скачать книгу бесплатно
Остальные три группы тоже создают новаторские технологии, но все же менее революционные. Исследования ведутся на самом переднем крае современной науки, однако правильный подбор персонала и гигантская чековая книжка Маркуса должны помочь справиться с этим без особых проблем.
Всего под началом Хелены в четырех группах работают двадцать человек. Сама она непосредственно возглавляет картографическую. Группа визуализации должна найти способ отображать активность нейронов без необходимости вживлять в череп оптоволокно и светить на мозг лазером. Пришли к решению создать продвинутую разновидность МЭГ, магнитоэнцефалографа. Матрица из сверхпроводящих квантовых интерференционных датчиков (СКВИД) будет реагировать на бесконечно малые магнитные поля, возникающие в результате электрических импульсов в отдельных нейронах, определяя точное положение каждого из них. Устройство уже получило название МЭГ-микроскоп.
Группа реактивации создает устройство, представляющее в целом совокупность огромного числа электромагнитных стимуляторов, формирующих объемную оболочку вокруг головы человека. Они будут с предельно высокой точностью воздействовать на сотни миллионов нейронов, восстанавливая воспоминания.
Наконец, группа общего оборудования занята созданием кресла для испытаний на человеческом мозге.
Сегодня хороший день. Можно сказать, отличный. Хелена провела встречу со Слейдом, Чжи Уном и руководителями групп – прогресс налицо, они опережают график. Сейчас четыре часа дня, конец января, один из тех редких и скоротечных зимних дней, когда тепло и ясно. Солнце погружается в океан, расцвечивая серые облака и поверхность воды немыслимыми оттенками розового. Внизу волны разбиваются о гигантские опоры платформы, затерянной среди бескрайнего простора. Хелена сидит на самом ее краю, свесив ноги, на высоте двадцатиэтажного дома, и смотрит на запад.
Неужели она правда здесь? Неужели это ее жизнь?
День 225
МЭГ-микроскоп почти готов, как и устройство реактивации – насколько это возможно без общей карты памяти. Все ждут решения проблемы каталогизации.
Хелена раздосадована задержкой. За ужином со Слейдом в его роскошных апартаментах она говорит ему откровенно – причина чисто техническая. При переходе от мозга мыши к человеческому сложность структуры памяти невероятно возрастает, и имеющейся производительности компьютеров для решения задачи «в лоб» недостаточно. Если не найти какой-то алгоритм, позволяющий сделать это с меньшими затратами вычислительных мощностей, ресурсов просто не хватит.
– Слышала когда-нибудь о «Ди-вейв»? – спрашивает Слейд.
Хелена делает глоток белого бургундского – лучшего вина, какое она пробовала.
– Боюсь, что нет.
– Компания из Британской Колумбии. Год назад выпустила прототип квантового процессора. Область применения довольно узкая, но идеально подходит для задач вроде нашей – картирования огромных наборов данных.
– Это дорого?
– Недешево, но технология мне интересна, поэтому прошлым летом я заказал несколько улучшенных моделей для будущих проектов.
Он улыбается, и что-то в его изучающем взгляде, направленном через стол, оставляет у Хелены неприятное чувство, будто бы Слейд знает о ней куда больше, чем ей хотелось. О ее прошлом, личности, о том, что ею движет. Впрочем, сложно упрекнуть его в стремлении копнуть немного глубже – ведь он вкладывает миллионы долларов и годы труда в ее идею, в ее мозги.
В окне позади Слейда Хелена видит крохотный огонек, где-то далеко-далеко от вышки, и ощущает вдруг, хотя и не в первый раз, как одиноки они здесь, посреди моря.
День 270
Середина лета. Залитые солнцем, длинные дни. Исследования поставлены на паузу в ожидании прибытия двух квантовых процессоров. Хелена отчаянно скучает по родителям. Телефонный разговор с ними раз в неделю – самое яркое событие в ее существовании здесь. Странным образом их отношения с отцом стали более близкими на расстоянии – такими, какими не были уже много лет, со школы. Малейшие весточки из Колорадо несут теперь неожиданную значимость. Хелена жадно впитывает каждую мелочь о жизни родителей, и чем скучнее, тем лучше.
Прогулки по выходным в горах. Сколько снега еще осталось там, на высоте. Концерт, на который они ходили. Что сказал мамин невролог из Денвера. Какие фильмы они смотрели, какие книги прочли. Даже местные слухи и сплетни.
Рассказывает обычно отец. Иногда и мама – когда бывает в здравом уме, в такие моменты они болтают, как в прежние времена. Однако гораздо чаще Дороти поддерживает разговор с большим трудом.
Хелена вся захвачена иррациональной тоской по Колорадо. По виду, открывающемуся с веранды родительского дома – на равнину, которая сменяется подножием Скалистых гор вдали. По зеленым просторам – здесь, на бывшей буровой вышке, вся растительность сосредоточена на маленьком огородике в теплице. И особенно по маме в это страшное для нее время. Как невыносимо хочется быть с ней рядом!
Хуже всего то, что нельзя даже поделиться, насколько они продвинулись. Договор о неразглашении сковывает по рукам и ногам, и Хелена подозревает, что Слейд прослушивает все ее разговоры. В ответ на прямой вопрос тот, конечно, это отрицает, но она ему не верит.
Из соображений секретности на буровую вышку не допускают никого из посторонних. Членам команды тоже запрещены поездки на материк до истечения контракта, за исключением внезапной болезни или экстренных семейных обстоятельств.
В попытке сплотить коллектив решено устраивать вечеринки по средам. Для Хелены как для истого интроверта, до недавней поры жившей жизнью ученого-отшельника, это немалое испытание. На платформе проводят соревнования по пейнтболу, волейболу и баскетболу. У бассейна готовят барбекю и разливают привезенное с материка пиво. Гремит музыка, некоторые напиваются… Иногда кто-то даже танцует. Спортивные площадки и зона для барбекю загорожены высокими стеклянными панелями от практически постоянного сильного ветра, но все равно нередко приходится не разговаривать, а кричать, чтобы тебя услышали.
В плохую погоду все собираются в общем помещении возле столовой и играют в настольные игры или прятки.
Как начальник почти над всеми на буровой, кроме Слейда, Хелена особо не рвется чересчур сближаться с кем-либо. Однако она, как и прочие, затеряна в этой безбрежной водяной пустыне, на высоте двадцати этажей над океаном. Без друзей, без близких недолго и до психоза дойти на почве одиночества.
Именно во время игры в прятки у Хелены случается секс в чулане для белья на верхнем этаже, с Сергеем – гениальным электротехником и красивым парнем, который всегда разбивает ее наголову в ракетбол. Они стоят в темноте, чересчур близко друг к другу. Те, кто ищет, пробегают мимо. Хелена вдруг целует Сергея, привлекая к себе, а он стаскивает с нее шорты и вжимает в стену.
Маркус пригласил Сергея из Москвы. Из всего коллектива он, пожалуй, ближе всех к чистой науке и определенно самый квалифицированный специалист.
Однако настоящую симпатию Хелена питает к другому. Это программист, которого Слейд нанял недавно в ожидании прибытия процессоров «Ди-вейв». Ее привлекают светящиеся в глазах Раджеша теплота и честность, его мягкий, тихий голос. По-настоящему умный и интеллигентный парень. Вчера за завтраком, например, предложил создать книжный клуб.
День 302
Квантовые процессоры прибывают на огромном контейнеровозе. Ощущение – как утром на Рождество. Все стоят на палубе и, затаив дыхание, наблюдают за краном, который поднимает на двести футов над платформой электронные мозги стоимостью в тридцать миллионов.
День 312
Работа над главной задачей возобновлена, новые процессоры трудятся вовсю. Пишется программа каталогизации памяти и загрузки ее нейронных координат в устройство реактивации. Ощущение застоя в исследованиях ушло, все снова движется вперед. Хелена больше не чувствует себя одинокой, она оживленна и не устает изумляться предвидению Слейда, как на макро-уровне, так и в мелочах, что еще более впечатляет. Он не только смог понять, как грандиозна ее идея, но и знал, какой инструмент может им пригодиться для обработки огромных массивов данных человеческих воспоминаний. И предугадал даже, что одного процессора будет недостаточно, купив сразу два.
За еженедельным ужином со Слейдом Хелена сообщает ему, что, если и дальше все пойдет такими же темпами, уже через месяц они будут готовы к испытаниям на людях.
Его лицо просветляется:
– Правда?
– Правда. И сразу говорю – я буду первой подопытной.
– Извини, слишком опасно.
– Почему ты уверен, что это тебе решать?
– По тысяче разных причин. Кроме всего прочего, без тебя мы ничего не сможем.
– Маркус, я настаиваю.
– Слушай, давай обсудим это позже. Сейчас надо отпраздновать.
Он достает из холодильника для вина «Шеваль Блан» 1947 года. Хрупкая пробка поддается не сразу, наконец, содержимое выливается в хрустальный декантер.
– Такого во всем мире осталось совсем немного, – замечает Слейд.
Едва Хелена подносит бокал к губам и вдыхает сладко-пряный аромат винограда, росшего полвека назад, как ее представление о вине навсегда изменяется.
– За тебя и за этот миг, – говорит Слейд, легонько коснувшись своим бокалом ее.
Вино такое, о коем можно лишь мечтать всякий раз, делая глоток. «Хорошее», «замечательное», «великолепное» – эти характеристики никогда не будут прежними. Оно сверхъестественно. Вкус теплый, богатый, насыщенный и невероятно свежий. Нотки красных припущенных фруктов, цветочные, шоколадные и…
– Давно хотел узнать… – прерывает ее поглощенность процессом Слейд.
Хелена вопросительно смотрит на него поверх стола.
– Почему ты вообще занялась памятью? Это ведь явно началось еще до болезни твоей мамы.
Она слегка покручивает бокал с вином в руке. В огромных окнах, за которыми только темнота над океаном, отражаются две фигуры, сидящие за столом.
– Потому что память… память – это все. С точки зрения физиологии всего лишь определенная комбинация импульсов в группе нейронов – симфония нейронной активности. На самом же деле это фильтр между нами и реальностью. Тебе кажется, что ты наслаждаешься вкусом вина и слышишь мои слова сейчас, в настоящем, в действительности же никакого настоящего просто не существует. Нервные импульсы от твоих вкусовых и слуховых рецепторов поступают в мозг, который обрабатывает их и отправляет в краткосрочную память. К тому моменту, когда ты ощущаешь что-то, это уже в прошлом, стало воспоминанием.
Хелена подается вперед и щелкает пальцами.
– Чтобы интерпретировать даже такой простой раздражитель, мозгу нужно проделать невероятную работу. Зрительная и слуховая информация поступает к глазам и ушам с разной скоростью и так же обрабатывается. Мозг дожидается последней, самой медленной ее части и затем перераспределяет входящие сигналы в правильной последовательности, чтобы ты мог осознать их одновременно, как единое событие – примерно через полсекунды после того, как оно произошло. Нам кажется, мы воспринимаем мир непосредственно и сразу, фактически же мы имеем дело с тщательно отредактированной и отложенной во времени реконструкцией событий.
Хелена дает Слейду время, чтобы переварить эту информацию, наслаждаясь еще одним потрясающим глотком вина.
– А что насчет воспоминаний-«вспышек»? – спрашивает Слейд. – У каждого бывают такие значимые, эмоционально наполненные моменты, которые высвечиваются словно яркая картинка, стоит о них подумать.
– Верно. Это приводит нас к еще одной иллюзии – парадоксу «ложного настоящего». То, что мы воспринимаем как настоящий момент представляет собой не один миг, а некоторый произвольный промежуток недавнего времени – обычно две-три последние секунды. При выбросе адреналина резко возрастает активность миндалевидного тела, и так получается сверхъяркое воспоминание, в котором время как будто замедлилось или остановилось вовсе. Раз мозг обрабатывает текущее событие по-другому, иным станет и «сейчас», изменится его протяженность, точка, где настоящее становится прошлым. Еще один пример того, что настоящее – всего лишь иллюзия, сотканная нашим разумом из воспоминаний.
Хелена откидывается на спинку стула, немного смущенная своим пылом. Вино в конце концов ударило ей в голову.
– Вот поэтому память, поэтому нейробиология, – уже спокойнее говорит она и добавляет, слегка постучав пальцем себе по виску: – Если хочешь понять все вокруг, для начала надо разобраться, как мы это воспринимаем – по-настоящему.
Слейд кивает.
– «Очевидно, что ум познает вещи не непосредственно, а через посредство имеющихся у него идей этих вещей»[9 - Джон Локк (1632–1704, английский философ). Опыт о человеческом разумении. Кн. 4, гл. 4. (Пер. А.Н. Савина).].
Хелена удивленно смеется:
– Ты читал Джона Локка?
– Что ж, по-твоему, если я технарь, так и книг в руках не держал? Значит, речь идет о том, чтобы с помощью нейробиологии проникнуть сквозь завесу восприятия и увидеть реальность такой, какая она есть?
– Это по определению невозможно. Как бы точно мы ни разобрались в принципах работы нашего разума, в конечном счете нам все равно не удастся преодолеть его ограничения.
Слейд только улыбается.
День 364
Хелена с помощью электронного пропуска проходит на третий этаж и направляется по ярко освещенному коридору в главный испытательный сектор. Она нервничает так, как не нервничала с первого дня здесь. Желудок бунтует – на завтрак удалось впихнуть в себя лишь кофе и несколько ломтиков ананаса.
За ночь группа оборудования перенесла сюда из лаборатории кресло, над которым работала, для испытаний. Джон и Рейчел крепят основание болтами к полу. Хелена замирает на пороге.
Она знала, что это будет эмоциональный момент, однако сейчас осознание того, что? она видит, обрушивается на нее как шторм. До сих пор продуктом ее труда были изображения групп нейронов, сложный программный код и чертова уйма неопределенности. Другое дело кресло – материальный объект, его можно потрогать руками. Физическое воплощение мечты, к которой Хелена шла десять долгих лет, подстегиваемая болезнью матери.
– Что скажешь? – спрашивает Рейчел. – Слейд решил изменить конструкцию – хотел сделать тебе сюрприз.
Такое единоличное решение привело бы Хелену в ярость, не будь результат настолько совершенным. Дизайн поражает. В ее представлении кресло всегда оставалось чисто утилитарным устройством, не больше. Они же создали нечто искусное и элегантное, напоминающее известное кресло Имзов[10 - Кресло Имзов – откидывающееся кресло с подголовником и отдельно стоящей подставкой для ног, созданное супругами-дизайнерами Ч. и Р. Имзами в 1950-е годы.], только целиковое.
Оба инженера смотрят на Хелену, пытаясь понять по ее реакции, довольна ли она их работой.
– Вы просто превзошли сами себя, – говорит Хелена.
В течение первой половины дня кресло полностью собрано и установлено. МЭГ-микроскоп, прикрепленный к изголовью так, что выглядит одним целым с ним, похож на подвешенный шлем. Пучок отходящих от него проводов тянется вдоль спинки и пропадает в отверстии в полу. Со стороны видны только гладкие, безупречные очертания самого кресла.
Хелена выиграла схватку со Слейдом и станет первой испытуемой. Пришлось прибегнуть к шантажу – она отказывалась иначе раскрыть число синаптических связей, необходимое для правильной реактивации воспоминаний. Слейд, конечно, сопротивлялся, говоря, что ее разум и память слишком важны, чтобы рисковать ими, однако ни ему, ни кому-либо другому не удалось бы ее разубедить.
И вот в 13.07 Хелена опускается на мягкое кожаное сиденье и откидывается назад. Ленора, техник из группы визуализации, осторожно устанавливает микроскоп ей на голову. Подкладка и ремешок на подбородке надежно фиксируют положение внутри шлема. Слейд наблюдает из угла комнаты, широко улыбаясь и снимая происходящее на видеокамеру, будто счастливый отец – рождение своего первого ребенка.
– Все нормально, не жмет? – уточняет Ленора.
– Нет.
– Тогда закрепляю.
Она открывает два отделения по сторонам изголовья и вытягивает несколько телескопических титановых стержней, которые прикрепляет к внешней оболочке микроскопа.
– Попробуйте двинуть головой.
– Не могу.
– И каково оно – сидеть в твоем кресле? – интересуется Слейд.
– Как будто меня вот-вот вырвет.
Наконец, все гуськом выходят из комнаты в отделенную стеклянной стеной аппаратную, откуда осуществляется управление. Через секунду из динамика, встроенного в изголовье, раздается голос Слейда:
– Меня слышно?
– Да.
– Сейчас я приглушу свет.
Вскоре Хелена видит только лица за стеклом, слегка подсвеченные голубым от доброго десятка мониторов.
– Постарайся расслабиться.
Она делает глубокий вдох через нос и так же медленно выдыхает. Датчики, объединенные в геометрическую сетку, начинают тихонько, едва различимо гудеть. Голову будто массируют миллион наноустройств.
С каких воспоминаний начать – этот вопрос обсуждался множество раз, до бесконечности. С чего-то простого или сложного? Свежего или давнего? Счастливого или трагического? Вчера Хелена решила, что они придают этому слишком большое значение. Да и что такое «простое» воспоминание? Вот, например, альбатрос, который приземлился сегодня во время утренней пробежки на платформу. Мимолетное впечатление, не больше, которое однажды неминуемо будет выброшено в пустыню забвения. Однако в нем – и запах моря, и белые птичьи перья, влажно блестящие на утреннем солнце. Колотящееся после бега сердце. Пот, что, стекая капельками, холодит спину и щиплет глаза. Мелькнувшая в голове мысль – что именно альбатрос считает домом в этом бесконечном однообразии водной глади?
В каждом воспоминании – целая вселенная, как оно может быть простым?
– Хелена? Ты готова? – спрашивает Слейд.
– Да.
– Выбрала воспоминание?
– Да.
– Тогда я начинаю считать от пяти к одному. Когда услышишь звуковой сигнал, начинай… вспоминать.
