скачать книгу бесплатно
– Я вроде бы не потерей памяти страдаю…
– Ребята, давайте уже за стол, – мама нерешительно дотронулась до моей руки, бросив на меня долгий тревожный взгляд.
Я пожала плечами. Главное – ничем себя не выдать. Главное – чтоб всё выглядело, как обычно.
Я подхватила Женьку под локоть и направилась к беседке. Папа всё еще задумчиво размахивал опахалом над шашлыком.
– Пап, – Наташка принюхалась, – ты уверен, что еще не пора снимать с решетки? А то пахнет так, будто уже почти поздно…
В самом деле, от мангала поднимался густой аромат пережаренного мяса.
Мама бросилась на выручку едва не загубленному ужину, тетя Света громоподобно расхохоталась, Наташка засуетилась. Одни мы с Женькой стояли в задумчивости: я от самой задумчивости, Женька – от того, что я вцепилась в ее локоть.
Подошел Столбов. Я заметила, как его рука поднялась вверх в намерении приобнять меня за плечи, но Пашка вовремя натолкнулся на мой взгляд и безвольно опустил руку.
– Вот на секундочку отошел, а здесь уже коллапс, – ехидно отметил он и подмигнул мне, засовывая руки глубоко в карманы.
У меня закипело внутри, выплескиваясь:
– Твое мнение забыли спросить!
Женька дернулась и больно толкнула меня под ребра. Мама и Наташка замерли, а тетя Света округлила глаза. Над столом повисла неловкая пауза.
Пашка примирительно улыбнулся, устраиваясь на лавке:
– Не кипятись. Просто шутка юмора…
«Шутка юмора». Как достали эти его дурацкие словечки. Меня передернуло.
– Давайте ужинать, – словно выйдя из анабиоза, снова засуетилась мама.
Наташка и мама отчаянно шутили весь вечер, стараясь разрядить обстановку. Тетя Света больше не хохотала, испепеляя меня взглядом. Она даже ела меньше обычного, так как глаза были заняты не выбором очередного куска мяса, а лицезрением моей физиономии. Пашка загадочно улыбался.
Мне показалось, или в его улыбке сквозит победа?
Я похолодела. Черт дернул меня сорваться. Можно же было придумать колкую шуточку. А сейчас…приходится терпеть эту самодовольную физиономию.
Женька пнула меня под столом: на меня все смотрели.
– Ты не ответила, Лид, – Женька пришла на помощь. – Тебя тетя Света спросила, всё в том же месте ты работаешь.
– Да, в том же, – кивнула. – Стабильность – наше все.
Тетя Света наклонилась ко мне через стол, выразительно выпучив глаза:
– А Пашка-то у меня ввысь пошел.
– На повышение? – уточнила Женька.
Тетя Света кивнула, не отрывая от меня взгляда, будто гипнотизируя:
– Точно. На повышение. Большие дела теперь парень делает.
Да уж. Здесь я, видимо, должна была впечатлиться. Я прислушалась к себе – ничего, никаких эмоций, кроме раздражения.
– О, круто. И чем теперь занимаешься, Паш? – вовремя встряла Наташа, не дав мне сказать еще какую-нибудь колкость.
Столбов вальяжно уперся локтями в стол, шумно набрал в легкие воздух:
– Фактически, Нилова заменяю, – и выразительно посмотрел на меня.
Нилов – это начальник группы переводчиков в МИДе. Департамент лингвистического обеспечения МИДа – вернее, так.
Классный мужик. Преподавал у меня на курсах.
– А сам Нилов где?
Пашка вытаращил глаза:
– Дорогая, да ты вообще из обоймы выпала! Нилов уже месяц как при ООН!
Впервые за этот вечер я посмотрела на него в упор.
– То есть ты всерьез намереваешься занять кресло ДимДимыча? – это было институтское прозвище профессора Нилова. Столбов покраснел от удовольствия. Отчего бледная до синевы кожа покрылась пятнами.
Господи! А ведь я же по нему с ума сходила! Каких-то шесть лет назад! Неужели такой дурой была?
Пашка уже вещал о своей важной роли в Департаменте. Что без его визы ни один вопрос не решается. Со всем вниманием его слушала только тетя Света. Мама с Наташей тревожно на меня поглядывали. Женя то и дело тревожно вздыхала и поглядывала на меня. Папа мрачно молчал, на его тарелке остывал небольшой кусок шашлыка, который он так и не съел.
4
Я едва дождалась окончания ужина, схватила стопку тарелок и умчалась их мыть на кухню.
Вода успокаивала. Хотя мне казалось, что при соприкосновении с ней от рук пойдет пар – так все кипело м клокотало внутри.
Я умыла горячее лицо. Кажется, щеки даже припухли. Из головы не выходила самодовольная физиономия Столбова, длинные тощие руки, из-за воспоминаний, как он касался меня, начало мутить.
И, черт возьми, что он здесь делает? Какого беса приперся, да еще и с тетушкой в виде тяжелой артиллерии? Я только сейчас с ужасом поняла, что ни он, ни тетя Света особо никуда не торопятся, и есть риск, что они останутся на ночь!
– Это уж дудки! – вырвалось у меня. Хотя от меня ничего не зависит, без меня все решили.
– Лид, ты здесь? – через коридор прошуршали мамины шаги. – Ты чего в темноте?
Точно, я даже свет забыла включить. Мамина рука повисла в воздухе в сантиметре от выключателя.
– Не надо, мам, – тихо попросила, еще не хватало, чтобы она увидела мое лицо сейчас.
Она подошла ко мне, обняла за плечи, прижалась лбом к моей прямой как палка спине.
– Лидок, так нельзя.
– Что именно нельзя?
Мама вздохнула:
– Столько лет прошло. Люди ведь меняются.
– С чего бы это Столбову меняться? Какие такие катаклизмы в его судьбе произошли, чтобы он стал другим?
– Почему именно катаклизмы? Ты опять все драматизируешь, дочь. Люди просто умнеют. Это им свойственно, понимаешь? А ты Паше даже шанса не даешь.
Я постаралась ровнее дышать. Ему, значит, надо еще и шанс дать.
– То есть ты на его стороне?
Мама потерлась лбом о мою спину:
– Глупая. Я всегда за тебя. Просто, иногда надо посмотреть на ситуацию со стороны, чтобы увидеть главное. Я могу. А ты, видимо, нет. И это мне еще раз подсказывает, что я права: у тебя что-то осталось к нему, к Паше. И это должно либо снова вас сблизить, либо перегореть в пепел. Понимаешь?
Она отстранилась от меня, шумно чмокнув в шею.
– За плечами не должно оставаться незавершенных дел. А это, видимо, не завершено, – отозвалась она уже на выходе из кухни. И голос ее растворялся в сгущающихся сумерках.
– Мам, а если всё еще больно?
Она помолчала. Тихо выдохнула.
– Тем более.
Мгновение, и скрипнула входная дверь, впустив внутрь тихий ручеек беседы, доносившейся из сада и тонкий запах костра.
Вдоль дома мелькнула сутулая тень, и через мгновение раздался тихий стук по стеклу:
– Лид, ты здесь?
Пашка. Быстро вытерла лицо полотенцем, уже на ходу приглаживая волосы, и выскользнула во двор.
– Чего барабанишь? – бросила я в темноту. Пашка выплыл из-за угла дома на мой голос.
– Тебя ищу, естессно, – я вздрогнула. «Естессно» – любимое Пашкино выражение. Когда-то меня забавляло. А сейчас?
– Зачем?
Пашка приобнял меня за плечи, увлекая дальше от беседки с ее неторопливым разговором.
– Пойдем, пройдемся, что ль.
«Что ль» – еще одна старая присказка, от которой меня воротило. Люди меняются, значит? Видимо, это не тот случай.
Но я пошла.
Мы пересекли укрытый туманом двор и вышли за ворота. Ноги утопали в мягком, сыром песке, еще не просохшем после дневных дождей. Звуки путались в ветвях, терялись в тумане, из-за чего ощущение сюрреалистичности происходящего усиливалось. Я и Пашка Столбов, вечер, мутные фонари над головой. Это точно опять происходит со мной?
Миновали нашу улицу. По скользкой, покрытой вечерней росой траве вышли к ручью. Я поежилась: то ли от нервов, то ли от прохладной сырости, тянувшейся от воды.
Пашка снял джемпер, протянул мне, протянул руки, чтобы заботливо укутать. Привлек к себе.
Его руки. Я уже забыла, какие у него руки.
Он ведь очень высокий, Пашка. Высокий и худой как жердь. И руки у него длинные и жесткие.
Когда-то я их называла волевыми. Сейчас мне было тесно в этих объятиях.
Я выставила вперед локти и высвободилась. Он смутился, чуть отстранился, но тут же взял себя в руки и плотнее запахнул на мне свой джемпер.
– Замерзнешь, – голос с хрипотцой, когда-то сводивший меня с ума.
– Не дождешься.
Я отошла ближе к ручью. Ежедневные дожди почти превратили его в полноценную речку. Еще чуть-чуть – и можно купаться. Пашка встал рядом.
– Ты зачем приехал?
– Может, соскучился?
Я вздернула бровь:
– Это ты у меня спрашиваешь?
Он пожал плечами:
– Просто не знаю, какой ответ тебя устроит.
Я подняла с земли пару камней, бросила в воду:
– Меня устроит правда. Так зачем?
Пашка молчал. Тоже наклонился, взял несколько камней, запустил в шумный поток. Кашлянул:
– Ты вообще как живешь? – в желтом свете уличного фонаря он был похож на птицу.
Я скрестила руки на груди:
– То есть ты появился через шесть лет для того, чтобы поинтересоваться как я живу? Так? Нормально живу. Об этом мог бы спросить и у свой тетки. Не пришлось бы вечер убивать, тащиться в такую даль.
Его руки скользнули по моей талии, обвивая ее. Рывок – и он уже прижимает к себе мою голову, нежно гладит шею. Горячее дыхание у виска:
– Брось, Лид. Я скучал без тебя.