Шолох. Теневые блики

Баргест между тем начал увеличиваться в размерах и сокрушённо выть.

Его вой проникал в самое сердце – лишал тебя надежды на малейший лучик света, разъедал изнутри и выворачивал наизнанку.

Я вздрогнула от охватившего меня ужаса. Пёс рос и занимал всё больше места. Я же наполовину пребывала в шкафу: стояла в створках, но уже отворённых: будто кукушка в заевших часах. Калейдоскопом проворачивающиеся в голове воспоминания о самых позорных и болезненных ситуациях моей жизни – таковы были чары баргеста – лишили меня всякого желания шевелиться.

Когда одна из лап баргеста увеличилась до того, что «встретилась» с моей ступней, он неожиданно вздрогнул и… исчез.

О-оу. Значит, моя антимагия распространяется и на этих духов.

Полынь, ругнувшись, постарался поскорее «погасить» своё заклинание. Если уж ты взялся за колдовское плетение, то просто бросать его посреди дороги нельзя. Изволь довести дело до конца или же мастерски спустить на тормозах – а то всепронизывающая энергия бытия унни надаёт тебе по щам, ведь Вселенная ненавидит бессмысленность.

Когда всё было позади, Цфат осторожно поднялась с кровати.

– Это и есть мой баргест, – со вздохом сказала она. Будто мы нуждались в пояснениях!

Полынь, подозрительно довольный, подтвердил:

– Он настоящий.

– Ты же не завершил заклинание? – спросила я с содроганием.

С содроганием – потому что сейчас мы наверняка поднимем столь неприятную тему, как «почему волшебная собачка пропала, коснувшись госпожи Страждущей?».

– Когда пёс завыл, всё стало очевидно. Ни одна иллюзия не влияет на психику столь сокрушительно. Так что, Цфат, я вас поздравляю – вам является настоящий дух! – весело сказал Полынь. И тотчас поправился: – Вернее, сочувствую. Мы выясним, почему баргест приходит, и предпримем всё необходимое, чтобы предотвратить несчастье.

– Спасибо, – кивнула дриада и, перекинув свои роскошные распущенные волосы вперёд, оказалась укутана ими, как плащом.

Внемлющий вышел в центр комнаты и достал из складок хламиды небольшой хрустальный шар. Он критически осмотрел его, подышал на стекло, протёр рукавом. Потом поднял высоко над головой и попросил нас с дриадой замереть. Из шара донёсся глухой хлопок, и всю его поверхность заволокло искрящимся лиловым туманом.

– Мы будем держать вас в курсе расследования, – пообещал на прощание Полынь.

Когда мы вышли в коридор, я осторожно ткнула пальцем в стеклянную диковинку:

– Что это?

Внутри лиловой мглы, будто в драконьем яйце, набухало движение.

– О, это прекрасная штука, новая разработка Дома Внемлющих. Называется «имаграф». Он позволяет перенести внутрь стекла изображение места, где ты находишься, сделать так называемый кадр – что-то вроде картины, но круглой. Готов поспорить: не пройдёт и месяца, а имаграфы заполнят всё королевство. Наш уже готов, посмотри.

Полынь протянул мне шар.

Звёздчатый туман расчистился. Внутри проявилась – совсем как наяву – комната Цфат. Стены, окна, мебель, книги и парикмахерские инструменты – всё перенесено в мельчайших деталях. Мы с Внемлющим и дриадой тоже присутствовали в этой игрушечной спальне.

– Как здорово! – ахнула я.

– Ага. А теперь задержи палец на… Ну на своём лице, например. – Полынь подмигнул.

Я послушно ткнула мизинцем в шар. Прошла секунда – и моё лицо в имаграфе начало увеличиваться, как пойманное на удочку. Ойкнув, я поскорее отдёрнула руку, отпустив натяжение.

На картинке у меня была такая оторопевшая и виноватая физиономия, что любой заподозрит неладное. Не стоит её приближать!

Но Полынь так и не спросил про исчезновение баргеста. Повезло.

– Чудесная штука, – подытожила я.

– Чудесная и очень полезная, – согласился куратор. – Все детали сложно удержать в памяти, а имаграфы позволяют вернуться к анализу в любое время.

Я только головой покачала.

Ох уж эти Внемлющие! Самый технически подкованный Дом Шолоха.

Кстати, надо будет особенно подчеркнуть для Кадии, что Полынь принадлежит к этому роду, и всласть похохотать над её возмущёнными комментариями на этот счёт.

Дело в том, что Дом Мчащихся (который возглавляет её отец) и Дом Внемлющих соперничают. Враждовать кому-либо в Лесном королевстве не позволяет воспитание, но если бы мы жили в Иджикаяне, например, то эти семьи уже давным-давно перерезали бы друг другу глотки.

Политики против интеллектуалов… Конкуренция длится со времён Срединного государства, и никто пока не одержал верх.

Хотя само Срединное государство, земля наших предков, уже давно погибло.

Когда-то, на заре времён, оно было сильнейшей империей Лайонассы. Его основали шестеро богов-хранителей. Вечно молодые и невероятно могущественные путешественники между мирами, предположительно – дети Отца Небесного, они жили среди людей, чем оказали срединникам величайшую услугу. Хранители учили срединников магии, медицине, наукам и искусствам, оберегали их и помогали найти свой путь.

Но всякая сказка кончается. Так, однажды боги ушли («Другим мирам тоже нужна наша помощь»), и Срединное государство осталось без покровителей. Несколько веков спустя его уничтожила объединённая армия южных королевств и драконов.

Выжили только те, кому в указанное время довелось проходить обучение на островах народа шэрхен. Именно та горстка студентов – не больше пяти десятков – положила начало будущей истории Шолоха.

Долгое время осиротевшие срединники жили у шэрхен, перенимая у островного люда их культуру, традиции и привычки. А в пятнадцатом столетии их внуки и правнуки рискнули вернуться на материк.

Здесь, в самом сердце Смахового леса, они основали новое государство, ничуть не стесняясь воздвигнуть королевский дворец прямо поверх некрополя.

Потомки тех переселенцев и являются сегодня представителями семнадцати знатных Домов. У некоторых Домов есть свои «фишки».

Так, когда видишь кого-то из Внемлющих – беги, не то он, возможно, заставит тебя часами слушать новости из научной сферы.

Очень странно, что Полынь, выходец из этого дома, выглядит и одевается так архаично. Косточки на шее, небо голубое, он же носит косточки животных на шее!..

И зачем только?

Пока я размышляла, мы неспешно брели сквозь ночные коридоры дворцового крыла, отведённого для прислуги. Наши равномерные шаги поддакивали ритму сердца. Вдруг впереди мигнул чей-то фонарь.

Мгновение спустя к нам вышла невысокая, крепко сбитая девушка в походной одежде: штаны из грубой ткани, льняная рубашка, кожаная жилетка с накладными карманами. Русые волосы девушки перетягивала резинка с диковинными очками на макушке – как у ныряльщиков. У очков были толстые зелёные стекла и коричневая оправа – круглая, широкая, железная. В одной руке незнакомка держала лампу, в другой – яблоко. Приблизившись, она с заразительным хрустом откусила от него и, прожевав, деловито козырнула.

– Йоу, Полынь!

– Правой, Андрис. Честь отдают правой рукой. И желательно пустой: безо всяких яблок, – мягко поправил её куратор. Девушка ничуть не смутилась:

– Не занудничай. Почему ты опять во дворце? Тем Самым Делом занимаешься?

– Нет, сегодня другая работа. Кстати, познакомься, это Тинави, мой «малёк».

Андрис приподняла фонарь и в его свете осмотрела меня с головы до ног. Она ничего не пропустила: ни тканые ремешки сандалий с цветными стекляшками, ни золотой кулон в виде дубового листика, ни пояс, перехватывающий талию, ни нервную улыбочку – мою фирменную.

В этом осмотре не было ничего пренебрежительного. Было видно: Андрис просто хочет ухватить максимально много информации за раз. Я невольно расправила плечи. Удовлетворившись осмотром, любительница яблок кивнула, потом с грохотом поставила фонарь на пол и протянула руку:

– Будем знакомы. Я Андрис Йоукли, Ищейка.

Даже при скудном освещении было видно, какие розовые и круглые у неё щёчки.

Хм. А я-то думала, все Ищейки должны быть «шкафами», умеющими с одного удара уложить злостного преступника! Андрис же едва дотягивала мне до переносицы и вообще скорее походила на очаровательную булочницу.

– Обращайся, если нужна будет помощь, – дружелюбно кивнула она. – Знаю, как непросто живётся «малькам». Работы куча, объяснений – ноль. А уж раз ты Полыни досталась…

Не закончив фразу ничем, кроме многообещающего молчания, Андрис покачала головой. Потом ещё раз сказала «Йоу!», подхватила скрипнувший фонарь и энергично потопала прочь. Хруст яблока в темноте отмечал её путь.

Полынь фыркнул ей вслед и поманил меня в соседний коридор.

Чувствуя, что должен как-то прокомментировать встречу, он объяснил:

– Андрис работает в Иноземном ведомстве уже пять лет. Она профессионал и, как по мне, самый надёжный человек во всём министерском квартале. Можешь ей доверять.

Я кивнула, а потом замялась:

– Слушай, Полынь… А я ведь правильно понимаю, что Ищейки – наши подчинённые?

Он улыбнулся. Колокольчики в волосах зазвенели.

– По идее – да. Но об этом не принято говорить вслух. И несмотря на то что мы руководим ими, мой опыт показывает: многие вещи, с которыми шутя справляются Ищейки, не под силу даже лучшим Ловчим. Таким, как я, например, – добавил он самодовольно.

– Значит, не врут? – воодушевилась я.

Сонная тишина коридоров сменилась негромкими разговорами гвардейцев, доносящимися из холла впереди. Туда мы и направлялись – к дверям, ведущим в дворцовый сад.

– Ты и впрямь мастер своего дела?

– Как минимум я иду к этому, – посерьёзнел Внемлющий. – Не вижу смысла заниматься какой-либо работой, если не планируешь стать в ней номером один.

Следующий вопрос я постаралась задать как можно более невзначай:

– Кстати, а Лиссай правда принц?

…Но получилось скорее как можно более невпопад.

– Долго же ты терпела! – Полынь расхохотался.

Смех его отскочил от стены и помчался прыгать по арочному своду холла. Стражники недовольно скривились.

– Да, правда. Но об этом я расскажу потом.

– А про То Самое Дело расскажешь?

Полынь покачал головой:

– Сейчас пора спать, Тинави.

Мы вышли из дворца, и на улице, как по заказу, сразу же услышали бой часов.

Сначала раздались громкие удары дворцовых курантов, потом к ним присоединился переливчатый звон с башен Академии, из Водного управления и Казначейства… Секунд тридцать весь город дружно отбивал час ночи. «Бо-о-о-о-о-ом-м-м», – где-то на нижней границе слуха подытожил колокол Ратуши, который за этот басовитый звук прозвали Толстяком Бенджи.

Все стихло.

– Обожаю Шолох, – усмехнулся Полынь. – Большая часть населения встаёт на работу спозаранку, но даже ночью каждый час мы упорно слушаем этот концерт.

– А мне нравится. – Я пожала плечами.

– А мне нет. Завтра утром жду в моём кабинете.

Полынь сделал несколько шагов и… исчез.

Во всяком случае, мне так показалось. На самом деле, вероятно, он скрылся за деревом – ещё днём, в лабиринте, я убедилась, что мой куратор не ищет лёгких путей. Я буркнула в пустоту «до встречи» и потопала дальше.

Если поторопиться и поймать кентавра, дома буду к двум. А значит, даже получу свою шестичасовую дозу сна.

Да здравствует здоровый образ жизни!

9. Водопады Иштвани

Комплиментам чужаков мы верим больше, чем похвале от близких.

Ее Величество Аутурни из Дома Ищущих

Я проснулась от того, что на меня вылили стакан воды. Слава хранителям, хоть не ледяной! А всё же приятного мало.

– Какого праха?! – взвыла я, садясь и одновременно выхватывая подушку с твёрдым намерением кое-кого ей сейчас же убить.

Передо мной стояла сияющая поганка Кадия. Сияющая в прямом смысле этого слова – подруга так качественно натёрла форменные доспехи стража, что они прямо-таки светились, несмотря на рассветный полумрак комнаты.

– Доброе утро! – радостно возвестила Кад, элегантным жестом поправляя волосы. А потом ещё раз. И ещё.

Скоро ей придётся спрятать их под шлем, где они будут безжалостно щекотать уши и шею. Вот Мчащаяся и наслаждается шевелюрной свободой, пока может.

– Не серчай на такую побудку! Сначала я раз десять сказала тебе: «Просыпайся, милая!», но ты не реагировала, а этот стакан на прикроватной тумбочке выглядел так соблазнительно… И вообще: я к тебе с крендельками – так что на меня нельзя злиться! – Кадия бросила мне на грудь бумажный пакет, благоухающий свежей выпечкой, а сама пошла в обход комнаты – раздвигать шторы.

Красная леска рассветного солнца исполосовала спальню, явив эклектичную мозаику из предметов мебели, надёрганных со всего света.

Вернее, мне бы хотелось сказать – «со всего света».

На самом деле – приобретённых в секретных магазинчиках Потаённого Рынка, где дивно разодетые торговцы с чарующими голосами и выверенными жестами одну за другой тянут золотые монеты из карманов любителей всего красивого. Самому таскать тяжёлые предметы мебели из других стран – хорошая идея разве что для Ходящих (если сплетни не врут и железнолицые действительно умеют прыгать сквозь пространство).

Марах, отвернувшись от солнечного света, недовольно заухал. Появление Кадии не пришлось ему по вкусу.

– Крендельки – это хорошо. Но, зная тебя, подозреваю, что это не чистосердечная забота, а наглый подкуп, – проворчала я, выпутываясь из одеяла и исподлобья глядя на Мчащуюся. – Что тебе нужно, горе моё? Признавайся сразу!

– Ах, ничего-то от тебя не скроешь, госпожа Ловчая! Тебя ведь пока ещё не выперли из ведомства, да? – Кадия неожиданно подскочила ко мне и нагло выхватила один сдобный полумесяц из пакета.

– Жадничать плохо! – строго добавила она, перехватив мой возмущённый взгляд. И резво отпрыгнула обратно.

Я заглянула в пакет. Теперь всего один крендель подмигивал мне глазком-изюмом. Я цокнула языком:

– И на что ты хочешь сподвигнуть меня с помощью этой жалкой взятки?

Кад ответила с набитым ртом:

– О, тут всё просто. Отправляйся сейчас на водопады Иштвани – там Дахху занимается чьягой. Ты же ведь тоже любишь этот недоспорт: поразминайтесь вместе, потянитесь, «раскройте таз» и проведите прочие свои ритуалы. А главное, Тинави, спроси у этого светила науки – что он собирается делать со своей рукой?

– А что не так с его рукой?

– Ну, её бокки-с-фонарем пощупал, если помнишь. И хотя Дахху отнекивается, что-то тут нечисто. Вчера вечером в кафе «Медовая патока» я слегла облила его локоть кипятком из заварочного чайничка, а он даже не заметил. Представь! Я ему: Дахху, дружище, у тебя там уже пузырь вздулся, тебе вообще как? Он: «А, что? О небеса великие, а что с моей рукой?» Парниша, конечно, всегда был рассеянным, но не настолько же!

Я нахмурилась:

– А почему ты сама с ним не поговоришь?

– Ну… – Кадия замялась. – У нас вчера вышел кое-какой неловкий момент, и я не хочу пока видеть этого Смеющегося.

– Поня-я-тно, – протянула я. – Что ж, я действительно люблю чьягу. Но учитывая, что ты разбудила меня на рассвете… и как ты меня разбудила… Ох, Кадия, тут крендельком не отделаешься! Ты бы знала, во сколько я легла! Подкинь меня до места, и я расскажу тебе о героических буднях департамента Ловчих.

– Замётано. Но если ты надеешься заодно выведать про нашу с Дахху размолвку – не выйдет. Предупреждаю.

Я пожала плечами.

Тоже мне, большой секрет!

Кадия уже много лет влюблена в нашего Дахху.

Точнее, как: на неё это болезненное чувство нападает периодами, как сенная лихорадка на аллергиков. Только чаще. И непредсказуемо.

То влюблена так, что аж руки трясутся, то принимает твёрдое решение «всё забыть» и начинает активные поиски другой любви. Находит объект. Пару недель наслаждается бабочками в животе, потом ещё пару недель страдает. И снова-здорово: «Мне нужен только Да-а-ахху».

Ну а Дахху к пеплу никто не нужен – он же философ, поэт, историк, лекарь и безумный учёный в придачу. Насколько я знаю, в школьные годы он встречался с парой девушек, но это было давно и неправда, а за все те семь лет, что мы вместе получали «вышку» у магистра Орлина, Смеющийся не больше дюжины раз ходил на свидания. И то, кажется, чисто потому, что так принято: особого энтузиазма в его рассказах о девушках не было.

В общем и целом Дахху – чурбан. Ему «романтика» слышится диагнозом.

Иногда Кадию это доводит, и в приватных беседах она начинает намекать ему, что в книгах не зря пишут о любви как о самом важном и увлекательном на свете чувстве. И что если бы Дахху чуть внимательнее смотрел вокруг, то, возможно, осознал бы кое-что шокирующее и затем на собственном опыте понял бы причину возвеличивания этой самой любви. Обычно Дахху слушает её дуб дубом в течение получаса, а потом переводит разговор на другую тему. После этого Кадия пару дней дуется. И – вот это поворот! – отправляется на охоту за новой любовью.

Самые громкие ссоры случаются, когда Кадию дёргает за язык как-нибудь завуалированно признаться в своих чувствах, а потом, так же завуалированно, пообещать, что Дахху пожалеет, если она «уйдёт от него».

Но, так как наш носатый кудряш и это пропускает мимо ушей, скандалы, опять же, оказываются односторонними и проходят исключительно в голове Кадии.

Вот я даже не знаю, плохо это или как.

* * *

Кад быстро довезла меня до места.

– Не подведи, Тинавушка! – напутствовала она.

Я кивнула и, затаив дыхание, осторожненько сползла с её кобылки по имени Суслик. Суслик явственно проскрежетала зубами мне вслед. Тяжело сглотнув, я не рискнула обернуться.

Безобидная кличка лошади многих сбивает с толку.

Слушателям историй о Суслике чудится, что речь идёт про очень нежное, хрупкое и милое создание. И когда Кадия рассказывает, например, что её любимица чуть не забила горного тролля копытами, все воспринимают это как преувеличение.

Ага, щас.

Скорее преуменьшение.

Суслик – жертва магических экспериментов по выведению новых пород. Её бабушка (или как там называются лошадиные родственники) была эх-ушкье, то есть морским духом в облике лошади. Духом свирепым и красноглазым. Многие ругаются на живущих в Шолохе келпи: сетуют, что эти речные обитатели, питомцы ундин, очень вредные, управы на них нет. Но по сравнению с настоящими эх-ушкье, обитающими в Море Ста Мертвецов, наши келпи – полная ерунда. Это как сравнивать саблезубого змея ливьятана с банальной гадюкой.

Суслик недалеко ушла от своих предков: огромное, чернильного цвета животное, она скачет со скоростью ветра и на десерт потребляет мечи, отжившие свой век.

– Пожалуйста, сделай так, чтобы рука Дахху осталась на месте! – крикнула мне вслед Кадия таким голосом, будто это у неё что-то болело.

* * *

Водопады Иштвани – излюбленное место фанатов чьяги. Здесь, под рокот ниспадающей воды, особенно приятно выполнять различные асаны и медитировать.

Пригнувшись, я прошла под скалистым уступом. Естественный коридор был с одной стороны ограничен драгоценной аметистовой стеной, с другой – шипящими потоками воды.

– Привет! – Выйдя на секретную полянку, я нашла Дахху среди других практикующих. Дамы и господа в мягких свободных костюмах тянулись, выполняли танцевальные связки или просто лежали, безмятежно созерцая синее небо.

Пейзаж располагал к этому. Крохотные капельки воды висели в воздухе, бриллиантами оседали на ресницах. Форель скакала в глубокой холодной реке. Птицы пели в высоте, над водопадами, где с обрыва, любопытствуя, свешивались кудрявые ивы.

– Я присоединюсь?

– Конечно. – Дахху вышел из «позы дерева» и улыбнулся.

Его широкие штаны травянистого цвета и рубаха с завязочками при каждом движении дивно пахли календулой, саше с которой он хранит в платяном шкафу.

Мы поупражнялись.

Я заметила, что Смеющийся избегает стоек с опорой на руки.

– У тебя болит рука? – спросила я. Он вздрогнул:

– С чего ты взяла?

– Это видно. Ты не даёшь нагрузки запястьям. Левому.

– Я… – Он замялся. – Тебе показалось.

– Дахху, я что, полоумная бабка, чтобы мне что-то там казалось? Прикосновение бокки… Мало ли к чему это приведёт?

Друг пожал плечами и, сев на траву, стал педантично массировать ступни. Якобы увлечённый процессом, он низко опустил голову, но я упрямо села рядом и, изловчившись, всё равно заглянула ему в лицо.

Дахху мгновенно натянул физиономию «у меня всё под контролем». Поправил шапку (да, он в ней даже занимается, увы). Поправил шарф (и в нём, всё верно). Отцепился от своих несчастных ступней и, глядя в никуда, стал грызть фалангу указательного пальца.

Как пишут в букварях, «Р – Раздумье».

Я пошла в наступление:

– И что это значит?

Он сразу же капитулировал:

– Рука иногда немеет. И болит. Ничего страшного. В любом случае я не хочу показывать её лекарю. Это всё испортит.

– Что испортит?

Взгляд его стал каким-то жалобным.

Помолчав, он с неохотой выдавил:

– Мои сновидения…

Майский ветерок сменил направление, и брызги водопадов окатили нас радужной пылью.

Вдруг Дахху прорвало:

– Помнишь, я сказал, что у меня был «божественный сон»? Я имел в виду именно это. Бокки что-то сделали со мной. Раньше мне почти никогда ничего не снилось. Я думаю, это связано с тем, как погибли мои родители – тот волкодлак напал на нас ночью, и, если бы не рассвет, я бы тоже не выжил. Не люблю спать, сама понимаешь. – Дахху тревожно коснулся шарфа.

Затем продолжил:

– И тут, после встречи с бокки, я начал видеть сны. Причём такие! Ярче реальности!

– И что там происходит, в этих снах?

– История! – возликовал Дахху.

Я опешила:

– Что?

– История. Я вижу Мудру – сожжённую столицу Срединного государства. В ту эпоху, когда она ещё процветала. Я вижу, как хранители жили бок о бок со срединниками. Тинави. – Он выдержал торжественную паузу. – Я вижу прошлое.

Я почесала макушку и завалилась на спину. Синее небо развело облаками, как руками, подтверждая: да, малышка, для меня это тоже неожиданный поворот.

Дахху не на шутку разволновался – вскочил и забегал как укушенный:

– За эти ночи я успел подсмотреть за каждым из богов-хранителей. Я встретил сияющую Авену на волшебной рыбе, в золотых доспехах. Следил за играющим в карты, откровенно жульничающим Рэндомом. Я видел Карланона с двуручным мечом, на страже света, как всегда одинокого. Нежную Селесту. Веселую Дану. Я смотрел, как Теннет чутко вслушивается в небо, ждёт опасности… Это просто невероятно! Я ходил вслед за богами, любовался… И всё так чётко! Я даже могу перечислить названия улиц Мудры, по которым гулял, представляешь?

– Ты настолько хорошо помнишь её карты, которыми нас мучали на лекциях по истории?

Дахху улыбнулся, польщённый моим предположением. Так хорошенькая девушка радуется комплименту о внешности – с лёгкой, знаете, снисходительностью.

– Нет, конечно! За всё надо благодарить бокки. Это они показывают мне сны. Сопровождают меня. И я не должен лечить руку, иначе сны пропадут и я не смогу выполнить своё предназначение.

– Какое предназначение? – Я напряглась, потому что ненавижу всякие фантазии про «избранных», «на роду написано» и прочее.

Человек сам вершитель своей судьбы, и точка. «Предназначение» в большинстве случаев – приманка извращённых сект.

Дахху явно смутился:

– Ты знаешь… Я решил всё-таки написать «Доронах».

– ДА ЛАДНО?! – Я аж поперхнулась от неожиданности.

Друг смутился ещё больше.

Я вскочила и саркастически захлопала в ладоши, удачно убив по ходу дела парочку комаров:

– Мы с Кадией талдычим как попугаи, что тебе надо написать свою прахову энциклопедию, но ты понял, что это отличная идея, из-за снов? Да будь ты проклят, Дахху из Дома Смеющихся!

Он возразил:

– Эти сны очень убедительны. А главное – в них столько материала! Только успевай записывать, проснувшись. Причём я проверил несколько неочевидных фактов – и всё сходится, Тинави! Это просто невероятно. Я приблизился к богам. – Он расплылся в блаженной улыбке.

Счастливый Дахху – зрелище нечастое. Я смягчилась. И вскинула брови:

– Полагаешь, бокки ратуют за народное образование?

Улыбка друга расширилась ещё чуть-чуть и вдруг превратилась в гримасу боли.

– Эй! Ты чего?! – испугалась я.

Дахху вскрикнул. Схватившись за левую руку, он стал баюкать её, как ребёнка, закрыв глаза и что-то нашёптывая.

– Дахху? – Я потянулась к нему.

– Не трогай! – рявкнул он не своим голосом и снова вскрикнул.

Кровь отхлынула от его и без того бледного лица. Из-под опущенных век покатились слезы, но уже несколько мгновений спустя Дахху отпустил руку… Встряхнулся, проморгался и сказал нормальным тоном:

– Прости.

– Это вот так она у тебя немеет?! – Я с трудом подобрала упавшую челюсть.

– Всё нормально… Мой организм адаптируется, это как акклиматизация, только в случае с потусторонней энергией. Скоро пройдёт, – невнятно пробормотал Смеющийся.

– Дахху. Тебе надо к лекарю.