в раздумье о превратностях чувств и трудностях быта. Стало тихо, слышно было, как жужжала, билась в стекло заблудшая оса.
В наивысший пик наших раздумий о любви и браке открылась дверь веранды и в щели показалась голова Димки, Виолеттиного мужа. Три пары глаз выжидательно уставились на нее.
– Вета, – спросил он, – ты не знаешь, где мои рыбацкие сапоги?
В ответ грянул хохот.
Смеялась Дина, не склонная к бурным проявлениям чувств, хихикала Вета, сморщив тонкий нос, усыпанный веснушками, хохотала я, опустив голову на стол и вытирая набегающие слезы.
– Вот пожалуйста, – проговорила Виолетта между приступами смеха, – вот оно, отчего Люся отказалась.
Дима переводил ясный взгляд голобых глаз с одной женщины на другую, недоумевая, почему такой простой вопрос вызвал столь бурное веселье. Во всяком случае, он понял, что ответа ждать не приходится, почесал редеющую макушку, и исчез.
Мы отсмеялись, отвлеклись, заговорили о другом. Прошло минут десять. Дверь вновь приоткрылась и в щель просунулась всё та же розовощекая физиономия неугомонного Димки:
– А где мой плащ? – спросил он. – Хоть это ты можешь сказать??!
Золотой гусь
План возник в голове Любы. Она представила путь денег ясно и, как ей казалось, во всевозможных деталях. Риск был, но небольшой. Муж Слава, когда она рассказала ему задуманное, возражать не стал, но рубить гуся отказался.
– Подстрелить, это пожалуйста, – сказал он жене. – А рубить гусей я никогда не рубил, испачкаюсь кровью с головы до ног. Гусь всё же не курица.
Люба вздохнула, зажала гуся под мышку и пошла к соседу Федору. Федя два дня, как вышел из очередного запоя, был мрачен, но чисто выбрит и стоял возле покосившегося курятника, раздумывая, чем бы его подпереть, чтобы до осени продержался. Федя надеялся осенью закончить отделку веранды и построить новый курятник.
Увидев Любу, решительно идущую к нему с гусем под мышкой, Федя кивнул ей головой издалека, одновременно и здороваясь, и подтверждая, что он понял, что ей нужно и сейчас сделает. Он зашел в полутемный сарай, нашел топор, вышел, молча взял у Любы гуся, положил на пень для рубки дров, крепко зажал птицу и через пару секунд держал ее, обезглавленную, сливая кровь на землю. А через пять минут Люба шла обратно, аккуратно неся гуся за лапки шеей вниз.
Гуся ощипали, выпотрошили, нафаршировали зеленым фаршем, завернули в полиэтилен, и в пять часов пополудни Слава повез птицу к поезду, чтобы передать с проводницей в Москву, сыну с дочкой, вернее сам гусь был для детей, а вот начинка была для сына, старшего.
Люба попыталась прозвониться сыну Валере, для которого предназначались внутренности гуся, но у него было занято и занято, и Люба, устав выслушивать короткие гудки, позвонила дочери, сказала, что они передают им гуся.
Александра училась в аспирантуре, дел у нее было по самую макушку, да и гусь был ей не нужен, не могла она съесть этого гуся, много было. Поэтому Сашка позвонила брату Валере и передала ему слова матери.
Краснодарский поезд, с которым путешествовал гусь, прибывал в Москву полшестого утра. Валера не любил ранние подъемы и хлопоты и, прикинув, что за деньги, выложенные за такси, он без всяких хлопот купит себе гуся на рынке, решил на вокзал не ездить, тем более что мать позвонила не ему, а сестре.
– Вот пусть Сашка и едет, – сказал он жене Кате, – ей было сказано встречать гуся, а не мне.
Катя представила большого жирного, вкусного гуся и как его надо будет выделывать, жарить, потом долго-долго есть, потом мучиться, куда девать остатки. И выбросить будет жалко, и съесть невозможно. Можно, правда, не жарить целиком, а разрубить на части, часть спрятать в морозилку, ну да что думать о гусе, которого муж не хочет встречать. Не хочет, его дело, если его мамочка обидится.
Проводница Оксана, которой было заплачено за доставку двадцать рублей, немногословная хохлушка, выбрасывать посылку, за которой никто не пришел, не стала. Решила вернуться с ним в Краснодар, а если за ней хозяева не придут, тогда и подумать, что с этим гусем делать.
Днем Люба позвонила сыну на работу:
– Ну, что встретил гуся? Все в порядке? Нашел?
– Что нашел? Что я должен был найти? Ничего я не нашел. Работы много, я устал, поленился вставать так рано. Я думал, Сашка встретит. Да бог с ним, с гусем. Спасибо, мама, но так получилось.
– Да что ты такое Валера говоришь? Как так рано вставать. Валера, да ты с ума сошел, – запричитала в трубку мать. – Как ты мог! Мы в гуся положили три тысячи долларов, которые отец тебе должен. Не знали, как передать, вот и решили с гусем. Это же золотой гусь.
– Да что ж Сашка мне не сказала?
– Не знаю. Я ей намекала, не хотела прямым текстом говорить по телефону.
Валера затосковал. Жалко было три тысячи, жалко и мать, которая очень расстроилась.
– Шлите обратно, – сказал Валера.
– Ну, тогда встречай этого гуся в том же вагоне через два дня утром, мы снова его вам пошлем.
Днем, Слава, чертыхаясь, поехал в Краснодар встречать вернувшегося из Москвы золотого гуся.
Была весна, но уже припекало, и гусь, перевозившийся под полом вагона в естественном холодильнике, начал задумываться, а не протухнуть ли ему, и Слава завернул его еще в пару полиэтиленовых мешков, проверив предварительно внутренности птицы. Заветная пачка была на месте. Проводнице Оксане было дано еще 20 рублей, и она взяла пакет.
В следующей поездке в Москву было жарко. Пассажиры стали волноваться, в коридоре появился легкий запах, заставляющий думать о расчлененных трупах, спрятанных в чемоданах.
– Что-то у нас плохо пахнет, – пожаловалась проводнице одна пассажирка, тощая и нервная дамочка, с круглыми глазами и острым носом-клювом, которым она поводила по сторонам.
Оксана, только что закончившая мыть туалет с хлорирующим очистителем и успевшая после этих тяжких трудов пропустить рюмочку перед обедом, напрочь лишилась обоняния, и, возможно, именно это спасло протухшую птицу.
– У меня чисто, нюхайте у себя, – сказала она.
Ей очень хотелось уточнить, какое именно место у себя надо понюхать нервной дамочке, но связываться было опасно, острый клюв выглядел кляузным.
Пассажирка поджала губы и ушла, чувствуя, что ее оскорбили, а как именно, она не поняла.
Утром, проспавшись, напарница проводницы тоже почувствовала запах. Они посидели, принюхиваясь, потом открыли люк, где лежала птица.
– Это гусь, похоже, протух, – поняла Оксана.
– Если и сейчас его не возьмут, выброшу к чертовой матери.
– Закрывай скорей, – закричала напарница. – А то опять придет эта тощая, принюхиваться.
Валера встречал Птицу. К поезду его подвез Михаил Иванович, шофер с фирмы. Сонная Оксана отводила нос в сторону, передавая Валере полиэтиленовую сумку.
В нос ударил отвратительный запах. Подъехали к ближайшей помойке.
Валера, заткнув нос платком одной рукой и, отвернувшись от сумки, другой вслепую нашарил глубоко засунутый в птицу пакет с чем-то твердым, вытащил, трясясь от отвращения, снял с пакета первый слой полиэтилена, и посмотрел на то, что вытащил. Сквозь облепленный чем-то скользким и вонючим бок пакета мирно просвечивали зеленые купюры долларов.
Валера оставил вытащенное себе, остальное, бросил в мусорный бак. Вонь стояла невообразимая. Валера вытер пакет и руки платком, и платок тоже бросил в контейнер.
Дома Валера снял с денег еще два кулька полиэтиленовых, тщательно вымыл руки ароматическим мылом, пересчитал деньги, пото?м понюхал купюры.
В отличие от его рук доллары не пахли.
Не оставляйте детей одних…
Рассказ молодой женщины
…Это было до моего замужества. Я с Тимофеем Гуровым только встречаться начала.
Он в общаге жил, и был у него друг Сашка, которого девушка на тот момент бросила.
У друга страдания, Гуров его одного оставлять не хочет, всюду с собой таскает, всё время мы втроем, и Сашка чувствует себя лишним. И вот, чтобы он не чувствовал неуютно, я стала приглашать свою подругу, Виолку, невообразимую красотку, натуральную блондинку и полную пофигистку. Спокойная, как тюлень, никогда из себя не выйдет, ото всего отмолчится. Характер моему противоположный, может быть поэтому мы сошлись.
Она к нам в девятом классе пришла, а в десятом мы уже были накоротке, много времени вместе проводили или у нее, или у меня. У нее родители целыми днями на работе, у меня тоже, – свобода.
