Серебряное дерево

Рулька шёл и думал, что вот хоть с завтрашнего дня он возьмёт и станет хорошим мальчиком. А захочет – может, и самым хорошим мальчиком во всей Свирелии. И драться бросит…

О чём так долго толковали в тот вечер Минус и Рулька, не знала даже кошка Минуса Гипотенуза, которая сидела за дверью и жалобно мяукала. Но с тех пор странные привычки появились у Рульки. Только он замахнётся на кого-нибудь кулаком, как вдруг начинает бормотать:

– Пятью три – пятнадцать, пятью четыре – двадцать, пятью пять – двадцать пять…

И кулак сам собой опускался. Только Рулька задымится и откроет рот, чтобы нагрубить, как опять поумножает немного – и уже не дымится, а улыбается.

Оказывается, учитель Минус научил Рульку полезной штуке, которую все знают, но применяют редко.

Но дела с арифметикой у Рульки шли неважно, вот и приходилось ему то и дело подучивать таблицу умножения. Потому и прозвали его Пятью пять.

И представьте, скоро Рулька перестал грубить и не только выучил назубок таблицу умножения, но и наловчился быстро перемножать большие числа. Теперь он бормотал: «Двадцать пять на двадцать пять будет шестьсот двадцать пять». Но для прозвища всё это было длинно, и Рульку всё равно звали Пятью пять.

С тех пор родители-свирельцы стали охотно воспитывать детей по системе учителя Минуса. На детских площадках прекратились драки, а в школах все бывшие драчуны получали по арифметике пятёрки.

С Гнилушкой же дело было плохо. Опасения доктора Гематогена подтвердились: уже первые анализы показали, что кровь Гнилушки заражена, а на экране рентген-аппарата все увидели его сердце, но не красного, а серого цвета.

– Случай редкий, – говорил Гематоген ассистенту Витаминчику, сестричке Ампулке и учителю Минусу, который пришёл узнать, как самочувствие Гнилушки. – Сердце больного, по-видимому, поразил вирус зла. Жестокость – очень показательный признак болезни.

– Но ведь Гнилушка ещё мальчик! – раздался голос учителя Минуса. – Откуда взяться злобности в мягком детском сердце?

– В том-то и опасность… – вздохнул Гематоген. – Вирус зла поражает именно детей. И не всех, а только ленивых… Важно уберечь от вируса ребят, которые ходят в детский сад и в первый класс…

Гематоген не привык делать мудрёные лекарства, и, у кого бы что ни болело, он лечил всех лесным воздухом и родниковой водой, мазями из хвои и микстурами из трав. Гнилушку же он вдруг предложил лечить трудом и музыкой.

– Да, да, не удивляйтесь! Ещё в древней медицине применялся этот метод лечения сердца. Больной должен работать в огороде старушки Прялки-Моталки, а по вечерам слушать концерты маэстро Тромбуса. Следить за состоянием Гнилушки буду я сам. И чтобы никто не напоминал ему о недуге…

– Вирус поражает ленивых… – в раздумье произнёс Минус и смущённо кашлянул. – Значит, в болезни Гнилушки есть и моя вина…

И правда, учитель частенько закрывал глаза на проделки Гнилушки. Стоило тому притвориться, будто у него болит голова, и Минус отпускал хитреца домой, вместо того чтобы заставить его решать задачку.

– Теперь я буду получше воспитывать своих учеников, чтобы они росли трудолюбивыми и добрыми, – пообещал учитель.

– Да, общеукрепляющее воспитание совершенно необходимо для защиты от вируса зла, – сказал, будто из книжки прочитал, Гематоген.

Вскоре к Гематогену пришли маэстро Тромбус и милиционер Гарпун.

– Ваш больной не бывает на моих концертах, – сообщил маэстро.

– И к Прялке-Моталке не ходит, – добавил милиционер. – Разрешите, я буду отводить его на работу и на концерты?

– Ни в коем случае! – возразил Гематоген. – Насильно лечить нельзя… Надо осторожно…

– Разрази меня гром – ведь он же отлынивает! – пробасил Гарпун и сердито задымил своей трубкой.

Прошло немного времени, и рентген-аппарат показал, что на сердце у Гнилушки кое-где появилась окаменелость.

– Придётся назначить обычное лечение… – растерянно вздохнул Гематоген. – Больному надо семь лет прожить в Дальнем лесу среди сосен, у большого родника, по три раза в день делать семьдесят семь глубоких вдохов и выдохов и принимать родниковую воду – тоже каждый день три раза по семь глотков. От этих процедур кровь его сделается чистой, как сосновый воздух, и родниковая вода…

А Гнилушке только того и надо – жить в лесу! Не будет он у всех на виду – не придётся ему всё время притворяться добреньким и смирненьким!

Семь братьев Рубако, семь лесорубов, отправились в Дальний лес, срубили три стройных спелых дерева и напилили из них досок, а плотник Плошка построил Гнилушке красивый домик с резными окнами.

– Мне бы ещё подвальчик, – попросил Гнилушка, сладенько улыбаясь.

Удивился плотник – зачем мальчишке подвал? – но не жалко доброму Плошке.

– Пожалуйста, – говорит, – будет тебе и подвал!

Поселился Гнилушка в лесном домике, а Витаминчику Гем велел каждый день навещать больного и проверять, как он лечится.

Сам Гематоген между тем решил осмотреть всех свирельских малышей – вдруг Гнилушка заразил кого-нибудь и случится эпидемия!

На берегу реки Свирельки Гематоген, Ампулка и Минус встретили мальчика в одних трусиках. Хлюпая носом, он запруживал канавку. Руки, ноги и живот его были в цыпках.

– Это Лягушонок, друг милиционера Гарпуна, – представил его учитель. – Жить не может без воды.

– Ужас какие цыпки! – воскликнула Ампулка. – Иди ко мне, детка, я сейчас помажу тебя вазелином…

Лягушонок метнул зоркий взгляд на Ампулкин карман – оттуда торчали всякие стекляшки и иголки, которыми колют пальцы, – понюхал воздух – от Ампулки пахло уколами, – быстро спрятал руки за спину и решительно заявил:

– Не дам мазать!

Минус повернулся к Гематогену и сказал:

– Гарпун всегда хвалил Лягушонка, говорил, будто он ничего не боится…

– Посмотрим, посмотрим, – откликнулся Гематоген.

Лягушонок глядел исподлобья и приготовился, чуть тронь его, поднять рёв.

Минус поспешил перевести разговор на другое:

– А почему ты на речке, а не в детсаду?

– «Почему, почему»! Запруду строю! – сердито ответил Лягушонок и, ещё больше надувшись, добавил: – Не хочу уколов.

– Ну что ж… – вздохнул учитель, делая вид, будто не замечает, что Лягушонок грубит. – Оставайся со своими цыпками, а мы пошли… к Гарпуну!

Лягушонок глянул на Ампулку. Она поправила свою санитарную сумку и тоже вроде бы собралась идти к Гарпуну.

– Не надо! – закричал Лягушонок и протянул Ампулке обе руки.

Ампулка помазала вазелином его руки, ноги и живот – совсем не больно.

– Ты и правда смелый… – опять вступил в разговор Гематоген и достал свою свирель-трубку. – Дай-ка я тебя послушаю… И никаких уколов ты не боишься?..

Лягушонок снова зажмурился, чтобы не видеть Ампулкиных иголок. Ампулка уколола ему палец и взяла кровь. По правде говоря, теперь было больно, но Лягушонок не подал и вида.

Когда с неприятным делом было покончено, Лягушонок важно отвернулся от всех и, деловито шмыгая носом, занялся своей запрудой.

Коренёк, сын лучшего в стране лесничего Чинария, тоже не пришёл в детский сад. Его долго искали в лесу и нашли наконец у сторожки старого лесника Хвойки.

Хвойка отдыхал на пеньке, приглаживая лохматые усы, которые любили лезть старику в нос, в рот и в уши, а рядом с ним копал ямки и сажал кусты Коренёк. Ярко горел на солнце его огненно-рыжий чубчик, золотились сорок четыре веснушки на курносом носу, пробивался румянец на тугих, густо окроплённых веснушками щеках. Ловко орудовал лопатой Коренёк, вздувались под рубашкой мускулы, а ладони у него были широкие, как лопаты.

– Какой здоровый ребёнок! – восхитилась Ампулка.

– Сразу видно, что работа мальчику на пользу, – заметил доктор Гематоген. – Такого и осматривать не надо.

Коренёк повёл крепким плечом, вытер ладони об живот и уставился в землю, застеснявшись.

– Весь в отца пошёл, тоже лесничим вырастет! – прижмурился от удовольствия Хвойка.

Мальчика Фитилька врачебная комиссия застала дома. Высунув от усердия язык, он вычерчивал какую-то схему, придумывая необычный прожектор, который должен собирать и отражать свет звёзд.

– Способный ученик! Взгляните – одни пятёрки! – шепнул Минус, раскрывая школьный журнал, который он захватил с собой, чтобы не пропустить кого-нибудь из учеников. – Ещё только в первом классе, а уже как соображает! Из него получится хороший изобретатель.

– Только пусть не переутомляется и ест побольше витаминов, – посоветовал Гематоген.

Трое друзей-первоклассников – строгий Шишка, сын Ампулки, толстый Стружка с ушами как вареники, сын столяра Плошки, и маленький чернявый Мушка, сын охотника Осечки, – только что вернулись из похода и устраивали в школьном уголке выставку камней.

– Я уколов не боюсь! – храбро заявил Шишка. – Мне их у-у-у сколько раз делали! Только сперва иди ты, Стружка!

– А я не люблю уколов, – неуверенно произнёс Стружка. Губы его задрожали и сложились вареником.

– Это совсем не укол, а просто анализ, – успокоил сам себя маленький Мушка, покорно вздохнул и первый подошёл к Ампулке.

Снова Ампулка взяла у ребят кровь, а Гематоген внимательно их осмотрел. Доктор был доволен.

– Курс воспитательного оздоровления, уважаемый Минус, вы провели великолепно! – похвалил он учителя. – Все ваши воспитанники заняты делом.

И верно, к кому бы из первоклассников ни приходили Минус, Гем и Ампулка, всех они заставали за какой-нибудь работой. А когда Ампулка и Гем сделали анализы крови свирельчат, оказалось, что кровь у них ярко-красная и совершенно здоровая. Вирус зла их не заразил.

А Гнилушка? И от новых процедур он уклонялся, и опять на него жаловались.

– Я так не могу лечить! – нервно выкрикивал бледный Витаминчик. – Это не мальчишка, а… а… Приходишь к нему в лес, а он убегает на Волчий хребет… И я должен гоняться за ним?! Там волки! Я не могу так работать!

Вслед за Витаминчиком к Гему явился охотник Осечка.

– Всякий зверь страшится вашего Гнилушку! Ездит он по лесу на волках верхом, зубами по-волчьи щёлкает! Вчера я обознался, чуть нечаянно не стрельнул в него… – Осечка прищурил глаз, будто прицеливаясь, шепнул «пыфф!» и продолжал: – У меня охота из-за него стоит. Не охотиться – волки заедят, охотиться – попаду в человека… Кто отвечать будет?

Гематоген велел привести Гнилушку из Дальнего леса и решил осмотреть его. Первый же взгляд на экран рентген-аппарата заставил доктора ужаснуться: сердце Гнилушки наполовину заросло шерстью и стало похоже на камень, покрытый мхом.

– Так и есть… Сердце поражено вирусом… – пробормотал Гематоген.

Витаминчик при этом вздрогнул и поёжился, а сестричка Ампулка всхлипнула.

Гематоген постоял понурившись, потом снял очки, протёр их носовым платком и устало сказал:

– Попробую изготовить самые сильные микстуры, чтобы убить вирус зла…

С тех пор как все узнали про болезнь Гнилушки, прошло семь лет, и Гнилушка стал уже взрослым свирельцем. Так и жил он все эти годы в Дальнем лесу, пугал зверей и катался верхом на волках по Волчьему хребту. Но по-прежнему улыбался Гнилушка медовой улыбочкой и глядел на всех масленым взглядом. И беззаботные добряки свирельцы не хотели думать о нём плохо. Они привыкли при виде зла закрывать глаза.

Все эти семь лет по рецептам Гема в аптеках Свирелии специально для Гнилушки изготавливали разные микстуры из трав и кореньев. Но ни одна микстура – ни самая горькая, ни самая сладкая – на Гнилушку не действовала.

Вот почему доктор Гематоген с интересом и надеждой выслушал рассказ Граната о серебряном дереве, имеющем целебные свойства.

Глава третья

Про охотника Осечку и волков

Гранат обулся наконец в свои походные сапоги и начистил их до блеска. Он решил отправиться сперва в Дальний лес – собрать гербарий трав и коллекцию бабочек, а оттуда подняться на Волчий хребет – не растёт ли там серебряное дерево? А уж потом, может быть, искать его по всему свету.

– А вы забыли, что в Дальнем лесу – волки? – сказал учитель Минус. – Милиционер Гарпун запретил ходить туда без разрешения!

– Я вам сделаю на всякий случай очень громкую свирель-рог, чтобы отпугивать волков, – предложил маэстро Тромбус.

– С волками шутки плохи! Вас должен сопровождать охотник Осечка, – добавил Гематоген.

Карало только молча покивал.

– Да, да, Осечка… С ним не страшно… – наперебой поддержали Гематогена все.

Охотник Осечка был в Свирелии довольно-таки знаменитой личностью. Он не любил ходить пешком и потому даже в лес на охоту ездил на своём мотоцикле. За руль Осечка садился сам, а собаки его, Гавка и Гонка, занимали места в коляске. Шустрая Гавка громко гавкала и смеялась, свесив красный язык, а Гонка держалась важно и лишь похлопывала серпастым хвостом по кожаному сиденью коляски.

На дороге возле леса Осечку обычно останавливал свисток милиционера Гарпуна – нота соль. Гарпун был приятелем Осечки, но тут, на посту, проверял его документы и вёл разговор важно, по всем правилам. А как же? Дружба – дружбой, а служба – службой.

Оставив мотоцикл на краю леса, Осечка вместе с собаками отправлялся в чащу. Он был добрый и жалостливый и никогда не убивал птиц и зверьков. Между Гонкой и Гавкой их собачьи обязанности Осечка распределил так: Гавка выслеживала зайца, утку или лисицу, а Гонка подгоняла их к хозяину. После этого Осечка отпускал перепуганных зверьков на волю.

Сперва свирельцы думали, что Осечке не везёт, что он всякий раз даёт осечку при выстреле. Но потом поняли, что добрый Осечка вроде бы играет в охоту, чтобы и зайцы были целы и собаки рады.

– Зачем понарошку охотишься? – допытывались любопытные.

– Что поделаешь, не могут же мои собаки даром хлеб есть! – отвечал им Осечка. – Должны они облаивать и гонять зверя, раз уж родились охотничьими собаками.

Однако чудаку Осечке бывало обидно возвращаться после такой охоты с пустыми руками. Поэтому на обратном пути он покупал в игрушечной лавке надувных резиновых зайцев и уток и, нацепив их себе на пояс, проезжал по улицам, громыхая коляской.

– Гляди-ка, как славно поохотился наш Осечка! – восклицали свирельцы. – Хороший трофей взял!

А Осечка расплывался от удовольствия.

Даже хищных зверей Осечка не любил убивать и, заметив, например, волка, отворачивался, будто не видел его. Оттого волков в лесах Волчьего хребта развелось видимо-невидимо. Лес стоял здесь как чёрная щетина и глядел из черноты на Свирелию злыми огоньками волчьих глаз.

– Что это за жизнь – ни шагу в лес без разрешения! – горячился Пятью пять и недовольно выпячивал губу. Прозвище Пятью пять осталось за ним на всю жизнь, хотя теперь он был уже не мальчишка, а всеми уважаемый и знаменитый артист. – И всё это Осечкина жалостливость и привычка при виде зла отворачиваться!..

– Гром и молния! И правда, волки скоро начнут глотать нас живьём на завтрак, обед и ужин! – поддержал Пятью пять милиционер Гарпун.

Отдав Осечке честь, он распорядился «навести в лесу порядок».

Пришлось Осечке охотиться по-настоящему. Он приезжал в лес на вечерней заре и начинал подвывать по-волчьи. Услыхав его, волки тотчас же откликались.

Осечка засекал, где находится логово, и уничтожал хищников.

Чтобы выть получше, Осечка дома в свободное время усердно репетировал. Он выл то за матёрого волка, то за волчицу или тоненьким голосом – за волчат. От этих репетиций у соседей волосы вставали дыбом, а у некоторых даже случались нервные припадки. Приезжала «Скорая помощь», и доктор Гематоген успокаивал слабонервных каплями из цветочных настоев.

Осечка решил прекратить репетиции, но вскоре разучился выть как следует. Волки перестали ему откликаться и, обнаглев, стали разгуливать чуть ли не по всему свирельскому лесу.

Тогда к дому охотника явилась делегация.

– Ты уж, Осечка, пожалуйста, охоться как полагается, – просили делегаты. – Кто, кроме тебя, защитит нас от волков?

– Вой, милый Осечка! – великодушно соглашались Осечкины соседи. – Сколько тебе надо, столько и репетируй! Раз без этого нельзя – мы уж потерпим…

Скоро Осечка опять стал выть искусно, и охота пошла хорошо. Но пока не были перебиты все волки, никто не мог ходить в Дальний лес без особого разрешения милиционера Гарпуна. А на Волчий хребет – и вовсе.

Мудрец Гранат тоже пришёл к милиционеру за разрешением.

– Если не просто так, а за делом надо в лес, тогда можно, – согласился Гарпун и дал Гранату пропуск. – Только на Волчий хребет пока ни шагу! И держитесь возле Осечки… Далеко ли до несчастного случая! – добавил он и устрашающе пыхнул трубкой.

Глава четвёртая

Про неслыханное в Свирелии злодеяние

Когда Осечка и Гранат на Осечкином мотоцикле с вместе с Гонкой и Гавкой приехали в Дальний лес, охотник ушёл в чащу, а мудрец остался на опушке. Он растянулся на животе и, приставив к глазам лупу, стал разглядывать травяные заросли. Потом мудрец принялся ловить сачком бабочек.

Поймав нарядную бабочку, Гранат полюбовался узором на её крыльях, посадил её в карман с клапанчиком и собрался погнаться за стрекозой.

Вдруг рядом в чаще завыл волк, а через минуту из другого конца леса ему откликнулся второй. Мудрец охнул и уронил сачок. Но вместо волка на опушку выбежали Гонка и Гавка, а вслед за ними появился и сам Осечка.

– Всё воешь? – успокоившись, спросил Гранат.

– Засёк логово! Клянусь, сейчас уложу матёрого! Слыхали, как он мне откликнулся?

Осечка по привычке прищурился, сказал «пыфф!» и, протяжно взвыв, скрылся в чаще.

Гранат уже подкрался на цыпочках к стрекозе, когда в лесу грохнул выстрел, потом другой.

«Ага, сразу два попались! – обрадовался Гранат. – Но вас-солибас! Стреляли-то в другой стороне… Странно…»

На опушку снова выскочил Осечка.

– Кто стрелял?! Кто спугнул моего зверя?! – вскричал он, но тут же понял, что Гранат ни при чём: у мудреца и ружья-то не было.

Гавка и Гонка понюхали воздух и бросились в ту сторону, откуда раздались выстрелы. Гранат и Осечка побежали за ними и сразу же наткнулись на лесного сторожа Хвойку. Вид у Хвойки был сонный и сконфуженный – ясно, что он не сторожил, а дремал где-нибудь под кустом, – и спрашивать его о чём-то было делом пустым.

Досадливо махнув рукой, Осечка, а вслед за ним Гранат устремились в чащу.

В чаще, у старой сосны, лежал олень. Около его головы и у ног алели лужи крови.

– Я знаю его – это вожак стада! – воскликнул Осечка. – Во всём стаде не было оленя сильнее и красивее…

Гранат припал ухом к груди животного:

– Жив! Сердце бьётся! Но он без сознания…

– Перебита левая нога. Выстрел сделан с близкого расстояния, – быстро осмотрев оленя, произнёс Осечка.

– Опаснее ранение в голову, – сказал Гранат. – Несчастному животному грозит смерть…

Перевязав оленю раны, Гранат и Осечка с помощью услужливого Хвойки взгромоздили беднягу на мотоцикл. Гранат тоже устроился в уголке коляски, чтобы поддерживать оленя. Осечка уселся за руль. Гавке и Гонке не осталось места, и они обиженно отвернулись.

Но как только мотоцикл рванулся с места, выбросив голубой хвост дыма, им ничего не оставалось, как припуститься вслед.

Хвойка проводил их виноватым взглядом.

Раненого поместили в сарае Граната, на душистом сене, и немедленно вызвали доктора Гематогена. Гем сделал оленю укол большой иголкой, чтобы не случилось заражения крови, и прописал ему микстуру.

– Ну как, будет жить? – спрашивали свирельцы, сбежавшиеся к дому Граната.

– Большой опасности нет, но пациенту нужен покой и свежий воздух. Расступитесь и не дышите на оленя! – строго сказал Гематоген.

– Граждане, прошу соблюдать тишину, – распорядился Гарпун и просвистел ноту ми.

Около больного остался Гранат. Он поил оленя микстурой и терпеливо накладывал на раны примочки.

И микстура подействовала – наконец олень глубоко вздохнул и испуганно повёл красивыми глазами.

Гранат наклонился к нему и ласково сказал:

– Не пугайся, люди – твои друзья. Мы спасли тебя от смерти. Скоро ты поправишься и сможешь уйти куда захочешь.

Ещё в молодости мудрец изучал языки разных животных и зверей, в том числе и олений язык. И сейчас он заговорил с больным на его языке.

Гранат пытался разузнать у оленя, не заметил ли он, кто в него стрелял, но олень ничего не мог припомнить. Да и не хотел вспоминать о своём несчастье. Теперь в голову ему приходили только приятные мысли, и от них он крепко спал, с аппетитом ел и быстро поправлялся.

Голова его быстро зажила, но ранение в ногу оставило след – олень стал хромым.

«Кто же всё-таки стрелял в оленя?» – спросите вы.

Об этом же в день происшествия спорили и гадали сами свирельцы, собравшиеся у дома Граната.

Больше всех горячился Пятью пять. Он не имел привычки отворачиваться и зажмуривать глаза при виде зла, как делали другие свирельцы, а, наоборот, ещё сильнее горячился и дымился.

– А где был сторож Хвойка, когда совершилось преступление? – кричал Пятью пять, размахивая руками. – Гранат за бабочками гонялся. Осечка выл. Это их работа… А Хвойке бы вокруг поглядывать да лес сторожить: он к этому делу приставлен… И ружьё у него заряжено отличной солью. Почему он не выстрелил, не задержал преступника?

Все посмотрели на Хвойку. Тот хлопал глазами и, заикаясь, бормотал что-то в усы.

Оказалось, что и ружьё-то его от неупотребления заржавело, а соль, которой полагалось заряжать ружьё, Хвойка раздал хозяйкам для засолки помидоров.

Весь век сторожил Хвойка лес, все деревья знал на ощупь. Руки у Хвойки были шершавые, в трещинках, словно кора старого дерева, и сколько в этих трещинках таилось тепла, знало каждое дерево в лесу.

Но состарился бедный Хвойка, туговат стал на ухо, слабоват на глаза, а иногда даже засыпал на дежурстве. Давно настала ему пора отдыхать на Маковом лужке, где заслуженные старички страны грелись на солнышке, слушали жужжание пчёл да вспоминали старину.

Однако стоило завести речь о Маковом лужке, Хвойка становился печальным и тотчас же заболевал. Однажды после такого разговора он огорчился до того, что оказался почти при смерти.

Добрые свирельцы не могли лишить старика единственной радости, и он по-прежнему оставался на посту лесного сторожа.

– Хвойка больше всех виноват! Пусть или лечится, или идёт на Маковый лужок! – продолжал возмущаться Пятью пять.

Он так размахался руками, что один раз даже задел за нос плотника Плошку.

Свирельцам всегда приятнее было хвалить друг дружку, а слушать, как Пятью пять нападает на Хвойку, им было очень неприятно.

– Оставь старика в покое, его и так мучает совесть! – стал заступаться за Хвойку плотник Плошка. – Почём мы знали, что случится такое? Небось из чужой страны явился преступник…

– Верно, верно! – поддержали Плошку другие свирельцы. – Такого у нас отродясь не бывало и не повторится больше!

– Нет, повторится! Преступление совершил свирелец, и я скажу, как его звать… – заявил Пятью пять.

Оказывается, Гнилушка уже давно похвастался ему, что у него обязательно будет вешалка из оленьих рогов для его жёлтого картуза, и теперь Пятью пять сразу заподозрил, что это преступление – Гнилушкиных рук дело.

Но свирельцы не дали ему продолжать.

– Откуда ты знаешь?! Ох, что он говорит!.. Не надо, перестань!.. – закричали они и стали затыкать пальцами уши и зажмуривать глаза.

Воинственный Пятью пять не унимался и продолжал что-то кричать, но свирельцы его больше не слушали.

Тут вперёд вышел учитель Минус. Свисток Гарпуна призвал свирельцев к порядку. Все смолкли и стали смотреть учителю в рот.

Минус любил выступать с речами и славился своим ораторским искусством. Иногда речи его бывали кратки, иногда, наоборот, длинноваты, но всегда учитель произносил их с выражением.

– Послушайте, граждане Свирелии! – начал Минус. – Самое прекрасное, что есть у нас в стране, – это лес со всеми его обитателями. А ну-ка, скажите, любите ли вы лес?

– Любим, да слишком рубим, – недовольно отозвался лесничий Чинарий. – А этому Плошке всё мало, ёлки зелёные!

– А что делать? Из леса построил я вам дома – гляньте вокруг. Из деревьев ещё делаются столы и стулья, – раздумчиво сказал Плошка, потирая нос, и вдруг ни с того ни с сего добавил: – А из фруктов – коктейли…

– В лесу столько лечебных трав! – произнёс доктор Гематоген. – Лесной воздух и микстуры из трав – лекарство от всех болезней…

– Лес тем и хорош, что там можно наедаться ягодами, – утихомирившись, заявил Пятью пять, любитель покушать.

– Не было бы в Свирелии леса, не было бы в ней и волков, – рассудительно заметил Осечка. – На кого бы я тогда охотился? Пыфф!

– По утрам в лесу можно слушать прекраснейшие симфонии! Это помогает мне сочинять серьёзные пьесы! – воскликнул маэстро Тромбус, но, вспомнив, что серьёзные пьесы усыпляют свирельцев, вздохнул.

– Натура… Пейзаж… Цвета и тона… Свет и тени… – против обыкновения, высказался художник Карало.