скачать книгу бесплатно
– Вы с честью выполнили свой долг. – сухо продекламировал он уже заученную фразу.
Начкар и еще несколько бойцов, что были ближе всех, последовали его примеру. Это было ничем иным, как ставшей будничной в эти дни, к сожалению, традицией прощания с погибшими. Быстро, но с достоинством. Позже их тела сожгут, а останки выбросят за стены.
Среди погибших оказался и тот молодой солдат с отросшими черными волосами и небритым лицом. Но глаза его уже не светились энергией молодости, а лишь безразлично смотрели в ночное небо.
Примерно к шести утра капитан Макаров сдал пост сменщику и, петляя по захламленным темным переулкам, отправился домой. Курган, как всегда, не спал. Нищие и днем и ночью просят милостыню, грязные бездомные спят в под самодельными навесами из ржавых кусков жести, лома картона. В темной вонючей луже матери моют своих детей, само собой, чище от этого они не становятся. Старые развалины, которые местные считают роскошными кондоминиумами, освещаются факелами, горелками, свечами, масляными лампами, даже лучинами, отапливаются по-черному, так, что из многих окон валит черный вонючий дым, ведь жгут всякий хлам, вроде старых покрышек, пластиковых бутылок и прочего. Как вообще можно дышать в помещении, капитану было непонятно. Однако, наступили такие времена, когда люди были согласны ежедневно травиться ядовитыми парами пластика, лишь бы не замерзнуть насмерть.
Петляя по узким улочкам, капитан вырулил на некогда широкий проспект, сейчас застроенный хижинами из всякого хлама, заставленный старыми палатками и все это также служит жилищами. Всюду костры, у которых греются люди, все шумят и занимаются своими делами. Но капитана ждало его жилище под землей. Он спустился по подземному коридору и свернул к тяжелым дверям, ведущим к станции метро. Усталый охранник на входе лишь кинул мимолетный взгляд на Макарова и сразу опустил голову, пытаясь немного поспать, прислонившись к стене. Когда-то за такое его бы наказали, но сейчас, увы, другие времена, людям приходится работать сутками, чтобы хоть как-то выживать, потому на засыпающих на ходу людей давно никто не ругается, все всё понимают.
А вот за дверью начиналась более-менее ухоженная станция. Солдаты старались поддерживать тут относительную чистоту. Конечно, вряд ли кто-то, кроме высших чинов, стал бы осуждать бойцов, если б они этого не делали. Большие военные палатки служат здесь казармами для солдатни, а офицеры живут в штабных палатках и далеко немногие из них могут позволить себе отдельную, но капитан мог. Годами честной службы и доблестью в сражениях с одержимыми он заслужил себе небольшую отдельную палатку с раскладушкой, буржуйкой и электроплиткой. Военные были той категорией, которая могла пользоваться электричеством для освещения и бытовых целей. Большинство не могут позволить себе электричество вовсе. Топливо для генераторов достается с большим трудом разведчиками и практически полностью расходится на нужды войск. Жалкие остатки продают перекупщикам по огромной цене, а те уже спихивают его желающим по цене баснословной. Буквально единицы могут позволить себе свой генератор и топливо.
Макарову очень хотелось прямо сейчас завалиться на раскладушку и поспать хотя бы пару часов, но, по факту, свободного времени у него лишь полчаса, которые он решил отвести на завтрак, коим послужит банка консервированного зеленого гороха с говядиной. Он аккуратно вскрыл банку ножом и поставил разогреваться на плитку. Может и не завтрак чемпиона, но многие не могут себе позволить даже это.
Капитан размышлял о предстоящей работе – грязной, отвратительной, но весьма необходимой. Он возглавит группу чистильщиков по своему району. Нужно собрать все тела умерших за прошедшие сутки, расположить в одном месте и сжечь. И отвратительна эта работа вовсе не тем, что приходится возиться с трупами, ведь в нынешних реалиях это обыденное дело, а фактом того, что у многих гражданских тела их родственников, друзей приходится буквально выискивать и отбирать со скандалами и угрозами. Хоть каннибализм строго запрещен и карается, как минимум, изгнанием из Кургана, но он процветает, как бы ни было стыдно это признавать. Как когда-то давно в тяжелое военное время в блокадных городах люди прятали тела своих родственников, чтобы получать на их имена продукты, а иногда даже чтоб съесть их и не умереть от голода. Сегодня все повторяется снова, но уже в куда более обширных масштабах. Капитан уже не единожды лично участвовал в арестах людей по обвинению в каннибализме и укрывательстве мертвых тел. Ему никогда не забыть случай, когда ему пришлось лишить двух детей их отца: их мать умерла от инсульта, а он спрятал тело и разделывал на мясо, кормя им своих детей. Разумеется, все кому не лень осуждали его и готовы были растерзать на месте, но глубоко в душе все эти люди до ужаса боялись оказаться на его месте. Человек был инвалидом, он с трудом передвигался из-за старой травмы позвоночника, а поэтому не мог получить хоть какую-то работу. Для него это был единственный способ прокормить своих детей. А ближайшие соседи не постеснялись заложить его. В тот день группа чистильщиков, во главе с капитаном Макаровым, вошла в его разваливающуюся хибару и просто по запаху определила, что остатки тела лежат под полом. Мужчина не сопротивлялся. Выглядел абсолютно отрешенно. Он знал, что однажды за ним придут, однажды все узнают. Как выяснилось позже – дети были в курсе всего. Ну а в итоге отца семейства решили изгнать, а детей отправить в сиротский приют, пусть они и знали, что делают, но сами себя они обеспечить не могли, так что и выбора у них никакого не было.
Изгнанника следовало, как и других таких же, спровадить за ворота. Но не прошла группа и ста метров, как отец выхватил у ближайшего чистильщика пистолет и застрелился. За такую оплошность и нерадивый солдат, и сам капитан получили дисциплинарные взыскания в виде сокращения недельного пайка.
Жирок уже вовсю шкворчит, а значит пора перекусить по-быстрому. Черт знает, из чего делали в свое время эти консервы, но попробуй сейчас найди что-то сытнее и вкуснее. Капитан присел на раскладушку, прихватил горячую банку толстым рукавом своей теплой куртки и приступил к трапезе, рассматривая в процессе карту города, приклеенную к стенке палатки скотчем. На ней он сам маркером размечал улицы, по которым уже нельзя пройти из-за разрушенных зданий, пунктиром отметил границы стен оплота, а за их пределами красным маркером нарисовал скалящийся череп, потому что за этими стенами ждет только смерть.
Растягивать свою трапезу слишком надолго ныне моветон, так что Макаров максимально быстро разделался с консервами, бросил банку в пластиковый мешок и покинул свою палатку, направившись к правому перрону. Там из досок соорудили небольшой плац, на котором при необходимости можно было провести построение или просто сбор. Капитан взобрался на него и, взяв в руки мегафон, подал сигнал к сбору чистильщиков.
– Дежурным по очистке северного района – отбытие через пять минут. Повторяю, дежурным чистильщикам северного района – отбытие через пять минут.
Все, кто нужно, уже и так знали о дежурстве, но объявить все же следовало.
Долго ожидать не пришлось. Уже спустя пару минут перед Макаровым собралась его группа на предстоящую неделю: пять солдат, экипированных, помимо всего прочего, черными рабочими халатами, респираторами и защитными очками. Эти вещи им полагалось носить на дежурствах постоянно, снимать очки или респираторы можно было только после окончания смены или при особом распоряжении. Так что даже сейчас все уже нацепили на лица очки и маски, так что понять, были ли среди них знакомые капитана трудно.
– Значит так, правила вы знаете. Если есть первоходы, то поясню вкратце: все переговоры с гражданскими веду только я, вам можно переговариваться только между собой. Переговоры с командованием и патрулями веду только я. О любой замеченной подозрительной активности, я подчеркиваю, о ЛЮБОЙ подозрительной активности сообщать незамедлительно. Открывать огонь только по моему приказу. Перчатки, респираторы и очки не снимать. И все будьте наготове, отчаявшиеся люди могут пойти на все что угодно. Вопросы есть? Вопросов нет! Все за мной.
На сегодня никаких дополнительных данных на досмотры не поступало, потому капитан проводил стандартный обход.
Первый на очереди – палаточный городок на проспекте, где собственно и находится станция метро. Самый простой и самый быстрый обход, ведь прятать трупы в маленьких туристических палатках и самодельных хибарах крайне проблематично. Приняли всего два тела, да и те сдали добровольно. Никаких стычек и скандалов, но это пока.
Далее – двухэтажки на северо-востоке. Многие давно заброшены, потому что либо рухнули, либо уже вот-вот рухнут. Но в уцелевших обитатели уже не столь скромные, как в палаточном городке. Имеющие бетонную крышу над головой уже мнят себя местной элитой. Большая часть домов живет коммунами, имеют общие средства на обслуживание генератора. Вот только на словах это все звучит приемлемо, а на деле каждый мечтает изжить своего соседа по комнате и проживать в «шикарных апартаментах» в гордом одиночестве, или пропихнуть в них своих родственников, друзей и знакомых. Так что жизнь в таких условиях напоминает прогулку по минному полю: один неосторожный шаг, и тебя уже скручивает патруль по обвинению в воровстве, спекуляции, каннибализме или даже в связях с черным рынком и самим неуловимым Черным Линдоном.
Проблемы начались уже в первом доме, с написанным мелом на стене номером
«115 А». Лишь завидев приближающуюся бригаду чистильщиков, худощавый подросток со скоростью ветра влетел в дом, попутно крайне громко предупреждая обитателей о скором визите. Внутри началась суета, все пришло в движение. Нельзя дать им время подготовиться, поэтому капитан Макаров приказал ускориться и приготовить оружие.
Стук в дверь. И в доме мгновенно воцарилась мертвая тишина. Эти люди буквально уже сделали все что могли, чтоб навести на себя массу подозрений.
Снова стук в дверь. В ответ снова тишина.
Макаров подал знак и вся группа ввалилась в дом с автоматами наизготовку. Послышались какие-то оханья, невнятные восклицания и возглас солдата: «Первый этаж чист!». Только после этого в дом вошел и сам капитан.
Капитан уже приготовился к худшему и был намерен в любую минуту приказать своим людям открыть огонь на поражение. Однако, несмотря на худшие опасения, бойцы не встретили внутри никакого сопротивления.
Не успела группа рассредоточиться, как жильцы дома уже затаились по своим комнатам и затихли. И это напрягает еще больше, ведь если они ведут себя так не типично для таких обходов, то это значит лишь одно – они что-то замышляют. И, наверняка, преступное. Макаров, держа свое оружие наготове, дал команду бойцам продвигаться вглубь дома.
Длинный темный коридор, вся штукатурка давным-давно облупилась, оголив пористый бетон. По правой и левой стороне расположены по две двери, когда-то отделявшие частные квартиры, ну а теперь люди были счастливы даже имея одну крошечную комнату в таком доме. Старый деревянный, скрипучий паркет, чуть меньше чем полностью, сгнил и развалился, а большей частью был разбит буквально в щепки. Странно, что его не своровали раньше, пока он еще был похож на роскошное напольное покрытие мирных времен. С потолка свисают несколько цоколей, в которых раньше были вкручены электрические лампочки, а теперь это просто паутина из старой оборванной проводки с облезшей изоляцией. И снова странно, что алюминий не украли.
Группа ворвалась в первую квартиру. И никого там не обнаружила. Место явно было обитаемо, об этом говорила куча старых матрасов и одеял, обшарпанный стол в углу заставленный посудой, в нескольких чашках осталась недоеденная жильцами еда, почти развалившийся шкаф, заполненный одеждой, той же посудой и личными вещами. В квартире была лишь одна жилая комната и ванная. Там обнаружился лишь кусок некогда разбитого фаянсового унитаза и чугунная ванна, в которой также был постелен матрас и одеяла.
В следующей квартире жильцов также не обнаружилось, но вот следы их присутствия явно проглядывались. Тут было уже две жилых комнаты и если первая практически не отличалась от предыдущего жилья, то вот во второй хранились общие припасы. Два больших мешка гречки, мешок риса, канистра бензина и небольшая пластиковая коробка, наполовину заполненная упаковками круп и макарон. Комнатушка маленькая и все это добро занимает большую ее часть, так что на первый взгляд это выглядит солидным запасом, но на самом деле, учитывая количество жильцов, это совсем немного. Капитан был почти уверен, что все жители дома питались максимум один раз в день. А припоминая увиденного ранее тощего подростка, он предположил, что частенько им приходилось есть и через день.
В третьей квартире бойцы все же нашли людей: две пожилые женщины забились в угол комнаты и старались даже не дышать. Взгляд их был озлобленный и испуганный. Впрочем, неудивительно. Гражданские боялись патрулей чистильщиков. Мир может быть и рухнул, но правил и законов было все еще много, а вот наказания за их нарушения стали предельно жестокими. За преступления, только в лучшем случае, их могли выгнать за пределы Кургана, а в худшем – застрелить на месте. И в том и другом случае все их имущество реквизировалось в пользу нынешней власти. Люди это прекрасно знали, потому искренне ненавидели чистильщиков, которые по долгу службы обязаны были сунуть нос абсолютно везде.
– Если вам есть что скрывать, то говорите прямо сейчас. – обратился капитан Макаров к старушкам.
Но те лишь промолчали.
– Где все остальные обитатели дома? Почему прячетесь?
И снова молчание в ответ.
Капитан устало потер переносицу и сказал:
– Ладно, я предлагал по-хорошему… Внимание! Все тут обыскать, все перевернуть! Досмотреть женщин немедленно!
Приказ был выполнен дословно. Патрульные перевернули всю квартиру вверх дном, заглянули в каждый ящик, каждую сумку, каждый карман. Презрение в глазах старушек сменилось ужасом, когда под прицелом автоматов их заставили выворачивать карманы. Весь обыск занял минут двадцать, но ничего подозрительного так и не нашлось.
Группа переместилась в четвертую квартиру. Тут вновь не оказалось ни одного человека. Однако, в голову Макарова закрались некоторые сомнения. Судя по звукам, которые он слышал еще на подходе к дому, тут явно больше чем два жильца, так еще и тот подросток куда-то исчез. Он решил вновь отдать приказ тщательно обыскать и эту квартиру. Но, к сожалению, это ничего не дало.
Больше никаких явных проходов в доме не было. И тогда капитану пришла в голову интересная мысль.
Чистильщики вернулись в третью квартиру. Бабульки все так же сидели в том же углу на куче одеял и порванном матрасе.
– Так! А ну быстро встали и перешли в противоположную сторону комнаты! – грозно рявкнул капитан им.
Их обыскивали прямо на том месте, где они сидели, поэтому поднять тот матрас не было возможности. И сейчас приказ встать и передвинуться заставил их запаниковать. Они вцепились в матрас, как утопающие в спасательный круг, однако все еще продолжали молчать.
– Бойцы, оттащить гражданских!
Естественно, старым бабушкам не тягаться с вооруженными чистильщиками. Они переползли и вжались в другой угол. Капитан выдвинул тот матрас и обнаружил в полу под ним деревянный люк.
– Мы нашли проход в подвал! Всем, находящимся внутри, приказываю немедленно подняться сюда с поднятыми руками!
Но из-под люка не донеслось ни звука.
– Я считаю до десяти и кидаю внутрь гранату! – пригрозил капитан, но слукавил: гранат ни у него, ни у его людей не было.
И тут подали голос две бабушки, сидящие в углу:
– Нет! Не надо, они выйдут! Не надо!
Под полом началась суета, топот и гомон. Крышка люка открылась и спустя минуту в комнате уже было шесть обитателей дома, не считая двух старушек. Среди них был и тот тощий подросток. Теперь ясно, где они прятались все это время.
– Что вы там прячете? – спросил у них капитан, указывая пистолетом на открытый люк.
Сразу три человека хором ответили: «Ничего!». Это ли не повод обыскать там все.
Макаров приказал трем бойцам остаться и следить за гражданскими, а сам спустился с остальными в подвал. Старая, хлипкая деревянная лестница, как оказалось, вела в довольно просторное помещение, хоть и не высокое, ведь голова едва не задевала перекрытия пола. По углам расставлены электрические светильники, запитанные от автомобильного аккумулятора через бесперебойник. Большую часть пространства заполнял какой-то хлам, но вот только одна железная кровать сразу привлекла внимание группы. К ней привязан мужчина, одетый в невероятно грязное тряпье, источающее сильнейшее зловоние. Похоже, его не освобождают даже для справления нужды. Длинные спутанные волосы покрыты коркой грязи, жира и перхоти, а во рту тряпочный кляп, да и сама голова туго привязана, чтоб он не мог ей пошевелить. Правая рука опухла и почернела, левая помимо этого еще и неестественно изогнута в локте, видимо его связали так крепко, что кровь перестала поступать в конечности. Пальцы на ступнях также почернели. Из уголков глаз проступает гной, белки покрыты сеточкой лопнувших кровяных капилляров, на левом зрачке четко проглядывается бельмо.
Невольник заметил бойцов и заметно оживился, хотя, на первый взгляд, капитан посчитал его мертвым. Привязанный начал дергаться, мычать и пытаться двигать омертвевшими руками.
– Уберите кляп. – дал команду Макаров. Он изо всех сил старался сохранять спокойствие и выдержку, ведь на самом деле его буквально выворачивало наизнанку от вида и запаха бедолаги.
Чистильщики перерезали кляп и заодно ту веревку, что фиксировала голову. Хотя, освобождать пленника от остальных пут они не спешили.
Человек поднял голову и внимательно осмотрел всех присутствующих, затем его губы растянулись в жуткой звериной ухмылке, обнажая раскрошившиеся сгнившие зубы.
– Пвфифет… у мея дафно не фыло нофых дфхузей!
Капитан было хотел приказать освободить его, но что-то показалось ему в пленнике странным: на вид измученный и буквально умирающий пленник будто абсолютно не страдает. Он выглядит… довольным? Прямо как ребенок, которому вручили новую игрушку. Может он свихнулся от мучений? Тогда как он смог выжить?
– Почему тебя связали?
– Дфугие дфхузья? Они скахали фто я щаболел! А мне пфхосто штафо ихтехресфно…
Вдруг пленник замолчал и сосредоточенно уставился в никуда.
– Интересно что?
– А? О! Novfum amici-s-s! Esh-ht animo path-e-et?
С этими словами мужчина стал очень внимательно рассматривать чистильщиков, в частности и капитана, стоящего у изголовья железной койки.
– Одержимый. – послышался приглушенный респиратором голос одного из бойцов.
– Пристрелим? – спросил другой.
Капитан Макаров был буквально шокирован. Ему впервые за все время пришлось столкнуться с одержимым внутри Кургана. Но зачем они держат его здесь? Может он их родственник? И сколько они так его держат? Когда он успел свихнуться? Ну и главное – что теперь с этим делать? Убить сразу или сначала доложить вышестоящим?
– Amicu-s-s… tib-hi, eh-hit conshecus-s-sus est a mensh-is morbo…
Одержимый стал поворачивать голову назад и с громким хрустом сломал себе шею, из раскрытого рта на подушку стала стекать темно-буро-алая жидкость.
Еще минуту бойцы просто стояли вокруг тела. Наконец, капитан Макаров пришел в себя. Ему всякое приходилось видеть, но, видимо, к такому невозможно окончательно привыкнуть. В итоге кратких размышлений он решил, что об этом случае он вынужден будет отрапортовать командованию. Из-за этого местным грозит выселение и, скорее всего, изгнание. Фактически, Макарову придется променять 8 жизней на одного одержимого.
Но прежде он решил подробнее опросить жильцов. Может, если правильно подать информацию в рапорте, то их просто выселят с арестом имущества, ведь отправить их за стену все равно что убить.
Итак, чистильщики покинули подвал, взяли жильцов под стражу, а капитан занял одну из жилых комнат и стал по одному их тут допрашивать.
Первым оказался тощий подросток в старой джинсовой куртке, грязно-серой безразмерной футболке, черных штанах с кучей широких карманов и изорванных белых кедах. Рыжие короткие волосы и челка, спадающая на голубые глаза. Острые черты лица, тонкие губы, аккуратный нос и узкий, слегка выдающийся подбородок. Сколько ни осматривал Макаров подростка, так и не смог визуально определить его пол.
– Значит так. Теперь в ваших интересах объяснить мне ту находку в подвале. Но сначала: фамилия, имя, отчество.
– Нет у меня фамилии. И папку я своего знать не знаю. А мать выгнали за стены. – пробурчал он, злобно насупившись.
– Ну тебя же как-то называют? Имя есть?
– Сонька.
Так, значит это девушка. Капитану немного не верилось. Но видно, что жить ей пришлось несладко: на руках следы от тяжелой работы, кулаки сбиты, все в мелких царапинах и порезах. Девчонке приходится буквально драться за свою жизнь. Взгляд столь же усталый, сколь подозрительный и… озлобленный.
– Итак, Сонька, если у тебя нет ни матери, ни отца, то кто тебе эти люди, с которыми ты живешь?
– Никто. Я просто тут живу и все.
– Значит, не родня. А вот защищали они тебя как родную. Люк пришлось буквально с боем открывать. Те две старушки до последнего вас укрывали.
Сонька промолчала, лишь продолжила сверлить капитана злобным взглядом исподлобья и громко сопеть.
– Почему ты с ними живешь?
– Взяли, вот и живу. Все лучше, чем под картонкой на улице.
– То есть, ты их не знаешь?
– Они вроде как семья. Один из них меня на улице нашел. И… не знаю… жалко ему стало. Он предложил крышу над головой, еду. Но нужно было что-то в дом приносить, работать там…
Сонька более-менее разговорилась, поэтому Макаров не стал сбивать ее и просто слушал.
– Я согласилась. Они все вроде как нормально отнеслись. Но я с ними не особо общалась. Днем постоянно шабашку какую подыскиваю, то на разборе завалов, то еще там чего… В общем, приносила им все, чего смогла найти или заработать. Возвращалась поздно ночью и сразу спать заваливалась.
Она на секунду прервалась, будто вспоминая что-то, и затем продолжила:
– Василия Евкентича я более-менее знала. Он учителем истории был, много интересного рассказывал… и вообще дядька добрый был. Он меня сюда и поселил…
Сонька замолчала, погрузившись в нахлынувшие воспоминания. И холод, и озлобленность во взгляде сменились теплотой и… грустью.
– Вы его в подвале нашли.
– Когда он обезумел?
– Не знаю. Он, вроде как, всегда атеистом был, но вдруг в веру ударился. Может ему кто мозги промыл… Твердил он все о каком-то Всебоге, утром и вечером молился. Да один раз так усердно, что лоб в кровь разбил и нос сломал. Его хотели угомонить, так он одному нашему палец откусил.
– И вы его связали?
– Ну, может, это помутнение какое. Может, полегчало бы…
– Девочка, он там гнил заживо.
Сонька стыдливо опустила голову.
– Я туда потом не ходила. Он все не выздоравливал. Только выл, орал на латыни… Я просто хотела, чтобы это кончилось. Хоть как-нибудь…
– И вы оставили его умирать.
