В поисках кайфа. Где я?

– Привет!? – говорит он и вопросительно смотрит на Жорика.

Жорик накидывает крючок на дверь и вытаскивает на середину стол, стоявший в углу. – Вываливай!

Слон откашливается и косо глядит на Адама.

Жорик ловит его взгляд.

– Ты чего! Коммерческой тайной озабочен, что ли? Это – свои. Бабки вываливай!

… – Итак – пролет: без пяти рублей штука. Три четыреста пятьдесят минус все дела – остается всего ничего. Пятьсот двадцать пять и плюс подоходный… еще и клоунам этим надо платить.

Слон, сняв очки, смотрит в раскрытый «дипломат» с деньгами, – Еще триста пятьдесят чтобы со «шкафами» из атлетклуба разбашляться, плюс…

– Да гори оно все синим пламенем! – Этим восклицанием Жорик подводит черту под финансовыми изысканиями Слона. – И так ясно, что пролет! Завтра разберемся! Адам забивай!

Адам разжимает ладонь с коробком. – Здесь?

– Народ рассосался? – спрашивает Жорик Слона.

– Я выходил из кассы – вахтерша уже дверь закрывала.

– А этот, как его? Ну, хромой?

– Электрик. Что ли?

– Ну! Вахтерша гундела: по дворцу, говорит, где-то шарится.

– Ладно. До вахтерши далеко, а хромой, наверное, уже сивки обпился. Храпит где-нибудь в оркестровой яме. Давай здесь.

– Как бы жена не вычислила, – озабоченно говорит Слон.

Жорик окидывает его очки-линзы саркастичным взглядом. – Кончай ты! За твоими фарами один хрен ни черта не видно!

…Жорику со Слоном хватает по одной затяжке. Они хватаются за головы. Как луковицы из грядки, вытягиваются мохнатые уши. Упав на колени, они по-собачьи смотрят на Адама.

– Ну, вот, – Адам поднимается, кидает брикет на стол и берет дипломат с деньгами. – Надеюсь вам хорошо, ребята? Угощайтесь еще. Угощайте друзей.

Новоиспеченные сайманы кивают головами, поедая его взглядами.

– И денежка вам теперь ни к чему.

– Какие денежки, отец! – шепчет Жорик. – Я не могу! Можно я пойду электрика разыщу!?

– Гуляй! – говорит Адам, и Жорик, откинув крючок, выскакивает за дверь.

В белоколонном фасаде Дворца культуры офицеров сиротливо светится прямоугольник распахнутой двери. В ней появляется силуэт. Хромой электрик выходит на пустынную площадку перед дворцом. За его спиной, в глубине холла, осталась старушка-вахтерша, уронившая голову на стол. В ее широко раскрытом мертвом глазе застыл ужас.

Хромой, пытаясь скрыть светящиеся уши, поглубже натягивает кепку, из под которой торчит пакля немытых волос, и вздрагивает от девичьего смеха.

Невдалеке в темноте аллеи, светятся две сигаретные точки.

Электрик воровато оглядывается, поплотнее запахивает пиджачишко и хромает на огоньки.

Таньке снится сон без изображения. В нем шепчут и свистят. На грудь что-то надавливает и она просыпается.

Она решает что еще спит, щиплет себя за щеку, но бред на кровати напротив не проходит. Там, в квадрате лунного света, барахтаются Олечка и Майка. Олечка, склонившись, сидит на плечах Майки.

– Вы что, дуры, с ума сошли! – кричит Танька и вскакивает с кровати.

Олечка тут же спрыгивает с подруги и толкает Таньку в грудь так, что та отлетает назад на кровать и, стукнувшись затылком, на секунду теряет сознание.

Очнувшись, она открывает глаза и опять зажмуривается: Олечка и Майка, в белых сорочках, стоят над ней. По бокам их голов остроконечными огоньками светятся уши.

Танька визжит, и поминая мамочку, зарывается в подушку.

Майка рывком усаживает безвольную Таньку в прежнее положение, а Олечка, тем временем, вскакивает на кровать и припадает к ее губам. Большеголовая Танька вздрагивает и кряхтит. В дверь барабанят. Слышится встревоженный голос. – Девчонки, вы что там? Два часа ночи уже!

– Да не лезьте вы! – кричит Майка.

После короткого молчания за дверью откликаются. – Я сейчас к коменданту пойду.

Майка подбегает к двери, прикладывает ухо, потом дергает задвижку и распахивает дверь. За ней, в ночной рубахе, стоит худая, похожая на цаплю, Ленок. Все три двери общежитской секции открыты и из них выглядывают заспанные девушки.

Оттолкнув Ленок, Майка подбегает к выключателю и гасит свет. В темноте ее уши светятся, девчонки визжат, хлопают двери, стучат шеколды. Тщедушная Ленок прижимает худые руки к груди и, качнувшись, закатывает глаза. Сайманка ловит ее под мышки и уволакивает в комнату.

…Ночь довольно спокойная: за пятнадцать минут ни одного звонка.

«Не к добру это» – думает дежурный капитан. От непривычной тишины он чувствует позыв поудобнее устроиться в кресле и вздремнуть. И тут же телефонный звонок выдергивает его из такого нетипичного расслабона.

Он записывает время – без пятнадцати три ночи. Слушает, потом начинает нетерпеливо сопеть. – Я все понял. Мне все ясно. До свидания. – Он кладёт трубку. С пульта вызывает дежурную машину. – Алле. Шестнадцатый? Где сейчас?.. Ясно… Сгоняй на Чайковского в общежитие института искусств. Шумит там кто-то. Успокойте. Комендант на вахте встретит.

… – Уверен: сейчас какого-нибудь бухаря из бабьей постели будем вытаскивать.

– В институте искусств? Откуда он там? Скорее курсанта какого-нибудь.

– Сегодня четверг. Увольнительных нет. Вряд-ли курсанта.

– В самоход пошел. Долго ли умеючи.

– Вряд-ли.

Так переговариваясь, два сержанта – Андрей и Игорь – входят в общежитие.

Комендантша по кличке Котлета – необъятная, завернутая в халат с птицами – ждет их в холле.

…Почти уткнувшись носами в огромный зад, сержанты, черепашьим ходом, поднимаются вслед за ней на четвертый этаж, пытаясь расслышать ее бубненье, из которого следует что «…прибежали студентки из соседней секции: крики там, говорят. Потом стихли. Я поднялась с ними. Сколько не стучалась – никто не откликается и не открывает. Сколько раз говорила: сдайте ключи от секций. Так нет же – запрутся на ночь. Мы, мол, боимся… Знаем мы эти боязни…»

На лестничной площадке, куда выходят двери двух четырехкомнатных секций, пусто.

– Вот эта, – показывает комендантша на дверь.

Суровый Игорь стучит в дверь, коротконогий Андрей, волнуясь, по-утиному переминается на месте.

За дверью не откликаются. Игорь стучит громче. – Откройте милиция!

На этот раз в тишине щелкает задвижка, слышатся шлепки шагов, ключ поворачивается и в распахивающейся двери появляется курносая девушка с распущенными волосами. Она испуганно выговаривает. – Ну, наконец-то! Сколько можно вас ждать!

Игорь козыряет и представляется малопонятной скороговоркой. Вслед за девушкой они входят в секцию.

– Вы туда постучите, – показывает девушка на дверь напротив своей комнаты. – Там непонятное что-то происходит.

Андрей шагает к указанной двери, а курносая, тронув Игоря за рукав и косясь на комендантшу, шепчет. – А вы к нам зайдите. Мы тоже кое-что покажем. Еще похлеще…

Игорь, сбитый с толку неожиданным заявлением, шагает в темную комнату. Девушка прошмыгивает вслед за ним, закрывает щеколду и включает свет.

На кровати стоит голая девушка с удлиненным телом и огромными мультяшными глазами. Вытянув руки, она манит его, замедленно и распевно растягивая слова. – Ну, иди-и же, иди-и! Иначе ни-икогда ни-ичего не поймешь!

Сзади на одеревеневшего милиционера кто-то прыгает, обвивается вокруг шеи. Волна волос падает на лицо.

…Постучав, Андрей слышит за спиной хлопок закрывшейся двери, оглядывается и не понимает: Игорь вошел в комнату, но зачем закрылся?

Комендантша переводит вопросительный взгляд то на него, то на дверь.

Андрей по инерции стучит в дверь напротив, слышит за ней плаксивый голос. – Мы боимся! Кто вы? – Но уже не обращает на него внимания и шагает к двери, за которой скрылся напарник.

Отстранив комендантшу, он прислушивается – за дверью возятся.

– Игорь! – кричит он.

Никто не отзывается.

Выждав секунду, сержант выдергивает из подсумка баллончик с газом, ударом плеча распахивает дверь и, очутившись в темной комнате, не может постигнуть смысла абсурдной картинки: в полумраке, голая девушка шагнула с кровати на пол, другая – маленькая, большеголовая и пышногрудая, спрыгнула с плеч Игоря. Огоньки мелькнули у их голов.

Свет включается и слева, из-за двери, выглядывают еще две девушки.

Игорь, без фуражки, стоит посреди комнаты и ухмыляется.

Андрей никак не может сообразить, что же в нем так поражает его. Пока не понимает: острые мохнатые уши.

Он тупо улыбается и роняет баллончик.

– Я сейчас, Андрюха, – улыбчиво говорит Игорь, поигрывая дубинкой. – Только вот фуражку подниму.

Он наклоняется и, неожиданно, с разворота, влепливает дубинкой напарнику в лоб. Тот взмахивает руками и падает в объятия комендантши, стоящей сзади. Путь становится свободен и сайманки накидываются на надсмотрщицу, сжимающую обеспамятевшего сержанта и таращуюся безумными глазами…

Адам входит в темную аллею и, миновав три здания псевдоклассического стиля с колоннами и лепниной по фасадам, оказывается у белеющего в темноте двухэтажного флигеля с непроницаемо темными окнами. Сбоку флигеля вход в подвал.

Адам обходит здание вокруг.

С обратной стороны к стене флигеля примыкает густой кустарник. Продравшись сквозь него, Адам ложится на спину, достает из нагрудного кармана пиджака сверкающее перо и кладет его на переносицу.

Набрав полные легкие воздуха, он медленно выдыхает. Его глаза закатываются, веки смыкаются, щеки и виски проваливаются.

Перо шевелится и, оторвавшись от переносицы, плывет вокруг флигеля. Долетев до черного входа в подвал, оно ныряет вниз.

Из замочной скважины несет холодом.

Перо начинает вертеться и, преодолевая сопротивление, влетает в отверстие. Таким же образом оно минуло вторую дверь и очутилось в вытянутом помещении, освещенном тусклым банным светом. По бокам тянутся длинные стеллажи с трупами.

Перо взмывает к потолку, раскрывается сияющим веером и становится похожим на перламутровую раковину. Потом ослепительно вспыхивает и в центре раковины появляется крутящийся шар с длинным отростком. Шар замедляет вращение и останавливается.

Это Адамова голова со столбом позвоночника и покачивающимся на синих венах сердцем. Оно истекает кровью.

Качая хвостом, голова плывет над стеллажами, орошая трупы кровью. У дальней стены она поворачивает к стеллажу напротив. Первый труп орошенный ею – мужчина со смятой грудью и животом – хрипит и поднимается. За ним шевелится молодая женщина с обожженным ртом.

Завершив круг и уронив последние капли крови из сморщившегося сердца, голова повисает у дверей.

Узкий проход заполняют натыкающиеся друг на друга мертвецы. Они тянут руки, шепчут, скребутся в металлическую дверь, а все новые, хрипя, соскальзывают со стеллажей.

Адам на ощупь снимает перо, опустившееся на лоб, и садится.

Лицо его обретает нормальный вид, только глаза еще пьяно блуждают, а голова кружится.

Придя в себя, он кладет перо на прежнее место, встает, отряхивается и выбирается из зарослей. Под фонарем смотрит на часы: пять минут пятого утра.

Милицейский «уазик» мчится по прямой, как стрела, улице с бульваром посередине. Четверо сайманов, двое из которых Игорь и Андрей, цепко вглядываются в пустоту предутренних улиц.

– Человек! – кричит Игорь.

Автомобиль с визгом тормозит и, развернувшись, останавливается у тротуара. Сержанты, с дубинками наперевес, выскакивают из автомобиля и кидаются к длинноволосому человеку, стоящему под деревом.

Человек шагает им навстречу и кладет правую руку на грудь. Рука вспыхивает веерообразно и сержантов, и еще двоих, выскочивших вслед за ними, окатывает волна благоговенья. Роняя дубинки, они падают на колени и ползут к ногам Адама. Он отнимает руку от груди. – Сейчас уже не угадаешь, где встретишь своих детей, – говорит он и, наклонившись, треплет Игоря за сайманское ухо. Потом замечает огромную шишку на лбу Андрея. – Где это тебя угораздило, сынок?

– Разве это важно? – отвечает Андрей. – Я вижу вас – а остальное – такая хрень!

Адам хмыкает, улыбается, потом суровеет. – Ладно. Хватит сантиментов. По пустым улицам носиться – много ума не надо. Сейчас поедем к подвалу морга: дверь вскрыть надо…

…Адам открывает «дипломат» и критически разглядывает содержимое. Куча мятых денег не годится для задуманного.

Он рассортировывает купюры по номиналам, стягивает их резинкой. За вычетом серебра, меди и железных рублей, оказалось три тысячи триста рублей.

….В полдевятого утра он входит в тесный зальчик сберкассы.

В казенном помещении пусто. Две кассирши, не замечая его, встревоженно переговариваются.

….Сдав деньги и кинув новенькую сберкнижку в дипломат, он опять выходит на улицу.

Прохожие, как ни в чем не бывало, спешат по своим делам, наслаждаясь теплым сентябрьским утром.

Адаму становится скучно. Непрерывно скучая, он проходит целый квартал.

Вдруг, из-за угла, навстречу ему, выскакивает женщина в развевающемся плаще и босиком. Вслед за ней выскакивает мужчина. Он кричит. – Это мистификация, Алла! Чья-то нелепая шутка, Алла!..

«Ага, наконец-то.» – Адам прибавляет шагу и, свернув за угол, чуть не сбивает пятящегося на него деда, в сбитой набекрень шляпе. Рядом, в телефонной будке, какой-то губатый, поминутно оглядываясь, крутит диск. Из-за дальнего угла дома выглядывают испуганные лица. В десятке шагов от Адама, под стеной булочной, стоит лавочка. На ней, слегка завалившись набок, сидит голая девушка с распущенными волосами. Тело ее меловой белизны, рот черен. На остановке стоит пустой троллейбус, за ним несколько авто с сиротливо распахнутыми дверьми.

Адам проходит мимо обмершего губатого к девушке, заглядывает в застывшие васильковые глаза, трогает обожженный до оскала рот, отмечая за спиной шум приближающегося троллейбуса. Достав перочинный нож, он протыкает свой палец и размазывает кровь по ледяной груди девушки.

Мертвая дергается, хрипит и рывком встает с лавочки.

Водительница троллейбуса, катящегося к остановке, открывает рот и ее лицо искажает гримаса ужаса. Троллейбус с ходу врезается в другой: стоящий на остановке. Слышатся крики.

Девушка идет наискосок, через улицу, натыкается на брошеный автомобиль и обходит его, слепо шаря по лобовому стеклу, распахнутой дверце.

Адам провожает ее взглядом. Потом говорит себе. —«Пора!» – и, не обращая внимания на панику внутри троллейбуса, людей, пытающихся выбираться сквозь разбитые окна, водительницу, истекающую кровью в искореженной кабине, идет опять к сберкассе.

Полногрудая кассирша недовольно выговаривает ему. – Вы же только что положили.

Адам ухмыляется. – Мамаша, по улицам мертвецы разгуливают, а вы о такой ерунде печетесь.

Кассирша, потянувшаяся было за протянутой сберкнижкой, застывает. – Это вы так шутите? – спрашивает она и испуганно смотрит на соседку – крашеную брюнетку. Брюнетка смотрит на Адама. Ее рот дрожит.

– Ну, – утвердительно говорит он. – Шучу, – и загадочно улыбается.

Полногрудая, трясущейся рукой, пишет в книжке.

– Вы так больше не шутите! – говорит она с непреходящим испугом, выкладывая на стойку упаковки с деньгами. – А то тут с утра такие слухи. Не пойми что…

– То ли еще будет! – отвечает Адам весело, бросает тугие прессы в дипломат и выходит вон…

В холле областного управления государственной безопасности просторно и тихо. По правую сторону стоит несколько кресел, по левую – за полированным барьером, сидит человек в штатском костюме и очках. Человек вопросительно смотрит на Адама, в нерешительности застывшего у дверей.

– У вас какое-то дело к нам, товарищ? – вежливо спрашивает человек и указательным пальцем поправляет очки.

Адам, потупившись, подходит к очкарику и вздыхает. – Даже не знаю с чего начать. – Он с сомнением смотрит на свой дипломат, ставит его на барьер, раскрывает и поворачивает к очкарику.

Гэбист с недоверием смотрит в дипломат. – Вижу что деньги, – он опять поправляет очки. – Ну и что?

– Это не деньги, – качает головой Адам. – Это тридцать сребренников. Это я Родину продал.

– Родину продали? – очкарик невозмутим. – Ну, а если без пафоса и по существу?

– Я на иностранную разведку работаю. Уже год. Это очередной аванс.

Адам втыкает взгляд в пол. – Совесть заела, – бормочет он под нос еле слышно. – Ночами не сплю, – он поднимает глаза и пронзает гэбиста взглядом с застывшей слезой. – Ведите меня к своему начальству. Я больше не могу так!

Очкастый, посверлив его изучающим взглядом, кивает на кресло. – Присядьте. Дипломат оставьте. Вас позовут.

Гэбист поднимает трубку, что-то говорит в нее, захлопывает дипломат и ставит к себе на стол. За его спиной открывается дверь, входит человек и забирает дипломат.

– Пройдите туда, – говорит очкарик, кивая на дубовую дверь напротив.

За дверью, у маленького столика с телефонным аппаратом, сидит человек. Он молчаливым кивком отвечает на адамово «здрасьте!» и проводит по одежде Адама металлическим предметом.

– Пройдите за мной! – приказывает второй, стоящий поодаль, с дипломатом в руке.

…Плотный усатый мужчина, лет пятидесяти, похожий на моржа, захлопывает дипломат, отодвигает его в сторону и вопросительно поднимает брови, отчего морщины на его лбу складываются в гармошку.

– Я вас слушаю. Рассказывайте.

Адам нервно вздыхает.

– Не знаю с чего начать.

– Как. Когда. При каких обстоятельствах, – почти ласково говорит морж, трогая свой чубчик валиком, видимо знакомый и с феном и с лаком.

Адам бросает взгляд на графин с водой, стоящий за спиной начальника, и проглатывает комок. – Нельзя ли водички? Сами понимаете – волнуюсь.

– Отчего же, нельзя, – усатый поворачивается за графином.

В ту же секунду Адам хватает дипломат и кидает в голову моржа, с невероятным проворством вскакивает на стол и прыгает на плечи гэбиста.

…Адам сидит на столе, а усач на полу, на корточках. Он поглаживает ухо и с недоверчивой радостью косится то на него, то на Адама.

– Значит, говоришь, звонками замучали. Мертвецы, говорят, по улицам ходят. Что ж, верно. Бардак будет усиливаться. – Адам соскальзывает со стола, смотрит на торчащую из-за него голову.

– Выползай, полковник!

Усач, сопя, поднимается.

– Садись, не стесняйся, – кивает Адам на кресло. Полковник с готовностью подчиняется.

– Твоя задача – парализация всех видов связи: гражданской, воинской, какой там еще – ты лучше знаешь. Полная изоляция города. Следующая задача – захват пусковых шахт. Говоришь их двенадцать. Тогда скажи: если поднять их содержимое в воздух и взорвать, что будет?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.