скачать книгу бесплатно
На войне детство кончается после первого боя и возраст считается иначе – не годами, а боями. Победами и поражениями. Вот и теперь Ратников присматривался к своим мальчишкам и сравнивал. Нельзя сказать, что в этот раз перемены в отроках оказались столь же разительны, скорее сама обстановка изменилась.
Тогда они собрались на военный совет. И держались соответственно – позади у них была война и впереди тоже маячила война. И они сами тогда жили только войной, ибо стали уже неотъемлемой ее частью, потому и места ничему иному не оставалось. Сейчас они возвращались с этой войны победителями, а сами себе наверняка казались почти былинными героями.
Тогда они стояли на тропе войны. Теперь участие в войне закинуло их на доску Большой Игры, а победа закрепила на ней, и сойти с этой доски они уже не могут, разве что битой фигурой. Вот это они пока что не понимают, и их сотнику ещё предстоит вдолбить в них это понимание, как и то, что даже на пешку в Большой Игре мы пока никак не тянем, разве что на фишку.
«Если уж довелось победить, то есть выжить на первых же ходах, то и плодами этой победы надо распорядиться правильно. В начале партии о победе речи вообще быть не может: не получили детский мат, и слава богу. Теперь главная задача – поставить фишку на доске так, чтоб не сожрали те, кто пожелает попробовать вас на зуб следующим ходом. Вот над вашей позицией, сэр, и надо подумать, потому что зубы заинтересованных лиц уже клацнули.
Теперь назвать нас сопляками, пожалуй, мало у кого язык повернется. Добыча и слава достались такие, что и взрослым воинам могут показаться немыслимой удачей. Ключевое слово здесь «показаться»… И для всех остальных так оно и должно остаться.
А вот ближникам своим вы сейчас это счастье поломаете, хотя о чем-то они уже догадываются. Судя по физиономиям, все они о цели предстоящего разговора прекрасно осведомлены, наверняка сами же и послали Роську с расспросами.
Ничего удивительного – дураков среди них нет. Мальчишки, конечно, но мальчишки, которых жизнь уже по своим жерновам старательно и со вкусом потаскала, да и вы сами с лордом Корнеем постарались из них тщательно вытряхнуть наивняк, который ТАМ у иных сохраняется чуть ли не до седых волос. Не могли они не задаться теми же вопросами, что и поручик Василий. И, следовательно, между собой что-то уже обсуждали; то-то эйфории на лицах не наблюдается – скорее невысказанные и глубоко запрятанные страхи.
Вот и надо их заставить эти страхи проговорить вслух, конкретизировать и локализовать, показать, что это не страшилка, не препятствие даже, а вполне решаемые трудности, закономерно возникающие при любом развитии событий в процессе управления чем-то, отличным от телеги с навозом. Да и у телеги на дороге время от времени попадаются колдобины да ухабы.
…Эх, жаль, шахмат с собой нет, с ними нагляднее получилось бы…»
– С шахматами вы все, господа Совет, более-менее знакомы.
– Ага! – хором, как в былые времена ответили Кузька с Дёмкой, Дмитрий им поддакнул, а остальные только кивнули.
«Спасибо покойному отцу Михаилу – и сам любил эту игру, и охотно учил всех, кто проявлял хоть малейшую заинтересованность. Не у всех получалось, но азы он всем вложил прочно… Вот и воспользуемся».
– Все вы не раз играли, и что такое доска и фигуры, вам объяснять не надо. А попробуйте представить себе игровую доску размером с Ратное или Погорынье.
– Или княжество… – пробормотал себе под нос Дёмка.
– Или княжество, – согласился Мишка. – Только вот на такой доске люди не в игрушки играются, а Играют. Всерьёз. Насмерть. Мы с вами только-только из одной игры вышли, но тут же вляпались в другую.
– Ты про что, Минь? – негромко спросил Дмитрий. – Про наш поход?
– И про него тоже, Мить. Война ведь тоже игра, но на ней хотя бы всё понятно. Вот тут свои, светлые фигуры, там – враги, чёрные. Слон топчет пешек, конь атакует слона, а ладья убивает ферзя…
– Ну, наша ладья князя как раз вывезла…
– Ладья-то вывезла, но получилось, что пешка поставила шах королю, а он в ответ вынужден был сделать свой ход. Если пешка встанет на правильную клетку, то король сделает именно тот ход, который нужен. Сам сделает. А если пешка встала глупо, то король сделает тот ход, который выгоден ему самому. И тогда может случиться, что пешка не встала, а подставилась. Умный король пользуется не только своими, но и чужими фигурами. При этом никто никого не убивает и даже, может быть, не угрожает. Но игра продолжается, а война уже идет. Позиционная война. Она всегда начинается перед большой кровью, но не всегда ею заканчивается. Все зависит от позиции, которую удастся занять.
– Отец Михаил говорил, иногда, чтобы выиграть позицию, жертвуют пешкой… – задумчиво вставил Дёмка.
– И планы той пешки при этом не волнуют никого, – мрачно отозвался Мотька.
– Ага. Что бы какая фигура про себя при этом ни думала. Взять хотя бы моего дядюшку, купца Никифора, – хмыкнул Мишка.
– А он-то тут при чём? – удивился Кузька.
– Ну как же! Он-то считает, что сорвал огромный куш, бросившись за нами вдогон и договорившись с князем Всеволодом: дескать, ладья догнала ферзя и стрясла с него добра доверху. А что ладья эта, хоть и тяжело гружённая, находится в позиции слабей пешки этого он пока ещё не понял.
– А почему слабей пешки, Минь?
– А ты вспомни ужин накануне выезда из Турова – что дядюшка нам вещал и с чем остался. Если переложить тот разговор на язык шахмат, то получалось, что он занял свободную линию и только было разбежался, как с одной стороны его путь перекрыл сильно резвый конь, а с другой грузно плюхнулась нехилая ладья. Ну и чего у него теперь с позицией? – риторически вопросил Мишка своих ближников. – И это мы ещё до Ратного не добрались, а там его аж целая сотня борзых коней поджидает, во главе с нехилым слоном-воеводой. Спрашивается, куда и насколько свободно из такой позиции Никифор ходить сможет?
– А мы кто? Кони? – поинтересовался Роська.
– Смотря для кого, Рось. Для воеводы Погорынского мы, пожалуй, пешки, а вот для князей пока и на мелкие фигуры не тянем. Так, фишки разменные… Пешек из нас только собрались делать, и пока непонятно, проходных или жертвенных.
– Что, все так плохо? И дорого княжья милость нам обойдется? – откинув в сторону непослушную прядь волос, Демьян хмуро посмотрел на брата, но в голосе его, несмотря на привычную угрюмость, отчетливо слышалось сочувствие, смешанное с надеждой, что Мишка сейчас развеет хотя бы самые худшие его опасения.
Ответить Мишка не успел, его опередил Митька.
– С кем воюем, Минь? – голос крестника звучал спокойно и деловито.
Похоже, Дмитрий уже все для себя решил, и ему не хватало только приказа, чтобы козырнуть, щелкнуть каблуками и отправиться выполнять распоряжение – готовиться к следующему походу. Да и остальные, как отметил про себя Мишка, при этих словах выдохнули: воевать им было привычно и понятно. Не с глупым щенячьим задором встрепенулись в ожидании драки – выветрился из них задор за этот поход окончательно и необратимо, но с уверенностью молодых воинов, которые иной судьбы себе уже не желали. И, прекрасно все понимая, ее не страшились, а напротив, считали единственно для себя возможной.
Один только Мотька хмуро и безучастно рассматривал что-то перед собой.
– Навоюемся, Мить, – Мишка, оторвав взгляд от Мотьки, серьезно посмотрел на Дмитрия. – Это не задержится.
– Так с кем воевать собираешься? – Мотька, похоже, только и ждал, когда сотник отвернется от него, чтобы наконец заговорить. То, что прозвучало в его голосе, Мишке не понравилось. Впрочем, и у остальных слова лекаря понимания не нашли. И опять первым вскинулся Дёмка:
– А ты? – Кого другого Демьян придавил бы одним взглядом, но у Матвея самого из глаз разве что искры не сыпались. – Ты что, не собираешься? Лекарь… – последнее слово Дёмка почти выплюнул, как оскорбление, но Матюха среагировал на него совершенно неожиданно:
– Если бы… Говна пекарь! Какого я, осла иерихонского, лекарь! Так, недоучка… А у нас калеченных только под Пинском сколько? Не считали? И я не считал, потому как не знаю, сколько их живыми до дома довезут! И сколько там ещё… – он хмуро оглядел всех и снова перевел взгляд на Дёмку. – А кто их выхаживать будет? Кто вам задницы драные штопать станет? Дунька эта малахольная? Юлька уйдет…
– Ах ты, сука!…
Демьян, с лицом, перекошенным как от внезапно дернувшего больного зуба, рванулся к Матвею, но на него с двух сторон навалились Митька с Кузькой.
«А ведь Дёмка-то из-за Юльки вскинулся! На вас, сэр, он и помыслить не может, а на Мотьку сорвался. За то, что тот его боль и страх сейчас вслух выговорил и тем самым сделал необратимыми».
– Отставить!
Успевший вскочить с места и готовый к драке Матюха замер на месте. Дёмка замычал что-то невнятное, но тоже перестал дергаться. Привычка к дисциплине сделала свое дело, и более суровых воспитательных мер не потребовалось. Мишка холодно посмотрел на Матвея.
– Сядь. И этого отпустите, – кивнул он мальчишкам. – Нашли время…
Дождавшись, пока Матвей опустился на место, а Демьян проплевался от попавшей в рот шерсти тулупчика, в который его со всего маха ткнули лицом, Мишка потянулся к кувшину с квасом, заботливо поставленному верным Антохой вместе с иной снедью на расстеленном вместо стола потнике.
– Налейте ему, – Мишка передал кувшин Кузьке, – а то завтра с утра войлок из задницы выковыривать придется…
Кузька, принимая посудину, только кивнул, даже не усмехнувшись шутке, да и все остальные смотрели серьезно: подчеркнутое спокойствие сотника, похоже, подействовало на отроков сильнее, чем любой крик и ругань.
– Кто лечить будет, говоришь? – Мишка обращался к Мотьке, но смотрел на Демьяна. – Ты и будешь. Если Юлька уйдет – значит, судьба. Или не судьба… Молчать! – Дёмка, порывавшийся что-то сказать, поспешно захлопнул рот. – Я сказал – уйдет, значит, так тому и быть. У нас свой долг – у нее свой, лекарский. И она ему не менее нашего предана. Так что ей и решать, чего от нее ее стезя потребует, и не нам про это судить. Настена тебя и дальше учить будет – она баба разумная, капризам воли не даст и больных не бросит. А нет, так в Туров к отцу Ананию поедешь. Эти проблемы решать будем по мере их поступления – в рабочем порядке. И да… Чтобы про Дуньку я не слышал больше – она боярышня Евдокия, – Мишка усмехнулся уголком рта. – Будущая боярыня Лисовинова.
– Князь-то точно не откажется? – прищурился Кузька. – Мало ли что там говорено, а пока сватовства не было… Или уже все решено?
Он задумчиво закусил соломину и вдруг протянул:
– Ну да… надо же князю Всеволоду чем-то свой сговор с ляхами прикрыть, а так оно красиво получается: мы, выходит, не в полон его взяли, а тебе невесту добыли. Мономашичи сотничьей гривной нам окончательно рты заткнули…
Кузька невесело усмехнулся и констатировал:
– Получается, Всеволоду, чтоб от других князей прикрыться, срочно пешка понадобилась. Вот он и сварганил ее по-быстрому, из попавшейся под руку шустрой фишки. Выходит, теперь ему прямой резон ту пешку при первой же оказии под бой подставить.
«Опаньки, сэр, приехали… Признайтесь, не ожидали вы такого пассажа от Кузьмы Лавровича? Скорее уж от Дёмки. Ну-ну, выросли ребятки. И то, что Кузька думать начинает – уже хорошо. Хотя и не совсем правильный вывод сделал, но, тем не менее, самостоятельный.
Вот только где это он такого нигилизма успел нахвататься? Надо думать, сказывается близкое знакомство с княжьим семейством на ладье. В том, что князья сделаны из того же теста, что и все прочие, и ничто человеческое им не чуждо, они своими глазами убедились, отсюда и некоторое разочарование. Они-то их считали выше обычных смертных – уж больно князья далеки и выглядят неприступными, когда за ними с галерки наблюдаешь. Этакие небожители… А оказалось, что и они тоже какают… и далеко не бабочками.
А у Кузьки сейчас ещё и переходный возраст, со всеми его прелестями, о себе знать дает. Цинизм у братца должен символизировать богатый жизненный опыт, надо полагать? У Дёмки-то с его вечным брюзжанием то же самое, в сущности, просто раньше проявилось. Да и остальные не слишком шокированы откровениями Кузьмы. Что ж, добро пожаловать в реальный мир, господа.
Главное теперь – не дать им в другую крайность удариться, а то сочтут, что князя можно мерить по тем же меркам, что и соседского дядьку, тем более – судить о его словах и поступках. Чревато. Ещё чреватей – судить о мотивах князя по его собственным словам и поступкам».
– Ну, кто что скажет? – Мишка оглядел ближников. – Ведь думали уже об этом, верно?
– Не мог князь Вячеслав так решить! – упрямо мотнул головой Дмитрий, правда, в его глазах таилась не уверенность в своих словах, а скорее надежда, что Мишка разрешит его сомнения. – Не мог… слишком уж это… Да и князь Городненский тоже. И если решили Ду… боярышню Евдокию за Миньку отдать, так всяко не из-за того, чтоб откупиться! И гривна сотничья – не цацка бабья, чтоб ей вот так… – разгорячился Дмитрий. – Значит, обдумали все. Да и кто мы такие, чтоб князья перед нами распинались – просто бы велели сотнику своим щенкам рот заткнуть и все. Не верю!
«Ловите момент, сэр. Концепции они вам уже выдают, ваше дело – правильно их соотнести с реальностью Игры».
– Нет, Мить, не стали бы князья от нас откупаться. Евдокия, если приложить к правилам игры, – это та клетка, которая делает фишку фигурой. Пока лишь пешкой. Это дядька Никифор может создать пешку и тут же ее угробить, за копеечную по сути прибыль. Разумный князь так не поступит, ибо это разрушение правил собственной игры. Фигуру создают для того, чтобы ее использовать. Это дорого – создать фигуру. Создать, прикрыть, дать сделать первый ход, расчистить клетку, поставить на нее, проследить за первыми ходами… Даже если он ее сдаст, то жертва должна окупиться…
– Дядька Никифор возле князя на ладье все время вертелся, наверняка про сватовство ему и нашептал… – Артемий задумчиво пожал плечами. – То-то боярин Федор не шибко этому радовался. Он и посейчас злой.
– Боярин понятно почему злой, – буркнул Дёмка. – Он свою Катерину за Миньку хотел выдать, давно все сговорено, а теперь поперек князя дед разве пойдет?
– И священника нам в Ратное заместо отца Михаила вон как быстро нашли, – неожиданно выдал Мотька. Неожиданно, потому как Мишка ожидал, что про отца Меркурия первым вспомнит Роська.
Впрочем, поручик Василий тут же согласно закивал:
– Ага, мы в монастыре слышали разговоры, там многие этому удивлялись… Ну, не хватает же священников, а тут сразу решилось. Стало быть, наш приход в епархии числится не последним – то есть клетка наша важная? И не абы кого к нам посылают: отец Меркурий сюда из самого Царьграда прибыл, с отцом Илларионом давно знаком. Говорят, тот сам его вызвал себе в помощь. Греков ученых и в самом Турове не много, думали, он там и останется при епархии, а его к нам, в глушь отправили.
– А с чего ты взял, что он ученый? – опять влез Кузька. – Дядька Савелий сказал – ратник он, только что в рясе. И правда, на воина больше похож, чем на монаха.
– Ну так ноги у него нет, может, после ранения и пошел в монахи, – Мотька рассудительно пожал плечами. – Он с нами в монастыре разговаривал… Точно, ученый. Хотя на отца Михаила покойного вовсе не похож.
«Блин, вот только ещё одной тёмной лошадки нам сейчас не хватало! Ладно, не о нём сейчас речь, это успеется».
– Так где же тебе такого второго взять? – Роська со вздохом перекрестился. – Таких, как отец Михаил, Царствие ему небесное, и во всем свете нету больше, наверное! И в монастыре про него то же говорили: истинно был святой человек. Такие в сотню лет один нарождаются, небось… Не иначе, он за нас и попросил Там Спасителя… – Роська снова перекрестился, теперь истово. – Вот нам удача и пошла в этом походе – ведь чудом же только… И князя пленили, и княгиню вызволили, и князь потому нам благоволил! С нами Бог, истинно! Да, Минь?
– Истинно, Рось, – кивнул Мишка. – Только с Божьей помощью и выкарабкались. На этот раз.
– Так, значит, Кузька прав? – Митька хмуро взглянул на своего сотника, словно ждал приговора. – Князья нас, как детей малых…
– Нет, Мить, не прав, – Мишка неспешно налил себе кваса. – Не стали бы князья от нас откупаться. И ты верно сказал: гривна – не разменная монета на торгу. И не награда это, а признание, что мы, Младшая стража, можем оказаться полезными князю в их княжеских играх. Но не думайте, что одной только доблестью мы себе такое признание добыли. То, что мы князя пленили и княгиню выручили, одно дело. Но всяко могло обернуться, если бы нас сочли опасными. Или неуправляемыми.
– Опасными? – Дёмка недоверчиво повертел головой. – И чем же это мы можем быть князю опасны? – он зло усмехнулся. – При нужде раздавит и не заметит…
– Не силой, конечно, опасными, а клеткой, на которую можем встать.
– В том-то и дело! – Дмитрий досадливо поморщился. – Против взрослых воев в бою мы не сила. И погибло у нас много, прав Матвей. Хорошо, в Турове отроков у Свояты забрали, – он коротко улыбнулся. – Я на днях говорил с ними – они от радости, что так повезло, не знают, каким святым молитвы возносить. Стараются… Но ведь их мало, да и учить их ещё и учить.
– Будет нам пополнение, – Мишка кивнул Дмитрию. – Отец Феофан обещал сирот собирать и нам присылать. Ляхи много весей разорили, бродяжки зимой в Туров потянутся непременно, монастыри всех накормить и приютить не в состоянии. А учить… Учить всех придется, и нам самим учиться тоже. Опыт в этом походе мы получили немалый, и если из него верные выводы сделаем, то в следующих потеряем уже меньше. Недаром говорят, что наука воевать кровью пишется.
Теперь князь… Он прекрасно понимает, что мы ещё в полную силу не вошли, но мы ему показали, что польза с нас уже сейчас есть. И это пока что наше главное достижение. Нас же в Турове проверяли все, кому не лень, со всех сторон рассматривали. Прикидывали, что за фигура объявилась и нужна ли она им на этом месте, кем и для чего поставлена.
– Тоже мне, купцы на торгу! – скривился Дёмка.
– Именно, Дём! А мы все – товар! Вы что же думаете, от нечего делать перед выходом в город дядька Арсений у отроков даже уши проверял – чистые ли? А друг его, Бояша, от встречи расчувствовался да по доброте душевной повел всю ораву в корчму, кормить-поить? Неет, на нас смотрели и оценивали. Разные люди – и на торгу, и в корчме, да везде, где появлялся хоть один из нас! И все это потом на весы легло и свое дело сделало. Так что мы свои головы сохранили и гривну заработали не только и не столько доблестью в бою, а если совсем честно, так и вовсе не доблестью.
Бой – что, прошел и все. Услуга, которую уже оказали, ничего не стоит, ценна только та, которую с нас можно получить в будущем. Так что для нас ничего не окончилось – все только начинается. Нас поставили держать позицию, и мы её удержали. Потому и домой сейчас едем, а не в порубе гниём. А гривна моя, и Дунь… боярышня Евдокия – не награда, а поводок, на котором собак водят. Ну так и поводок для пса – награда: дурных и непригодных к службе забивают…
– Значит, как ни воюй, а все одно у князя почета не сыскать! – зло сплюнул Дёмка. – Голову бы сберечь – уже за счастье.
– Возле князей – возле смерти. Или не знал? Не нами придумано.
– И чего от нас хотят? – криво усмехнулся Кузька.
– А вот это, господа совет, и есть главный вопрос… – Мишка обвел взглядом своих посерьезневших ближников, – и ответ на него нам теперь постоянно придется искать. Чего от нас хотят – на самом деле, а не то, о чем говорят вслух? Как нам извернуться, чтобы и князя не разочаровать, и свою голову на плечах сохранить? Да ещё и позицию получше занять, со всем, что к ней причитается. Кто до чего додумался?
– Да какая там позиция, голову бы удержать! – сплюнул Мотька.
– Нет, воюют не за голову, даже за свою собственную. Воюют либо за ресурс, либо за позицию. Пешку на правильной позиции без ущерба для себя не всякий ферзь сковырнуть сумеет. Если ты силён, то ходи и бей. Но если слаб, то ищи позицию.
Артемий будто только и ждал вопроса:
– Я так прикинул, Минь, князю именно то и глянулось, что мы не как все воюем. Латная конница, конечно, сила, но латная дружина у него и своя есть. А вот, как мы, дружинники не сумеют. И самострелов наших не знают. А то, как мы княгиню освобождали, даже дядька Егор оценил – сказал, никогда подобного не видел… Князю же это наверняка доложили. Вот я и думаю – теперь именно такие дела нам князь поручать и будет. Раз никто, кроме нас, не умеет. Так?
Мишка изобразил взглядом заинтересованность, поощряя Артемия к дальнейшим рассуждениям.
– А потому нам надо и дальше такому же учиться, чтобы лицом в грязь не ударить и доверие оправдать. И ещё можно всякое… Хотя бы побродяжками прикинуться: кто не знает, и не подумает на отроков, что вои. Или вон скоморохами. А самострелы в поклаже припрятать, мол, это у нас инструменты, а как рассядутся слушать, так…
«Вот они, вечные ценности, в смысле, банальные штампы, в полный рост. Эх, жаль, Голливуда нет, тебя бы туда сценаристом – с руками бы оторвали…»
Судя по выражению лиц ближников, остальные фантазий Артюхиной артистической натуры не разделяли. Первым не выдержал Дёмка, как самый прагматичный.
– Чего мелешь-то? Как ты самострелы спрячешь? Под гусли, что ли, раскрасишь? Найдут в поклаже – порубят, и выхватить не успеешь. И вообще, невместно воинам в скоморохов переодеваться – воевода не позволит. И прочие ратники таких ни во что ставить не будут. А князь и подавно… – скривился он. – Да и зачем это ему понадобится? Опять княгиню освобождать, что ли?
«Тьфу-тьфу-тьфу… И первый-то раз лишним был».
– Почему обязательно княгиню? – Артемий, похоже, никак не хотел отказываться от своей «гениальной» идеи – стать отрядом специального назначения с переодевашками при княжеской ставке, даром, что понятия такого не знает. – Ещё много чего случиться может… Непредвиденного.
– Чего, например? – поддержал Дёмку Димка.
– Да мало ли чего! – Артемий почесал в затылке. – Всякое. Вон, что княгиню похитят, тоже никто не ждал, однако случилось. И если бы не мы, неведомо чем закончилось бы.
– Тогда нам не в скоморохи надо, а всем у дядьки Стерва учиться, как разведчики.
Дёмка хоть и раскритиковал Артюхину фантазию, но сама идея ему, по-видимому, показалась разумной, во всяком случае, он продолжил развивать тему:
– И такие же одёжки лешачьи, как у них, на всех пошить. А самострелы не под гусли, а под такие же пятна зеленые раскрасить и на них махрушки разные налепить. И научиться всякому, как дядька Егор рассказывал, некоторые вои умеют – ночью видеть, под водой с соломинкой сидеть. Если подкрасться незаметно надо – одёжу и оружие в мешки кожаные непромокаемые сложить, и под водой. А в нужный момент выскочить, когда не ждут. А ещё с Прошкой поговорить, может ли он так собак выучить, чтоб они по команде тихо подкрадывались и сзади кидались по приказу…
