Секьюрити номер тринадцать, или Дневники «топтуна»

– Алексей Петрович, ну, мне так неловко… Вы, что же, до утра так и будете сидеть? Давайте, я подвинусь, ужмусь, вы тоже поместитесь…

Да, нет уж, лучше не надо. Я по натуре не донжуан, но, с учётом трёхнедельного «монашества» – чем чёрт не шутит, тем более, ночной порой? Поэтому, наверняка, искушать себя не стоит. К тому же, сидя, и даже стоя, спать мне – не впервой. Когда в армии мотался по командировкам, ночи коротал и на багажных полках вагонов, и на подлокотниках кресел, и даже в холодном тамбуре, где ни присесть, ни прилечь… Сидел я долгонько. Наверное, уже во втором часу сон меня сморил, и я задремал прямо за столом. Что интересно, даже видел какие-то сны!

Четырнадцатое января

Проснулся я около пяти. Пошёл умыться, немного размялся, позавтракал. В начале седьмого разбудил Валю. Она спросонья ничего не понимает, обалдело оглядывается по сторонам. На лице написано: ой, а где это я? Всё понятно. Поднять-то её поднял, а вот разбудить, судя по всему, пока не удалось. Дал ей свой утюг, она погладилась и оделась по дресс-коду. Ну а потом – всё, как и обычно: запустили вместе с ней персонал магазина (сегодня вышла основная на эту неделю бригада, на Валю – смотрят, изучают), потом пошли покупатели. Наши девчата у меня всё допытываются:

– Эта, вот, «белоснежка», у нас и будет охранником?! Ну, ничего себе! Да ей только первоклашек за ручку водить: станьте дети, станьте в круг! Ну, дожились, кого нам стали присылать…

Марианна – та вообще предложила:

– Петрович, а может, ещё останетесь хотя бы на пару недель, а? А цыпочка эта – пусть едет куда-нибудь в другое место… Ну, как и чем она нам поможет, как от алкашни будет защищать?

Понимаю и сочувствую, но… Как же мне надоело жить в этом магазине! Просыпаться по ночам от грохота ящиков и галдежа продавщиц в «Забегай!», от пьяных воплей со второго этажа, питаться какой-то отравой, состряпанной в микроволновке, не иметь возможности по-человечески помыться…

Пошёл к директрисе за характеристикой. Она разводит руками: их здесь пишет главный контролёр. То есть, Шмагун. Звоню ему. Поясняю, что обратился к Ульевой за характеристикой, а она «перевела стрелки» на него. Если это так, то как бы состряпать мне характеристику? У него тут же зафонтанировал апломб:

– А причём тут завмаг? С какой стати нужно было обращаться к ней? Да, именно Я, и только Я даю характеристику!

Поясняю, что, вообще-то, до этого я работал в «Купи!», и там именно директор оформлял мне такую бумагу. Но раз уж в сети «Удача» характеристики выдаёт главный ККП, то я ничуть не против – ККП, так ККП. Как говорится, нам – что ни поп, то и батька. Ну, он пообещал написать и выслать характеристику напрямую в офис. И на том спасибо!

Пошёл в бытовку укладывать сумку. Валя бежит за мной:

– Алексей Петрович, там пришли какие-то уголовники, я их боюсь! Что мне делать?

– Быть твёрже и смелее. А ещё лучше, злее и наглее – таких трогать боятся. Если что-то не так, если какая-то агрессия – прячься в бытовке, запирайся, и включай тревожную кнопку.

Но, всё же, вышел глянуть сам. А там однажды уже виданная физия «алконавта» Гриши, а с ним какой-то ломовик, у которого все руки в наколках. Оба очень и очень подпитые. Из-за чего-то меж собой устроили разборку рядом с «алкашкой». Подошёл, спросил Гришу, что за галдёж не по делу. Он на меня удивлённо так таращится.

– А мужики говорили, что охранником тут будет девка… Или насвистели?

Да, быстро тут расходятся новости! Поясняю:

– Нет, всё правильно, охранницей с сегодняшнего дня будет молодая женщина. Но задевать её или как-то обижать – не советовал бы. У неё где-то типа Селезнёвского во вневедомственной охране работает двоюродный брат. Если она ему пожалуется, а он выйдет на ГБР, то… Ну, сам понимаешь: последствия – и без лишнего базара, яснее ясного.

Тут и Валя появилась, слушает, что я им говорю. Гриша и его кореш тут же успокоились, взяли бутылку «Белухи», и чин чином пошли на кассу. Возвращаемся в подсобку, у Вали на ходу спрашиваю:

– Запомнила, где и какой у тебя брат? Вот и отлично! Теперь, если что – для самых борзых у тебя есть какая-никакая «крыша».

Собрал сумку, иду к Нине. С ней выходим в грузовой терминал под видеокамеру. Когда проходим мимо касс, Лариска с грустинкой в голосе:

– Петрович, нас не забывайте! Будете в Стукачихе – заходите!

Ну, если вдруг получится – конечно… А так, честно говоря, «Удача» о себе доброй памяти особо-то не оставила. Когда я вышел из терминала на улицу под слякотный мокрый снежок, было такое ощущение, что не в магазине три недели отработал, а «откинулся» с зоны после трёхгодичной отсидки. Проигнорировал автобус, и – пешкодралом на станцию электрички. Шёл – как на крылышках летел. По-моему, даже когда отработал в Кадухино, не так был рад, как сейчас.

Минут через десять – электричка. Зашёл в вагон, а там – тепло, уютно, бродячие певцы – парень и девчонка, под гитару задушевно так исполняют: «Встре-е-ча в пути-и-и…» Ну, настоящий праздник души! Правда, когда приехал в офис, праздник закончился в момент – туда припёрла за расчётом такая толпень, как будто я в муравейник попал. И почему-то самая длинная очередь именно к старшему отдела по «Удачам». Записался, стал ждать. Смотрю, а сразу двое из тех, что впереди меня по списку, куда-то свалили, а те, что следом за ними – сидят, ушами хлопают. Ну и ладушки! Сидите, голуби, сидите! Нахалом иду в кабинет:

– Я из Стукачихи.

Там мужик за столом, смотрит на меня как на какое-то недоразумение. Лезет в компьютер, долго копается в почте. Потом объявляет, что характеристики на меня нет. Как это нет?!! Это что же получается, Шмагун меня обманул? Он:

– А, Шмагун?! Всё понятно! Не там поглядел.

Снова ищет и находит то, что нужно. Начинает смотреть моё «досье» – сколько и где я отработал. Да, ровно двадцать дней. Четыре тысячи было взято авансом для прожития. Считает, высчитывает, и вдруг оказывается, что мне на руки причитается не шестнадцать, как можно было бы ожидать (с учётом праздников и продлённого рабочего дня я вообще ожидал ровно двадцать) а всего пятнадцать. Что за лохотрон? Оказывается, первого января мне засчитали всего полдня, да и второго – тоже полдня. Вроде того, первого-то числа работы не было вовсе, второго, оказывается, я полдня ехал из Чихалово в Стукачиху. Всё! Претензии не принимаются. Это какая ж там зараза ляпнула мне про повышенную оплату в праздничные дни? Вот, лопухнулся!

Приехал на вокзал, взял билет на поезд. Глянул на свой телефон – на мониторе высветился непринятый вызов. Причём, от Шмагуна. Видимо, когда я ехал в метро, из-за грохота не расслышал звонка. Подумал я, подумал, и решил ему не звонить: смысл какой? Даже если он мне что-то хочет предложить, то я в любом случае откажусь. Всё! Точка!

В краю сытой халявы

Восемнадцатое февраля

И снова я, как в той песне, иду, шагаю по Москве… Да, я снова прибыл на вахту. Такие вот дела.

…Дня три назад, уже вечером, мне позвонил Васин, и голосом ярмарочного зазывалы начал расхваливать работу в магазине «Удача», в каком-то Шикулине-Заречном. И ККП там, дескать – золотой человек, и бытовые условия наилучшие… Только вот ехать туда надо немедленно. Меня сразу же что-то насторожило – ой, неспроста он так мягко стелет! Ой, неспроста! Сразу же спросил его:

– Игорь Иванович, а этот магазин курирует кто? Уж, не Шмагун ли?

Он, видимо, этого вопроса никак не ожидал, и от неожиданности даже поперхнулся на полуслове. Немного подумал, и уже безо всякой зазывальщины буркнул:

– Ну, он. Да, Шмагун. А что? Чем он тебя не устраивает?

– Да, всем устраивает. Но ближайшие несколько дней выехать я не смогу по… По семейным обстоятельствам. Я, как только всё утрясётся, сам позвоню. Хорошо?

– Ла-а-а-дно…

По его голосу чую – разочаровал я его. Сразу же позвонил Володьке, чтобы узнать: слышал ли он что-нибудь про этот самый Шикулин-Заречный? Володька, кстати, уже на вахте, числа с двадцать какого-то там января. По сути, у него уже пошла переработка по срокам. Он как услышал, что Васин норовит заткнуть меня в Шикулин-Заречный, так даже заорал в трубку:

– Ну, он и скотина! Я сколько уже прошу себе замену, а он только одно в ответ: «Менять некем, людей не хватает». А тут – сразу нашёл, куда тебя забросить. Слышал я про этот Заречный, слышал. Дыра из дыр, магазин – не лучше, чем в Стукачихе. Если не хуже. От него все открещиваются, как черти от ладана. Не вздумай согласиться!

– Да я и не собираюсь соглашаться. Я с Васиным прямо сейчас созвонюсь и скажу, что согласен подменить, но только тебя. Вот и всё. Устроит его – поеду завтра же. Не устроит – вообще не поеду.

Позвонил Васину, и сразу же выдал ему своё встречное предложение: на вахту поеду, но только в Рогожное, во «Вкус». Он тут же закусил удила:

– Что это такое? Что это за наезды? Здесь я решаю, кому и куда ехать. Будет и твоему Володьке замена! Обещаю!

Но я упёрся: сменю только сына! У него уже от этой походной сухомятки гастрит развился. Он ещё молодой, ему ещё жить да жить, а у него без пяти минут язва желудка. Поэтому поеду только в Рогожное. Слышу – в трубке: пи-и, пи-и, пи-и… Ну, что ж, не хочешь соглашаться – как хочешь. Значит, не судьба.

А вчера, часов в восемь утра, звонит Володька:

– Бать, Васин даёт добро! Сейчас позвонил, сказал, что ты можешь ехать ко мне на подмену. Сегодня выедешь?

Ну, понятное дело! Чего тянуть-то? В темпе уложил сумку, и – на вокзал. Ночь продрых в поезде, и вот, я уже в столице. Сразу же отправился на Казанский, взял билет на электричку. Пока ехали, начался плотный снегопад – в окне, считай, ничего не видно. А вышли на перрон – ветер сырой, промозглый… Ну, это, прямо, уже закономерность какая-то: в день прибытия на объект – обязательно непогода, снег и слякоть. Как по заказу! Ещё в дороге я созванивался с Володькой, и он объяснил на каком автобусе и куда ехать.

. До Рогожного добираться с полчаса. «Вкус» находится в глубине квартала. Его здание очень похоже на кадухинский «Купи!». Поднимаюсь на крыльцо (правда, здесь оно намного выше), захожу внутрь, и вижу своего Володьку, который стоит возле касс, о чём-то балагурит с кассиршами. Направляюсь к ним. Одна из кассирш на ходу интересуется:

– Алексей Петрович? Добро пожаловать!

Да уж спасибо… Смотрю на Володьку: твоя реклама? Он разводит руками – есть маленько!.. Идём с ним к директорше. Зовут её Александра Юрьевна. Вопросы у неё стандартные: сколько вахт, сколько задержаний? Как и всех прочих магазинных начальников, мои ответы её тоже – этого следовало ожидать! – не впечатлили. Но возражений, наподобие того, что: ты нам не годишься, не высказывает. Заполняем журнал приёма-сдачи дежурства, отправляем эсэмэску Васину.

Приехал я обратно в Боровки, погулял по улицам. Вечером с работы вернулся Володька, с ним Пашка Гречкин – наш бывший сосед по деревне Лимпоповке (где некогда я трудился агрономом), и, заодно, Володькин однокашник по школе. Сейчас он проживает где-то в Астрахани. Сюда приехал охранником, работает тоже в Рогожном, тоже во «Вкусе», но в другом. Как рассказал Пашка, в их магазине режим гораздо жёстче, чем в том, куда сегодня я заступил. Вскоре приехал с работы ещё один наш давний знакомый – Федька, ему за пятьдесят, он работает в дальнем конце Боровков, в «Купи!». Оттуда на автобусе добираться до общаги почти полчаса.

Последним появился Ромка. Он родом из Белоруссии, пашет в здешнем, в боровковском «Вкусе». Ромка заканчивает работу чуть ли не раньше всех, но здесь у него с некоторых пор завелась зазноба, и, как считают парни, дело идёт к свадьбе. Поэтому он и «зависает» у неё, иной раз, за полночь. Володька и Федька пакуют сумки. Завтра им в офис за расчётом. Оба предвкушают возвращение домой. Даже не стали себе готовить ужин. Пожевали всухомятку, и – на боковую.

Двадцать первое февраля

Да, правильно говорят, что во всякой работе самое тяжёлое – это её начало. Особенно, если за месяц домашней жизни от цельнодневной ходьбы основательно отвык. А я здорово отвык. Я ещё в поезде заранее «предвкушал», как к вечеру будут гудеть ноги после целого дня беготни по магазину. И ожидания меня не обманули.

…Позавчера, девятнадцатого, в восьмом часу утра, мы с Пашкой пошли на автобусную остановку. Как ни странно, но моя первая ночь в общаге оказалась на редкость спокойной.. Единственное, что пару раз разбудило – жуткий Ромкин храп. Бедная его будущая жена! Вот кому достанутся эти децибелы. Володька с Федькой ещё в пять утра убежали на электричку. Ромка прямо перед нами помчался на свой объект. До его «Вкуса» идти пешком всего каких-то минут пятнадцать.

Идём с Пашкой к остановке, он рассказывает про своё житьё-бытьё, про бывшую работу, про рыбалку. Спрашиваю его про семью – как жена, как детишки? Он жмёт плечами, морщится и признаётся, что женат не был ни разу. Во, даёт! Чуваку уже далеко за тридцать, а он всё бобылюет. Что за причина-то? Здоровье не позволяет, или в Астрахани женщины перевелись? Так, их здесь, вон, полно (на остановке две молодайки постреливают глазами в сторону Пашки). Эй, Пабло, чего ушами-то хлопаешь? До автобуса ещё минут пять, есть время познакомиться. Гусар ты или мокрая курица? Увы! Он отмалчивается, безропотно соглашаясь на «почётный» статус мокрой курицы…

Приходит наш, пятый автобус, и мы отправляемся в Рогожное. Во «Вкус» попадаю через грузовой терминал. Началась моя первая смена в этом «шопе». Директриса сидит в своём кабинете, дверь настежь. Здороваюсь, отмечаюсь в журнале, беру ключи. Она – то ли не выспалась, то ли такая медлительная по своей природе – когда я уже выхожу, вдогонку даёт «ЦУ» («ценное указание»):

– Алексей Петрович, максимум внимания на отдел алкоголя!

Тоже мне, открыла Америку! Это уже четвёртый магазин, где я работаю, и уже в четвёртый раз слышу про первоочередное внимание к «алкашке». В зале традиционная для сетевых магазинов нынешней поры, замена этикеток на товарах. Кассирши работают спешно, только ножницы клацают. Знакомлюсь с этой командой поближе. Самая старшая здесь – Римма, ей за сорок, но смотрится существенно моложе. Таисия – тоже в годах, крупная и грузная. Женька, ей около тридцати (это она вчера со мной здоровалась), проворная и подвижная как ртуть, весёлая и жизнерадостная, по-свойски подмигивает. Галина, высокая и медлительная, с ликом и взглядом великомученицы, как будто вся в себе. Под стать ей уборщица Алия – тоже, судя по взгляду, как будто пережила подвалы инквизиции. Она постоянно что-то сердито ворчит себе под нос. Грузчик Шухрат, напротив, очень оживлён и общителен.

Подходит время открытия магазина, иду в вестибюль, отпираю замок внутренней раздвижной решётки, а её где-то немного клинит. Рывком её сдвигаю, после чего, наконец-то, открываю стеклянную входную дверь. Стоявшая перед ней мадам за семьдесят в небедном пальто и с ярко напомаженными губами, недовольно брюзжит:

– Что так долго возитесь? Заставляете людей мёрзнуть на ветру!

«Люди», которых я злодейски (причём, умышленно!) заморозил в течение полуминутной заминки, это – она сама, и какой-то щупленький шарамыжка в заношенном армейском бушлате с чужого плеча, впопыхах докуривающий свою цигарку в самом низу возле мусорной урны. Ну, что ж, здравствуй, неведомый мне рогожнинский народ! Вот мы и познакомились…

Вскоре покупатели пошли валом, как будто кто-то дал команду «свистать всех наверх!» И пришлось мне, скажем так, на всю катушку тряхнуть стариной. Как и везде, здесь тоже хватало не знающих, где что лежит. И здесь хватало «болящих и страдающих», кто пришёл за спиртным раньше положенного времени, потому что душа требует и «трубы горят» … Ближе к обеду в зале появилась Александра Юрьевна. Она вручила мне ключи от элитной «алкашки», и от шкафчика с красной икрой. В этом магазине, оказывается, по заказу покупателей я сам должен брать из-под замка эти товары, и нести их на кассу. Во, прибабах! Правильно говорят: что ни город, то – норов, что ни деревня, то – обычай.

К обеду я вымотался очень даже здорово. Что и говорить – отвык. Поэтому, как и на прежних объектах, сразу же присмотрел себе место вне зоны обзора камер наблюдения, подле оборудованного у входа цветочного киоска. Теперь, хоть на полминуты, можно чуточку расслабиться. Расслабляюсь… В этот момент из киоска появляется и вышагивает мимо меня какой-то мордастенький тип под пятьдесят в понтовейшем пальто и шляпе. Глянул в мою сторону, и с «деловыми» интонациями мне талдычит:

– Вы охранник? А что же вы подпираете стенку вместо того, чтобы контролировать зал? На такой работе сидеть не положено!

Вот, думаю, нарвался на какого-то контролёра. Принесла его сюда нелёгкая! На всякий случай спрашиваю:

– А вы кто будете?

Думалось, он скажет, что работает каким-нибудь инспектором, там, ГБРовцем, или кем-то ещё. А он мне – многозначительно, с эдакой даже горделивостью:

– Я тоже работаю охранником, и у нас это строго запрещено!

Тю-у-у-у-у-у-у!.. Охранником?!! А я уж было подумал невесть что! Отвечаю, в тональности частушки, позаимствованной из репертуара участников давнишней телепередачи «Эх, Семёновна!»:

– Ну, я не знаю, как у вас, а у нас, «в Японии», посидеть совсем не грех, вас бы там не поняли.

На это он обалдело похлопал глазами, и изобразив на своей физии нечто типа: «Какой кошмар! И этот разгильдяй смеет носить славное, гордое звание охранника?!! Я огорчён и возмущён!», зашагал дальше. После двенадцати я отправился к Шухрату узнать, когда он сможет подменить меня на время обеда. Он вздыхает и разводит руками. Ближе к часу поесть мне, всё-таки, удалось. Когда я был в столовке, туда зашла Женька. Хитро так улыбается и спрашивает:

– Петрович, а вы как относитесь к просрочке?

– В каком смысле? Если насчёт того, что, есть её или не есть, то – только положительно.

– Ну и отлично! Вечером пакет вам организуем.

Ух ты, думаю, вот это попёрло, так попёрло! Спрашиваю:

– А директорша как к этому относится?

– А её после обеда не будет. Её сменит заместительница, Светлана Михайловна. Она, как бы, «ничего не видит», поэтому проблем ни у кого не возникает.

После такой новости вторая половина дня у меня прошла, прямо, как канун большого праздника. И усталость не так уж сильно ощущалась, и работалось гораздо веселее. Можно сказать, открылось второе дыхание.

Ближе к вечеру я взял «на прицел» одного очень мутного на вид мужика. Лоб по габаритам не хилый, почти баскетбольного роста, в пальто из искусственной кожи. А глаза – бегают, бегают, бегают… Сразу понял: этот тип – тут не просто так. Держу его в поле зрения, сам к кассиршам – как он вам? Не светился здесь? Они жмут плечами – вроде, не попадался. Впрочем, Женька припомнила, что неделю назад Володька задерживал какого-то ломовика по подозрению в выносе товара. Но найти ничего не смог. Пришлось извиняться. Уж не тот ли самый? Самое малое, полчаса, этот «шопмэн» кружил по отделам, видимо, надеясь, что мне надоест его пасти, и я отстану. А я не отстаю. По пятам за ним, конечно, не хожу, но из поля зрения не выпускаю. Видимо он понял, что умыкнуть ничего не удастся, взял пачку спагетти и – на кассу. Ну, уж тогда я на все сто убедился: крадун. Если он приходил за одними лишь этими макаронами, то какого беса надо было играть во всякие там кошки-мышки?

В десять вечера, сразу после закрытия, я вышел в грузовой терминал. У вагонетки с просрочкой наши девчонки шарятся, заполняют пакеты. Камеры там не берут, Светлана в директорском кабинете что-то пишет, понятное дело, «ничего не видит». Женька вручает мне пакет.

– Петрович, это – вам!

Да, увесистый пакетик. Тут харчей – дня на три выше крыши хватит. Девчата инструктируют: когда выйду, надо хорошенько оглядеться. Когда-то был случай, ГБРовцы в тени притаились и сцапали ту, что вышла первой. Хорошо, она успела крикнуть, и остальные свои пакеты побросали обратно в вагонетку. А то бы всех выставили за дверь.

Выхожу. На улице тишина и покой. Только за углом, на крыльце магазина, алкаши закуску меж собой никак не разделят. Ну, всё, иду на остановку. Долгонько жду автобус – ночь, теперь они ходят редко. Когда зашёл в общагу, в комнате увидел и Володьку, и Федьку. Ничего себе! Я уж думал, они на полпути к дому, а на самом-то деле, ещё и за пределы Боровков не выбрались. Что случилось? Оказывается, парни полдня простояли в очереди за расчётом, и когда, наконец-то, зашли, им объявили: деньги кончились, приходите завтра. И пришлось им опять бежать на электричку и ехать обратно в Боровки. Ну и ну!

В этот момент из-за стенки донеслись какие-то голоса. Было похоже на то, что двое, скорее всего, мужчина и женщина, выясняют отношения. Кто это там? Парни рассказывают, что соседняя комната – частное жильё, проживают там муж и жена, Толик и Ирина. Им обоим, где-то, под тридцать. Он частенько выпивает, она с ним из-за этого скандалит. Бывает, даже уходит к родителям. Детей не нажили, хотя сошлись ещё три года назад. Вроде бы даже расписаны. Но Ирина, видимо, боится, что даже если она и родит, пить он всё равно не бросит. А он из-за этого психует, и, как напьётся, орёт на неё что попало. Когда она от Толика уходит, он тащит сюда всяких ухажёрок из числа таких же пьянчужек, как и сам. Потом опять бежит к ней, просит прощения, она возвращается, а через неделю всё повторяется по новой.

Пашка, который пришёл во время этого разговора, многозначительно ухмыляется.

– Дядь Лёш! Ну, вот видишь, на какие «вилы» можно напороться с этой семейной жизнью? И на кой бы мне это было нужно?

Спрашиваю его напрямую:

– Паш, признайся честно: женщин ты панически боишься, поэтому и строишь из себя такого разборчивого и привередливого. Ведь так же?

Парни смеются:

– Да ему на рыбалке, наверное, щука кое-что откусила, вот он и ищет отговорки…

Вспомнили Ромку – он же нашёл себе нормальную, приличную девчонку, не дуру, не алкашку? Весь вопрос в том, что и где себе ищешь. Как говорят, рыбак рыбака (в смысле, рыбачку) видит издалека…

На пороге появляется Ромка, вид жизнерадостный – оптимист, каких поискать. Хотя его дела вовсе не оптимистичные. Сегодня на работе он задержал одного деятеля – нашёл у него припрятанную большую шоколадку. Но тот сумел открутиться, мол, её я купил в другом магазине! Ромка парень не хилый, и этого умника при задержании, когда тот надумал взбрыкнуть («Да ты знаешь, что я сейчас с тобой сделаю?!») слегка помял. Но теперь на него самого начались наезды со стороны директора: как ты посмел превысить свои полномочия?! Вот такая она, эта наша работа: и не задержал – клюют, и задержал – клюют.

…Ну а вчера, двадцатого, встал аж в четыре утра – теперь уже Федька поднял своим храпом. Что за безобразие? То один храпит, то другой. Так больше и не уснул. Пошёл на кухню готовить завтрак, у двери туалета – лужа. Заглянул внутрь, а там – потоп! Давай скорее закрывать кран. Ну, а что удивительного? Всё ветхое, всё изношенное, всё давно пора менять… Впрочем, дело это уже привычное – «ЛОМ» для своих сотрудников арендует только бомжатники.

Пока завтракал, поднялись и все остальные. Володька и Федька ещё раньше укатили в Москву. На работе вчера была сплошная суматоха. Пригнали сразу две фуры с товаром, девчонки и грузчик пахали, как крепостные на барщине. Вижу, время уже первый час, уже давно пора пообедать, а кого вместо себя оставишь? Шухрат бегает безостановочно, весь загнанный и измученный. Ну и ладно! Пошёл в столовку, забрал свой «сухпай», нашёл среди стеллажей место потише, чтобы меня там никто не видел (зато, чтобы я сам имел хороший обзор), и – вперёд! Уминаю гречку с ветчиной, и тут появляется замдиректора Светлана. Увидела меня, руками всплёскивает.

– Петрович, здесь же обедать нельзя категорически!

Да-а-а?.. А где прикажешь устроиться поесть? Шухрат, может быть, только часам к трём освободится.. Все свободные кассиры тоже в грузовом терминале пашут, как пчёлки. В общем, кандидатов на подмену – ноль. А я голодать не обязан. Так что, извини, уважаемая, иных вариантов я не вижу. Она огляделась, машет рукой:

– Ну, ладно! Только быстрее заканчивайте!

Да, без проблем! Пока мы спорили, я почти всё уже и закончил. И только собрался отнести пустую тару в столовку, как вижу всё того же «баскетболиста» в пальто из кожзаменителя. Идёт, сутулится, глаза красные, как включенные стоп-сигналы – с другого конца зала видать. Смекаю: похоже, вечером он «нагрузился», и нехило, а теперь пришёл за «лекарством». А он всё по сторонам озирается, озирается, видимо, меня высматривает. Не обнаружил, и шустренько зарулил в сторону стеллажей с пивом. Подошёл, огляделся и тут… Увидел меня – я специально вышел так, чтобы быть на виду. Ой, как же он расстроился! Смотрит в мою сторону с такой ненавистью, что, наверное, дай ему волю – загрыз бы.

Достал он из кармана мелочь, давай её пересчитывать. Оборачивается ко мне и хрипит:

– А где тут пиво самое дешёвое?

Да, у тебя перед самым носом – «Ячменное поле» в стеклянной поллитровке, за тридцать два рубля. Он – хвать, и побежал на кассу. Видать крепко его пробрала похмелюга! Расплатился, пошёл к выходу, и всё через плечо косится, как будто хочет получше запомнить.