Полтергейст в Прошмыркине

После показа телефильма, в редакцию областного ТВ пришло много откликов от зрителей, просмотревших этот потрясающий репортаж от начала до конца. Авторы утверждали, что по силе воздействия видеосюжет из Прошмыркина не уступал телесеансам с участием телецелителей Кашпировского и Чумака. У одних бесследно рассосались старые рубцы, у других пропала тяга к табаку, алкоголю, колбасе и сметане.

А ещё через несколько дней на лугу-тарелкодроме высадился целый десант иностранных теле-, фото-, и прочих журналистов. Посолидневшие Колька и Женька в новеньких, купленных школой «алясках», важно давали интервью бойкому корреспонденту какого-то издания – то ли «Дейли», то ли «Ньюс». Неподалёку робко толпились односельчане юных знаменитостей, которые пришли в надежде хоть чуть-чуть погреться в лучах нежданной-негаданной славы доблестных парней. Услышав какой-то непонятный шум и гам, вслед за своими односельчанами на луг пришкандыляла и бабка Аграфена. Приставив ладонь к уху, она долго вслушивалась в отзвуки иноземной речи. Наконец, внушительно стукнув оземь своим посошком, она сурово провозгласила, величественно глядя в сизоватые линзы объективов видеокамер:

– Годов сто назад, на ентом самом месте тутошний юродивый Дормидоша Недокумекин узрел знамение. Како именно – ужо не помню. И снизошла на него небесна благодать…

– Он тошье узрьел тарьельку? – к старухе тут же подскочил бойкий корреспондент.

– А хто яво знат? Можа – тарелку, можа – макитру…

– И послье этоффо он, коньешьно ше поумньел? – продолжал домогаться любопытный иноземец.

– Кудый там! – бабка Аграфена тягостно вздохнула. – Грят, последнего умишка лишился. Так дурнеем и помер…

Ценная информация, полученная от бабки Аграфены, попала на первые полосы многих мировых газет. Теперь, наряду со знаменитыми русскими словами «спутник», «перестройка», «гласность» и «водка», даже негры преклонных годов осваивали труднопроизносимое слово «Прошь-мырь-кьино».

* * *

Глава 2

Знакомящая читателя с горемычным трактористом Федей Колотушкиным и его персональным «поллитер-гостем»

Шумиха вокруг прошмыркинского «тарелкодрома» длилась не слишком долго. Как это часто бывает, стремительный взлёт громкозвучной славы села и его обитателей вскоре сменился столь же стремительным её закатом. Уже через неделю из телеэфира и со страниц газет исчезли последние о нём упоминания. И, кто знает? Возможно, уже никто и никогда и не вспомнил бы само слово «Прошмыркино», если бы не одно, чрезвычайно важное обстоятельство.

Не более чем через неделю после вышеописанных событий вновь возликовали жадные ловцы сенсаций: в Прошмыркине обосновался полтергейст! Да ещё какой! Говоря языком прошмыркинских всезнаек и обсуждальщиц на завалинках: с «кандибобером и фрындыбисером». Что такое «кандибобер» и, тем более, «фрындыбисер» – объяснить вряд ли кто из них сумел бы. Но! Зато всякий поклонник тайн и загадок «с полпинка» сразу же мог понять, что, это – нечто! Это – о-го-го! Это – ух, ты-ы-ы! И это – ой-ёй-ёй! То бишь, свалившаяся на Прошмыркино неведомая аномальщина оказалась необычайно нестандартной. Более того – склонной к неординарным выходкам и эксцессам, которые выходили за рамки обычных представлений о том, как должны себя вести энергетические сущности, явившиеся из других пространственно-временных измерений.

И вот, на место происшествия, по уже хорошо знакомой дороге (всё той же, вдребезги разбитой и раздербаненой), спешно прибыла толпа журналистской братии из числа и пишущих, и снимающих, как отечественных, так и «забугорных» информагентств. И реальность служителей СМИ не обманула: они воочию смогли убедиться в том, что именно в Прошмыркине потусторонний мир вновь вознамерился явить своё зловещее могущество. Представители «пятой власти» с ходу обнаружили картину неслыханного буйства потусторонних сил. И тем же вечером на областном и центральном телевидении, а затем и на ряде зарубежных телеканалов прошли видеосюжеты, посвящённые аномальным безобразиям в отдельно взятой советской деревне.

Ошеломлённые зрители увидели стоящего в окружении телекамер и микрофонов рослого сельчанина лет тридцати в цветастой ситцевой рубахе «а-ля Гаваи» навыпуск, производства хрюндюковского районного промкомбината. Сокрушённо всплёскивая руками, прошмыркинский абориген, назвавшийся Фёдором Колотушкиным, возмущённо повествовал:

– …И с чего это, блин, никак не пойму, привязался ко мне этот, как его? Этот чёртов полутор… полторатер… поллитер-гость?! Ну, никакого житья не стало. Середь ночи телек об пол – раз! – и вдребезги. Правда, я его года два уже только слушать мог заместо радио. Ну, так, хоть это-то было! А теперь откуда я узнаю о новых горизонтах наших славных свершений?..

Подошедший к толпе журналистов и окруживших их сельчан парторг колхоза Василий Аврорский, услышав последние слова героя дня о «славных свершениях», тут же отметил в блокноте: «Немедленно поставить вопрос о приёме Колотушкина в партию!»

– …Или, скажем, холодильник, – тем временем продолжал живописать абориген. – Уже под утро из дома сам за дверь выскочил вприпрыжку – вон он, на боку валяется. А я перед этим поставил в него непочатую банку кильки в томатном соусе. Догоняю, слышу – ёлки-палки! – внутри как будто кто-то чавкает. Эх, думаю, хоть холодильник уже и не морозит давно, занесу-ка я его обратно – вместо тумбочки сгодится. Так он, зараза, только рукой за него взялся, током меня бить начал! Ага!

Среди собравшихся послышались как удивленные, так и скептические междометия. Как видно, реакция скептиков ощутимо уязвила рассказчика, и он, дабы подтвердить подлинность своих слов, немедленно направился к валявшемуся неподалёку холодильнику невесть какой марки и года выпуска.

– Во! Во, лупит! – осторожно прикасаясь к облезлому боку холодильника и, резко отдёргивая руку, восклицал абориген. – Вольт триста выдаёт – никак не меньше. Ой, тварь! Аж руку сводит! Ну, что, кто-нибудь хочет попробовать? Нет, вы – проверьте, проверьте! – настойчиво предлагал он, однако желающих проверить так и не нашлось.

Оглядевшись и, заметив на лице одного из присутствующих журналистов недоверчивую ухмылку, Федя Колотушкин немедленно шагнул к нему. Схватив его за руку своей мощной, механизаторской пятернёй, он чуть не волоком, без особой натуги потащил перепуганного насмерть репортёра к холодильнику, приговаривая, что это вовсе не смертельно:

– …Приложи к нему только пальчик, и будет тебе «зайчик», – ласково уговаривал он отчаянно упирающегося скептика.

Позеленевший от ужаса представитель СМИ, лишь кончик его указательного пальца, прочно удерживаемого Федей, коснулся жестяного бока предмета домашнего быта, отчаянно взвизгнул и, запрыгав, замотал головой.

– О-о-о-й!!! Да, да! Бьёт! Ух, и бьёт, зараза!..

Теперь уже все без остатка смогли уверовать, что тут и в самом деле злодействует самый настоящий полтергейст! И не простой, а электронно-позитронно-нейтринный – Федя вдруг вспомнил, что на днях после грозы подле его дома кружилась шаровая молния.

– …Не она ли в него влезла и там в железе застряла? – с задумчивым видом предположил абориген.

      После показательного «эксперимента» и упоминании о шаровой молнии, вопросов к сельчанину стало ещё больше. Один из корреспондентов (на всякий случай, пряча свои руки за спину) вкрадчиво поинтересовался:

– А вот вы говорили, что ночью из холодильника доносилось чьё-то чавканье. Вы не проверяли, цела ли банка консервов?

– Да, где ж там было проверять-то?! Он меня током так шибанул, что у меня и глаза на лоб полезли, – Федя изобразил, как, примерно, это могло выглядеть. – А что? А, давайте, прямо ща все вместе и проверим. Минуточку!

Он сбегал домой за толстыми резиновыми галошами и электротехническими резиновыми перчатками. Натянув резиновые изделия на руки и на ноги, Федя провозгласил:

– Ну, что ж, рискнём!

Зрители тут же замерли и примолкли. Осторожно открыв дверцу холодильника, абориген изумлённо присвистнул и двумя пальцами извлёк из его нутра опустошённую консервную банку. Толпа ахнула. Колотушкин прошёл по кругу, показывая всем желающим зверски раскуроченную жестяную тару, явно, носящую следы чьих-то мощных клыков. Послышались испуганные охи. Однако герой репортажа был настроен оптимистично.

– Видно, шибко проголодался, бедолага, – улыбаясь, сочувственно отметил он. – Сдаётся мне, он не злой. С ним, думаю, поладить можно… – не снимая перчаток, Фёдор дружески похлопал по боку холодильника

Перечисляя нанесённый ему «поллитер-гостем» ущерб, Колотушкин показал изломанные и раздрызганные веники, изодранные в клочья половики, ни за что, ни про что разбитую бутылку первача. Рассказал он и о беззлобных проказах невидимого озорника.

– …Вечером чай сяду пить – а кто-то сахар с солью перемешал. Спать ложусь – в полночь водой окатывает прямо в постели, – особо отметил Федя. – А, бывает, как завоет из трубы – аж, мурашки по коже! Утром умываюсь, зубы начинаю чистить, а в тюбике вместо пасты – горчица. Ага! Хотел побриться – электробритву кто-то сжёг, а простые лезвия – затупил. Вот, уже неделю хожу заросший… – он огорчённо провёл ладонью по длинной щетине на щеках.

В этот момент со стороны его дома донёсся грохот падающей мебели и звон бьющейся посуды.

– Ну, вот, уже и до буфета добрался… – указав на свой дом простёртой рукой и, вздохнув, сокрушённо констатировал Колотушкин. – Вот, бандюга! Ну, я тебе покажу! – он погрозил пальцем таинственному проказнику.

– Расскажите пожалуйста о себе! – небольшого роста брюнетка, скорее всего, уроженка Рима или Неаполя, решительно оттеснила коллег и энергично сунула сельчанину прямо под нос микрофон, похожий на ручную гранату.

– Ну, чего тут особенного-то рассказывать? – чуть засмущался герой дня. – Я – потомственный механизатор, Колотушкин Фёдор Иванович, пятьдесят девятого года рождения, военнообязанный, отслужил срочную на флоте. Норму на вспашке зяби выполняю на сто пятьдесят процентов, боронование и снегозадержание – все двести…

– А сейчас, сейчас-то чем занимаетесь? – услышав о процентах, поспешно перебила его брюнетка.

– Да, пока ничем. Сижу, вот, дома. С полу… С «поллитер-гостем» и начальством воюю. Тут, оно, как вышло-то? Ишачил я без передыху всю осень, зиму и весну, а наш пред половину моей работы своему пьянчуге-свояку отписал. Ну, не утерпел я, и выложил начальству всё, что о нём думаю. За это из колхоза и турнули. Теперь, вот, без работы сижу. Думал в фермеры податься, а землю никто не даёт – ни колхоз, ни район. Кредиты не дают. Технику взять негде. Уж не знаешь, кто тут и хуже – «поллитер-гость» или эти бюрократы чёртовы!..

Василий Аврорский, вновь достав из кармана блокнот, старательно зачеркнул напоминание о необходимости принятия Колотушкина в партию. В самом деле! С такими антисоветски-смутьянскими рассуждениями в партии делать нечего! Таких не берут в коммунисты!

– Как вы считаете, – оттеснил брюнетку высокий блондин скандинавской наружности, – откуда здесь мог появиться полтергейст?

– Так, ясное дело, только – с «летающей тарелки»! – Федя убеждённо развёл руками. – Откуда ж ещё он мог свалиться? – добавил он, глядя на облака.

Телерепортажи о прошмыркинском полтергейсте наделали шума, как бы, не больше, чем видеосюжеты с «тарелкодрома». Особенно, после демонстрации этих материалов телекопорациями Си-Си-Би, Би-Си-Эс и Би-Си-Би. Обложки так называемых «таблоидов» украсились портретами Фёдора Колотушкина в его цветастой рубахе навыпуск, которая вскоре стала очень популярна на великосветских раутах и ленчах, затмив уже поднадоевшие всем фраки и смокинги. По пыльным сельским дорогам, подпрыгивая на ухабах, вновь засновали как заурядно-привычные «Жигули», так и высокомерные «Мерседесы», юркие «Тойоты» и «Фольксвагены». Теперь ежедневно целые табуны репортёров осаждали двор Колотушкина. Они дотошно проверяли каждое материализованное проявление неподотчётных науке сил, изучая обломки телевизора, осколки гранёных стаканов, обрывки половиков.

Припомнив недавнее заявление Феди Колотушкина о незапланированных водных процедурах, каковые хулиганистый «поллитер-гость» полночной порой устраивал ему прямо в постели, одна из репортёрш выразила своё категорическое сомнение в подлинности данного факта. А потому, она изъявила намерение проверить его лично, так сказать, на практике. И – сегодня же! Тем более, что намечалось полнолуние, а потому, по мнению медиа-дамы, именно сегодня полтергейст мог явить себя во всей своей, так сказать, красе.

Засмущавшийся Колотушкин, пожимая плечами, пояснил, что, не далее как вчера, «поллитер-гость», расходившись не на шутку, разломал его старый диванчик. И вот теперь ему, уступив свою койку репортёрше-экспериментаторше, придётся спать на сеновале. Снисходительно похлопав его по крепкому, трудовому плечу, репортёрша уведомила о том, что «Фьедье» коротать ночь на каком-то там «сьеновалье» вовсе не обязательно. Она его едва ли потеснит даже на односпалке, не говоря уже о чём-то более просторном. К тому же, ей одной, наверняка, было бы страшновато, и по этой причине его близкое присутствие пришлось бы как нельзя кстати.

Неожиданно у соискательницы ночных чудес на пару с Колотушкиным появилось сразу несколько конкуренток, которые рьяно взялись оспаривать приоритет на это необычное исследование эзотерически-постельного свойства. С одной стороны, каждая сознавала, что его результаты гарантированно попахивают сенсацией. А это, наверняка, в разы могло бы повысить их рейтинг в профессиональной среде и ускорить карьерный рост. Кроме того, каждая твёрдо знала, что она – полпред могущественного информагентсва, и за его интересы должна стоять грудью, а также, всем тем иным, чем её наградила природа. Ну и, разумеется, каждая помнила, что честь своей корпорации следует отстаивать, даже пожертвовав собственной, как говорится, без соплей и компромиссов.

Поскольку уступать друг другу никто из репортёрш и не помышлял, стихийно завязавшийся интеллигентный диспут мало-помалу перерос в неинтеллигентную склоку, вылившуюся в весьма вульгарный конфликт. Уже забыв о приличиях и самой первопричине инцидента, дамы награждали друг друга звучными эпитетами, самыми пристойными из которых были такие, как: «недоучка сорбоннская», «кембриджская выскочка», «гарвардская стерва» и даже «нимфоманка амстердамская».

В пылу словесной баталии каждая из скандалисток упорно стремилась доказать всем прочим, что именно ею движет чисто научный и профессиональный интерес к данному феномену, тогда как все прочие одержимы некими сомнительными намерениями, не имеющими ничего общего с наукой и журналистикой. Федя, оглушённый градом непонятных иностранных слов, лишь отстранялся и жмурился от мелькания дамских кулаков и сумочек. Он пребывал в полном недоумении и напряжённо размышлял о том, как же ему быть, и что бы такое предпринять, дабы прекратилось это безобразие.

Он уж, было, собирался, памятуя методу «поллитер-гостя», окатить не на шутку разошедшихся, излишне агрессивных дискутанток ведром ледяной, колодезной воды. Но тут дамский дебош внезапно закончился сам собой. И случилось это именно в тот момент, когда дамы уже начали переходить от слов делу. «Акулы пера» уже примерялись к причёскам своих оппоненток-конкуренток, чтобы как следует оттаскать «этих кошёлок» за их «патлы и космы». Но тут произошло нечто, для них весьма неожиданное.

Драчуньи, скорее, даже не заметили, а всем своим существом ощутили направленный в их сторону чей-то взгляд, который был преисполнен высокоидейной нравственной чистоты и несгибаемых моральных устоев. Оглянувшись, репортёрши увидели даму с величественной осанкой королевы Шмымряндии и взором игуменьи женского монастыря, которая осуждающе созерцала нарушительниц общественного деревенского спокойствия.

Её взгляд мгновенно отрезвил участниц словесной потасовки, которые внезапно испытали приступ непонятной робости и – о, ужас! – полузабытого чувства стыда, которое, большинство из них, не помнило, по меньшей мере, со времени окончания своих «альма матер». Разом опомнившись, «акулы пера» ринулись к своим авто, искренне недоумевая по поводу столь странного коллективного помрачения рассудка. Наверняка, спешно запуская двигатель, каждая из них в этот момент думала, примерно, одно и то же: «Что за бес в меня вселился?! Не иначе, и в самом деле, тут замешана нечистая сила!..»

Когда сорвавшаяся с места калькавада иномарок, вздымая тучи пыли, скрылась за ближайшим поворотом, Марфа Ларентьевна внимательным взором Иосифа Виссарионовича окинула представителей советских СМИ. Те, разом вытянувшись перед ней по стойке «смирно», ловили каждое её слово. Рассудительно, с расстановкой, (не хватало только дымящейся трубки в руке), Гранитова изрекла:

– Вот, товарищи, живой пример ущербности и неполноценности эгоистично-частнособственнической системы буржуазного воспитания. Эта мысль красной нитью должна пройти через ваши информационные сообщения. Вы свободны, товарищи!..

\      …Следом за газетчиками и телевизионщиками, к Фёдору Колотушкину пожаловали и, с некоторых пор бурно расплодившиеся в Советском Союзе, специалисты по аномальным явлениям – экзорцисты, контринферналисты, охотники за привидениями и тому подобная братия. На следующий же день, после нашествия СМИ, ранним утром, подле поверженного нечистью холодильника, затормозили фасонистый чёрный «БМВ» и новенькие «Жигули» седьмой модели тёмно-синего цвета. Из иномарки неспешно выбрались четверо бородатых мужчин в дорогих джинсовых костюмах и каких-то замысловатых шляпах, наподобие чалмы с островерхим шутовским колпаком, на котором не хватало, разве что пушистых помпончиков и звонких бубенчиков. Они обступили холодильник и начали что-то важно обсуждать, многозначительно озирая окрестности.

Прибывшие на «семёрке», напротив, не стали терять времени, и, без лишних слов, с ходу приступили к делу. Крепкий, словно старый дуб старик, с запорожским чубом-оседлецом и усами Тараса Бульбы, достал из багажника «семёрки» свежесрезанную ивовую рогульку с длинными концами. Держа её обеими руками развилкой к себе, дед пошёл вокруг дома, осторожно ступая по земле, словно по ненадёжному, тонкому ноябрьскому льду. Двое крепких парней с плечами высококлассных кулачных бойцов-удальцов, скорее всего, его ассистентов, шли следом. В тех местах, где торчащий вперёд конец рогульки начинал резко клониться вниз, старик кивком подзывал к себе кого-то из парней, и тот вбивал в указанное им место остро заточенный осиновый колышек. Замыкающая эту команду моложавая женщина артистической наружности держала перед собой подвешенное на шёлковой нити золотое кольцо. Раскачивая его как маятник, она очерчивала вокруг колышков какие-то загадочные контуры длинной серебряной спицей.

Бородачи, понаблюдав за ними и, снисходительно усмехаясь, открыли багажник «бэхи», откуда извлекли какие-то блестящие штуковины, похожие на большую букву «П» из толстой, начищенной до зеркального блеска медной проволоки. Взявшись за перекладину «П» и, выставив свободные концы штуковин перед собой, бородачи без особых церемоний направились прямо в дом Котлотушкина. Без стука войдя в горницу и, не обращая на хозяина никакого внимания, который в этот момент за обеденным столом уплетал жареную картошку, они начали обследовать стены, пол и потолок.

Впрочем, Федя Колотушкин, за минувшие дни привыкший к нескончаемому многолюдью, их тоже совершенно не замечал. А бородачи, перебрасываясь какими-то непонятными терминами, постепенно начали сходиться у посудной полки. Концы их, как они именовали, «эфирных вибраторов», почему-то старательно указывали именно на горку посуды. Когда гости сблизились у полки, рамки их «вибраторов» внезапно, как бы сами по себе, завертелись против часовой стрелки.

Осмотрев тарелки и, достав одну из них, бородачи стали водить над ней руками, а также замысловатой медной спиралью, торчащей из какого-то занятного приборчика с разноцветными лампочками и стрелочным указателем, наподобие вольтметра. Причём, судя по реакции всей этой команды, результаты обследования тарелки гостей очень удивили.

– А вы не могли бы сказать, молодой человек, – наконец, обратился к Колотушкину старший из бородачей, – где вы приобрели эту посуду?

– Ну, так, где и все берут, – Фёдор ненадолго оторвался от завтрака. – Известное дело – в сельпо.

– Та-а-а-к… – зловеще протянул, качая головой, старший бородач. – Вот в этой-то тарелке и таились все ваши беды, молодой человек! Она имеет мощное инфернальное поле. Если вы не возражаете, мы возьмём её с собой для дальнейших исследований.

– Да, берите! Жалко, что ли? – простецки ответствовал Фёдор, достав из банки малосольный огурчик. – Может, со мной перекусите? Картошечки жареной, с огурчиками… А хотите, сала отрежу?

Однако гости, поблагодарив за приглашение, вежливо отказались и, уложив тарелку в плоский контейнер из полированной нержавеющей стали, направились к выходу. Однако они едва успели отскочить в сторону, когда навстречу им, с торжествующим воплем, в дом, как девятибалльный ураган, влетел старик, потрясая над головой старой, банной мочалкой.

– Ну, что я говорил?! А?!! – с ликованием восклицал он. – Вот она, эта зараза! Слушай, мил человек, у тебя такая раньше была?

Едва не поперхнувшись от столь решительного натиска, Колотушкин отрицательно крутнул головой.

– Ага! – продолжал восторгаться старик. – Значит, точно! Это она и есть. Знаешь, где я её нашёл? Из-под крыши с тылу дома торчала. Это кто-то из ваших же, деревенских, тебе подпакостил. Наговорили, и подсунули. А ты – мучайся!

Прервав восторги деда, бородачи со сдержанными ухмылками возразили, что Феде – и впрямь, подсунули, но только не этот хлам, в котором вряд ли согласится обитать хоть один уважающий себя нечистый дух, а тарелку, которую некий чернокнижный злодей окропил, в соответствии с дьявольским ритуалом, смесью крови чёрной кошки и бурой свиньи. И вообще, они – учёные, а не какие-нибудь самодеятельные шарлатаны-кустари, и лучше знают, что к чему.

– Што-о-о-о?! – с безграничным возмущением в голосе возопил дед, сжимая здоровенные кулаки. – Это ктой-то тут учёный? Это ктой-то тут шарлатан?!!

Тут же, как по команде, в дверях появились насупленные рукопашники, и бородачи, лишь завидев их крепкие плечи и мощные бицепсы, невольно попятились назад.

– Что вы понимаете в колдовстве, олухи научные?! – орал между тем дед, тыча им в лицо мочалкой. – Вы бы ещё удумали, остолопы, что она из космосу прилетела, тарелка эта ваша! Да я – потомственный волхв, если хотите знать! Мой предок самому князю киевскому Олегу предрёк кончину от коня. Ещё Александр Сергеич Пушкин про тот случай всё, как есть описал. Я этих бесов самых разных сортов за свою жисть целу дивизию разогнал!.. Поняли?..

– Прохор Макарович! – послышался взволнованный женский голос, и в горницу вбежала спутница старика, осторожно держа кончиками пальцев какой-то маленький изящный предмет. – Вот, женская заколка лежала под крыльцом. На ней – сильнейший наговор, даже руку сводит!

– Бросай на пол! – гаркнул старик и, достав из кармана чёрный платок, завернул в него опасную находку.

– Да, парень… – женщина сочувственно улыбнулась, глядя на Колотушкина. – Не знаю, кто и за что на тебя имеет зуб, но тут, прямо, как будто не меньше дюжины ведьм ворожило.

– Вот видите! – старший бородач многозначительно воздел к потолку указательный палец. – Эта находка только подтверждает тот факт, что инфернальные проявления данного объекта имеют множественный характер. Только, кому он мешает, этот молодой человек? Впрочем, не так уж трудно выяснить и это.

– Нам рассказывали, – обернувшись к Колотушкину, заговорил бородач с косматыми бровями, – что вы собираетесь стать фермером. А не могло ли именно это обстоятельство стать причиной недовольства вами районной партократии, и её местных прихлебателей? Ведь, нельзя исключать и того, что среди них могут оказаться специалисты по чёрной магии.

– Ух, эти партократы, ни дна им, ни покрышки! – тяжко воздохнул Прохор Макарович. – Сколько они мне крови попортили!

– Мы из-за них тоже через край хлебнули лиха, – с некоторой скорбью покачал головой самый младший из бородачей. – Нашу лабораторию закрывали не менее десяти раз!

– Ну, теперь живи спокойно, самое худшее у тебя позади, – женщина умиротворённо улыбнулась Феде. – Все колдовские заговоры сняты, чёрная магия нейтрализована.

– Да, да! – бородачи тоже расцвели радостными улыбками и пожали Фёдору руку. – Удачи вам и счастья!

– Так, это, люди добрые! – забеспокоился Колотушкин. – С меня-то, наверное, за ваши труды чего-то причитается! Ну, магарыч там, или наличкой? Ежели чего, так я…

– Ну, что вы! – старший бородач изобразил великодушный жест. – Считайте это нашим подарком!

– Живи, мил человек, и не бойся никакой бесовщины! – Прохор Макарович стиснул Федину руку железными тисками своей пятерни. – А ежели чего – зови нас. Мы мигом любого беса отсюда выставим!..