скачать книгу бесплатно
– Морковка? – предположил Энцио.
Пия фыркнула:
– Не может быть! Угорь? Или, может, червяк…
– У короля? Ни за что не поместит он червяка на печать!
– Верно, – согласилась Пия. Она аккуратно взвесила мешочек в руке. – Не очень тяжёлый. И что-то позвякивает.
– Может, это монеты? Золотые монеты?
– Может быть. Подожди. Слушай… – Ровный цокот копыт снова послышался со стороны дороги.
– Возвращаются, – шепнул Энцио. – Ищут.
Сквозь чащу они увидели двоих королевских стражников, скачущих по тропинке в направлении, противоположном тому, куда они уехали. За ними следовал одинокий стражник, ехавший медленно, останавливаясь то тут, то там.
– Он что-то ищет, – прошептала Пия.
Энцио выхватил из её рук кошель и закопал его в груде листвы.
Глава 5
Kороль с королевой
Король Гвидо и королева Габриэла, одетые в золотые одежды и с золотыми коронами на головах, восседали в тронном зале. Перед ними стоял министр распорядка дня, докладывавший им об их планах на день. Министр распорядка дня был низкорослым, круглолицым толстым человечком с нелепыми чёрными усиками, завитыми вверх на концах, отчего казалось, что он постоянно ухмыляется. Пуговицы зелёного шёлкового жилета еле удерживали его круглое пузо, полные бёдра тряслись как кисель под голубыми шёлковыми брюками, а крошечные ножки в остроносых фиолетовых туфлях выглядели слишком маленькими для столь массивного человека. Голос министра был низок и походил на гул целой стаи саранчи в полёте.
Он уже доложил о назначенных приёмах министра питания, министра церемониала и министерши домашнего хозяйства и вещал о встрече с министром по связям с деревней. «В два часа министр сделает свой ежемесячный доклад об экономике и социальной стабильности в…»
Король зевнул.
– Как скучно, – сказал он. – Скучно, скучно, скучно. – С этими словами король поправил рукав золотого камзола. – Эти одежды так чешутся.
Королева погладила его по руке.
– Ещё немного, Гвидо, милый, – успокаивающе мурлыкнула она. Министр продолжал свою речь, а она перевела взгляд на витражи над его головой. Солнце, струясь через них, переливалось на полу великолепными жёлтыми, зелёными, синими и сиреневыми лучами.
Королева Габриэла была эффектной женщиной: высокая и стройная, с рыжими кудрями и проницательными васильковыми глазами, под взглядом которых у многих посетителей замирало дыхание, а их глаза смиренно опускались в знак признания неполноценности их хозяев. На публике она всегда подчинялась королю, а её речь всегда была тихой и мягкой. Список фраз, которые она произносила по официальным поводам, состоял из «приятно познакомиться», «очень приятно познакомиться», «спасибо за визит» и «большое спасибо за визит».
Ей докладывали о всяческих незначительных вопросах: испачканная мантия, испортившаяся дыня, увядшие цветы. «Неужели никто из окружающих не способен включить мозг? – размышляла она. – Неужели никто не думает о более серьёзных вещах?»
Для королевы список подобных «более серьёзных вещей» был длинен и разнообразен, и именно он занимал её ум во время обычных церемоний, праздников и приёмов.
Как выглядит океан? А джунгли? А лев? Каково бы это было – снова бродить, где вздумается? Что чувствует человек, который пишет музыку – записывает ноты, слышит их в голове ещё до того, как музыкальный инструмент превратит их в звуки?
Порой размышления королевы принимали грустное направление: что сталось с её родителями и братьями, давно оставленными в другом королевстве?
Король Гвидо тоже позволял своим мыслям улетать прочь во время бесконечных официальных церемоний, но его мысли блуждали в других сферах. Он надеялся, что больше не встретит в саду змей. Он боялся змей.
Ещё он мечтал, чтобы его одежды перестали чесаться и он мог ходить повсюду в мягкой ночной рубашке. Чтобы ему не нужно было постоянно ходить вверх-вниз по этим холодным каменным ступеням, ведущим из спальни в тронный зал. Чтобы можно было не ехать на охоту с сегодняшними гостями. Его зад всё ещё ныл после вчерашней поездки.
В тронном зале в этот момент министр распорядка дня, сжавшись, произнёс:
– И в заключение министр обороны доложит о воре.
– О воре? – воскликнул король. – О каком ещё воре?
– О воре? – повторила королева.
Министр суетливо закопошился в документах и утёр лоб алым платком. Именно этого он и боялся – что они обратят внимание на слово «вор». Вот почему он оставил это на самый конец, в надежде, что они будут особенно невнимательны или так нетерпеливо ждать, когда же он закончит, что не расслышат столь малюсенькое словечко.
Лежащая на колене рука короля подёргивалась.
– Ты сказал вор?
– Нам не послышалось? – переспросила королева.
– Может быть, пусть министр обороны сам отчитается? – предложил министр.
– Но ты сказал вор…
– Разумеется, не у нас, – добавила королева. – Ты же не хочешь сказать, что вор завёлся в нашем королевстве?
– Я не располагаю этой информацией, – ответил министр. – Уверен, что министр обороны всё объяснит. – С этими словами он поспешно откланялся и ретировался, оставив короля с королевой в задумчивости сидящими на тронах, глядя друг на друга.
«Вор?» – думали они оба озадаченно.
Король не мог припомнить, когда он последний раз слышал слово «вор». Слышал ли он его вообще когда-нибудь? А если нет, то откуда он знает, что оно значит?
Королева Габриэла умела читать его мысли:
– Это из историй про воров, которые рассказывал Сказитель…
– Ужасно! Воры вечно пытаются украсть что-то, что им не принадлежит.
– Но у нас в нашем королевстве нет воров, Гвидо, милый. Правда?
– Ни в коем случае! – пробормотал король. – Ни в коем случае! Ужасная штука эти воры.
Но королева всё-таки задумалась: а почему, собственно, у них нет воров? По каменным ступеням она направилась к себе в спальню, но остановилась на площадке лестницы. Внизу раскинулся внутренний двор, в котором суетились слуги. В нём цвели цветы и то тут, то там летали туда-сюда птицы. За открытыми главными воротами замка видны были более пышные сады. Одна из дорожек шла через них к «причуде» короля – домику отшельника.
Позади него виднелась каменная стена, а внизу расстилались прекрасные и так хорошо знакомые зелёные холмы и пастбища, усеянные полевыми цветами. Между холмов живописно вилась река Вайноно, серебристо-синяя на солнце, а вдали, на её берегу, стояла деревня. Она представляла собой множество разбросанных тут и там невысоких каменных домиков с красными черепичными крышами, рыночную площадь с яркими синими, красными и золотыми флажками, а на окраинах – ряды деревянных хижин с соломенными крышами.
С лестничной площадки королеве было видно всё её маленькое королевство Корона. Она думала о крестьянах, которых видела два раза в год, во время своих регулярных визитов в деревню. Их лица всегда были хорошо умыты, а одежда, хоть и сшита из грубой ткани и мешковины, чистой. Дети с восхищением смотрели на них с королём, протягивая букеты полевых цветов, собранных на лугах. Как среди них мог оказаться вор?
Король Гвидо стоял посреди тронного зала, всё ещё не в силах оправиться от впечатления, которое на него произвело слово «вор». Он не думал о деревенских крестьянах. Его мозг сверлила лишь одна мысль: Что было украдено?
– Приведите ко мне министра учёта! – приказал он своему первому слуге.
– Учёта чего? – переспросил слуга. – Продовольствия? Одежды? Лошадей? Оружия? Серебра? Золота? Или…
– Достаточно! – воскликнул король. – Приведите их всех! Всех министров учёта ко мне!
Глава 6
Попались
Пия была стройной девочкой с большими миндалевидными глазами, густыми чёрными ресницами, вьющимися тёмными волосами, длинными ногами и лёгкими, грациозными движениями.
Во многом она была очень непохожа на других крестьян их деревни, которые были крепки и коренасты, а двигались быстро и без изящества. Пия не знала, сколько ей лет. Хозяин говорил, что двенадцать, а старушка из дома в их переулке – что тринадцать.
Жители деревни прозвали её Девочка-орлица за пронзительный взгляд и твёрдость. И, хотя она часто мечтала научиться летать, она была не из тех, кому легко дать определение. Она могла быть яростной, если бросить ей вызов, но умела и промолчать, сдерживая эмоции. Ей была присуща девичья открытость, с какой она умела радоваться мелочам: парящей в небесах птице или найденному на рынке лоскутку алой ткани. Но умела она быть и очень взрослой: старалась не жалеть себя, уважала чувства других людей и заботилась о брате.
Пия редко переживала из-за повседневных проблем, предпочитая размышлять о том, откуда они с Энцио появились и что ждёт их в будущем.
Эти мечты были исполнены надежд и возможностей, хотя ничто в реальной жизни до сих пор и не давало ей повода думать, что она как-то может измениться: ничто, кроме чего-то внутри неё, что и делало Пию самой собой.
Пия не помнила своих родителей и сохранила в памяти лишь смутный образ высокого стройного человека, которого она называла дедушкой. Иногда в её мозгу мелькало воспоминание о странном путешествии под одеялом в скрипучей повозке лунной ночью, о вкусе соли на губах, запахе чеснока в воздухе, шёпоте вокруг и о том, как кто-то всё повторял: «Bellissima, bellissima».
Она не помнила, был ли в этой повозке Энцио, но во всех более поздних воспоминаниях он был, как было и сознание того, что он её брат и она как старшая обязана о нём заботиться.
Энцио был худым и гибким мальчиком, высоким для своего возраста (сколько ему было – десять? Одиннадцать?), с угловатым, но приятным лицом, обрамлённым непослушными вьющимися каштановыми волосами, летом отливавшими золотом. Его длинные тонкие руки, мозолистые от работы, как и лицо, загорели на солнце. Энцио смотрел на мир открытым доверчивым взглядом, но становился очень осторожен, если Пия скрывалась из виду.
Самым ранним воспоминанием Энцио было то, что Пия перевязывает ему коленку в тёмной, грязной хижине их хозяина. Он не помнил ни матери, ни отца – лишь Пию, которая всегда была с ним рядом. Пия рассказала ему, что они не всегда жили с хозяином, что их туда привезли, но и она не знала, кто и когда.
Часто они вместе представляли себе, что приехали из какого-то совершенно другого места, особенного, куда они когда-нибудь снова найдут дорогу, и найдут там родителей, бабушек и дедушек, тёть, дядь и кузенов.
Помимо совместных мечтаний, мечтали они и по отдельности. Энцио мечтал об обильной еде, о путешествиях по реке на плоту, а чаще всего – о прогулках в полях верхом на белой лошади.
– На коне я мог бы поехать куда угодно, Пия, совершенно куда угодно!
А Пия мечтала войти в ворота замка, потому что ей хотелось посмотреть, что там внутри. А ещё она мечтала взять за руку кого-то близкого, кроме Энцио, чтобы почувствовать, что они не одиноки в этом мире. А самая частая и неправдоподобная её мечта была – летать: чувствовать, что она может взлететь и двигаться над миром туда, куда пожелает.
Однако в этот день они присели в зарослях у реки, глядя, как одинокий королевский стражник едет на коне по тропинке.
Он останавливался то тут, то там, вглядываясь в листву.
– Ищет, – прошептал Энцио.
– Этот кошель, – кивнула Пия.
Энцио посмотрел на груду листьев, в которую они спрятали кожаный кошель с королевской печатью.
– Может быть, за него объявлена награда?
– Крестьянам? Вряд ли.
– Стоять! – крикнул стражник. – Выходите! – Он вытащил меч и направил его в сторону ребят.
Пия и Энцио встали.
– Тут только мы, – сказал Энцио. – Крестьяне.
– Ну-ка, выходите. Медленно, – приказал стражник.
Пия и Энцио вышли из зарослей, потупив взгляд, как их учили. Они видели мускулистые ноги лошади, блестящие чёрные сапоги всадника и подол его алого плаща. От лошади пахло конским потом.
– Посмотрите на меня! Я хочу видеть ваши чумазые физиономии!
Ребята подняли головы и увидели блестящую гнедую лошадь и высокого крепкого мужчину с тяжёлым взглядом и большим носом, весь его алый плащ с блестящими золотыми пряжками и королевский герб на груди.
– Что вы здесь делаете? – требовательно спросил он.
Пия хотела ответить, но обернулась к Энцио, потому что её учили, что солдат будет ожидать ответа скорее от мальчика, чем от девочки.
– Ходили к реке за водой, – ответил Энцио.
– Через кусты?
– И за ягодами, – добавил Энцио. – Для хозяина.
– А кто ваш хозяин?
– Лавочник Пангини.
– Я его знаю: такой надутый, ему нравится считать себя важной птицей. – Стражник убрал меч в ножны, но не спешился. Глядя на ребят сверху вниз, он спросил: – Вы видели здесь кого-нибудь?
Пия аккуратно коснулась Энцио, подавая ему знак быть осторожным.
– Одного всадника на вороном коне, – ответил Энцио. – За ним гнались королевские стражники, а потом два стражника проехали назад.
Солдат посмотрел на детей, оценивая услышанное.
– А ещё что?
– Больше ничего, – покачал головой Энцио. – Вы его догнали, всадника на вороном коне?
Солдат заёрзал в седле и оглянулся туда, откуда приехал.
– Вы ничего не находили? Всадник ничего не выронил? Или, может быть, выбросил?
Из опыта жизни у лавочника Пангини Пия и Энцио узнали, что правду нужно беречь, как сокровище. Если бы они знали и уважали солдата, они могли бы одарить его своей истиной, но они были с ним осторожны. Инстинктивно они показали ему свои открытость и нетерпение.
– А что это могло быть? – спросил Энцио. – Хотите, мы поищем?
– Если бы вы нашли что-то… что не принадлежит вам, похожее на… выглядящее как важное… Что бы вы сделали?
Пия и Энцио переглянулись и пожали плечами.
