
Полная версия:
Покорять, а не быть покорённой
"это он лишился свободы, а не я"– сказала я себе мысленно, подумав о новом телохранителе и стиснула зубы.
В кабинет зашла директриса, и я встрепенулась. Она посмотрела на меня и приподняла уголок губ в ухмылке. Я в ответ выпрямилась и наградила её серьёзным взглядом. Улыбаться не хотелось. Она зашла узнать: кто будет участвовать в конкурсе танцев.
Я лениво подняла руку и заметила ещё несколько рук.
"ну ну"
Когда директриса вышла, я услышала:
– Тебе ещё не надоело? – услышала я женский голос.
По молчанию в классе я поняла, что вопрос адресован именно мне.
– Прости, что? – спросила я, заметив среди одноклассников пухленькое личико и большие глазки, которые смотрели прямо в мои.
– Я спросила: тебе ещё не надоело? – повторила девушка, моя ровесница. Её жирные, ярко-оранжевые волосы облепляли круглое лицо, тонущее в пяти подбородках. Яркие стрелки, доходившие до бровей, так же приподнялись в вопросе.
– Что именно?
– Участвовать в конкурсе… постоянно.
– В смысле выигрывать постоянно? – поправила её я.
– Все знают: как ты выигрываешь эти конкурсы. – она дернула головой в сторону, чтобы убрать с лица волосы, которых в принципе там и не было. – Может дашь возможность, поучаствовать другим?
– Кому? Тебе что ли? – улыбнулась я и со сторон послышались очень тихие смешки.
– Ты умеешь отвечать на вопросы нормально?
– Хорошо. – улыбнулась я. – Чтобы превзойти других в чём-либо, необходимы старания и целеустремлённость. Не мои проблемы, что другим её не хватает.
– С каких пор деньги стали называться стараниями и целеустремлённостью.
– А с каких пор ты решила, что всеобщее признание можно купить?
– О каком признании идёт речь? – хохотнула она. – Да каждый ученик этой школы понимает, каким образом ты добиваешься победы.
– Хорошо, давая прямо сейчас устроим батл, где каждый сможет проголосовать за того, кто ему по нраву? Покажи, на что способна. – с вызовом посмотрела на неё я и склонила в бок голову.
– Горденко! Не превращай мои уроки в шоу. – на повышенном тоне обратилась ко мне учительница.
– Ты этого не стоишь. – скривившись, ответила пухленькая одноклассница.
– Тогда не воняй здесь. – фыркнула я и посмотрела в тетрадь.
– Что? – переспросила она.
– Что слышала.
– Александра! – снова попыталась остановить меня, учительница.
– Да не собираюсь, я её бить! – воскликнула я. – Лишний раз встряхивать эти комплексы жира, чтобы потом отмывать руки пол часа? – Я повернулась к той, с кем недавно закончила разговор. – Ты говоришь, что я тебя не стою? Посмотри на себя в зеркало, и спроси у себя, стоишь ли ты вообще чего-то?
Она сидела неподвижно, уставившись мне в глаза. Я уже подумала, что ей на самом деле наплевать, но она вдруг встала и побежала к выходу, вытирая на ходу подступающие слёзы. По воздуху пронёсся мерзкий запах.
"мерзость"
В классе повисла тишина, нарушаемая только этим раздражающим бесконечным перешёптыванием. Я взглянула на соседний стул, на котором красовалась моя сумка. Когда-то тут сидел человек, со мной, за одной партой. Когда-то со мной разговаривали, ходили под ручку, рассказывали сплетни, а теперь все стараются тщательно обходить мою парту. И не дай бог они её заденут.
"у тебя же были друзья…" – вспомнила я и нахмурилась.
– У меня один друг, и это Дэни. А тут вокруг одни уроды. – пробурчала я себе под нос.
– Горденко, – презрительно взглянула на меня из-под очков преподавательница истории. – сколько лет длилась Северная война?
– 21 год. – сухо ответила я.
– Цель?
– Выход к Балтийскому морю.
– И каков результат? – ещё более прищурилась она.
– Успех.
Учительница отвернулась обратно к доске и стала записывать тему. Я всё ещё смотрела ей в спину, догадываясь о том, что все учителя уже знают о нашем споре с Ниной Викторовной.
Истеричка вернулась в класс спустя урок. Она была заплаканная и растрёпанная, будто её головой помыли полы. Все сразу же принялись её жалеть.
"интересно: сколько раз мне уже пожелали сдохнуть?"
Точно не менее ста.
В четырнадцать лет меня оставили все репетиторы со словами: "Забирайте, она, пожалуй, знает больше чем мы". К тому времени я изучила всю гуманитарку до уровня магистра и точные науки до бакалавра. Но в школу я обязана была ходить, ибо это являлось традицией нашей семьи: все девушки оканчивали 11 классов.
Родители сильно постарались сделать из меня лучшую: лучший стрелок, лучший спортсмен, лучший дипломат, повар, танцор, наследник. На чердаке стояли три ящика со всеми моими дипломами, наградами, медалями и кубками. В школе тоже когда-то висела моя фотография в золотой рамке на доске почёта, но сняла я её сама, когда поняла, что и это переросла.
В этой школе принято каждого считать особенным, но успеваемость меня давно не привлекает, что и не нравится директрисе. Эта золотая женщина всегда возлагала на меня большие надежды. Разговаривала с мамой, чтобы меня отпускали на олимпиады, которые проходят очень редко и обычно в США, она мотивировала меня и требовала больше усилий.
Если родители считали, что я должна, что это абсолютно нормально, то директриса всегда восхищалась моими успехами, радовалась и благодарила за то, что я вообще учусь в этой школе. Никогда её не понимала, думая, что она подлизывается через меня к моей семье, но на самом деле эта женщина видела во мне чуть больше, чем я из себя представляла, в отличие от родителей, которые видели во мне меньшее.
Прозвенел последний на этот день, для меня, звонок. Домой я решила идти другим путём, чтобы Даня ещё раз убедился, что быть моим телохранителем – полный идиотизм.
. . .– Дэни?
– Да?
Его старомодная стрижка потерпела недавно чс, при попытке самостоятельно подровнять волосы, поэтому он натянул до бровей шапку с улыбающимся лицом шрека и стыдливо подтягивал её вниз по бокам, каждый раз, когда мимо проходили люди. Его широкая, спортивная ветровка неплохо справлялась с сильным потоком ледяного ветра, но короткие джинсы не закрывали ноги полностью, поэтому практически голые голени брали на себя весь удар.
Дэни безумно любил осень, хотя часто болел в это время. В принципе, болел он всем, что ему кажется старым, винтажным, тем, что уже давно вышло из моды, или осталось только среди элитного общества. Этот парень души не чаял в искусстве и архитектуре, истории и всяких склизких мелких млекопитающих, от которых у меня вечно сводит лопатки. Невероятно необычный, гениальный и уютный человек, которому я могла доверить абсолютно всё, и не пожалеть ни капельки потом об этом.
– Давай сбежим? – на полном серьёзе предложила я, остановив друга и заглянув ему в глаза.
– Что? – нахмурился он, перебегая с одного глаза на другой, и, похоже, пытаясь оценить серьёзность моих слов.
– Я погибаю здесь. – начала я, взяв его под локоть и продолжив путь. – В этом огромном доме где будто до сих пор витает запах её любимых духов, в этом городе, где я не нахожу себе места, в этой стране, которая слишком много от меня требует. – я нахмурилась. – Ещё и с папой что-то случилось!
– О чём ты? – не понял друг.
– Он нанял мне телохранителя! Представляешь? А ещё он сказал, что серьёзные дела – не моего ума дела, и пригрозил, что если я что-то сделаю с охраной, то Стас, который отвёз меня в Poison сильно получит…
– Подожди… а за что? Он наоборот должен благодарить его, так как ты положительно на них повлияла. – он встретил мой удивлённый взгляд и улыбнулся. – Сделка была заключена три часа назад, Миша с Лизой отметили нас двоих, как детей, родителям которых можно доверять.
– Не может быть… – не поверила я. – я не удивлюсь, если папа не скажет мне об этом. Он ведь слишком гордый, чтобы признать свою вину! – я пнула лужу и брызги полетели прямо на нас с Дэни, от чего мы сначала скривились, а потом тепло рассмеялись.
– Я не смогу с тобой поехать, Александра, и ты не можешь вот…
– Вот так просто взять и уехать? – ухмыльнулась я.
– На тебе судьба нашей семьи, ты же знаешь, что будет, если ты так сделаешь. – пытался отговорить меня он.
– Дэни, единственное, что меня здесь держит, это ты, и я не хочу оставлять тебя в этом жестоком мире, как однажды сделал это ты.
Он тяжело выдохнул и поджал губы.
– Ты не понимаешь, я не могу уехать сейчас… – он поднял на меня печальный взгляд. – У отца серьёзные проблемы с бизнесом, он весь на нервах, и мне влетает постоянно, но я не могу его бросить в такой момент.
– А можно по подробнее?
Дэни поведал мне проблему совместного бизнеса его отца с отцом Мэри. В их предприятие постоянно наведываются разные проверки, которые ищут что-то определённое, но скрывают это. Ситуация очень напряжённая, ибо в там на самом деле есть нелегальная продукция, которая должна уйти на чёрный рынок в Норильск, а необоснованные проверки ищут там, где надо, будто всё это подстроено.
– Есть большой риск, – добавил он и ухмыльнулся. – они могут обнаружить склады пропагандийского оружия. Они ищут в нужном направлении. Мы устали перекладывать их с одного места на другое. А проверки всегда ищут в месте, в котором оно лежало прежде. Я не понимаю! Кто-то нас выследил? Отцу очень несладко, как ты поняла.
– А ты предложи ему помощь.
– Я уже хотел помочь: я начал расследование, но мы оба понимали, к чему оно приведёт. Я с каждым разом приближался к одному заключению, и папа запретил мне…
– Если ты говоришь, что они ищут в правильном направлении, то ты не думаешь, что это кто-то вас подставляет. Кто-то с кем работает твой…
– Ты намекаешь на крысу? Исключено.
– Почему? – нахмурилась я.
– Папа не хочет даже и думать, что в его команде крыса.
– Он слишком самоуверен. – нахмурилась я и облизнула обветренные губы.
– Да, для него было бы унизительно, если бы он нанял ненадёжного человека, поэтому папа отрезал мне все пути к расследованию. – говорил он немного со злобой.
– Строго. И ты сдался? – я заглянула ему в лицо, голубые глаза контрастировали со смуглой кожей, ещё не отошедшей от загара.
Он тоже посмотрел на меня, но в его взгляде читался упрёк.
– А ты бы продолжила? Ты знаешь, как отец умеет убеждать. У меня опускаются руки, когда в меня не верят…
– Я верю. – я положила ему руку на плечо. – И всегда верила.
Он улыбнулся и обнял меня. Сейчас он выглядел маленьким ребёнком, нуждающимся в ласке и заботе, а я была будто его мамой.
– У меня связанны руки… – прошептал он. – Я хотел попросить тебя о помощи, но…
Я резко отпрянула и схватила его за плечи.
– Но что?
– Но твой отец тоже связал тебе руки, твой телохранитель…
– Да наплевать я на него хотела, если тебе нужна помощь, то я на всё пойду. – быстро говорила я. – Тем более, если после этого мы сбежим.
– Ты сильно рискуешь… Если Герман узнает, попадёт не только мне, но и моему отцу, и отцу Мэри, да и все отхватят…
– Можешь положиться на меня. – сказала я, оставив одну руку на плече и заглянув ему в глаза, внушая свою готовность.
Он задумался, и я заметила далёкий блеск боковым зрением, будто мне в глаза зеркалом отразили лучик солнца. Интуиция подсказала, что это было. В десяти метрах от нас остановилась машина. Знакомый лакированный кадилак. Я толкнула локтём Дэни и указала на неё. У меня в голове сразу появилась идея.
– Садись. – прошептала я.
– Чего?
– Садись сказала.
– Ты с ума…
Не дождавшись ответа, я открыла заднюю дверцу и запихнула туда друга.
– Сумасшедшая! – прошипел он.
– Ничего-ничего. Твои девочки тебя подождут.
Я открыла дверцу с другой стороны, мельком пробежалась глазами по салону и запрыгнула к Дэни.
В салоне так же, как и в папиной пахло новизной и изобилием. Сиденья, обтянутые чёрной кожей, были очень мягкими и приятными. По началу мне пришла мысль расцарапать эту кожу ногтём, и распотрошить кресло, но я удержалась от этого соблазна. Подлокотники отдавали снизу слабым свечением, под сиденьями тоже видимо были светодиоды. Потолок был высоким, бархатным, отдавал телесным цветом. Мне даже понравилось это сочетание чёрной кожи и бархатного бежа. Я провела рукой по внутренней стороне дверцы, поверхность напомнила мне мой диван, и я убрала её, будто от чего-то раскалённого.
"машина врага – твой враг" – напомнила я себе, и скрипнула зубами.
– Куда тебе? – спросила я у Дэни.
– Я не таксист. – первое, что я услышала от телохранителя.
– Ничто не вечно.
– Он может дойти сам. – настаивал он.
– А ты можешь закрыть рот.
Я посмотрела на друга. Он решил спрятаться в своём же пальто.
– Поверь, Дэни, мне тоже ужасно неприятно тут находиться. – обратилась я к другу, произнеся это достаточно громко. – Куда тебя?
Через силу он назвал улицу, и мы тронулись. Всю дорогу мы молчали, но после того, как мы высадили Дэни, легче не стало. Повисла тяжёлая тишина.
– Я не буду развозить посторонних людей. – заявил телохранитель.
– Во-первых, Дэни не посторонний, а во-вторых, мне наплевать. Ты будешь делать всё, что я скажу. – я нахмурилась. – Как ты меня нашёл?
– Легко.
– Я спросила: как?
– Я не собираюсь повторять одно и тоже.
Я прищурилась. Он стал раздражать меня ещё больше.
– А автобусные линии и их расписание ты тоже выучил?
– Вы не пользуетесь автобусами. – повторил моим тоном Даня, и я скрипнула зубами
– С чего ты взял?
– Не в вашем репертуаре.
– Это мы ещё посмотрим.
Я решила не терять возможности.
– Знаешь… Тебе на этой работе придётся очень несладко. – легко начала я.
Он молчал, но по глазам было видно, что он думает над ответом.
– Я тебя просто предупреждаю, папа видимо не оповестил о моём личном отношении к лишению свободы.
– Меня оповестил босс о ваших попытках меня запугать. – спокойным голосом произнёс он.
– Я не запугиваю, а предупреждаю. – Папа сказал, чтобы я не трогала бедного мальчишку, но за машину и речи не было? Это твоя тачка? Не жалко?
– Это машина вашего отца. – ответил он.
– Ну тогда тебе не будет так обидно.
На этом наш разговор закончился. До дома ехать оставалось ещё минут десять, так что я одела наушники и уставилась в окно, понимая, что битва ещё не проиграна.
Стоя у ворот дома, я ещё долго смотрела в след уезжающей машине. Всё это было похоже на детскую игру, но условия были настоящие, а исход может быть слишком жестоким для такой игры. Мне придётся пойти против своёй любви к азарту и решиться на быструю развязку. Я уже знала, что сделаю, если в ближайшее время он не уйдёт сам.
"я просто его убью"
8 глава
Как и обещала – сначала я оторвалась на машине Дани.
Взломав замок в кабинет папы и покопавшись в его документах, я нашла распечатанную анкету на работу моим телохранителем, среди вопросов которой было: "Иметь личное безопасное средство передвижения". Тогда мои губы расплылись в коварной улыбке, а потом я нашла копию документов Дани на владение Кадиллаком и на его страховку.
Теперь можно было не переживать за то, что машина папина, и все расходы за неё будут на нём. Но тачку мне уже понемногу становилось жалко. Сначала я проткнула все четыре шины, на что не услышала ничего в ответ. Пришлось лишь потерпеть пару дней, наблюдая, как он идёт за мной, провожая в школу и со школы каждый день.
Потом я залила лобовое стекло подсолнечным маслом, и думая, что бы сделать дальше, встретила малышку, выгуливающую своего мопса. Бедный мопсик попятился назад, увидев меня на другой стороне улицы, расплывшейся в злобной улыбке и медленно наступающей в его сторону. Думаю, ему понравилось справлять нужду в новеньком салоне со светодиодами.
Потом, когда Даня снова привёл машину в порядок, я решила, что пора ему немного пройтись по Москве, насладившись прекрасными видами и пейзажами столицы. Тогда я села за руль и отвезла машину в самый ужасный район города, где езда на машине – адское приключение, которое я готова была пройти, чтобы снова наблюдать это независтливое выражение лица телохранителя при каждой встрече.
Даня тоже не грустил на службе, а именно развлекался, наблюдая моё ненавистливое лицо, каждый раз, когда я не могла попасть куда-то, куда очень хотела. Например, я не могла нормально сходить даже в спортивный зал, ибо этот идиот меня стал запирать в доме каждый раз, после того, как я угнала его тачку. Папе я не могла пожаловаться, ибо его бы это только развлекло, да и разговаривать я с ним не хотела вовсе.
Я бы могла пролезть через окно и через забор, но машина стояла там, где оно было видно, а лишаться единственного пути побега пока что я не хотела.
Иногда, как мне казалось, я могла читать его мысли, будто они были слишком громкие. Или как объяснить тот факт, что обо всём, что случалось на дороге во время нашего пути, я знала ещё до того, как поднимала голову, чтобы посмотреть.
Это настораживало меня, как и то, что настроение телохранителя ощущалось так же сильно, как и пронизывающий сквозняк, вдруг появившийся в душной комнате. Обстановка, воздух вокруг менялся, когда ему приходило какое-то сообщение, или, когда мы попадали в пробку. Иногда, после длительного молчания, я начинала неожиданно говорить что-то, что точно бы его разозлило, и воздух, будто на самом деле становился холоднее, колючее, по коже бежали мурашки, казалось, что само электричество витает в салоне машины. Хорошее настроение тоже ощущалось, но очень слабо и редко.
Эта неделя пронеслась быстро. Середина московской осени давала о себе знать, и за окном можно было уже наблюдать ужасно сильные вихри, срывающие листья с деревьев. Конкурс всё так же не оставался в тени. Урокам хореографии меня уже давно никто не учил, но моё тело к счастью помнило всё. Ежедневные тренировки вернули мне не только гибкое тело, но и улучшили самочувствие.
Смотря на сильные дожди за толстым слоем стекла, я вынашивала свой план. Каждый раз когда я думала о том, что хотела сделать – мою кожу покрывали мурашки. Мне казалось, что в такие моменты глубоких раздумий, моё лицо изображало полнейшее безумие и одержимость. Это заставляло меня бояться и желать одновременно. Убить – не просто слово, это в принципе – не просто. А самое главное, что я не могла пока что с этим ничего сделать. Иногда твоя проблема в том, что ты ставишь себе план, а потом раздражаешься, что нужно ему следовать.
В этот долгожданный день Даня был мрачнее грозовой тучи, но, когда я споткнулась по пути к машине – он не смог сдержать улыбки.
"скоро я сотру её с твоего лица" – разозлилась я, так как была на нервах.
– Не пытайся скрыть свои выпирающие ушки волосами. – язвительно сказала я, заметив, как он поправляет свои волосы в области ушей.
И всё таки, несмотря на всю мою искреннюю ненависть к нему, я не отрицала того факта, что он красив. У него были глубокие скулы, строгий овал лица, нос с маленькой горбинкой и немного широкий лоб. Под глазами и между бровей уже были заметные морщинки. По бледному лицу были разбросаны большие, но незаметные веснушки. Эта не слишком бледная кожа не имела ни единого прыщика и буквально светилась на солнце так же, как и глаза.
Его карие глаза привлекали больше всего. Хотя я не назвала бы их карими, они были настолько тёмными, что казалось, будто это всего лишь бусинки, порой не было видно даже зрачка. Таких тёмных глаз я не видела никогда, и я говорю не только о цвете… В них было по-настоящему что-то тёмное, скрытое, залитое мраком. Иногда я специально смотрела на него, не отрываясь, чтобы вывести из себя. Это срабатывало не совсем так, как я ожидала: на его щеках появлялся лишь лёгкий румянец. Но даже это было способом зацепиться.
– Ой какие мы нежные. – пыталась задеть его тогда я.
Редко за свою жизнь я встречала таких, именно красивых парней, но обложка – ничто, по сравнению с тем: кто он такой, и что я собираюсь сделать. Даня постоянно молчал, временами мог что-то сказать, и то по делу. Я старалась говорить как можно меньше, но даже если что-то вылетало из моего рта, то обычно это был либо какой-то упрёк, либо наезд, обидная шутка или угроза. Вскоре я настолько удивилась его непоколебимости, что стала пытаться разглядеть его уши. Может он туда запихивает вату? Так я и разглядела его особенность.
Когда мы случайно соприкасались плечами или руками – меня накрывала волна отвращения, по его выражению лица я видела то же самое. Это радовало, ведь в такие моменты я верила, что мой план сработает, и мне не придётся его убивать?
Было спокойно и тихо. Он не любил включать музыку в машине. Хотя я не знала, есть ли она вообще тут. Я старалась не думать ни о чём, освободить голову от мыслей и подготовиться к мероприятию. Когда мы остановились у светофора, я услышала его голос впервые за это утро.
– Переживаете?
Вместо ответа я вскинула бровь и презрительно взглянула на водительское зеркальце, не понимая, зачем он открыл свой рот.
– Отец сегодня сильно занят? – максимально непринуждённо спросила я.
– Меня не посвящают в такие дела. – ответил он.
– Да неужели? – съязвила я.
На самом деле я переживала, очень переживала, но не могла понять – из-за чего больше. Мысли, воспоминания и нервы опять смешались, превратившись в уже привычное паническое состояние, которое пока было на минимальном уровне. В голове проскальзывала ещё одна мысль, которая появляется каждый год в один и тот же день, как бы я не пыталась её игнорировать.
Эта мысль звучала так: "Папа снова не придёт посмотреть?".
Сейчас она звучала в голове резче, чем обычно, ибо не было мамы. Мамы, ради которой я и выходила тогда, на сцену, чтобы увидеть её довольное выражение лица и услышать радостные выкрики, о том, что на сцене её дочь… Мне было больно осознавать, что отцу так и не хватило времени подумать начать всё заново. Мне было больно и грустно.
Мы заехали за кофе и поехали дальше. Я посмотрела в зеркальце на свои губы, такие обветренные, красные и закусила нижнюю, почувствовав во рту легкий привкус крови. Потом я решила глотнуть кофе, и успешно обожгла себе весь рот.
"твою ж…"
– Вот. – протянул он одну руку назад, придерживая второй руль. – Это поможет.
В его руке была зелёная капсула, я ее пристально осмотрела, не торопясь брать и класть в рот.
– Это яд? – серьёзно спросила я.
– Да.
– Тогда-то что надо. – я закинула в рот эту капсулу, и она моментально растворилась, оставив странный привкус ментола во рту.
Мы остановились у школы. Машина отъехала так быстро, что чуть не унесла с собой мою руку. Я по-детски показала обожённый язык отъезжающей тачке и развернулась.
Школа как всегда встретила меня своим особенным запахом зависти, лицемерия и неприязни. Закрыв глаза, я с улыбкой вдохнула этот родную благовонию и прошла к шкафчику. На удивление он не скрипел. Вслед за открытой дверцей полетел кусочек бумаги. Я поймала его на лету и прочла: "Надеюсь, это тебе поднимет настроение… Бумаги и материалы по расследованию, ты сможешь найти в городской библиотеке. Назови пароль: D2.T3.S7. Тебе выдадут коробку. УДАЧИ!"
Дэни уехал со своим отцом в Воронеж несколько дней назад и выслушивал каждый день мои бесконечные угрозы в его адрес, за то, что бросил тут одну. Он всю эту неделю молчал, пытался не поднимать тему расследования, видимо готовясь, собирая информацию.
Я была готова сделать последнее для своей семьи, которая так легко отвернулась от меня в тяжёлое время, и для Дэни, который как и я, готов был весь мир опустить к моим ногам.
Я положила вещи в шкафчик, закрыла его и стала отходить. Сделав шаг назад, я почувствовала острую мимолётную боль в затылке и тихое "ай". Мне это напомнило недавний инцидент с кислотой. Я повернулась, держа затылок рукой. Там стояла Кристина, в костюме, с бейджиком участницы. Открыв рот для очередного наезда, мой взгляд зацепился за красивый кулон на её декольте.
Минута молчания, я не понимала свою заторможенность, но что-то заставляло не отводить от него взгляд. А потом я вспомнила…
"не может быть! Я забыла свой кулон! Мамин кулон на удачу! Нет нет нет"
Я начала нервничать. Кристина заметила мой взгляд и тоже посмотрела на него.
– Что-то не так? – спросила она.
В голове вертелось много ответов, но я не смогла выдавить и слова, мной овладевала паника.
Я медленно развернулась, и быстро пошла в туалет. Закрыла дверь и села на выступ с раковинами. Звонок на первый урок прозвенел. Конкурс начинается после третьего. У меня было где-то 100 минут, из которых 120 я потрачу на дорогу туда обратно, если побегу пешком и где-то столько же, учитывая утренние пробки, если поеду на такси.