banner banner banner
Покорять, а не быть покорённой
Покорять, а не быть покорённой
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Покорять, а не быть покорённой

скачать книгу бесплатно

Покорять, а не быть покорённой
Крицеже Александра

Дорогие сигары, маска, оружие, роскошные платья и ярко-красная помада. Шлейф арабского одеколона, туфли, бильярд, алкоголь и сладкий азарт. Представили? А юной леди, дочери русского Дона, бога криминального мира, а точнее – мне, и представлять не надо.Мир, в котором она живёт – каждый день пытается её убить и напомнить о самом больном, потерянном но не забытом. Казалось, худшее уже позади, что хуже и быть не может. Но она чувствует каждым сантиметром кожи прикосновение корявых пальцев туманного прошлого и страшного настоящего. В защиту своей единственной дочери глава русской мафии нанимает ей охрану, даже не думая, что и у странного телохранителя свои скрытые мотивы и секреты.Сможет ли она впустить постороннего человека в свой крохотный, разбитый, омраченный мир, в сердце которого хватает любви только на неё саму? Сможет ли она раскрыть опасное дело и спасти своих близких? Справится ли с новыми, непонятными чувствами? Ведь для неё это не то, что справится с каким-то оружием.

Крицеже Александра

Покорять, а не быть покорённой

приятного прочтения

Только из глубины отчаяния

может родиться надежда.

Вальтер Беньямин.

"Я люблю тебя". Это были последние слова, слетевшие с её прекрасных губ, которые меня больше никогда не поцелуют на ночь.

1 глава.

Я ехала в массивной черной машине, скептически осматривая серые улицы, дома и магазинчики. Погода была пасмурная, что вполне типично для поздней осени. Я оделась соответственно: черные узорчатые колготки, серая юбка в клеточку и черно-белый свитер с воротником, закрывающим еле видные синяки. Открыв зеркальце, я дотронулась до своей шеи и подняла взгляд. Нос был заложен, но запах новых кожаных кресел, и еще не до конца распакованного салона машины, еле долетал до меня.

– Уже? – равнодушно произнесла я, посмотрев на идеальное со всех сторон здание школы. – Вчера мы опоздали на тридцать две минуты.

– Разве не на тридцать? – спросил мужчина за рулём, мой отец.

Было немного странно слышать его рассеянный утренний голос, тем более зная, что этот голос я слышу крайне редко.

– Нет, я уверенна. – ответила я после короткой паузы и взглянула в водительское зеркальце.

– Вчера мы попали в длинную пробку, нам еще повезло, а сегодня я выбрал дорогу короче.

– А почему вчера ее не выбрал?

Папа промолчал, и я знала в чем дело. Он избегал моего взгляда и бегал глазами по дороге.

– Ты ничего не забыла? – добавил он и его взглянул в зеркальце.

Теперь я опустила глаза, открыла дверцу и быстро вышла из салона. Мне было очень непривычно слышать его голос, а тем более слова заботы в мой адрес. Когда его машина отъехала, я осталась стоять на стоянке провожая взглядом его машину. После мысленного "удачи" я всё таки развернулась и пошла в школу. Настроения не было, глаза зудели от бесконечных ночей в телефоне, а нос был всё так же заложен. Это создало картину ужасного негодования и отстойного начала этого дня.

Поднимаясь по ступенькам, я заметила хихикающих девочек, которые строили из себя American girl и пили свой кофе из старбакса. Они явно ошибались, думая, что сидя на ступеньках и кушая свой завтрак, они выглядят очень привлекательно. Я совершенно случайно задела ногой стаканчик с кофе, и он опрокинулся прямо на костлявую блондинку с неопрятным пучком.

Её подруга не сдержала смешка, а потом резко изменила свое лицо и стала помогать подруге, пока та, с видом убитой лани смотрела по сторонам, пытаясь найти обидчика.

– Какая жалость! – произнесла я и пошла дальше.

Я не плохая, нет, я люблю делать плохо другим, и от этого получаю удовольствие. Так что это совсем разные вещи. Теперь на моём лице была улыбка.

Школа встретила меня как всегда: "любезными" взглядами учеников и тошнотворным запахом рисовой каши. Дом, родной дом. Стоило мне потянуть на себя дверцу шкафчика, она тут же издала пронзительный вопль на весь коридор.

"только этого еще не хватало"– подумала я и сильно ударила ладонью по ней. На секунду стало очень тихо, но вскоре шум приглушённых разговоров вернулся и снова начал действовать мне на нервы. Я чувствовала, как сильно начинаю закипать.

– А ты давно её смазывала? – прозвучал голос за вмятой дверцей и я медленно ее закрыла.

Передо мной стоял высокий парень с светло-русыми волосами, чуть доходившими до ушей, и с самодовольной улыбкой. Его хрустальные голубые глазки смотрели на меня с каким-то детским азартом, а веснушчатый нос с горбинкой у самого лба был задран прямо к потолку. Я мельком его оглядела, и отметила про себя то, что он снова поздно лёг спать. Его округлённое лицо было отёкшим, а сложенные на груди руки ещё не были размяты.

– Последний раз ее смазывал ты, Дэниел. – выдохнув ответила я.

Я не могла отрицать того факта, что при виде Дэни, мне стало лучше. Он всегда появлялся в самые неожиданные моменты, в самых неподходящих местах и в самое неудобное время. Но ему всегда удавалось при встрече развести меня на каком-нибудь приколе или просто поднять мне настроение.

– А что мы такие хмурые? Не поела с утра?

Я уставилась на дверцу и вспомнила про завтрак, оставленный у папы в машине. От мысли, что придется кушать в столовой, синяки на шее дали о себе знать и немного заболели. Я сглотнула.

– Ладно, можешь всего лишь звать меня: "мой спаситель". – ухмыльнулся он и вытащил из-за спины контейнер.

"самовлюблённый мальчишка"

Я решила не показывать облегчения и просто сказала:

– Спасибо.

Дэни приподнял брови и шагнул мне на встречу.

– Это всё?

– Спасибо БОЛЬШОЕ. – протянула я, даже не смотря на него.

– Не слышу. – прошептал он.

Я закатила глаза и стала складывать вещи в шкафчик.

– Ты лучше скажи что здесь забыл.

– А ты не рада меня видеть? – с обиженным видом спросил он.

– Ради всех святых, не беси меня!

Я захлопнула дверцу шкафчика и вздрогнула от неожиданного резкого шипения у моего уха. Дэниел затряс безымянным пальцем в воздухе и начал дуть на него, наивно веря, что это поможет облегчить боль.

– Чёрт, Саша! – рыкнул он на меня и я выпучила глаза. Неловко.

– Ты же вроде собирался "оставить это место гнить, и никогда сюда больше не возвращаться"? – спародировала его я, пытаясь перевести тему.

– Ну это ты сказанула! Я так не говорил! – развёл руками он и уставился на меня, намекая на извинения.

– Именно так ты и сказал.

– Я просто встретил твоего отца по дороге, недалеко от школы, и он попросил передать тебе твой завтрак. Вот я здесь.

– Да уж, если завтрак от папы, то не жди ничего хорошего, – подмигнула я ему. – он совершенно не знает: что я ем. А ты всё таки не вернёшься в школу?

Дэни поджал губы и посмотрел на меня виноватым взглядом.

– Знаешь… Единственное что меня тут держит, это ты. Но ходить сюда после Ватикана, когда можно работать дома – не лучшая из моих затей. А с тобой мы видимся всегда и везде. – он говорил искренне, но неубедительно, его хрустальные глазки немного погрустнели.

Я устало закрыла глаза и облокотилась плечом на шкафчик, мои руки собрались в замок на груди.

– Хорошо, но запомни, я мстительная. – взглянула на него я и подмигнула.

На мгновение лицо друга стало непроницаемым и пустым. Такое бывает когда резко что-то вспоминаешь или когда задумываешься.

"мечтатель…"

Я пощёлкала ему пальцами перед лицом и он очнулся. На его лице снова появилась самоуверенная улыбка, и он открыл рот чтобы что-то сказать, но его перебил звонок.

– Что? – крикнула я

– Я приду за тобой после уроков. – крикнул он в ответ и скрылся в толпе.

. . .

Начались уроки. Самая бесполезная вещь на свете. Чаще всего я что-то вырисовывала в учебниках, тетрадях или на партах, могла часами смотреть в одну точку и о чём-то размышлять. Все слова учителей проходили мимо меня, меня никогда не вызывали к доске и никогда не спрашивали. Если мне было безумно скучно, я просто уходила с уроков просиживать время в школьном дворе.

Дворик был на самом деле очень красивым. Частенько, будучи ещё глупенькой маленькой девочкой, я представляла себе, как мы всей семьёй раскладываем тут палатки и хорошо проводим время. Я горько улыбнулась от этих глупых фантазий.

Со дня трагедии прошло ровно полгода. На улице было прохладно, ведь сейчас без пяти дней ноябрь. Но мне такая обстановка нравилась больше, чем душный воздух в классе. Я достала сигарету и закурила. Серый слабый дым заполнил мои лёгкие, глаза закрылись. Я задержала дыхание. Не хотелось о чём-то думать, а избавиться от мыслей помогали только такие затяжки. Они расслабляли.

Я прикусила сигарету и открыла контейнер с едой.

– Ненавижу гренки! Нельзя было что-нибудь по лучше придумать? – завопила я в небо.

Пришлось довольствоваться тем, что имею. В моём портфеле всегда что-нибудь лежит. И я без понятия, когда успеваю всё это купить. Моя рука прошлась по дну портфеля, по всем карманчикам, и теперь со мной на земле лежали: смятый протеиновый батончик, целая жвачка со вкусом кокоса и остаток от шоколадки.

"хоть что-то"

Пока я открывала батончик, в голову мне лезли навязчивые мысли, они так и просили вспомнить, упасть глубоко хоть в какое-то воспоминание, застрять там и скоротать время. Это было заманчиво, но я потрясла головой и взглянула в отражение воды в пруду.

"я уже не видела её целых две недели" -подумала я и попыталась ощутить хоть что-то, хоть какой-то признак присутствия мамы.

У нас с ней всегда была какая-то связь: мы могли делиться мыслями не открывая рта, мы могли быть в разных комнатах и понимать когда и у кого изменилось настроение. Так однажды мы втроём ходили на побережье абхазского моря и дошли до берега под названием " Брайтн Бич"; меня кольнул испуг. Мама сжала мне руку и попросила папу сходить за мороженным.

– Не бойся, малышка, мы будем рядом. – сказала мама и присела на корточки. Мне тогда было десять.

– Они такие большие, эти волны… это же они забрали тётю Свету? – спросила я смотря в след папе.

Любая бы другая мать скрыла бы правду, чтобы не напугать ребёнка, но моя сказала правду:

– Да.

"а меня? А меня они смогут забрать? Я же еще маленькая"

– Не переживай, ты им не нужна. – улыбнулась мама, но я видела в её глазах страх. Не страх волн, а какой-то родной, семейный, материнский страх.

– А ты попросила папу отойти, чтобы он не подумал, что я слабая, и что я боюсь?

– Папа сам боится этого берега.

– Он умеет бояться?

– Да, он всегда боится, но его талант в том, чтобы не показывать этого.

Я опустила голову вниз и взглянула на волны.

– Если ты не хочешь, я могу предложить папе другой берег, и сказать, что я боюсь. Тогда всем будет хорошо. – её волнистый локон опустился ей на глаза и стал легонько покачиваться от ветерка. Мама следила за этим локоном и в конце концов сдула его с лица.

– Нет, мам, я…

– Кто просил мороженное? – неожиданно сказал папа и мы обе вздрогнули.

– Мне самое большое! – мама вскочила и выхватила из рук у папы большой рожок с белоснежным пломбиром, покрытым шоколадным допингом.

Я так и осталась смотреть на метровые волны, поглощающие смельчаков.

– Ну что, трусишка, готова научиться покорять волны? – спросил папа и приобнял маму за талию. Папина уверенность в голосе придала мне больше смелости. И тогда я уверенно улыбнулась, и сказала:

– Я хочу покорять, а не быть покорённой.

Сейчас же я сидела на берегу пруда, кормила рыбок гренками и смотрела куда-то в пустоту.

"… а не быть покорённой"

На удивление наша связь с мамой стала ещё сильнее после её смерти. Вот только эта связь меня пугала… Её образ ко мне приходил регулярно во снах. Всю первую неделю я просыпалась в холодном поту от своего же крика, если вообще спала. Мне снились в основном фрагменты из воспоминаний, но конец всегда был ужасным. И однажды, я увидела её.

Тогда я стояла на похоронах. Священник читал молитву, а я ничего не слышала, просто смотрела на сырую землю под ногами. Что-то заставило меня поднять голову. Я подняла, но ничего не привлекло моего внимания. Шея заболела от резкой смены положения, и только тогда я заметила какой-то силуэт в роще, которая находилась от нас в двадцати метрах.

Я проморгала и увидела её нечёткий контур: пышные волнистые волосы, хрупкие плечи, ровные руки, бёдра, ноги. Она была в черной шляпке, в свободном чёрном платье и на её любимых шпильках. Я осмотрела её с ног до головы, но не повела даже мускулом на лице. Я была уверенна, что это галлюцинация, была уверена, что это мне кажется. Я смотрела на неё, на её лицо, на её поднятые в домик брови, просящие прощения, на её глаза, полные блеска, а может, и слёз. Перестав мучить себя, я вдохнула воздух и позволила плечам тихонько вздрагивать. Тогда она растворилась в воздухе так же как и появилась.

После всей этой церемонии я оставила папу с его товарищами, оказывающими ему нужную поддержку, а сама на плетущихся ногах пошла в ту рощу. Придя туда, я внимательно оглянулась, посмотрела за каждым деревом и за каждым кустиком. Потом вернулась на место, с которого начала поиски и опустила голову. Тогда я увидела две точки на земле, присела, дотронулась пальцами до земли и нахмурила брови. Это были следы от шпилек.

После этого я видела её везде: в гостиной, на улице, в коридорах школы. И я не считала её каким-то злым духом, когда, проходя мимо моей комнаты – видела её там, нет, я считала её своей галлюцинацией. Я буквально ощущала её присутствие, знала в каком она углу комнаты или с каким выражением лица она. Я пыталась пить меньше успокоительного, думая что это просто побочный эффект, ведь глицин я просто глотала пачками, но ничего не менялось.

И однажды я вышла в лес за железной дорогой, находящейся где-то в пяти километрах от дома, и зашла в самую глубь. Не знаю зачем я туда пошла: чтобы потеряться или чтобы увидеть её, но потеряться не получилось точно – уж слишком я хорошо ориентируюсь в лесах, спасибо папе. Когда я села на поваленное бревно, я подняла голову, но небо разглядеть не получилось, были видны только переплетённые кроны деревьев. Тогда я опустила голову и увидела маму. Теперь я поняла, что этого и хотела. В этот раз она стояла очень близко – всего лишь в трёх шагах от меня. Немного помолчав, я сквозь пелену в глазах и ком в горле, тихо произнесла:

– Привет.

Где-то вдалеке прозвенел звонок, наверное второй по счёту, и я снова очутилась перед небольшим прудиком. А её нигде не было, я это знала. Что бы я ей сейчас сказала? Мы с ней никогда не разговаривали о том, почему она здесь, или о том, почему я её вижу; мы не говорили о похоронах, да и в принципе о её смерти. Я будто боялась, боялась что спугну её, и больше она не придёт.

Руки уже околели, нос чутка онемел, а ноги заныли от их скрученного положения. Сигарета потухла. Я встала, закинула портфель на спину, выкинула контейнер с окурком в мусорку и пошла к выходу. Оказавшись у массивных дверей школы, которая больше походила на какую-то академию, я взглянула на дорогу.