Сказки, рассказы, притчи для больших и маленьких. книга вторая

В дом вошёл Михаил.

– Ты что, с ума сошёл?! – воскликнул он, увидев, как Матвей запихивает двумя пальцами в рот пингвинёнку кусочек еды.

– Ну вот! И ты туда же! – огрызнулся Матвей. – Что нам его – на мороз выбросить, пусть погибает?

Выяснив обстоятельства дела, Михаил вздохнул и заявил:

– Ладно! Я как ваш начальник постановляю: пусть живёт! Благо есть, чем кормить. Но чтобы не в ущерб работе! А то будете целый день крутиться вокруг этого чуда!.. Кстати, надо ему и имя дать… Только какое-нибудь помудрёнее – он же императорский пингвин!.. Ну, скажем, Альберт или Рудольф…

– Ты считаешь, что он похож на Альберта… – сыронизировал Матвей. – Этот-то комочек пуха? Пусть будет Сашка. А вырастет, станем звать Александром… Что, разве не годится для императорского пингвина?

– А если твой Сашка окажется пингвинихой? – подал голос Леонид.

– Ну, тогда будет Александрой – всё чин по чину! – Матвей нагнулся к пингвинёнку. – Ты как, согласен быть Сашкой?

Пингвинёнок пискнул, поднатужился и выложил на брюки Матвею небольшую беловатую кучку.

– Ах, ты… – только и сказал Матвей и ссадил малыша на пол. – Но твой писк означает, что ты согласен на «Сашку», так?

– Он у нас будет вместо кота, – сказал Михаил.

– Пушистого кота, замечу! – подхватил Матвей.

Не прошло и двух дней, как Сашка стал всеобщим любимцем. Правда, его неуёмное любопытство доставляло полярникам немало хлопот. Куда только ни совал Сашка свой пингвиний нос! Все приборы даже приходилось закрывать чехлами, когда пингвинёнка оставляли дома одного. Зато «дела свои» Сашка делал в одном и том же углу. Туда стали подстилать газету, и вопрос с чистотой помещения был решён.

Когда Сашка хотел есть, он подходил к Матвею, запрокидывал голову, трепыхал крохотными крылышками и быстро-быстро пищал, будто посылал сообщение азбукой Морзе.

Пингвинёнок быстро рос. У него стало появляться оперение. Ему уже не нужно было делать «кашу» – он съедал целых рыбок, а вскоре начал и сам наведываться за пропитанием в «аквариум». Сашка часто гулял на улице вместе с полярниками, внимательно следил за всем, что они делали. Его любознательность с возрастом нисколько не уменьшилась. Иногда он оставался на улице один – ему уж были не опасны хищные морские птицы. Никогда он не уходил далеко от зимовья. Троих полярников он считал своей стаей.

Однажды Михаил пошёл обедать и оставил на улице мольберт со своими красками. После обеда он вышел, но сразу вернулся обратно и аккуратно притворил дверь.

– Скорее, скорее идите сюда. Смотрите, – зашептал Михаил и приоткрыл дверь.

Выглянув, друзья увидели, что Сашка держит в клюве кисточку, макает её в краски и водит ею по холсту на мольберте. Появление полярников его нисколько не смутило – он продолжал заниматься рисованием.

– Ну, всё, Мишка, пропал твой пейзаж! – с шутливой горечью произнёс Леонид.

– Ничего, не отчаивайся! – добавил Матвей. – Вернёшься на большую землю, будешь картины Сашкины за бешеные деньги продавать! Представляешь, вывеска: «Выставка-продажа картин, нарисованных императорским пингвином Сашкой?..». Нет, «Александром Первым!».

С тех пор на улице невозможно стало оставлять мольберт – Сашка немедленно принимался за дело…

Прошло полгода. Полярники стали готовиться к отъезду. Должна была прилететь новая смена.

– Что с Сашкой делать будем? – спросил Михаил. – Не с собой же его везти!

– Ну, а что, придётся оставить новым хозяевам, хоть и жалко, конечно… – сказал Матвей и потрепал Сашку по холке.

Пингвин переводил глаза с одного полярника на другого и, казалось, внимательно слушал.

На следующий день Сашка исчез. Понял ли он, что скоро уедут его друзья, или просто наступало время пингвиньих свадеб – кто знает? А картины, нарисованные Сашкой, друзья поделили между собой. Эти картины заняли в их домах почётные места.

Цветы сакуры

(быль)

Цветущий сад в Японии. Предзакатное голубое небо с бледно-розовыми облаками отражается в маленьких прудах. Живописно разбросаны большие красивые камни. Кажется, что местами свет облаков сливается с нежнейшим кружевом цветов сакуры, которыми окутаны тёмно-коричневые веточки японской вишни. Люди стоят, сидят, кто-то даже полулежит, в задумчивой медитации любуясь прекрасными сакральными цветами.

Восьмилетний Самхи́то вот уже который год использует каждую возможность полюбоваться этой красотой. Сначала его приносил на руках отец. Теперь он прибегает сам и сидит на земле, скрестив ноги, не отрывая восхищённого взгляда от бело-розовой пены цветов.

Вдруг на дерево опускается галка и начинает склёвывать нежную красоту. Надо бы прогнать птицу, но Самхито не хочется шевелиться. Он зачарован созерцанием, а галка склёвывает цветы, и в голову мальчика приходят мысли о бренности всего в этом мире.

«Эти прекрасные цветы – как же они недолговечны! Через несколько дней они облетят. Вот и птице – ей всё равно, красивы ли они. Ей, наверное, нужны витамины, и она клюёт цветы. Из них уже не появится плодов. Они дали людям радость и умерли… Когда-нибудь умрёт и эта птица… Почему же всё приходит и уходит?.. Почему одни существа уничтожают других?.. Неужели так было всегда? И неужели всегда так будет?..»

Самхито продолжает молча созерцать цветущую сакуру, а его сознание переносится на два столетия назад – в XVIII век…

…Его зовут Хасу́ро. Он оканчивает императорскую школу самураев. Вместе с ним оканчивает школу и его друг Сано́то, с которым они вместе росли и вместе учились. Впереди – выпускной экзамен! Предстоит суровое испытание, предстоит смертельная битва. Тот, кто победит, будет служить императору во благо Японии. Они и пошли в эту школу, чтобы служить своему императору, чтобы служить своей стране. В минуты отдыха они часто строили планы на будущее: как будут вместе служить, как будут вместе сражаться.

И вот наступает день экзамена, день испытаний. Учитель Самомо́то делит 150 выпускников школы на две группы по 75 человек. Одна группа надевает белые кимоно, другая – красные. Предстоит групповое сражение – не на жизнь, на смерть. Это уже не учебный бой. Это уже экзамен. Сам император будет наблюдать за предстоящим сражением! Бой будет продолжаться два часа. Тому, кто выстоит, предстоит продолжить испытание.

Хасуро и Саното сражаются в одной группе в красных кимоно. Они привыкли сражаться рядом, поддерживая и выручая друг друга. Их друзья по школе, одетые в белые кимоно, теперь их враги. Никакие дружеские связи не должны влиять на холодное и преданное только императору сердце самурая!

И вот двухчасовой бой закончен. Из 150-ти человек девять убиты, многие ранены и не могут продолжать испытание, но никто из них не попросил о пощаде!..

Ко второй части экзамена оказались готовыми лишь 56 выпускников. Учитель составляет пары. Теперь будущие самураи должны сражаться один на один!

Хасуро кажется, что его ударили: ему в пару Учитель поставил его друга Саното. Это испытание не только на доблесть в сражении. Это испытание на холодное сердце!

Выпускники начинают бой… На кимоно всех сражающихся выступают бурые пятна крови. Тела погибших сразу уносят с места сражения.

…Бой длится уже почти два часа. И Хасуро, и Саното уже ранены. Их силы на исходе. В голове Хасуро пульсируют слова: «Холодное сердце! Холодное сердце!..». И вдруг Саното открылся. Один удар мечом – и Хасуро выйдет победителем и будет служить своему императору. Но рука застыла в воздухе: Хасуро увидел глаза своего друга. Как часто он смотрел в эти глаза! Как часто эти глаза смеялись! Сейчас же Хасуро не узнавал их – в глазах друга была только злость, в них отражался холод его сердца.

Саното ударил мечом, и Хасуро не успел защититься. Он упал на землю. Саното бросился к умирающему другу. В его глазах теперь было отчаяние. Он приподнял голову Хасуро и услышал его последние слова:

– Ты… оказался сильнее… Я горжусь тобой… и жалею только об одном: я не смогу… послужить моему императору, моей стране!..

После двухчасового сражения смогли выстоять16 человек. Они и составили свиту императора. Им присвоили звания императорских самураев…

…Самхито пришёл в себя: «Что это было? Сон? Воспоминание?.. Да! Это было со мной, только очень давно! И я не смог тогда послужить императору! Значит, я должен сделать это в этой жизни! Я должен пойти на службу!..».

Солнце закатилось за горизонт. Пора было идти домой…

В семье японского инженера – отца Самхито было семеро детей. Самхито был четвёртым. Когда началась Вторая Мировая война, два старших брата мальчика уже служили в армии. Самхито был ещё слишком молод, но его постоянно преследовала одна мысль: «Неужели война закончится, а я так и не успею послужить императору?». И юноша подделал своё свидетельство о рождении. В 1942-м году ему было всего 15 лет, а по свидетельству выходило все 19. Самхито сам пришёл в пункт регистрации, и его призвали на флот. Он всегда выглядел старше своих лет, был не по годам взрослым, и ему поверили.

Самхито стал юнгой на японском боевом корабле и прослужил почти три года. В самом конце войны, в 1945-м году в Японском море встретились два корабля – японский и русский. Завязался бой. Море штормило. Большие волны захлёстывали палубы, но все моряки мужественно сражалась. Когда погиб расчёт у корабельной пушки, Самхито сам встал к орудию и стал стрелять по кораблю противника. Но русский корабль подошёл вплотную, и российские моряки взяли японский корабль на абордаж. Самхито внезапно почувствовал резкую боль в левом виске – пуля, выпущенная русским матросом, настигла его. Смерть была почти мгновенной.

В том бою победили советские моряки. Японский корабль отбуксировали к российским берегам, а погибших японцев похоронили в общей могиле. Родители юнги так и не узнали, как погиб их сын и где он похоронен.

…И было Самхито всего лишь 18 лет, как и тем самураям – выпускникам императорской школы…

…Это была очередная инкарнация индийского йога Тота Пури.

Кали Ду Ара

(быль)

На высоте около тысячи двухсот метров над уровнем моря, в горах Гондураса в XVIII веке была деревня. В ней жили невысокие коренастые люди, которые по национальности были, в основном, индейцами, испанцами или происходили из смешанных семей, как, например, Кончи́та. Её мать была испанских кровей, а отец был родом из индейского племени манугов, которое проживало ниже по течению реки на расстоянии 180-ти километров от деревни Кончиты. Её отец был шаманом, и дочку очень увлекало его искусство. Она хотела, когда вырастет, тоже стать шаманкой. Однако отец умер, когда Кончите едва исполнилось восемь лет, и она не успела почти ничему научиться.

Мать Кончиты Мария осталась с восьмилетней дочерью и двухлетним сыном Коба́то. В горах климат суровый, переменчивый, земли́ для возделывания немного, да и нельзя назвать её очень плодородной. С лихвой хлебнула Мария тягот одинокой вдовьей жизни и всё мечтала, что подрастёт Кончита, выйдет замуж, и появится у них в семье работящий молодой зять. Но Кончита не оставила своей мечты, и когда соседский парень Ма́уро пришёл к ней со сватами и протянул красную ленту, девушка отказалась её брать.

– Ты замечательный! – сказала Кончита, отклоняя значимый подарок. – Если бы я хотела выйти замуж, я бы лучшего парня не нашла. Я очень благодарна вашей семье за то, что помогали нам землю пахать на ваших волах, за то, что не оставляли в трудную минуту. Но я не хочу сейчас замуж. Я хочу учиться…

– Учиться? Где? Чему? – изумился Мауро.

– Я… я, как отец… хочу стать шаманкой. Ведь с тех пор, как он умер, так и не было шамана в нашей деревне…

– Так ведь шамана, а не шаманки! – перебил Мауро. – Кто ж тебя призна́ет?! Ты же женщина! А шаманом только мужчина может быть! Выброси ты эти глупости из головы! Выходи за меня, не позорь. Наши родители уже обо всём договорились! Я был уверен, что ты согласишься, столько лет дружили!

– Прости, Мауро! Не могу! Я, правда, ещё матери не сказала – она тоже против будет, но я всё равно уйду! Пойду учиться к индейцам – в родное племя моего отца.

– А примут они тебя? Там ведь тоже только мужчины шаманят.

– Не знаю… Попрошусь… Может, помнят они ещё отца? Он ведь иногда их навещал…

– Ну, смотри… – обиделся Мауро. – Больше предлагать не буду!

Юноша повернулся к Кончите спиной, и вся процессия: отец Мауро, его брат и два друга, гордо подняв головы с оскорблённым видом ушли прочь.

Уж Мария и кричала на Кончиту, и плакала, и уговаривала. Но девушка осталась непреклонной:

– Я всё равно уйду! Кобато уже 12 лет – он теперь и сам помощник. Управитесь, как-нибудь… Да я и ненадолго – выучусь и приду. Будет и у нас в деревне шаман.

– «Шаман»!.. Да ты с ума сошла! Кто ж тебя призна́ет-то? Мужчина ты, что ли – шаманом стать?! Беги к Мауро, повинись, пока не поздно. Может, ещё простит, если любит.

– Ты́ меня прости, мама, но не могу я… Да и не люблю я его. Он, конечно, хороший…

– Любви захотела!.. – взвилась Мария. – Много ли девок по любви-то выходят? Хороший парень, работящий, непьющий – чего ещё надо?!

– Прости, мама… – тихо сказала Кончита и вышла из дома.

На следующее утро Кончита собралась в дорогу. Она взяла с собой деревянную миску, топор, нож, крупу, немного сыра и рыболовные снасти. Захватила тёплую тужурку из шкуры перуанской ламы – чтобы ночами было теплее, и отправилась в путь. Она пошла по дороге вдоль реки. По этой дороге когда-то ездил на лошади навестить родное племя её отец Шаку́ро. Пару раз он брал с собой и Кончиту.

Неделю добиралась девушка до племени индейцев. Дорога шла, в основном, под гору. Кончита разводила на ночь костёр, замачивала крупу в миске, ловила рыбу, обжаривала её на огне и пила чистую воду из бурной горной реки. Эта река то неслась кипящим потоком по узким каньонам, то разливалась широкими заводями до очередных порогов. А ночь девушка проводила на деревьях. Она с детства любила по ним лазить.

Наконец, добралась Кончита до родного племени её отца. Индейцы жили на берегу той же реки, что протекала и в деревне Кончиты. Только здесь река была уже намного спокойнее, текла по равнине. На её берегу располагались индейские дома: по несколько небольших хижин на одном помостье на столбах – в тех местах водилось много кусачих тварей. Ходили люди почти без одежды – жарко, не то, что в горах. А джунгли – совсем не знакомые Кончите джунгли – таили в себе много неизведанного.

По счастью, вождь – он же и шаман племени, который знал её отца, был ещё жив. Индейцы приняли девушку спокойно, поселили в одной из хижин. Вождь Калу́ Той То́ко, однако, с недоумением отнёсся к желанию Кончиты изучить шаманское искусство.

– Погостить – погости! – качая головой, сказал старый вождь. – А шаманить тебе ни к чему! Не женское это дело! Вот если бы пришёл сын Шакуро…

– Кобато не хочет быть шаманом! Я́ хочу! – настаивала девушка.– Ну, чем я хуже мужчины?

– Чем хуже? – поднял брови Калу Той Токо. – А сила, а прыть, а выносливость? Ты из лука стрелять умеешь? А копьём владеть?..

– Я научусь! Я научусь, отец! Можно я так буду тебя называть? Моего-то отца уж десять лет, как не стало! Можно я стану твоим сыном?

Старый вождь надолго задумался. Кончита стояла молча, опустив глаза, и боялась услышать ответ.

– Давай, так, – наконец, проговорил Калу Той Токо. – Даю тебе сроку пять лун. Научишься быть мужчиной – так и быть – научу тебя шаманить. А нет – так отправлю к матери коров доить да лам стричь… Ну, чтобы тебе легче было, дам тебе в учителя Сато́хо – есть у меня такой парень. Шустрый, охотник хороший. Если уж он тебя не научит, так и никто не сможет!

Вождь помолчал, посмотрел на небо.

– Но знай! Только в память о твоём отце! А вообще место женщины у очага…

Старый вождь с трудом поднялся, подошёл к одной из хижин и позвал:

– Сатохо!.. Выйди ко мне!.. Вот посмотри: видишь эту красивую девушку?.. Даю тебе поручение: за пять лун сделать из неё мужчину…

– Как это? – не понял появившийся из-за хижины молодой индеец. – Как же я могу из женщины мужчину сделать? Даже духи этого не могут!

– Да нет! – засмеялся Калу Той Токо. – Её надо научить мужскому делу. Её отец был моим другом. Ну, хочет девушка освоить мужскую работу. Давай, попробуй. Только не очень усердствуй. Что выйдет – то выйдет. А не выйдет – мы её замуж отдадим. Ей это больше пристало!

И вот началась учёба, но сначала Кончиту переодели – в её тёплой одежде, рассчитанной на горный климат, она не могла бы жить в тропиках.

Первым делом Сатохо стал учить Кончиту ходить. Да-да, ходить! Тихо пробираться по джунглям, как ходят индейцы. Ни хищника не привлечь, ни дичь не спугнуть! Училась девушка и из лука стрелять, и копьё метать. Но одним из самых сложных дел было научиться быстро и долго бегать. У индейцев не было лошадей или буйволов. На любые расстояния они передвигались только на своих ногах.

Старый вождь думал, что у Кончиты ничего не получится. Ну, поразвлекается девушка – и уйдёт в свою деревню мужа ублажать да детей нянчить. Однако ж, не тут-то было. Сатохо не слишком старался из девушки мужчину сделать, зато Кончита оказалась выносливой и упорной. Совершенно серьёзно, не давая себе поблажек и долгого отдыха, она тренировалась и тренировалась. Даже сама теребила своего наставника: покажи то, да покажи это… А старый вождь с изумлением смотрел, как преображается дочь его друга. Она окрепла, стала более подтянутой, загорелой. Даже очертания мускулов у неё стали походить на мужские.

«Да-а! Узнаю́ характер Шакуро… До чего ж упёртая! Вся в отца!» – думал Калу Той Токо.

Прошло пять лун… Кончита пришла к вождю.

– Испытай меня, отец! – поклонилась девушка. – Я научилась. Я стала мужчиной, как ты хотел.

– Это не я хотел, это ты хотела, – усмехнулся старик. – Да нечего мне тебя испытывать, я и так вижу. Ты постаралась, молодец! Честно говоря, не ожидал я… Да ладно, придётся учить тебя шаманить.

– Знаешь, отец, я уже многому научилась у тебя во время проведения ритуалов. Знаю, когда и что надо. Вот только есть некоторые вещи, которые глазами не углядишь и ушами не услышишь. Именно этому научи меня…

И старый вождь взялся за обучение Кончиты таинствам шаманского искусства. Он обучал её ещё пять лун, а потом устроил ей экзамен.

В назначенный день Калу Той Токо сидел и смотрел, как Кончита проводит ритуал. Она смогла ввести в транс всех членов племени. Она с блеском выполнила поставленную задачу!

– Ну, что ж, дочь моя! – сказал старый вождь по окончании ритуала. – Ты прекрасно справилась с заданием. Пора тебе присвоить и новое имя, достойное хорошего шамана. Ты будешь Кали́ Ду А́ра. Ты знаешь, что ара – это умная, почитаемая нами птица. Твоё имя означает: «Умная настойчивая ара». И если люди племени не возражают, я предлагаю тебе остаться у нас.

– Оставайся, Кали Ду Ара! Мы привыкли к тебе! Оставайся! – зашумели индейцы.

– Спасибо вам, мои дорогие! И я привыкла к вам! – поклонилась Кончита. – Но я должна идти в родную деревню. Я обещала матери вернуться. Ей там трудно без меня. Да и шаман в деревне нужен. Завтра же я отправлюсь в путь. Ещё раз, спасибо!

Наутро, собравшись в дорогу, Кончита вышла из поселения индейцев. Но не успела она отойти и нескольких шагов, как её догнал Сатохо.

– Подожди, Кончита!.. Хотя ты теперь Кали Ду Ара… Только шаманы имеют такие красивые имена… Не уходи! – Сатохо взял девушку за руку. – Я не хочу тебя терять! Если ты хочешь, я пойду с тобой.

Кончита остановилась и посмотрела на юношу. Их глаза встретились, и Кончиту словно обдало жаром. Её щёки вспыхнули, по всему телу побежали какие-то молнии. Она впервые посмотрела на Сатохо, как на мужчину. И она поняла, что тоже не хочет с ним расставаться. Как же она не замечала раньше, насколько близким и родным стал для неё этот молодой индеец!

– Я… я не знаю… и я не хочу расставаться с тобой… Но я должна! Я обещала матери!.. Ты… ты жди меня. Нет-нет, со мной ходить не надо. Я должна всё решить сама. Я… я буду приходить… я приду! А сейчас иди домой, я должна!..

Кончита повернулась и пошла по дороге. Мысли продолжали путаться в её голове…

Дорога в гору была сложнее, чем с горы. Кончита добралась до дома лишь через 10 дней. Она узнала, что её мать вышла замуж за их соседа – отца её друга Мауро, мать которого умерла несколько месяцев тому назад. В глазах, в словах Марии Кончита ощущала затаённую обиду. Она поняла, что мать уже сможет обойтись и без неё. Но она должна шаманить!

Через несколько дней как раз было полнолуние. И Кончита начала ритуал – на той же площади, на которой когда-то шаманил её отец. Несколько односельчан, не торопясь, вышли на площадь. Они уже отвыкли от шаманских ритуалов. Ни один человек не поддержал Кончиту. Ей не удалось никого ввести в транс! Люди стояли, посмеивались. Некоторые держали на руках детей и показывали пальцем на Кончиту – так, будто пришли посмотреть представление. Некоторые стали уходить, не дождавшись окончания таинства…

Кончита была обескуражена: зачем она вернулась? Она здесь никому не нужна!.. А там… там остались добрые понимающие люди… там остался ставший ей дорогим Сатохо. Его имя означает «Находчивый». Может, он найдёт выход?..

Через неделю Кончита решила провести второй ритуал. Зрителей было ещё меньше. Вечером шаманка призывала хорошую погоду, а на следующее утро пошёл снег. Мальчишки на улице, увидев Кончиту, стали кричать, дразнить, ругать её и бросать в неё камни.

Никому ничего не сказав, на следующий же день Кончита собралась и ушла из родной деревни. Навсегда! Она пошла к ставшему ей таким родным племени индейцев. На половине пути девушка повстречала Сатохо. Он шёл ей навстречу.

– Я не могу без тебя! Пойдём домой! – сказал индеец.

Молодые люди взялись за руки и пошли по дороге вниз, с гор, к племени, домой…

После кончины Калу Той Токо молодая шаманка Кали Ду Ара заняла его место. Она была первой и единственной женщиной-шаманкой за всю историю индейских племён.

Раковина

(притча)

В центральной части северной Африки шаман Санба́лу в очередной раз собирает людей племени для совершения обряда по вызову дождей. Уже много раз они совершали этот ритуал, а дождей всё нет. Река, воды которой питают племя и домашний скот, почти пересохла. В оставшихся лужицах скорее грязь, нежели вода. Дикие животные тоже пьют из этой реки. Скоро за воду начнётся настоящая битва…

Санбалу проводит ритуал. Он сам – в центре круга. Все члены племени: мужчины, женщины и даже подростки ходят по кругу под звук тамтама. У каждого в руках копьё. В набедренных «юбочках», с украшениями из птичьих перьев на головах, с разукрашенными лицами и телами темнокожие люди отбивают ногами ритм и в такт притопыванию дружно выкрикивают:

– Йо балу́!.. Йо балу́!.. Йо балу́!..

На последнем слоге выкрика все дружно выбрасывают вверх руку с копьём. Крик означает: «Я силён!.. Я силён!..». Под эти крики шаман произносит заклинания…

Ритуал окончен, но на небе, по-прежнему, ни облачка, солнце нещадно палит, а воды в реке всё меньше и меньше. Санбалу в отчаянии: может, он потерял свою силу?..

Когда наступила ночь, шаман вышел из своей хижины. Он отошёл от деревни, рискуя попасться в зубы хищному зверю. Санбалу взошёл на пригорок, упал на колени и воздел руки к небу. Сейчас в его руках не было копья.

– О, Высший Дух! – взмолился Санбалу. – Почему ты покинул нас? Чем я прогневил тебя, что ты отобрал у меня шаманскую силу? Как нам жить дальше?..

И вдруг сквозь звёзды пробился светлый луч и осветил стоящего на коленях шамана.

– Ты можешь всё исправить, Санбалу! – раздался голос. – Ты должен пойти на север и дойти до моря. Это будет долгий путь. Дождись, когда море утихнет, встань на мелководье и позови своего Доброго Духа. Его зовут Самалу́. Он живёт в большой рыбе по имени Мади́на. Кричи громче и жди, пока он не приплывёт к тебе. Самалу даст тебе большую раковину. Приложив её к уху, ты услышишь не только шум моря. Ты услышишь голос Океана. У Океана тесная связь с Всевышним Духом. Он даст тебе совет… Ты всё понял?

– Да, Высший Дух. Только я не знаю, что такое море, – пробормотал растерявшийся шаман.

– Море – это такая огромная вода – будто река, у которой не видно другого берега. А Океан – это море всех морей. Не забудь: иди прямо на север! – луч вспыхнул и погас. На небе снова остались только мириады звёзд.

Всю ночь Санбалу не спал. Наутро он собрал людей племени.

– Этой ночью мне явился Высший Дух. Он сказал, что́ нужно делать. Я должен надолго уйти. Проводите ритуалы без меня. Когда я приду, всё будет хорошо.

Санбалу набросил на плечи белую накидку из козьей шерсти, взял в руки копьё и топор и, ничего более не говоря своим соплеменникам, отправился в путь.

Он шёл по степям и пустыням, шёл по джунглям, прорубая себе путь топором. Он шёл босыми ногами по раскалённым камням, пробирался сквозь колючие кустарники. Он питался съедобными листьями, плодами и корнями растений.