Францисканский орден: от апостольского движения к ученой корпорации (Франция, XIII в.)

скачать книгу бесплатно

Францисканский орден: от апостольского движения к ученой корпорации (Франция, XIII в.)
Елена Сергеевна Кравцова

MEDIAEVALIA [series minor]
В предлагаемом вниманию читателей исследовании анализируется разнообразная деятельность "Ordo Fratrum Minorum" в XIII в., проходившая в пределах Французского королевства. Уточняются характеристики этапов трансформации Ордена из апостольского религиозного движения, не ограниченного институциональными рамками, в средневековую ученую корпорацию; выясняется, что одним из ее основных свойств было воспроизведение особенностей тех структур, в которые она, следуя принципу апостольского служения, интегрировалась. Автор показывает, как в зависимости от этапов включения Ордена в Римскую и королевскую курии, а также Парижский университет пересматривалась внутренняя история сообщества, выраженная в житиях его основателя – св. Франциска Ассизского.

Книга будет полезна историкам, культурологам, политологам, а также широкому кругу читателей, интересующемуся историей христианской церкви и духовных традиций средневековой Франции.

Кравцова Е.С.

Францисканский орден: от апостольского движения к ученой корпорации (Франция, XIII в.)

Предисловие

Проблемы религиозной истории сохраняют неизменно актуальный характер, особенно когда они помещены в контекст исследований, выясняющих отношения государства и церкви и трансформации церковных институтов в период Высокого Средневековья. В историографии сложились две полярных точки зрения: Францисканский орден рассматривается или как религиозное мистическое движение, или как институт, деяния которого изучаются только в терминах административно-правовой истории. В современной историографии практически нет работ, в которых исследователи задались бы целью комплексно согласовать данные точки зрения. В представленном труде сделана попытка связать эти две проблемы и разработать собственную гипотезу, основанную на изучении представлений о власти и легитимности Ордена.

В книге будет проведен анализ трансформации Францисканского ордена от религиозного движения к институту. Данный процесс не был в достаточной степени раскрыт в историографии Францисканства. Наиболее продуктивным представляется использовать для описания этого промежуточного состояния Ордена новое прочтение концепции «средневековой корпорации»[1 - Концепция «корпорации» является нейтральной и позволяет объединить воззрения, основанные на различных методологических принципах. Она, во-первых, имеет отношение к социальной истории, во-вторых, не требует классового анализа, и, в-третьих, дает возможность анализировать ситуацию в терминах «культурной истории».].

Задачи настоящего исследования состоят в том, чтобы изучить длительный процесс соревнования норм и реальности, где нормой является апостольское движение, отвергающее по своей сути институционализацию, а реальностью – интеграция в институты, посредством пересмотра истории Ордена. Во Франции в процессе становления он встраивался как в Парижский университет, так и в светские структуры (при проведении расследований для короля).

Наше исследование проводится в хронологических рамках 1217—1292 гг. В 1217 г. францисканцы провели капитул, на котором Орден был разделен на провинции, после чего началось активное освоение братией пространства Франции. В 1292 г. в ордене принимается конституция об обучении студентов в Париже, что означало окончательное интегрирование его в Университет и выбор специализации как ученой корпорации.

В историографии, по всей видимости, отсутствуют исследования по истории Францисканского ордена во Франции XIII в. в контексте формирования национального государства. Как правило, францисканское движение во Франции XIII в. рассматривается в ракурсе истории идей в Парижском университете, ересей и религиозных течений (например, спиритуалов). С другой стороны, в работах по истории Французского государства и его социальных институтов в XIII в. интеграция Францисканского ордена в светские властные структуры изучена недостаточно.

В представленном исследовании – на примере распространения Францисканского ордена на территории Французского королевства в XIII в. и его адаптации к региональным политическим и церковным особенностям основных владений Капетингов и апанажей короны – удалось, как кажется, подтвердить тезис о том, что интересы Ордена не расходились с интересами институтов мирских властей.

В качестве методологических подходов к сюжетам Высокого Средневековья используются три концепции, плодотворно разрабатываемые зарубежными и отечественными учеными.

Во-первых, в качестве основополагающего метода исследования социальных аспектов возникновения и институционализации Францисканского ордена берутся приемы, используемые историками – представителями «новой социальной истории», отказавшимися от позитивистского понимания исторического процесса и избравшими в качестве основополагающего принципа изысканий – выход на проблемы, более глубокие, чем обычные факты[2 - Это понятие объединяет множество школ и направлений. О нем, например, см.: Вжозек В. Историография как игра метафор: Судьбы «новой исторической науки» // Одиссей’1991. М., 1992. С. 60—74; Репина Л.И. «Новая историческая наука» и социальная история. М., 1998.].

Во-вторых, в исследовании были активно задействованы подходы социальной и культурной антропологии; их фундамент составляют приемы структурной антропологии (К. Леви-Стросс, П. Бурдьё)[3 - См., например: Bourdieu P. Esquisse d’une thеorie de la pratique. Gеn?ve, 1972; Levi-Strauss C. Les mythologiques. Paris;Plon, 1964—1971. T. 1—4. Так, из разных антропологических работ мы знаем, что народная культура необразованного «безмолвствующего большинства» строится на инверсиях и противопоставлениях. Значит, можем сравнивать эти два феномена (средневековая образованная культура и традиционная культура) типологически. Область исследований социальной антропологии составляют семейные и родственные структуры, а область культурной, в основном, народные верования и обряды, также из нее выделяется политическая антропология, которая изучает представления о власти.]. Классические работы, основанные на этом методе, принадлежат К. Гирцу[4 - Основатель «символической», или «интерпретативной» антропологии. Предметом исследований Гирца являются символические аспекты коллективного действия в его связи с общими взглядами человека на мир и своеобразным «этическим» отношением к окружающей действительности (cм., например: Geertz H., Geertz C. Kinship in Bali. Chicago;London, 1978; Geertz C. Local Knowledge: Further Essays in Interpretive Anthropology. N.Y., 1983). С изысканиями Гирца связана критика Г. Шпигель «Лингвистического поворота» (см., например: Spiegel G.M. The Past as Text: The Theory and Practice of Medieval Historiography. Baltimore, 1997; Practicing History: New Directions in Historical Writing after the Linguistic Turn / Ed. G.M. Spiegel. N.Y.;L., 2005). Шпигель утверждает, что социальную реальность возможно восстановить (как показано на примере этнологии). Аналогичные приемы применимы при реконструкции исторической действительности, исследовании таких практик, как игра, война, спор и т. д.]. Он полагает, что антропологии следует обратить внимание на семиотический аспект эклектичного по сути понятия культуры. Гирц констатирует – культура является системой смыслов. Поэтому он настаивает на том, чтобы этнолог составлял свою интерпретацию на основе «плотного» описания событий, ситуаций, ритуалов, стремясь реконструировать те оттенки смыслов, которые акторы вкладывают в свои действия, не забывая, что сам он не является частью системы. На данный момент активно и плодотворно разрабатывает эту проблематику на материале Европы раннего Нового времени С. Черутти[5 - Симона Черутти – директор EHESS. В область ее интересов входят: история социальных иерархий и классификаций в европейских городах Средних веков и раннего Нового времени (корпоративные идентичность и принадлежность), горожане и чужаки в европейских городах Средних веков и раннего Нового времени, юридические типологии, социальные, судопроизводство и доказательства в судах периода Средних веков и раннего Нового времени. Одни из основных работ: Cerutti S. Giustizia sommaria. Pratiche e ideali di giustizia in una societ? di Ancien Rеgime (Torino, XVIII secolo). Milan, 2003; Cerutti S. Normes et pratiques, ou de la lеgitimitе de leur opposition // Les formes de l’expеrience. Une autre histoire sociale / Еd. B. Lepetit. P., 1995. P. 127—149.]. Центральным положением метода, предложенного медиевисткой, является эмический анализ «изнутри», основанный на языке и логике акторов. При этом действия людей не отражают общественной структуры, они не столько отражают объективно действующие нормы, сколько передают намерения и предложения. Но необходимо учитывать, что в самом действии уже содержится представление о том, как можно изменить существующий порядок вещей, легитимировать его. Таким образом, социальный мир, отраженный в источниках, – это мир интерпретаций. Пользуясь методом С. Черутти, можно по-новому посмотреть на формирование францисканской традиции в контексте «соревнования социальных ожиданий».

В-третьих, нами активно применялись методы исследования ментальностей, как из практики ученых, принадлежащих к «школе Анналов» и оценивающих «ментальность» как результат взаимодействия, «трения» социальных статусов[6 - Печатный орган школы «Анналов», объединяющий все направления, выходит с 1929 г. и меняет название в зависимости от этапа развития. От “Annales d’histoire еconomique et sociale” до “Annales. Histoire, Sciences sociales”. Одним из лучших, на мой взгляд, примеров применения данной методологии является следующая статья: Casagrande C., Vecchio S. Clercs et jongleurs dans la sociеtе mеdiеvale (XIIe et XIIIe si?cles) // Annales. 1979. Vol. 34. №. 5. P. 913—928. Следуя мысли авторов, сами жонглеры отсутствуют в сочинениях клириков и, соответственно, – в плане Божьего мира, принадлежа только дьявольскому. Но в XII в. образ жонглера проходит инверсию св. Бернара (смирение через скандал), а игра и театр – в аллегорическо-дидактическом плане – становятся через сочинения Гуго Сен-Шерского частью церковной культуры. Иначе говоря, используя инверсию, клирики делают свою культуру похожей на народную (пока не ясно, умышленный это процесс или нет).], так и из того направления, которое изучает структуры и способы организации повествования, «нарратива» (П. Рикер, Ф. Анкерсмит, Х. Уайт, Р. Барт, Ю.М. Лотман, М.М. Бахтин), в коем изложенное событие неотделимо от ментальности описавшего его[7 - Основные труды по нарратологии Рикера и Уайта см.: White H. Metahistory: The Historical Imagination in Nineteenth-Century Europe. Baltimore, 1973; RicCre P. Time and Narrative. Chicago, 1984, 1985, 1988. T. 1—3. Крайним направлением нарратологии является «Лингвистический поворот» (Х. Уйат, Р. Барт), для историков которого историческая действительность заключена в метатексте, «существующем» без какой-либо структуры. Мир дан нам в языке и благодаря языку, поэтому он принципиально непознаваем, т.к. наши репрезентации могут представлять только породившие их языковые механизмы, вне объективности.].

Источниковую базу исследования составляют группы источников, каждая из которых будет рассмотрена в соответствующих главах. Прежде всего, это житийная литература, посвященная Франциску Ассизкому, основателю Францисканского ордена. Агиографические тексты составлялись в ордене на протяжении всего XIII в., они представляют крайне интересный материал для исследования самоидентификации Ордена на определенных этапах его существования и развития. Вторая часть была написана, в основном, с привлечением документов по истории Парижского университета. Исследование папских булл, королевских указов, писем, заметок о диспутах, полемических трактатов позволяет во всей возможной полноте проанализировать динамику взаимоотношений парижских профессоров и школяров, нищенствующих орденов и папской курии. Третья часть основана, преимущественно, на группе источников из корреспонденции Альфонса, графа де Пуатье, по проделанным расследованиям францисканцев-следователей на территории Оверни, той её части, которая входила в апанаж графа. По указам Альфонса можно определить принципы, по которым представители духовной власти служили мирской, их соотношение, социальное развитие жителей Оверни, степень вовлечения её в ареал королевского законодательства и роль в этом процессе францисканцев-следователей. Круг выбранный источников является вполне репрезентативным для решения поставленных задач. Каждая из групп представляет свое видение процесса формирования Францисканского ордена, причем, как изнутри, так и в его взаимодействии с различными институтами.

Следуя определенной структуре, каждая часть книги отражает отдельный аспект проблемы, раскрываемый в то числе благодаря обстоятельным историографическим экскурсам[8 - В первой главе каждой из трех частей.]. Здесь будет рассмотрена литература вопроса, которая объяснит исследование с позиций заявленной выше цели: проследить процесс превращения мистиков-францисканцев в Орден, провести анализ перехода от массового религиозного движения к средневековой корпорации. Для этого следует рассмотреть проблематику «корпорации» и «религиозных движений» в зарубежной и отечественной историографии.

Проблема средневековых сословий и корпораций привлекла внимание зарубежных историков ещё в XIX в. (О. Тьерри, Ф. Гизо, Г.Л. Маурер, А. Жири и др.)[9 - Например, см.: Thierry A. Essay sur l’histoire de la formation et des progr?s du Tiers Еtat. P., 1853; Guizo F. Histoire de la civilisation en France. P., 1830. T. 1—4; Idem. L’histoire de France depuis les temps les plus reculеs jusqu’en 1789. P., 1870—1875. T. 1—5; Idem. Histoire parlementaire de France: recueil complet des discours pro-noncеs dans les Chambres de 1819 ? 1848. P., 1863. T. 1—5; Maurer G.L. Einleitung zur Geschichte der Mark-, Hof-, Dorf- und Stadtver-fassung und der ?ffentlichen Gewalt. M?nchen, 1854; Giry A. His-toire de la ville de Saint-Omer et de ses institutions jusqu’au XIVe si?cle. P., 1877. Более подробно об историографии государственных структур во Франции XIII в. см. ниже: Ч. III. Гл. I.], однако результаты их изысканий были ограничены рамками позитивизма. Проблема «сословий» и «корпораций», как составная часть изучения становления «ограниченной» или «представительной» монархии, рассматривалась в контексте истории формирования социальных институтов и государства. В сложившиеся представления о «сословии», «корпорации» или «классе» не вписывались исследования таких явлений, как религиозные движения и средневековые университеты.

В конце XIX—начале XX в. была инициирована разработка истории, структуры и программы средневековых университетов (Х. Рэшдолл, Ч. Хаскинс, Г. Денифль)[10 - Основные труды для этого периода: Denifle H. Die Universitaten des Mittelalters bis 1400. Berlin, 1885; Haskins C.H. The Rise of the Universities. N.Y., 1923; Rashdall H. The Universities of Europe in the Middle Ages. Oxford, 1936. T. 1–3. Подробно о проблемах историографии возникновения университетов см. Ч. II. Гл. I.], в основном в области формирования университетской корпорации. Однако до конца решить проблему возникновения университетов и их места в западноевропейском обществе в первые десятилетия их существования не удалось. Исследователи этого периода не только не связывали феномен религиозных движений и университетов, основывая свои представления на конфликте нищенствующих орденов и Парижского университета 50-х гг. XIII в., но и разграничивали их между собой, противопоставляя университетскую корпорацию и культуру укладу и традициям нищенствующих орденов. История религиозных движений, частью которой была судьба Францисканского ордена, оставалась исключительно в рамках церковного направления изысканий. Вначале проблему возникновения Францисканского ордена пытался решить П. Сабатье, а затем – Т. Дебонне, оба не достигли положительных результатов[11 - Подробно об особенностях историографии истоков религиозного движения Францисканского ордена и его институционализации см. Ч. I. Гл. I.]. Так, Де-бонне считал, что раз в 1208—1209 гг. Франциск послал своих последователей проповедовать Евангелие по всем сторонам света, то уже можно говорить о рождении Ордена[12 - Desbonnets T. De l’instution ? l’instution. Les franciscaines. P., 1983. P. 10.]. Однако апостолическая идея в своей основе отрицает какую-либо организацию.

В первой половине XX в. сравнение культуры средневековых университетов и религиозных движений предпринял Г. Грундманн[13 - Grundmann H. Religi?se Bewegungen im Mittelalter. Untersuchungen ?ber die geschichtlichen Zusammenh?nge zwischen der Ketzerei, den Bettelorden und der religi?sen Frauenbewegung im 12. und 13. Jahrhundert und ?ber die geschichtlichen Grundlagen der deutschen Mystik. Berlin, 1955; Idem. Deutsche Eremiten, Einsiedler und Klausner im Hochmittelalter (10.—12. Jahrhundert) // Archiv f?r Kulturgeschichte. 1963. Bd. 45. S. 60—90.]. В результате исследований он выявил процесс установления системы новых ценностей в XII—XIII вв. в рамках триады «Священство—Царство—Знание». Инициированный, в том числе, изысканиями Г. Грундманна, в послевоенный период вырос интерес к народным религиозным движениям, что вывело исследователей на проблему ереси: происхождения, социального контекста, соотношения «ученых» и «народных» течений инакомыслия (Ж. Лефф, Ж. Ле Гофф, М.-Д. Шеню, М. Фуко, Э. Деларуэлль, Р. Манселли)[14 - Основные результаты см. в сборнике по итогам коллоквиума 1962 г.: Hеrеsies et sociеtеs dans l‘Europe prеindustrielle (XIe—XVIIIe si?cle) / Еd. J. Le Goff. P., 1968. Также см.: Delaruelle E. La pietе populaire au Moyen ?ge. Turin, 1975; Schmitt J.-C. Les Traditions folkloriques dans la culture mеdiеvale // Archives des sciences sociales des religions. 1981. Vol. 52. P. 5—20.].

В 60-е—70-е гг. XX в. в медиевистике – в области истории церковных и светских институтов, истории ментальностей и культуры, типологии источников – произошел переворот[15 - О дискуссиях в этот период см.: Vauchez A. Sources mеdiеvales et problеmatique historique // Mеlanges de l’Ecole fran?aise de Rome. Moyen-?ge, Temps modernes. 1974. Vol. 86. № 1. P. 277—286.]. Религиозные движения, которые до этого рассматривались исключительно в рамках церковной истории, стали частью исследований, связанных с проблематикой формирования светских институтов (Г. Ле Бра, Э. Деларуэлль и др.)[16 - Например: Le Bras G. Еtudes de sociologie religieuse. P., 1955—1956. T. 1—2; Idem. Institutions ecclеsiastiques de la Chrеtientе mеdiеvale. P., 1959, 1964. T. 1—2; Guillemain B. La chrеtientе, sa grandeur et sa ruine (De l’an mille au milieu du XVe si?cle). P., 1959; Delaruelle E., Labande E.R., Ourliac P. L’Еglise au temps du Grand Schisme et de la crise conciliaire (1378—1449). P., 1963; Guillemain B. La cour pontificale d’Avignon 1309—1376. P., 1966.]. Иными словами, состоялось сближение проблематики «сословия» и «корпорации», «религиозной культуры» и «университетской культуры». Этот подход дал новое дыхание исследованиям на стыке религиозной и светской культур и оказался особенно плодотворным для разработок в области проблематики проповеди (П. Лонжэр, Н. Бериу, Д. д’Аврэй, Ф. Бюк)[17 - Long?re P. La prеdication mеdiеvale. P., 1983; Bеriou N. L’av?nement des ma?tres de la Parole: la prеdication ? Paris au XIIIe si?cle. P., 1998. T. 1—2; D’Avray D. The Preaching of the Friars: Sermons Diffused from Paris before 1300. Oxford, 1985; Buc P. Vox clamantis in deserto, Pierre le Chantre et la prеdication la?que // Revue Mabillon. 1993. Vol. 4. Р. 5—47; Le Goff J. La naissance du purgatoire. P., 1981.], изучения нормативных текстов. Отдельно можно выделить тему «святости» и её критериев для средневекового человека, в которой ведущим специалистом является А. Воше, перенимающий и углубляющий подход Г. Грундманна, в том числе по отношению к проблеме соотношения «ученых» и «народных» ересей[18 - Cм., например: Faire croire: modalitеs de la dif fusion et de la rеception des messages religieux du XIIe au XVe si?cle / Еd. A. Vauchez. Rome, 1981; Vauchez A. Religion et sociеtе dans l’Occident mеdiеval. Turin, 1981; Idem. Les la?cs au moyen ?ge: pratiques et expеriences religieuses. P., 1987; Idem. La saintetе en Occident aux derniers si?cles du Moyen ?ge. Rome, 1988.]. Этот подход позволил по новому взглянуть на системообразующие для эпохи Средневековья понятия, например, – добровольной бедности. Так, А. Воше оспорил одну из теорий происхождения ереси: обет добровольной бедности был характерен только для народных еретических движений, тогда как церковь прибегала к данной идее лишь для контроля над ними, воспользовавшись в начале XIII в. новосозданным Францисканским орденом[19 - Основные исследования этого периода: Grundmann H. Religi?se Bewegungen im Mittelalter. Hildesheim, 1961; Werner E. Pauperes Chtisti. Studien zu Sozial-Religi?sen Bewegungen im Zeitalter des Reformpapsttums. Leipzig, 1956; Manteuf fel T. Naissance d’une hеrеsie. Les adeptes de la pauvretе volontaire au Moyen ?ge. Paris;La Haye, 1970; Violante C. La pataria milanese e la riforma ecclesiastica. Rome, 1955; Miccoli G. Per la storia della Pataria milanese // Bullettino dell’Istituto Storico Italiano per il Medio Evo. 1958. Vol. LXX. P. 43—123. Самые важные результаты по этому вопросу были собраны в сборнике: Povert? e ricchezza nella spiritualit? dei secoli XI e XII // VIII Convegno del Centro di studi sulla spiritualit? medievale. Todi, 1969. См. также: Еtudes sur l’historie de la pauvretе (Moyen ?ge—XVIe si?cle) / Еd. M. Mollat. P., 1974. T. 1—2.]. Медиевист пришел к выводу, что идея совершенной бедности была свойственна и церкви, более того, она красной нитью шла через церковные реформы Григория VII, но не нашла отклика у клириков, только у «закрытого» монашества. Связано это с тем, что в период крестовых походов сформировалось убеждение, согласно которому каждое благое деяние требовало материального воздаяния свыше[20 - Vauchez A. La pauvretе volontaire au Moyen ?ge // Annales. 1970. Vol. XXV. № 6. P. 1566—1573.].

Поскольку данный переворот произошел во многом благодаря накопленным сведениям по истории XI—XII вв., в основном новые направления разрабатывались в области проблематики «Ренессанса XII века» (Ч. Хаскинс, М.-Д. Шеню, Ж. Верже и др.)[21 - На данный момент литература весьма обширна. Основное представление можно получить в основополагающем исследовании: Verger J. La Renaissance du XIIe si?cle. P., 1996.]. В тоже время, не подлежит сомнению, что кульминацией встречи религиозной и светской культуры являлся период возникновения и становления нищенствующих орденов, что существенным образом повлиявших на экономику и социальное развитие западноевропейского средневекового общества (Ж. Ле Гофф, Ж. Дюби, Л.К. Литтл, А. Воше, Дж. Микколи)[22 - Cм., например: Duby G. Le monachisme et l’еconomie rurale // Hommes et structures du Moyen ?ge. P., 1973. P. 381—394; Freed J. The Friars and German society in the thirteenth century. Cambrdige, 1971; Lawrence C.H. The Friars: the Impact of the Early Mendicant Movement on Western Society. L., 1994; Le Goff J. Apostolat mendiant et fait urbain dans la France mеdiеvale // Annales. 1968. Vol. XXIII. P. 335—352; Idem. La bourse et la vie: еconomie et religion au Moyen ?ge. P., 1986; Little L.K. Religious Poverty and the Profit Economy in Medieval Europe. L., 1978; Mouvements franciscains et sociеtе fran?aise, XIIIe—XXe si?cle / Еd. A. Vauchez. P., 1983; Vauchez A. Ordini mendicanti e societа italiana, XIII—XV secolo. Milan, 1990.].

Несмотря на множество разнообразных исследований в области истории культуры, задача соединения в истории Францисканского ордена проблематики «корпорации» и «религиозных движений» до сих пор остается актуальной. В одной из недавних работ Ж. Даларен, авторитетный специалист по ранней истории Францисканского ордена, вплотную приблизился к решению проблемы, обратив внимание на феномен внутренней истории этой общности, создаваемой агиографиями св. Франциска. Но он не показывает, впрочем, ради чего в течение XIII в. переписывается история, сосредоточив свое внимание только на реконструкции истинных намерений Франциска по превращению стихийного движения в Орден. Кроме того, его исследование написано, скорее, в позитивистском ключе, нежели в структуралистском[23 - Dalarun J. Fran?ois d’Assise, ou le pouvoir en question. Principes et modalitеs du gouvernement dans l’Ordre des fr?res mineurs. Bruxelles, 1999. В этом же издании в списке литературы указаны наиболее важные исследования Даларена.].

В отечественной историографии на данный момент отсутствует такое исследование, в котором бы рассматривалась проблема трансформации мистического религиозного движения в орден. Во многом потому, что в советский период историография, формально отказываясь от дореволюционного наследия, в реальности разрабатывала те же самые идеи, но в ином плане, привязывая их к одной методологии, которая не допускала каких-либо явных отклонений от канона. Это можно увидеть на примере изучения проблематики формирования нищенствующих орденов и феномена средневековой ереси. Только в конце 1990-х—начале 2000-х гг. начинает преодолеваться методологическая растерянность и создаваться собственная историографическая традиция, с переработкой результатов советского периода, но без отрыва от зарубежного опыта[24 - В последнее десятилетие защищены три диссертации по истории “Ordo Fratrum Minorum”, одна из которых посвящена исследованию социальных функций францисканцев, клариссинок и терциариев в XIII—XV вв.: Садченко В.Н. Францисканский монашеский орден и его социально-религиозные функции (XIII—первая половина XV вв.). Дисс. … канд. ист. наук. Ставрополь, 2005.].

Проблема институционализации Францисканского ордена в отечественной историографии была рассмотрена в единственном труде, в начале XX в. Речь идет о монографии С.А. Котляревского, который изучил формирование “Ordo Fratrum Minorum” как процесс, проходящий под контролем Римской курии, создающей религиозную структуру для своих нужд[25 - Котляревский С.А. Францисканский орден и римская курия в XIII и XIV веках. М., 1901.]. В советской историографии нищенствующие ордена рассматривались в контексте церковной истории, как правило, без проведения каких-либо различий между ними; они воспринимались как орган, который был создан римской курией для мимикрирования под народные идеалы, ради отвлечения внимания и искоренения ересей (И.Р. Григулевич, С.Г. Лозинский, М.М. Шейнман)[26 - О какой либо проблеме институционализации “Ordo Fratrum Minorum” речь даже не шла, Орден рассматривался как часть церковной истории, для которой в советский период практически не было критических исследований, они появляются в 80?е гг. XX в. По истории папства см.: Лозинский С.Г. История папства. М., 1961; Григулевич И.Р. Инквизиция. М., 1985; Шейнман М.М. Папство. М., 1959. Можно также привести образец рассмотрения религиозной культуры XII в.: Сидорова Н.А. Очерки по истории ранней городской культуры во Франции. М., 1953.].

Основное внимание советских медиевистов привлекла проблематика средневековой ереси, которая также имеет свои корни в дореволюционной историографии. В основе исследований Л.П. Карсавина лежал тезис о том, что идея совершенной бедности характерна для народных религиозных течений. При этом истоки монашества он видел в установке на аскетизм[27 - Карсавин Л.П. Монашество в Средние века. М., 1992.; Он же. Культура Средних веков. Киев, 1995; Он же. Основы средневековой религиозности в XII—XIII веках // Он же. Сочинения. СПб., 1997. Т. 2.]. В советский период идея народных религиозных движений толковалась крайне упрощенно, а совершенная бедность понималась однобоко, т.е. исключительно в идеологическом ключе. В ересях видели проявления классовой борьбы под религиозной оболочкой, подрывающей основы феодализма и направленной против угнетателя – католической церкви. Соответственно, на данную проблему обращалось большое внимание советских историков, при этом выделялись городские ереси, как более прогрессивные, а распространение крестьянских ересей датировалось началом XIV в. (Н.А. Сидорова, С.Д. Сказкин, В.Л. Керов, Н.А. Бортник)[28 - Сказкин С.Д. Первое послание Дольчино // Из истории социально-политических идей. К 75-летию академика В.П. Волгина. М., 1955. С. 122–129; Он же. Исторические условия восстания Дольчино. М., 1955; Сидорова Н.А. Народные еретические движения во Франции в XI—XII вв. // Средние века. 1953. Вып. 4. С. 429–433; Бортник Н.А. Еретические секты в Италии первой половине XIII в. // Средние века. 1957. Вып. 10. С. 101–123; Стам С.М. Учение Иоахима Калабрийского // Вопросы истории религии и атеизма. 1959. Вып. 7. С. 328–360; Рутенбург В.И. Народные движения в городах Италии (XIV—начало XV в.). М.;Л., 1959. Основную характеристику и идеологическую установку см., например: Андреева И.С. Историческая наука в СССР. Хроника научной жизни. Против католической историографии // Вопросы истории. 1962. № 3. С. 153—155. Продолжил разрабатывать проблематику ересей этого периода В.Л. Керов. Основные его монографии: Керов В.Л. Народные восстания и еретические движения во Франции в конце XIII—начале XIV века. М., 1986; Он же. Идеи Апокалипсиса в Средние века (Иоахим Флорский, Оливи, бегины Южной Франции). М., 1994; Он же. Францисканцы во Франции в XIII—первой половине XIV века. Петр Иоанн Оливи и спиритуалы. М., 2007.].

В 1990-е и 2000-е гг. в отечественной медиевистике религиозные движения рассматриваются в плане соединения мирской и церковной религиозности, но, как правило, их изучение лежит в области потестологии[29 - Более подробно см. Ч. III. Гл. I.]. Идея совершенной бедности в современной историографии остается характерной чертой еретических движений XII—XIII вв., причем, как городских, так и сельских, а нищенствующие ордена сохраняют функцию передового отряда римской курии в борьбе с ними. Подобный взгляд, как кажется, восходит к построениям Л.П. Карсавина и С.А. Котляревского[30 - В современной отечественной историографии, на сегодняшний день, отсутствуют какие-либо новаторские исследования по истории религиозных народных движений XII—XIII вв.].

Проблематика средневековых сословий и корпораций в отечественной историографии является и по сей день одной из наиболее актуальных. Не получив особого внимания в дореволюционный период (А.К. Джививлегов, Е. Ефимова, Д.М. Петрушевский)[31 - Дживилегов А.К. Средневековые города в Западной Европе. СПб., 1902; Он же. Торговля на Западе в Cредние века. М., 1905; Ефимова Е. Парижская революция в XIV в. М., 1908; Петрушевский Д.М. Возникновение городского строя Cредних веков // Белов Г. фон. Городской строй и городская жизнь в средневековой Германии. М., 1912. С. 9—68.], тема складывания европейской сословной структуры стала одной из центральных для советской медиевистики. Концепция разрабатывалась на базе исследований возникновения и развития средневекового города, товарно-денежных отношений, прежде всего, на материале XIV и XV вв. (С.М. Стам, В.И. Рутенбург, А.Н. Чистозвонов, Ю.Л. Бессмертный, Б.Ф. Поршнев)[32 - См. исследования общего характера: Поршнев Б.Ф. Феодализм и народные массы. М., 1965; Бессмертный Ю.Л. Демографические и социальные процессы во французской деревне XIV в. // Французский ежегодник’1981. М., 1983. С. 127–146; Гут-нова Е.В. Классовая борьба и общественное сознание средневекового крестьянства (XI—XV вв.). М., 1984; Рутенбург В.И. Культура эпохи Возрождения. М., 1987; Стам С.М. Средневековый город и развитие социальной структуры феодального общества // Классы и сословия средневекового общества. М., 1988. С. 40–49; Он же. Экономическое и социальное развитие раннего города (Тулуза XI—XIII вв.). Саратов, 1969; Чистозвонов А.Н. Социальная структура сукноделия в Голландии XIV—XV вв. // Генезис капитализма в промышленности. М., 1963. С. 13–63; Он же. Реформационное движение и классовая борьба в Нидерландах в первой половине XVI в. М., 1964; Он же. О социальной природе средневекового бюргерства // Средние века. 1982. Вып. 45. С. 185–195.]. Процесс формирования сословно-представительной монархии во Франции, стране классического феодализма, также был наиболее последовательно рассмотрен на материале того же периода (Н.А. Сидорова, А.Д. Люблинская, Н.А. Хачатурян)[33 - Люблинская А.Д. Структура сословного представительства в средневековой Франции // Вопросы истории. 1972. № 4; Хачатурян Н.А. К вопросу о природе французской сословной монархии // Средние века. 1978. Вып. 42. С. 27–48; Она же. Сословная монархия во Франции XIII—XV вв. М., 1989. Отметим, что в последнем исследовании, несмотря на то, что в названии заявлен XIII век, он практически не подвергается какому-либо анализу и рассматривается только в качестве предпосылок к процессам, которые начинаются на заре XIV в.]. В период 1990-х—2000?х гг. концепция зарождения и развития средневековых сословий стала рассматриваться в контексте анализа самосознания их представителей[34 - Краснова И.А. Представление о свободе у флорентийских горожан // Город в средневековой цивилизации Западной Европы / Отв. ред. А.А. Сванидзе. М., 2000. T. 4. С. 79—83; Румянцева К.Ю. К вопросу о самосознании немецкого городского сословия XIV века (Хроника Ульмана Штромера) // Из истории и культуры Средневековья. СПб., 1991. С. 82—88; Негуляева Т.М. Зарождение правосознания и чувства личности у средневекового бюргерства // Средневековый город. 1998. Вып.13. С. 26—36; Gleba G. Die Gemeinde als alternatives Ordnungsmodel: zur sozialen und politischen Differenzierung des Gemeindebegriffs in den 14. und IS. Jahrhunderts. Mainz;Magdeburg;Munchen, 1989. S. 4—5 ff.]. Нине принято считать, что именно самосознание, чувство принадлежности к определенной группе, в дополнение к социальному и правовому статусу, является неотъемлемой частью общности, которую медиевисты называют «сословием».

Таким образом, на данный момент в российской медиевистике хорошо изучено военное и городское сословия, а вот проблема формирования церковного – почти не освещена. В западной же историографии она, конечно, рассматривалась без применения разработанного отечественной наукой понятийного аппарата. Поэтому в настоящем исследовании я предложу ряд уточнений процесса складывания корпораций и орденов в той их части, которая касается репрезентации этих структур в системе символов и представлений культуры Средневековья..

В первой части, состоящей из трех глав, будет рассмотрена общая история Ордена, как внешняя, представленная в фактах, так и внутренняя, самопредставление. Далее исследуется влияние конкретного исторического контекста на формирование и развитие францисканской легенды, переписывание которой представляет собой форму контроля над прошлым, т.е. внутренней историей Ордена. Во второй и третьей частях я рассмотрю адаптацию “Ordo Fratrum Minorum” к условиям Франции: его место в различных структурах, не только университетских (францисканцы в Парижском университете, сравнение и взаимодействие с университетской корпорацией), но и светских административных (францисканцы как следователи графа Альфонса де Пуатье, реализация принципа «невидимой власти»).

В заключение хотелось бы выразить особую благодарность Г.Г. Пикову (НГУ), Д.Н. Старостину (СПбГУ), И.В. Тарасовой (ГМИР), Ю.Е. Арнаутовой (ИВИ РАН), А.К. Гладкову (ИВИ РАН), В.Л. Портных (НГУ). Глубокая признательность – Г.Е. Лебедевой, а также кафедре истории Средних веков СПбГУ во главе с А.Ю. Прокопьевым, и всем коллегам, которые направляли, подсказывали и делились бесценным опытом.

Часть I

«Благочестивая легенда» о Франциске Ассизском

Глава I

Особенности и этапы францискановедения: источники и историография

Известно, что Франциск Ассизский (ок. 1182—1226) положил начало Ордену меньших братьев. Однако дальнейшее развитие его детища, несомненно, определял образ родоначальника, представление о нем в разные моменты истории сообщества. «Благочестивая легенда» о Франциске (вместе с комплексом агиографических текстов и коротких устных рассказов) была и скрепляющим, и разъединяющим фактором для францисканцев; внимательный исследователь найдет в многочисленных житиях святого, составленных в XIII?в., воззрения различных течений этой корпорации. Более того, с самого своего возникновения история о Франциске Ассизском одновременно развивалась по двум линиям: маргинальной, не утвержденной высшим руководством Ордена и папой, и официальной, ими одобренной. Эти линии в течение XIII?в. пересекались, взаимно дополняли и, в то же время, жестко отрицали друг друга, полемизировали между собой.

Множественность образов Франциска во францисканской среде была связана с социальной и национальной пестротой самого Ордена. В “Ordo Fratrum Minorum” входили представители разных социальных слоев, для единения которых решением руководства Ордена создавался устраивающий всех текст – легенда о Франциске Ассизском. Впрочем, мог существовать и обратный процесс: перенос своих, актуальных представлений, сформированных братьями из различных географических и культурных регионов, на образ святого-основателя, и создание жития, вдохновленного устной традицией и не утвержденного высшими иерархами Ордена, но близкого именно тому слою или области, где он появился. Сопоставление и анализ цитат из сравниваемых агиографий, их развитие, дополнения автора и толкование их в историческом контексте дают ценный материал для восстановления динамики средневековых идей и влияния их на различные аспекты человеческой жизни.

Первая часть книги посвящена «благочестивой легенде» о св. Франциске, её роли и влиянию на историографию: за два века францискановедения было сформировано немало историографических мифов. Кроме того, анализ «Благочестивой легенды» позволяет проследить, как Орден – монашеская корпорация – искал и отстаивал своё место в средневековых институтах власти, прежде всего, Римской курии. Наконец, «соревнование» образов св. Франциска, созданных разными людьми в течение XIII?в., дает возможность отметить этапы становления Ордена через его отношение к истории, запечатленной в устном и письменном виде.

* * *

Поиски ответа на основной вопрос истории “Ordo Fratrum Minorum” – каков был истинный Франциск? – неразрывно связаны с источниковедческими изысканиями. Открытия новых списков, затрагивающих содержание францисканской легенды, каждый раз вызывали широкий резонанс в обществе. На данный момент обнаружено и восстановлено более десятка жизнеописаний Франциска, датируемых XIII?в.[35 - Список см. в: Petit dictionnaire des sources franciscaines // Saint Fran?ois d’Assise. Documents. Еcrits et premi?res biographies / Еd. et trad. T. Desbonnets, PP.; D. Vorreux, O.F.M. P., 2002. P. 1364—1407.] В данной книге исследуются пять из них: «Первое жизнеописание» и «Второе жизнеописание» Фомы Челанского (ок. 1200—ок. 1270)[36 - fr. Thomas de Celano. Vita prima S. Francisci // Analecta Franciscana. Quaracchi, 1926. T. X. Fasc. I. P. 3—115; Idem. Vita Secunda S. Francisci // Analecta Franciscana. Quaracchi, 1926. T. X. Fasc. II. P. 129—260.], «Большая легенда» Бонавентуры (1221—1274)[37 - fr. S. Bonaventura. Legenda Maior // Analecta Franciscana. Quaracchi, 1941. T. X. Fasc. V. P. 557—652.], анонимная «Легенда трех товарищей»[38 - Legenda trium sociorum / Еd. critique de T. Desbonnets // Archivum Franciscanum Historicum. 1974. №. 67. P. 38—144; Lеgende des trois compagnons / Еd. et trad. de T. Desbonnets // Saint Fran?ois d’Assis. Documents… P. 803—860.] и «Древо распятой жизни Христа» Убертино да Казале (1259—ок. 1330)[39 - Ubertino da Casale. Arbor Vitae Crucifixae Jesu / Ed. A. de Bonetis. Venice, 1485 (reprod. with introd. of C.T. Davie. Turin, 1961).]. Чем обусловлен такой выбор агиографических памятников из многих, написанных в XIII?в. и восстановленных в XIX—XX?вв.?

Во-первых, три из этих житий созданы с целью объединения сообщества одной однозначной трактовкой образа его основателя, которая должна была задать курс на дальнейшее развитие единой корпорации. Два агиографических текста выражают позции внутренних, но не общеорденских, францисканских течений, и предлагают альтернативное видение образа Франциска и Ордена, учрежденного им[40 - Характеристику агиографий см.: Salter E.G. Sources for the Biography of St. Francis of Assisi // Speculum. 1930. Vol. 5. №. 4. P. 388—410.].

Во-вторых, с традиционной историографической точки зрения подобная выборка включает обе линии жизнеописаний, как маргинальную, так и официальную, которые начинают складываться в одно и то же время. Считается, что после смерти Франциска в 1226 г. Орден раскололся на две партии, конвентуалов и обсервантов, и каждая создала свою житийную традицию. Конвентуалы приняли новое, исправленное «Правило, утвержденное буллой» (1223 г.), и направление, заданное им. Это движение представляют жития, написанные Фомой Челанским, – «Первое жизнеописание» (1228—1230 гг.) и «Второе жизнеописание» (1246—1247 гг.)[41 - Долгое время считалось, что «Первое жизнеописание» было написано для прославления брата Илии, а составление нового официального жизнеописания, «Второго», объяснялось его «падением и отступничеством». См.: Little A.G. The Sources of the History of St. Francis of Assisi: A Review of Recent Researches // The English Historical Review. 1902. Vol. 17. № 68. P. 649.], а также Бонавентурой, – «Большая легенда» и «Малая легенда» (1260—1263 гг.). Обсерванты же представали как буквальные последователи слов Франциска в отношении, прежде всего, собственности.

В 70-х гг. XIII?в. оформилось движение спиритуалов, их истоки – в том крыле Ордена, которое следовало принципам обсервантов. Важнейшей фигурой для них был брат Лев (ум. 1271 г.) и первые товарищи Франциска. Считается, что авторами этой партии были созданы агиографические тексты, посвященные основателю Ордена: «Легенда трех товарищей», «Зерцало совершенства», а также широко известные, но не сохранившиеся «Записки брата Льва», введенные в оборот Петром Иоанном Оливи (1248—1298) и использованные Убертино да Казале, спиритуалами[42 - Предполагалось, что Анжело да Кларено и Убертино да Казале держали автографы брата Льва в руках (о “Verba fratris Leone” (rotulli et cedulae) см.: Little A.G. The Sources of the History of St. Francis of Assisi… P. 661). “Rotulli” брата Льва безвозвратно утеряны, свидетельства о них сохранилось в сочинениях спиритуалов.]. Первое авторитетное издание сочинений спиритуалов осуществил С.Дж. Эрль, что сделало возможным начать историографическую дискуссию о соотношении в XIII—начале XIV?в. маргинальной и официальной житийной литературы о Франциске Ассизском[43 - Little A.G. The Sources of the History of St. Francis of Assisi… P. 646; Ehrle F. Die Spiritualen, ihr Verh?ltnis zum Franziskaner or-den und zu den Fraticellen // Archiv f?r Litteratur und Kirchengeschichte des Mittelalters. 1885—1888. №. 1—4. P. 509—569, 106—164, 553—623, 1—190.].

Как бы то ни было, согласно традиционным данным, самое первое жизнеописание Франциска увидело свет через два года после его смерти, в рамках подготовки его канонизации. По заказу папы Григория IX (1227—1241)[44 - До того, как принять сан папы римского, был с 1219 г. был генералом-протектором Францисканского ордена] были собраны необходимые документы, свидетельства святости[45 - В первую очередь – это письмо Илии Кортонского об обнаруженных на теле Франциска стигматах: Epistola encyclica de transitu S. Francisci // Codice diplomatico della Verna e delle SS. Stimmate di S. Francesco d’Assisi / Ed. S. Mencherini. Florence, 1934. P. 7—8.], и брату Фоме Челанскому в 1228 г. поручили написать официальное житие Франциска Ассизского, первое в неисчислимой череде агиографий. Папа утвердил его 25 апреля 1229 г., после причисления св. Франциска к сонму католических святых[46 - 16 июля 1228 г.]. «Первое жизнеописание» имело большой успех и в многочисленных списках распространилось по Германии и Франции.

В 1244 г. Генеральный капитул поручил Фоме Челанскому собрать документы и написать очередное житие основателя Ордена, отменяющее предыдущее. Генеральный министр Кресценций (1244—1247) также направил письмо еще живым товарищам Франциска в обитель Греччо, в котором просил их поделиться мемуарными свидетельствами о жизни «беднячка из Ассизи»[47 - Chronica generalium ministrorum Ordinis fratrum minorum // Chronica XXIV generalium ordinum minorum cum pluribus appendicibus inter quas excellit hucusque ineditus Liber de laudibus S. Francisci fr. Bernardi a Bessa / Analecta Franciscana. Quaracchi, 1897. T. III. P. 262.]. Считается, что «письма из Греччо», основа «Второго жизнеописания», положили начало записанным легендам о Франциске как в маргинальных, радикальных слоях Францисканского ордена, так и в консервативных[48 - См. подробный анализ заимствований: Карсавин Л.П. Очерки религиозной жизни в Италии XII–XIII вв. СПб., 1912. С. 381—382.]. Между августом 1246 г. и июлем 1247 г. вышло «Второе жизнеописание или Легенда св. Франциска Ассизского», одобренное генеральным министром Кресценцием. А в 1250—1252 гг., по заказу следующего министра, Иоанна Пармского (1247—1257), Фома Челанский добавил к официальному корпусу житийных текстов «Трактат о чудесах, свершенных св. Франциском» (1250—1252)[49 - fr. Thomas de Celano. Tractatus de miraculus S. Francisci // Analecta Franciscana. Quaracchi, 1926. T. X. Fasc. II. P. 271—330.].

В 1260 г. Генеральный капитул в Нарбонне поручил Бонавентуре, генеральному министру и магистру богословия в Парижском университете, написать последнее житие подвижника. В 1263 г. появились «Большая легенда св. Франциска» и «Малая легенда св. Франциска», сокращенный вариант жития для ежедневного чтения. В 1266 г. все предыдущие агиографические тексты не только уничтожили, но и обнародовали запрет писать новые. Поэтому «Большая легенда» Бонавентуры, являлась, одновременно, и апофеозом, и окончанием официальной традиции.

Несмотря на то, что единственно правильной и официально одобренной агиографией была объявлена «Большая легенда» Бонавентуры, после 1260 г. последовал расцвет «маргинальных» житий, транслирующих различные воззрения представителей Ордена. Самой авторитетной из них считается «Легенда трех товарищей», записанная во второй половине XIII?в. и генетически восходящая к «письмам из Греччо», составленным в 1244 г. товарищами Франциска по запросу Кресценция[50 - О дискуссии по поводу датировки легенды, ее генетической связи с «Письмами из Греччо» см.: Brooke R.B. Image of St Francis: Responses to Sainthood in the Thirteenth Century. Cambridge, 2006. P. 147—149. Относительно датировки и связи «Пролога» и основного ядра легенды я придерживаюсь точки зрения Дебонне: см.: Introduction // Saint Fran?ois d’Assis. Documents… P. 794, 796—799.].

«Легенда трех товарищей» сохраняет хронологическую последовательность событий жизни Франциска, но при этом повествование доводится до избрания первых министров (до 1220-х гг.), а затем обрывается. История возобновляется описанием стигматизации Франциска и завершается его смертью и канонизацией. Сравнение с предыдущими жизнеописаниями показывает, что в «Трех товарищах» выпадает период от 1220 г. до 1224 г., который, однако, присутствует, лишенный какой-либо четкой временной логики, в других жизнеописаниях. В «Первом жизнеописании» Фомы Челанского – ряд глав, лишенный хронологической последовательности, во «Втором» – ссмысловые блоки из нескольких глав, объясняющих какое-либо качество Франциска. У Бонавентуры – главы, объединенные каким-либо примером. Основная смысловая нагрузка в вышеперечисленных агиографиях приходится именно на описание этих пяти лет. Но в «Легенде трех товарищей» данная часть отсутствует[51 - Вопрос относительно полноты и завершенности «Легенды Трех Товарищей» остается открытым (см.: Introduction // Saint Fran?ois d’Assis. Documents… P. 795).].

Убертино да Казале написал «Древо распятой жизни Христа» в период с 9 марта по 28 сентября 1305 г., по просьбе братьев-францисканцев из монастыря на горе Альверна, где некогда Франциск получил стигматы. «Древо распятой жизни Христа» – не агиографическое произведение в строгом смысле этого слова, оно отражает восприятие истории о Франциске Ассизском радикальным крылом Францисканского ордена в апогее его развития. Источниками «Древа», в том числе, являются сочинения Иоахима Флорского (1135—1202), Петра Иоанна Оливи, устные и записанные предания брата Льва, «Второе жизнеописание» Фомы Челанского, «Древо жизни» и «Большая легенда» Бонавентуры[52 - Список критических исследований “Arbor vitae…” довольно широк, см. предисловие и библиографический список в: Ubertino da Casale. Arbor Vitae Crucifixae Jesu / Ed. C.T. Davies. Turin, 1961, а также: Potest? G.L. Un secolo di studi sull’ Arbor Vitae. Chiesa ed escatologia in Ubertino da Casale // Collectanea Francescana. 1977. Vol. 47. P. 217—267.]. Идейная основа пяти книг – постулат об абсолютной бедности Христа и иоахимитская историософская теория семи стадий развития мира[53 - Об иоахимизме см. ниже, в главе II данной части, в сноске 72.]. Особенную популярность получила пятая книга «О семи церковных состояниях», излагающая жизнь Франциска как в духе “imitatio Christi” и возвещающая седьмую, окончательную стадию человеческой истории. Как правило «Древо крестной жизни» не входит в список агиографий Франциска, т.к. встраивает биографию святого в единую, четко зафиксированную схему человеческой истории вообще.

На «Древо распятой жизни Христа» Убертино да Казале, которое приведет к упадку устной «маргинальной» традиции, идущей от рассказов брата Льва, существенно повлияла «Большая легенда» Бонавентуры. Данный текст, видимо, рассматривался как новая платформа, от которой можно было отталкиваться для создания образов Франциска. Однако в связи с осознанной однозначностью этого текста плодотворные вариации на его основе были мало возможны. Поэтому далее устная традиция будет развиваться в жанре «цветочной литературы», народной, которая, при всей её обаятельности и любопытности, выходит за рамки исследования.

Создание комиссии под руководством К. Эссера, осуществившей критическое издание источников в 1976 г., стало своеобразным водоразделом, после которого ученые, занимающиеся проблемами изучения ранней истории Францисканского ордена, вышли на новый этап, уже лишенный акцента на текстологическом аспекте. Следовательно, в историографии францискановедения следует различать два принципиально различных периода: текстологический, совмещенный с научно-критическим, и чистый научно-критический. Но оба эти периода объединяет т.н. «Францисканский вопрос» – на основе каких источников возможно реконструировать подлинную жизнь и идеи Франциска Ассизского?

Впервые критика источников прозвучала в 1768 г. в дискуссии, организованной издательством болландистов “Acta Sanctorum”[54 - Acta sanctorum. 1768. T. 2, 10 (Octobris). (Подробно о дискуссии см.: Salter E.G. Sources for the Biography of St. Francis of Assisi // Speculum. 1930. Vol. 5. №. 4. P. 388—410).]. Болландист Константин Суй-скен издал многостраничное исследование с публикациями «Первого жизнеописания» Фомы Челанского и «Легенды трех товарищей», впервые после приказа 1266 г. об их уничтожении. Это была первая попытка найти в агиографиях «настоящего» Франциска.

В XIX?в., на волне позитивизма, происходит становление самостоятельного раздела медиевистики – францискановедения. В последней четверти XIX—начале XX?в., после празднования семисотлетия святого (1182—1882), вышла серия публикаций источников францисканским издательством Квараччи[55 - Analecta franciscana, sive chronica aliaque varia documenta ad historiam Fratrum minorum spectantia. Quaracchi, 1885—1912. T. 1—5; Archivum Franciscanum historicum. Quaracchi, 1908—2010.], Британским обществом изучения францисканского движения[56 - Monumenta Franciscana / Ed. J.S. Brewer. London, 1858—1882. T. 1—2.], болландистами[57 - В периодическом издании Analecta Bollandiana. Bruxelles, 1882—2010 и др.]. Появились многочисленные периодические издания “Ordo Fratrum Minorum”, в которых печатали свои статьи выдающиеся медиевисты-францискановеды[58 - Первым из них стало: Miscellanea Francescana di Storia, di Lettere, di Arti / Dir. dal Sac. Don Michele Faloci. Pulignani (Foligno), 1884.]. Последовала волна публикаций сочинений самого Франциска[59 - Cм., например: Boehmer H. Analecten zur Geschichte des Franciscus von Assisi. Leipzig, 1904; Opuscula S. P. Francisci Assisiensis. Edita a PP. Collegii S. Bonaventurae. Quaracchi, 1904.].

Одним из дискуссионных моментов стало выявление заимствований в различных агиографиях с последующим открытием их возможного первоисточника. Спор был инциирован Полем Сабатье, который поставил вопросы о заимствованиях жизнеописаний официальной и маргинальной линий, таких как «Легенда трех товарищей» и «Второе жизнеописание» Фомы Челанского, а также о «праве первородства» «Первого жизнеописания» и «Зерцала совершенства». При этом наибольшие споры вызывали записанные предания: «Легенда трех товарищей» и «Зерцало совершенства».

После выхода монографии П. Сабатье «Жизнь св. Франциска»[60 - Sabatier P. Vie de saint Fran?ois. P., 1894. Монография выдержала 28 изданий на французском языке, была переведена на несколько языков, в том числе – русский (Сабатье П. Жизнь Франциска Ассизского. М., 1895).] интерес к основателю Ордена получил новый мощнейший импульс, перешедший даже в сферу массовой культуры, что не могло не стать началом еще большего искажения его образа, а равно и куда более значительнойдеформации легенды[61 - Возможно, это произошло в связи с «очеловечиванием» образа Франциска Ассизского Полем Сабатье, благодаря его эмоциональной и пристрастной манере письма. Скажем несколько слов о личности самого автора. Первоначально протестант, Поль Сабатье перешел в католичество после того, как приступил к исследованию истории Франциска Ассизского. Многие ученые упрекали Сабатье в излишней эмоциональности и личной заинтересованности, отмечали, что в основе своих взглядов Поль остался протестантом: Франциск для него был «Реформатором до реформации», а противостояние спиритуалов и конвентуалов напоминало противостояние католиков и протестантов.]. Именно Сабатье инициировал спор по «основному францисканскому вопросу» в двух аспектах: во-первых, поиск «настоящего» Франциска и «идеального» источника и, во-вторых, анализ истории становления Ордена через призму противостояния обсервантов (спиритуалов, “zelanti”), последователей брата Льва, и конвентуалов, сторонников папской курии. В этом противостоянии он видел ключевой момент истории Ордена[62 - Sabatier P. D’une bulle apocryphe de Cl?ment IV dеclarеe authentique par curie sous pontificat de Beno?t XIII, avec une fac-similе // Revue historique. 1905. Vol. 89. P. 308—315.]. В отечественной дореволюционной историографии подобный подход представлен монографией С.А. Котляревского[63 - Котляревский С.А. Францисканский орден и римская курия в XIII и XIV веках. М., 1901. См. также: Флоровская К. Св. Франциск в «Древе крестной жизни» // К двадцатипятилетию учено-педагогической деятельности Ивана Михайловича Гревса. СПб., 1911. C. 63—106.].

Таким образом, в первый период францискановедения появилась теория, объясняющая бурное развитие агиографической литературы в XIII?в.: после смерти Франциска Орден раздирали внутренние противоречия, основанные на толковании его устава. Выделились две группы: ревнители первоначального устава (обсерванты), и братья, придерживающиеся устава, скорректированного Римской курией (конвентуалы). Написание Бонавентурой нового жизнеописания и уничтожение предыдущих объяснялось крахом политики, заданной Илией Кортонским (1180—1253), конвентуалом и преемником Франциска, а также попыткой обсервантов негласно объявить себя единственными хранителями истинного знания о дальнейшем развитии Ордена, что сделало крайне популярными в “Ordo Fratrum Minorum” сочинения первых сподвижников его основателя.

Следовательно, согласно теории, конфликт обсервантов и конвентуалов обозначил противостояние последователей «истинного» Франциска и приверженцев Римской курии. Логичным развитием спора стало появление вопроса: как проходило становление Ордена? О какой его организации, собственно, спорили конвентуалы и обсерванты?[64 - Самые значимые работы, последовательно развивающие это направление: Gratien de Paris. Histoire de la fondation et de l’еvolution des Fr?res mineurs au XIIIe si?cle. Paris;Gembloux, 1928; Marinus a Neukirchen. De capitulo generali in primo Ordine seraphico. Rome, 1952; Brooke R.B. Early Franciscan Government: Elias to Bonaventure. Cambridge, 1959; Idem. The Coming of the Friars. L.;N.Y., 1975; Dala rune J. Fran?ois d’Assise ou le pouvoir en question. Principes et moda litеs du gouvernement dans l’Ordre des fr?res mineurs. Bruxelles, 1999.]

В конце XIX?в. К. Мюллер, опираясь на «Первое жизнеописание» Фомы Челанского и «Легенду трех товарищей», высказал предположение – “Ordo Fratrum Minorum” в своих истоках представлял свободное сообщество, копирующее первоапостольские традиции. Но братья стремились не к воссозданию раннехристианского общества, а к чему-то новому, о чем свидетельствовало создание третьего ордена – терциариев[65 - M?ller K. Die Anf?nge des Minoritenordens und der Bussbruderschaften. Freiburg, 1885. Более подробно о дискуссии см.: Little A.G. The Sources of the History of St. Francis of Assisi… P. 643—645.]. Позднее Ф. Мандоннэ развил эту точку зрения в следующую теорию: изначально аморфный, Орден принял определенную форму и разделился на три части во время паломничества Франциска в Святую Землю, когда кардинал Уголино, будущий папа римский Григорий IX, фактически взял на себя управление братством[66 - Mandonnet F., O.P. Les Origines de l’Ordo de Poenitentia. Freiburg, 1898.]. П. Сабатье, с присущим ему радикализмом, развил идею:

церковь в лице епископа Уголино и иерархов Ордена любое духовное начинание Франциска переводила в структуру, в организацию[67 - Little A.G. The Sources of the History of St. Francis of Assisi… P. 643.]. Но это интересное и перспективное направление изучения “Ordo Fratrum Minorum” – проблема перехода от братства к Ордену – долгое время оставалось в тени «основного францисканского вопроса» и получило новое развитие во второй период францискановедения, после разрешения источниковедческих споров.

Ко второй половине XX?в. «основной францисканский вопрос» был прочно вписан в область основных проблем медиевистики. По мере развития исторической науки и детализации направлений исследований, при научном анализе образа Франциска Ассизского или истории его Ордена, в качестве исторического источника стал рассматриваться не только текст агиографий, но и «визуальный код», например, фрески Джотто.[68 - Наиболее авторитетное исследование в этом направлении см.: Brooke R.B. Image of St Francis: Responses to Sainthood in the Thirteenth Century. Cambridge, 2006.] Исследователи применяли новые приемы, связанные с изучением структуры мифа, и другие методы. Все это привело к изменению взглядов на «Легенду» о Франциске Ассизском.

Ж. Ле Гофф, исследуя с позиций школы «Анналов» образ Франциска и созданный им Орден, вписывал праведника в социальную историю, продолжая поиски реального «беднячка из Ассизи» в структурах его времени[69 - Le Goff J. Saint Fran?ois d’Assise. P., 1998. Соответственно исторической концепции автора, в агиографиях и сочинениях Франциска Ассизского выделяется и исследуется социальный словарь в контексте времени и Библии.]. Ученый доказывал, что «словарь Франциска» неотделим от городского контекста. Ле Гофф показывал, как деятельность Францисканского ордена, выбравшего город в качестве поля действия, вела к постепенной монетизации экономики, реабилитации труда и появлению идеи Чистилища, ведь грех можно было отработать. Орден нового типа оспаривал право главенства у монастырей старого типа, он появился в период перестройки средневекового мира, вписался в этот процесс и ускорил его. Франциск основал последнее монастырское сообщество и первое современное братство[70 - Le Goff J. Saint Fran?ois d’Assise… P. 31.].

В область интересов А. Воше и его последователи входит феномен святости в западноевропейском Средневековье в контексте объединенной истории церковных и светских институтов. Образу Франциска Ассизского в этих исследованиях отведено одно из центральных мест[71 - См., например: Vauchez A. Saints, proph?tes et visionnaires. Le pouvoir surnaturel au Moyen ?ge. P., 1999.]. Например, А. Воше доказывал, что идея получения стигматов человеком большой святости появилась в середине XII?в., но первым истинным (т.е. утвержденным церковью) подтверждением их обретения стало чудо Франциска Ассизского, поскольку францисканское движение – одно из мощнейших инструментов Римской курии[72 - Vauchez A. Les stigmates de saint Fran?ois et leurs dеtracteurs dans les derniers si?cles du Moyen ?ge // Mеlanges d’archеologie et d’histoire. 1968. Vol. 80. №. 2. P. 595—625.].

Яркий представитель итальянского францискановедения Дж. Микколи, чья позиция мне наиболее близка, считал, что каждый агиографический текст необходимо подвергнуть предварительной обработке, посмотреть на него с точки зрения истории Ордена и его развития, поставить каждый его эпизод в контекст – конкретный и глобальный одновременно. Придерживаясь данных позиций, Микколи попытался выйти за рамки традиционной оппозиции сторонников версии Фомы Челанского и версии брата Льва, дабы отыскать «настоящего Франциска». Микколи предположил, что причина перехода от примитивного братства к ордену миноритов кроется в ранних годах Франциска. Он выявил вертикальную линию, устанавливающую иерархическую связь Франциска с Богом, и горизонтальную, связь праведника и общества, основанную на обете бедности. Совокупно эти две стратегии должны были противостоять традиционным монастырским формам. Микколи считал, что в намерения Франциска не входило создание такой структуры, которая бы обновила церковь, он не принимал в этом процессе организационное участие. Его единственной целью был пример евангелической жизни, чтобы опровергнуть, поставить с ног на голову все постулаты и устои современного ему мира. Микколи утверждал, что действия меньших братьев не реформировали церковь, и не обновляли общество. «Правило, утвержденное буллой» (1223) всего лишь организовало внутренний распорядок Ордена, но никак не было связано с внешним устроением, поскольку желание Франциска полностью полагаться на членов католической церкви шло вразрез с его стремлением к бедности, которую Римская курия не поддерживала[73 - Miccoli G. Di alcuni passi di san Bonaventura sullo sviluppo dell’ordine francescano // Idem. Francesco d’Assisi. Realt? e memoria di un’esperienza cristiana. Turin, 1991. P. 264—280 (эта же статья: Idem. Di alcuni passi di san B. sullo sviluppo dell’ordine francescano // Studi medievali. 1970. Vol. XI. P. 381—395).].

Тяготение к ревизии массива «историографических мифов» привело Ж. Даларена к мысли, что «трагедии Франциска» вовсе не существовало, а кризис институционализации “Ordo Fratrum Minorum” на протяжении XIII?в. и конфликт Ордена с Римом всего лишь историографическая фикция. Ещё одна историографическая фикция – это отказ Франциска от власти. Совершив тонкий тактический ход, Франциск правил именем брата Петра Каттани (1220—1221) и брата Ильи Кортонского (1221—1226). После смерти основателя Ордена (взгляды которого, по мнению Даларена, не противоречили «Правилу, утвержденному буллой») министры вынуждены были определяться между традиционным монастырским и новаторским нищенствующим монашеским укладом. «Правило, утвержденное буллой» составлено так, что выбор нищенствующего образа жизни очевиден[74 - Dalarun J. Fran?ois d’Assise, ou le pouvoir en question. Principes et modalitеs du gouvernement dans l’Ordre des fr?res mineurs. Bruxelles, 1999.].

Историками религии могут быть не только светские ученые. Важную роль во францискановедении играют исследования ученых-францисканцев со своей специфической точкой зрения на раннюю историю “Ordo Fratrum Minorum”. Так, А. Джемелли полагал, что Франциск заложил в основу Ордена принцип диалектичности, в частности, выражающийся в его отношении к учености: он, стоя на позиции «простеца», тем не менее, не отказывал братьям в получении знаний в университетах. Именно этот принцип повлек за собой дальнейший раскол Ордена[75 - Джемелли А. Францисканство. М., 2004.]. Интересное и информативное исследование истории Ордена на протяжении XIII?в. и влияние на его институционализацию идей Франциска провел Г. де Пари, францисканец и историк “Ordo Fratrum Minorum”[76 - Gratien de Paris. Histoire de la fondation et de l’еvolution des Fr?res mineurs au XIIIe si?cle. Paris;Gembloux,, 1928.].

Таким образом, в настоящее время францискановеды либо пытаются найти «настоящего» Франциска, либо встраивают его фигуру в мир, в котором он жил, а также исследуют аспекты деятельности праведника и его Ордена в западноевропейской цивилизации. В последние десятилетия францискановедческая историография подвергает рефлексии сама себя, что свидетельствовует о выходе на принципиально иной этап научных изысканий.

В отечественной медиевистике раздел францискановедения развит довольно слабо. В дореволюционный период исследованием личности Франциска в контексте средневековой культуры занимались Л.П. Карсавин, резко полемизирующий с источниковедческой позицией Сабатье[77 - Карсавин Л.П. Очерки религиозной жизни в Италии XII—XIII?вв. СПб., 1912.], и П.М. Бицилли, позиционирующий «беднячка из Ассизи» как предтечу Возрождения[78 - Бицилли П.М. Cв. Франциск Ассизский и проблема Ренессанса (1226—1926) // Он же. Избранные труды по средневековой истории: Россия и Запад. М., 2006. С. 533—549.]. Вопросы институционализации рассматривал С.А. Котляревский, ставивший акцент на роли Римской курии в данном процессе, но при этот практически никакого внимания не уделявший «основному францисканскому вопросу»[79 - Котляревский С.А. Францисканский орден и римская курия в XIII и XIV веках. М., 1901.]. В связи с изданием книги П. Сабатье в русском переводе в среде отечественной интеллигенции возрос интерес к Франциску, он стал «модным», как и на Западе, в свете его «либеральной оппозиции церковности»[80 - Аверинцев С.C. Введение // Истоки францисканства. Assisi, 1996. C. 11—16.].

В советский период развития российской медиевистики созданный Франциском Орден традиционно рассматривался в негативном плане. При этом даже вопрос об «образе» был снят, речь в исследованиях шла только о «реальном» «беднячке из Ассизи».

Новое дыхание отечественное францискановедение получило в последние десятилетия. Наиболее значимым автором выступил В.Л. Керов, чьей монографии предшествовали его исследования, проделанные в советский период[81 - Cм., например: Керов В.Л. Народное еретическое движение бегинов юга Франции и Петр Иоанн Оливи // Французский ежегодник’1968. М., 1970. С. 5–33; Он же. Народные восстания и еретические движения во Франции в конце XIII—начале XIV?в. М., 1986.]. В специальной монографии собран хороший фактический материал по французским интеллектуалам-францисканцам в первый век существования Ордена. Сделана попытка проследить становление “Ordo Fratrum Minorum” в его взаимоотношениях с римской курией и французской церковью, акцент сделан на фигуре Петра Иоанна Оливи[82 - Керов В.Л. Францисканцы во Франции в XIII—первой половине XIV?в. Петр Иоанн Оливи и спиритуалы. М., 2007.].

Нельзя не упомянуть краткий очерк С.С. Аверинцева, где он отметил важность фигуры Франциска Ассизского для подготовки Итальянского Ренессанса и его роль в становлении смеховой культуры Средневековья, восстановив, таким образом, преемственность от П.М. Бицилли и М.М. Бахтина до нашего времени[83 - Аверинцев С.С. Введение… C. 11—16.].

Одними из последних работ, посвященных образу Франциска Ассизского и его влиянию на Францисканский орден, являются диссертации А.Л. Дунаева[84 - Дунаев А.Л. Францисканский орден и движение спиритуалов: история конфликта: 1220—1319 гг. Дисс. … к.и.н. М., 2009.], Э.М. Дусаевой[85 - Дусаева Э.М. Формирование образа Франциска Ассизского в западноевропейской культуре XIII—начала XIV?вв.: “Legenda maior” Бонавентуры и цикл фресок Джотто в Верхней церкви Ассизи. Дисс. … к.к.н. М., 2004.], и В.Н. Садченко[86 - Садченко В.Н. Францисканский монашеский орден и его социально-религиозные функции (XIII—первая половина XV?вв.). Дисс. … к.и.н. Ставрополь, 2005.].

Таким образом, в настоящее время сохраняется тенденция поиска «реального» Франциска, но оценена и важность, и принципиальность мифологизации его образа. Беспрецедентный всплеск интереса к личности Франциска Ассизского в конце XIX—начале XX?в. еще более исказил как анализируемый образ, так и первоначальную историю Ордена, развивающихся в рамках этой легенды.

Особенность представленного исследования заключается в том, что оно не ставит целью найти «настоящего» Франциска, или выявить его «внутреннюю» жизнь, ни самого по себе, ни в контексте эпохи. Нам интересен образ Франциска как сумма воззрений авторов житий.

Глава II

Представления ордена об институциональной власти и о месте сообщества в «теле церкви» (1226—1274)

На IV Латеранском соборе закончилась эпоха традиционных монашеских орденов и наступила эпоха орденов нищенствующих, образцом для которых был самый первый – Францисканский. Однако для самого “Ordo Fratrum Minorum” прошло довольно много времени, прежде чем он смог продолжить свое существование в относительной стабильности. Во многом влияние на длительную институционализацию ордена оказал его создатель, Франциск Ассизский. Как отметил Жак Даларен: «Согласно Франциску, организация – это в первую очередь перенос индивидуального опыта на коллективное предприятие, переход от ego к мы»[87 - “L’institution, selon Fran?ois, c’est d’abord la transposition d’une expеrience individuelle en enterprise collective, le passage de l’ego au nos” // Dalarun J. Fran?ois d’Assise, ou le pouvoir en question… P. 26.]. Далее я покажу, манифестацию образа «беднячка из Ассизи» в агиографических текстах, а равно и на представление о легитимной власти и ее источнике влиял поиск места францисканского сообщества в церковных структурах.

§ 1. Средневековое монашество и его реформы. Между мирской и духовной властями

Монашество высокого Средневековья, принципы организации которого пересмотрел Франциск Ассизский, возникло как результат длительной и сложной реформы, начавшейся в посткаролингской Европе и приведшей к столкновению различных институтов власти, сформировавшихся, в том числе, под её влиянием[88 - Каждый исследователь, столкнувшийся с реформами средневекового западноевропейского монашества IX—XIII?вв., рано или поздно приходит к основной проблеме: монашеская реформа исходит от монахов и противопоставляет себя иерархии церкви, или она идет от церкви и связана с её институционализацией? Этот вопрос был поднят в дискуссии К. Халлингера (автора концепции «Горце-Клюни», см. Hallinger K. Gorze-Kluny. Rome, 1950—51. T. 1—2) и представителей фрай-бургско-мюнстерской школы, учеников Г. Телленбаха. Монография Халлингера вызвала яростную полемику, итоги которой были подведены сборником статей: Monastische Reformen im 9. und 10. Jh. / Hrsg. R. Kottje, H. Maurer. Sigmaringen, 1989. Халлингер выдвигает идею об «антифеодальном» характере клюнийской реформы и противодействии клюнийцев институту частной церкви, а также иных процессов феодализации церкви, роль ведущего монастырского центра отдается им Горце (Лотарингия). Магер, Воллаш и Шмит пересматривают тезис Халлингера об «антифеодальном» характере клюнийской реформы. Они доказывают, что клюнийцы активно использовали институт частной церкви при строительстве своего объединения и проведения реформы, способствовали духовному самоутверждению местных династий, их дальнейшей консолидации. Кроме того, в Клюни проходит реформа «сверху», в традициях Каролингской империи. Именно поэтому клюнийские монастыри отсутствуют на территории Германии вплоть до 70-х гг. XI?в. Литература по церковным реформам необозрима. Общее представление дает библиография Ж. Констэбля: Constable G. Medieval Monasticism: A Select Bibliography. Toronto, 1976.].

Современные исследователи ведут начало монастырских реформ от всеобщего религиозного подъема IX—X?вв. Иначе говоря, развитие монашества было тесно связано с ростом христианизации общества. Если до монастырских реформ большую часть каролингских монастырей составляли питомцы (“nutriti”) и обещанные дети (“pueri oblati”), то в период реформ и после них решение поступить в монастырь принималось сознательно и самостоятельно: общество начало длительный переход от формально-юридического благочестия к индивидуальному поиску путей к Богу[89 - Об этом институте см.: Усков Н.Ф. Христианство и монашество в Западной Европе раннего Средневековья. СПб., 2001.].

Со второй половины XI?в. в посткаролингской Западной Европе распространилось монашество «клюнийского типа», не ограниченное политическими границами, не зависящее от властных институтов. Вместе с тем усложнились взаимоотношения монашества и сеньориальной знати, без поддержки которой эти реформы не могли бы состояться[90 - Арнаутова Ю.Е. “Caritas” святого Геральда: к проблеме авторских интенций в “Vita s. Geraldi” Одо Клюнийского // Долгое Средневековье. Сб. в честь А.А. Сванидзе / Под ред. А.К. Гладкова. М., 2011. С. 225—256.]. Произошла трансформация «монашеско-аристократической» культуры, монахи отказались от пассивной роли и начали оказывать самостоятельное давление на мирян.

В конце XI?в. спонтанно возникло массовое движение крестовых походов. Это было, по сути, своеобразное преломление и продолжение религиозного подъема[91 - От классических историков Франции идет представление о том, что именно крестовые походы сформировали облик средневековой Западной Европы, и любое действие правительства и церкви было подчинено идее крестового похода. Современные историки подвергают этот тезис переосмыслению.]. Стремление к «внутренней колонизации» привело к созданию цистерцианских монастырей, осваивающих не только духовное, но и географическое пространство Западной Европы. Религиозный подъем, не нашедший отклика у клира, вылился в XII столетии в череду еретических движений. Некоторые из них (вальденсы), не получившие поддержки со стороны католической церкви, были, тем не менее, выдержаны в христианском духе, а некоторые – как, например, катары, – и вовсе составляли прямую угрозу традиционным устоям. В конце XII?в. цистерцианский аббат Иоахим Флорский создал первую самостоятельную после Бл. Августина историософию, в которой предвещал скорый конец эпохи Нового Завета и приход нового царства Святого Духа[92 - Об иоахимизме см. ниже в сноске 158.].

В начале XIII?в. на «духовном небосклоне» появился Франциск Ассизский с идеей монашеских орденов, не ограниченных стенами обители и не отягощенных никакой собственностью, ежедневно выходящих на городскую площадь с проповедью покаяния. После того, как римский понтифик одобрил его идею – началась эпоха торжества нищенствующих орденов. Она закончилась в 1274 г., т.е. после выхода постановлений II Лионского собора о запрете на создание новых нищенствующих орденов и расформировании всех, кроме основных: Францисканского и Доминиканского, а также кармелитов и августинцев.

Новый принцип организации, предложенный Франциском, дал монашеству возможность выйти из обители и продолжить реформу не только среди братьев, но и распространить её на общество целиком. В XIII?в. монашеское стремление к утопическому Граду Божьему столкнулось с народной религиозностью. Монахи могли её игнорировать, укрываясь от мира за стенами монастырей, но при встрече с ней лицом к лицу такая возможность пропадала.

Одновременно с преобразованиями в монашеской среде, в 1046 г. провели реорганизацию церкви как властного института. Каково было их соотношение? Одни исследователи утверждают, что монашеские реформы инициировали церковную реформу XI?в., которая завершилась, по сути, в начале XIII?в. постановлениями IV Латеранского собора[93 - Verger J. Culture, enseignement et sociеtе en Occident aux XIIe et XIIIe si?cle. Rennes, 1999. P. 19. Там же (на стр. 21—22) находится хорошая библиография основных проблем культуры XII?в.: проблема Возрождения, появления интеллектуалов и т.д. IV Латеранский собор подвел итог церковной реформы. До IV Латеранского собора не было строгих письменных формул канонов, они окончательно оформились в его постановлениях. Cм.: Constitutiones concilii quarti Lateranensis cum commentariis glossatorum / Ed. A. Garc?a y Garc?a. Vatican City, 1981; Concilio-rum oecumenicorum decreta / Ed. G. Alberigo et al. Freiburg, Breisgau, 1962.]. Ведь перемены в церкви начались, когда папство взяло прямое руководство над многочисленными движениями по ее обновлению. Другие полагают, что нововведения в монастырях служили дополнением к церковным преобразованиям, и особенно – института папства[94 - Cм., например: Blumenthal U. The Investiture Controversy: Church and Monarchy from the Ninth to the Twelfth Century. Philadelphia, 1988.]. Третьи считают: церковная реформа свела весь небывалый религиозный подъем X—XI?вв. к борьбе за инвеституру и противостоянию Папства и Империи.

Вначале папы пытались подавить симонию, продажу церковных должностей и ввести целибат в среде клириков, действуя в русле исправления нравов. Однако начиная с понтификата Григория VII (1073—1085), понтифики становились все более амбициозными, стремились поставить свободные выборы каноников под контроль высшего клира. Когда Римский епископ выдвинул себя главой всего христианского мира, а каноническое право стало единым для посткаролингской Европы, разделенной на множество регионов, монастырские преобразования и вдохновленная ими церковная реформа явились объединяющим фактором для культур народов, соединяемых в единое целое мирскими и религиозными элементами, договором и памятью[95 - Церковная реформа XI?в., затронувшая и церковь, и государство, и культуру, стала одним из толчков к ускоренному развитию Западной Европы. Гипотезу выдвинул Яков Буркхардт (см.: Burckhardt J. Weltgeschichtliche Betrachtungen / Ed. B. Schwabe. Basel, 1942 (англ. изд.: Burckhardt J. Force and Freedom: Reflections on History / Ed. and trans. J.H. Nichols. N.Y., 1943)).].

Грегорианская реформа и борьба пап с императорами в XI—XIII?вв. политизировали духовную власть понтифика (“auctoritas”). Проходя этапы правления Григория VII, Александра III (1159—1181), Иннокентия III (1198—1216) и Иннокентия IV (1243—1254), власть понтифика распространилась как на религиозные, так и на мирские сферы, был создан принцип полной власти папы внутри мира и церкви, основой чему служила идея «трансляции империи» в ее теологической трактовке[96 - Хачатурян Н.А. Король-“sacrе” в пространстве взаимоотношений духовной и светской власти в средневековой Европе (морфология понятия власти) // Священное тело короля. Ритуалы и мифология власти / Отв. ред. Н.А. Хачатурян. М., 2006. С. 21.]. Светская власть, которая оперировала тем же принципом, не могла конкурировать с теократической империей. В периоды обострения борьбы пап и императоров, при Генрихе IV (1056—1106), Фридрихе Барбароссе (1155—1190) и Фридрихе II (1220—1250), всегда побеждал Римский престол.

В итоге противостояния папства и светской власти появились две модели развития западноевропейского мира: военная сакральная модель Империи, и модель Папства, чьим орудием были монашеские ордена. Однако современное представление об авторитарной власти, в том числе и о «внутренней» власти папы над орденами, сильно преувеличено. Так, во Франции были сильны позиции местной церкви, представители которой довольно часто оспаривали решения главы католического мира. Нельзя недооценивать и географический фактор: преодоление расстояния между Римом и иными населенными пунктами всей христианской ойкумены требовало времени.

Пока понтифики оспаривали главенство в христианском мире у императоров, в капетингской Франции в период XII—XIII?вв. был сформирован новый тип власти, конечно, не лишенный сакральности, но имеющий в своей основе соблюдение принципов права. А именно – власть факта, административного управления (“potestas”), в своем оформлении многое заимствующая из папской канцелярии[97 - Динамика развития папской власти может быть прослежена по истории развития папской канцелярии. 1. Первые века – Лев IX: примитивная организация, первые пробы, редкие документы, затруднения в классификации материалов. 2. Лев IX (1048) – Иннокентий III (1198): период организации, внешний вид, стиль, формулировки, постепенно фиксируются различия между видами посланий. 3. Иннокентий III (1198) – Евгений IV (1431): период окончательного формирования канцелярии, правил оформления и различия папских посланий. 4. Евгений IV (1431) и до наших дней: характеризуется множеством и разнообразием форм папских посланий (см.: Giry A. Manuel de diplomatique. P., 1925. P. 661—705). За основу своего концептуального исследования этот принцип взял Рокен Ф. (см.: Rocquaine F. La papautе au Moyen ?ge. P., 1881).].

В 1296 г. Бонифаций VIII (1294—1303) издал буллу “Contra Laicos”, в которой утверждал приоритет регулярного клира над секулярным, власти духовной над мирской[98 - Исторический контекст см., например, в: Rocquaine F. La papautе au Moyen ?ge – P. 238—261; также см.: Registres de Boniface VIII / Ed. G. Digard, M. Faucon and A. Thomas. P., 1907—1939.]. Но это представление было реальным только для определенных кругов, в то время как объективная историческая действительность выразилась в начале XIV?в. в Авиньонском пленении пап и в крахе идеала теократической власти понтифика. Борьба теократической и светской империй XI—XIII?вв. закончилась в XIV?в. победой национальных государств.

Дальнейшее исследование придерживается подхода, согласно которому реформы церкви существенным образом влияли только на институты власти, церковные и мирские. Массовый народный религиозный подъем выливался или в крестовые походы, призванные проводить идеологическую экспансию, или в ереси (с точки зрения нормы, которая только вырабатывалась). «Ренессанс XII века» затронул и развил лишь определенный слой общества, в то время как подавляющее «необразованное» большинство не было охвачено реформами. Но в нищенствующих орденах, которые с точки зрения истории церкви и религиозности являются реформированным монашеством, наконец, происходит встреча церковных и мирских институтов власти, народной религиозности, различных культур и традиций. При создании нищенствующих орденов столкнулись, как минимум, два ожидания: чаяния Франциска, действовавшего на волне общего религиозного подъема, и надежды понтифика, увидевшего возможность новой реформы монашества и появления очередного инструмента влияния на институты мирской власти, в частности – Империи. Иначе говоря, своим появлением нищенствующие ордена свели в одну точку религиозную историю и историю институтов. Именно поэтому, как будет показано дальше, вековое становление “Ordo Fratrum Minorum” проходило с неимоверными сложностями.

§ 2. «Первое житие»: рождение, становление и экспансия Ордена (1226—1244)

Францисканский орден вырос из стихийного движения, вдохновленного волей одного человека и его товарищей. Первым шагом на этом пути было одобрение папой Иннокентием III в 1210 г. замысла Франциска о новаторском устройстве монашеского ордена: отказ от собственности и стен, постоянное перемещение с места на место, прошение милостыни и проповедь на городских площадях.

Следующим серьезным этапом стало разделение Ордена на провинции. Решение было принято на генеральном капитуле 1217 г., т.е. сразу после призыва Франциска к братьям идти по всем четырем сторонам света и нести проповедь как христианам, так и не знающим истинной веры. В число провинций входили Италия, Германия, Испания, Франция, Венгрия, Сирия. Тогда же были выбраны министры провинций[99 - Gratien de Paris. Histoire de la fondation… P. 41—44.]. В 1219 г. к провинциям присоединилась Англия.

На время отъезда Франциска в Святую землю “Ordo Fratrum Minorum” был оставлен попечению двух министров. На этот период приходится решение о введении годового новициата, что говорит о серьезном росте членов Ордена[100 - Bullarium Franciscanum / Ed. J.H. Sbaralea. Rome, 1759. T. I. P. 22. 1220 год.]. В 1220 г. Франциск вернулся из Святой Земли и покинул пост генерального министра. Данное решение было неоднозначно воспринято современниками и породило массу толков. Следующим генеральным министром стал Петр Каттани, но он умер в 1221 г. и пост занял викарий Франциска, Илия Кортонский, одна из ключевых фигур в дальнейшей истории Ордена[101 - Фигура Илии Кортонского и его роль в развитии “Ordo Fratrum Minorum” представляет одну из самых интересных загадок Францисканского ордена, оценки его деятельности крайне противоречивы. Например, см.: Котляревский С.А. Францисканский орден… C. 175 и далее.]. В том же 1221 г. Франциск представил папе, Гонорию III (1216—1227) устав “Ordo Fratrum Minorum”, или Правило. Но папа отказался утвердить его. Этот документ вошел в историю под названием «Правило, не утвержденное буллой» (“Regula non bullata”)[102 - Regula non bullata // св. Франциск Ассизский. Сочинения. М., 1995. С. 77—119.]. После значительной доработки и редактирования Правила 29 ноября 1223 г. папа Гонорий III утвердил новый устав, т.н. «Правило, утвержденное буллой»[103 - Regula bullata // Там же. С. 121—135.]. Через три года Франциск умер, оставив после себя «Завещание» (1226)[104 - Testamentum // Там же. С. 141—147.] – еще один негласный устав, который, как любой документ, связанный с институционализацией Ордена, стал предметом ожесточенных споров на протяжении всего XIII?в. и далее.

Не берусь с уверенностью утверждать, кто именно являлся инициатором организационных изменений в Ордене, целью которых было приспособиться к социальной структуре средневекового общества. Традиция, берущая истоки уже в XIII?в., утверждает – Франциск выступал против каких-либо структурных преобразований, которые привели к искажению его идеи абсолютной бедности[105 - Соответственно, идет от спиритуалов, была поддержана П. Сабатье.]. Существует и другая точка зрения: изменения были инициированы самим основателем[106 - Эта идея исходит от ортодоксального направления в “Ordo Fratrum Minorum”, была выражена францисканцами, историками Ордена. На данный момент наиболее полно раскрыта Ж. Далареном.]. Однако очевидно, что Франциск Ассизский ввел фундаментальные принципы организации Ордена, которые отличали его от прочих орденов. А именно – принцип подражания первым христианам: активное проживание апостольской миссии, ее универсальный характер. Для этого братья соблюдали обет «совершенной бедности», отказывались от собственности, сохраняли высокий уровень мобильности. Пропитание братья добывали трудом и нищенством. Кроме того, “Ordo Fratrum Minorum” отличал особый способ управления, в котором весь Орден подчинялся генеральному министру, а тот находился в прямом подчинении у папы[107 - Gratien de Paris. Histoire de la fondation… P. 59—60.].

После смерти Франциска внутренние конфликты в Ордене разгорелись с новой силой. Одной из основных причин была политика Римского престола в отношении сообщества. Григорий IX (1227—1241) предписал Кортонскому построить в Ассизи базилику, гробницу для будущего святого, слишком роскошную для нищенствующего ордена. Ее строительство стало одним из камней преткновения между Илиёй и братом Львом, негласным хранителем устного предания о Франциске, и форсировало образование двух партий внутри Ордена: умеренной и радикальной. Если первая стремилась к интеграции “Ordo Fratrum Minorum” в феодальное средневековое общество, то вторая – к абсолютизации «Завещания» Франциска, следуя путем совершенной бедности, полностью отказываясь от собственности, краеугольного камня феодального общества.

В 1227 г. прошел первый после смерти основателя генеральный капитул. На пост генерального министра был избран Иоанн Паренти (1227—1232)[108 - Иоанн Паренти занимал пост генерального министра с 1227 по 1232. Доктор факультета права в Болонском университете, на момент выборов 1227 г. исполнял обязанности провинциального министра Испании. См.: Gratien de Paris. Histoire de la fondation… P. 112.]. В 1229 г. папа Григорий IX одобрил жизнеописание Франциска Ассизского, созданное специально для его канонизации, проведенной в том же году. 28 сентября 1230 г. понтифик издал буллу “Quo elongati”, которая стала новой вехой становления, вписывания “Ordo Fratrum Minorum” в социальную реальность, и очередным водоразделом течений внутри Ордена. Булла делала возможной отмену «Завещания» Франциска и особо трудных для толкования мест в Правиле, как, например, исполнение обета евангельской бедности[109 - Bullarium franciscanum. T. I. P. 68—70. Подробный анализ см.: Gratien de Paris. Histoire de la fondation… P. 118—119.]. Григорий IX учредил институт прокураторов, которые действовали с санкции Римской курии, решая за братьев различные юридические вопросы.

«Первое жизнеописание» Фомы Челанского (1228—1230)