скачать книгу бесплатно
– Доскажу-доскажу. Здравствуй, красавица, как вы тут поживаете?
– Хоросо позиваем, а гостинсы привез?
– И гостинцы привез, сейчас подъедем, все покажу.
Мишка оглядел деревню. Поселение не было огорожено тыном, поэтому жилища не теснились одно к другому, а вольготно раскинулись на высоком берегу реки – деревня просматривалась вся насквозь. Ко всем домам в снегу были протоптаны тропинки и вообще, несмотря на отсутствие населения, у деревни не было заброшенного вида. Исключение составлял только один дом, тот, который отец Михаил покропил святой водой. Около него снег оказался нетронутым, перед дверью намело сугроб, а во дворе не было поленницы дров. Получалось, что за всеми, кроме одного, домами кто-то присматривает.
«Странно: одной Нинее с двумя десятками жилищ не управиться, а внуки еще совсем маленькие, помочь не могут. Допустим, дрова осенью холопы старостихи Беляны заготовили, а остальное-то кто делает?»
– Красава, а кто это у вас за домами присматривает?
– А… – Красава на несколько секунд замолкла. – А сказку досказес?
– Что? А, сказку? Да, конечно, доскажу…
– А гостинсы привез?
– Привез, привез…
«Блин, как будто компьютер завис и перезагрузился без сохранения последних изменений. Ей что, блок поставлен, чтобы не проболталась, о чем не нужно? Ну, дает Нинея! Интересные тут дела творятся, недаром отцу Михаилу приглядывать приказано. Нет, какие-то люди здесь должны жить или периодически появляться, не нечистая же сила, в самом деле, к хозяйственным работам приставлена.
А откуда люди? Настена говорила, что старуха может себе любую девку из окрестных деревень взять. Может, она таким способом с местных плату за ворожбу берет? Или, будучи волхвой, просто приказать может? Скажем, присылать ей по три-пять человек с каждой деревни на какой-то срок. Вроде как в армии – наряд на кухню от каждой роты поочередно.
Тогда получается, что Нинея в округе – что-то вроде княгини или боярыни. Но и отец Михаил говорил, что она из очень древнего боярского рода, правда, древлянского, а здесь живут дреговичи. А может, она для древлян деревню и сохраняет? Дала команду, и весной – к началу полевых работ – здесь новоселы появятся? Но это значит, что сохранились хотя бы остатки прежней системы управления, и Нинея в этой системе – отнюдь не последний винтик. Значит, опасения христианских иерархов имеют под собой реальную почву?
А чему, собственно, тут удивляться? Князья-то только один раз в год в полюдье за данью ездят, да и не везде сами, а все остальное время население практически предоставлено само себе. К тому же князья то и дело перебираются на новое место, и потому вникать в местные тонкости даже не пытаются. Выходит, что в городах – одна власть, а на остальном пространстве – другая? И как долго это все может продолжаться? Если ты толком не знаешь о том, что творится на “подведомственной” территории, рано или поздно тебя с нее попрут – к гадалке не ходи.
Картина, в общем-то, достаточно наглядная: древляне упрятали свою боярыню на землях дреговичей, приставили к ней некоторое количество народу для обслуги и защиты, а сами затихли. Платят подати, вроде бы не сопротивляются, вот князья и спокойны. А Нинея постепенно и дреговичей под себя загибает, и тоже по-тихому. Возможно, то же самое происходит и у соседей: у кривичей – вокруг Смоленска, у вятичей – вокруг Москвы… Тьфу ты, Москвы-то еще нет. Ну, вокруг Суздаля. Пока Рюриковичи делятся, язычники объединяются. Блин, рано или поздно, все это “по-тихому” может закончиться очень громко».
– Здравствуй, Мишаня, а я уж и заждалась, думала – забыл старуху.
– Здравствуй, Нинея Всеславна! И вовсе я тебя не забыл, просто не выбраться никак было.
«Как же я раньше внимания не обратил: дом-то у Нинеи стоит на подклети, старуха фактически проживает в бельэтаже. По сравнению с другими домами, это настоящий боярский терем, и, кажется, единственный, где топят по-белому. Есть, правда, еще одно большое подворье, там дом даже двухэтажный. Может, если Нинея – боярыня, то в том доме и вообще какой-то потомок древлянских князей жил?»
* * *
Матрешка, как Мишка и ожидал, вызвала настоящий фурор. Мишка вынимал куколок одну из другой и раздавал ребятам:
– Это тебе, Красава, ты – самая старшая, тебе – самую большую. Это тебе, Глеб, это тебе, Неждан, это тебе, Снежана, это тебе, Мал. А это, Микула, тебе, не смотри, что самая маленькая – она вставать умеет.
Впервые на Мишкиной памяти, дети устроили в доме шум: восторженный галдеж, визг, попытки снова вложить матрешек одна в другую… А Нинея снова удивила:
– Сам придумал?
– Нет, в книге вычитал.
– А смысл понял?
– Понял! Вот: одна матрешка, по сравнению с другой, кажется большой, но и сама в еще большую помещается, а для той можно еще большую матрешку сделать, в которую и она поместится. В обе стороны: всегда можно найти что-то больше большего и меньше меньшего, и так – до бесконечности.
– Это ты не сам понял, это – книжная премудрость, философией называется.
– Ну да, а что еще-то?
– Вот смотри, – Нинея поставила на стол сложенных вместе матрешек. – Встретил ты на дороге незнакомого человека, что о нем можно с первого взгляда сказать? Мужчина или женщина, молодой или старый, конный или пеший. Потом ты начинаешь к нему присматриваться… – Нинея разъяла первую матрешку, вытащила из нее вторую. – Глядишь на одежду, на повадки, на то, что у него с собой есть. Узнаешь, бедный он или богатый, давно ли в пути, чем занимается. Потом, – Нинея извлекла третью матрешку, – он заговорил. Ты узнаешь, какого он племени, как его зовут, что-то о характере по речи узнать можно. Потом вы поехали вместе, остановились на ночлег, – на свет появилась четвертая матрешка. – Ты узнаешь, аккуратен ли он, осторожен ли, хороший ли попутчик, опытный ли путешественник, какие у него привычки и еще всякое. Потом вы подружились или поселились по соседству… – пятая матрешка. – Ты узнаешь, какая у него семья, какие друзья и недруги, как хозяйство ведет, что любит, что не любит и прочее. Но только прожив рядом много лет, – шестая матрешка, – ты узнаешь его подлинную сущность, и только она по-настоящему неизменна! – Нинея повалила Ваньку-Встаньку, тот упрямо поднялся. – Одежду можно сменить, можно разбогатеть или обеднеть, лишиться семьи и завести новую, но сущность твоя, характер, то, что управляет всеми твоими поступками, остается неизменной.
Ты можешь сказать, что человек от обстоятельств меняется: разбогатев, делается надменным, в бедствиях озлобляется, в благополучии становится беспечным… Все так, но это разные стороны одного характера. А самая суть – неизменна: умный не поглупеет, трус не станет храбрецом, честный не обманет, преданный не предаст, какие бы превратности в жизни ни случились. Ты вот пожил у меня немного, сегодня второй раз приехал, и уже что-то про меня понял. Не спеши, это – пока только первая матрешка.
– А говорят, первое впечатление самое сильное и самое верное.
– Самое сильное – да. Но часто бывает и самое обманчивое. Потому и первая матрешка – самая большая, а что у нее внутри, не узнаешь, пока не откроешь.
– А я, баба Нинея, и тебе подарок привез.
Мишка поставил на стол сверкающие свежим лаком резные подсвечники, вставил в них витые свечи, поджег лучинкой. Детишки притихли, уставившись на невиданное зрелище. На простом столе, посреди опрятной, но ничем не украшенной горницы, резные лакированные вещицы и словно светящиеся изнутри витые свечи смотрелись предметами, пришедшими из другого мира. Нинея вдруг то ли вздохнула, то ли всхлипнула, Мишке показалось, что глаза у нее увлажнились.
– О чем пригорюнилась, боярыня Гредислава?
Нинея, казалось, даже не удивилась, только усмехнулась невесело:
– Что, Мишаня, думаешь – вторую матрешку достал? Может, и достал… Только много их еще, очень много, Мишаня. Доставать тебе, не передоставать… Рассказывай!
Мишка все-таки попался: как ни старался он весь вечер не оказаться с Нинеей «глаза в глаза», старуха его все же подловила, и как раз в тот момент, когда он думал, что сам подловил ее! Как и в прошлый раз, слова полились потоком. Мишка рассказал и о разговорах с отцом Михаилом, и о своем визите к Настене, и о собственных размышлениях о том, кто к чему и зачем его готовит. Каким-то чудом удалось проскочить мимо темы православного рыцарского ордена, скорее всего, Нинее просто не пришло в голову этим поинтересоваться, а о «сбое и перезагрузке» Красавы Мишка не смог бы рассказать, если бы даже и захотел – не было в языке двенадцатого века нужных слов и понятий.
– Опять твой поп все напутал! Святая троица, Святая троица – все под свою веру подстроить норовит! Не так все на самом деле!
– А как?
– Хочешь знать? А как же скорбь от приумножения знаний?
– Дураком быть – тоже невесело.
– Земного не познавши, небесное постичь хочешь? Слыхал такую пословицу?
– Земное небесным управляется, если не знаешь причин – не поймешь и смысла.
– Интересно с тобой, отрок, давно у меня такого собеседника не случалось. Ну, слушай, если желание есть. Сварог действительно Вседержитель, Отец Творения, создавший первоначальное бытие. Это – верно, а вот насчет Даждьбога поп твой соврал… Ну, может, не соврал – ошибся. Он, хоть и умен, и наукам обучен, а пошел по стопам людей простых, умствованиями себя не обременяющих: раз солнечный бог, то, значит, он сам и есть солнце. А на самом деле… ты такие имена слыхал: Хорс, Ярило?
– Слыхал.
– И что они значат?
– Солнце.
– Что, три разных имени?
– У разных народов солнечный бог по-разному назывался: у египтян – Ра, у древних греков Гелиос…
– То – у разных, а мы-то – один народ. Так вот: Даждьбог, Хорс и Ярило – не три названия одного, а три сына Свароговых, которые солнце по небу водят, но каждый в свое время. Хорс – от зимнего солнцеворота до весеннего равноденствия, Ярила – от весеннего равноденствия до летнего солнцеворота, а Даждьбог – от летнего солнцеворота до осеннего равноденствия. Вот так-то!
– А осенью?
– А осенью природа умирает, день на убыль идет. Солнце в осень водят опять три брата: Перун, Троян и Яровит. Ну, и где здесь Святая троица?
– Но, все равно похоже!
– Похоже. Как первых людей звали?
– Адам и Ева.
– А по-нашему: Одинец и Дева. Почти одно и то же. В одном твой поп прав – есть где-то в глубине времен общие корни, есть, но слишком много времени прошло, слишком далеко мы разошлись. И, – Нинея тяжело вздохнула, – продолжаем расходиться. Сам видел, как Настена от Велесовой мудрости шарахается, страшней она ей кажется, чем христианство, хотя от нас она зла не видела, а христиане ее семью убили.
Вот поп тебе говорил, что германцы нас давят, а почему? Да потому, что лютичи и бодричи между собой резались яростнее, чем с германцами. Если изредка мирились, так от германцев только брызги летели, а потом – опять за свое… Рюрик-то ведь бодричем был, ушел от междоусобиц. Сюда пришел, чтобы единый народ в единую державу собрать, а потомки его – Рюриковичи – опять землю делят да между собой режутся.
– Да что же, на нас проклятие какое-то лежит, что ли?
– Глупости! Нет никакого проклятия! Воля нужна и сила в одном кулаке! Карать тех, кто разлад вносит, без жалости!
«Ни хрена себе! А бабка-то – государственница! Дай ей силу, она такого шороху наведет, такую великую державу построит от моря до моря… Императрица! Екатерина Великая, не меньше! Только вот бодливой корове, как говорится, бог рог не дает. А может, есть рога или выращиваются?»
Нинея, похоже, сама смутилась собственной откровенности.
– Не ожидал?
– Да нет, баба Нинея, что-то такое и должно быть. Рюриковичи и вправду слабеют, единство теряют, между собой грызутся. Если от прежних времен что-то осталось, есть соблазн воспользоваться…
– Вот именно: «если осталось»… Ну, а если бы случилось, ты на чью сторону встал бы?
– Даже и думать о таком не хочу – крови-то сколько прольется! Да и не дадут нам между собой разобраться. Степь, булгары, ляхи, нурманы, угры, Царьград… Всех и не перечислишь. Обязательно попользуются, не устоим.
– А без крови как? Знаешь способ?
– Не знаю! Что ты от меня хочешь услышать? Чего вы все от меня хотите: ты, дед, Настена, отец Михаил?
«Клюнет или нет? Я же искренен, меня действительно это волнует, должна она это почувствовать!»
– Смотри-ка, захотел свое место в мире узнать! А не рано? Тебе же всего тринадцать.
– Меня к чему-то готовят, и я хочу знать: к чему? С дедом все понятно, с Настеной вроде бы тоже, а отец Михаил, а ты?
– Мишаня, Мишаня… дите ты еще, хотя и умное. Ничего-то тебе непонятно, даже с дедом, а уж про остальных…
– Это как?
– А так. Чего, ты думаешь, дед боится?
– Что сотню добьют. Туровский князь не знает, на чью сторону мы встанем, если он от Киева отложиться вздумает. Ему легче нас угробить, чем постоянно оглядываться.
– И какой выход?
– Я думал, может, под руку епископа отдаться? Церкви, чтоб на князей влиять, сила нужна.
– Это ты так думаешь, а дед?
– Не знаю.
– Он от ран оправился?
– Вроде бы получше стал, но нога-то новая не вырастет.
– Но в седле прочно держится?
– Да.
– А равноценная замена ему есть?
– Нет, даже и близко никого… Так ты думаешь, что он хочет на службу вернуться?
– Да! И вернуть его может только князь! Корней хочет тебя с братьями князю показать, чтоб тому понравилось, чтоб внимание обратил. Тогда можно намекнуть, что Киев далеко, а князь Вячеслав Владимирович Туровский близко, и верный человек во главе сотни ему будет полезен. Если бы Ярослав Святополчич был жив, то было бы проще – он твоего деда знал и ценил. Или если бы сын его Туровский стол унаследовал бы. Он твоего деда тоже помнит. А нынешнего туровского князя – сына Владимира Мономаха – надо чем-то привлечь, удивить. Вот тебя с братьями и заставят разные диковинки показывать: смотри, мол, чему сотник Корней даже детей выучить способен! Понял теперь?
– Это что ж, я вроде ручного медведя у скоморохов получаюсь?
– А тебе жалко родному деду помочь?
– Да, нет, но обидно как-то… Хоть бы объяснил.
– А он и сам еще не знает.
– Как это не знает? Ты же сама только что сказала…
– А как он к князю попадет? Думаешь, так просто его допустят?
– Может быть, у него при княжьем дворе какие-то старые знакомые остались?
– И он до сих пор не воспользовался?
– Ну… Случай не представился или еще что-то.
– За четыре-то года?
– Не за четыре – он всего год-полтора, как по-настоящему оправился.
– Не к кому твоему деду обращаться. Около князя – все чужие.
– Ну, хорошо, с дедом ты мне объяснила, а с остальными?
– Настена, думается, тебе правду сказала. Если что – ты Людмиле помочь должен. Ко мне ее приводить не бойся, я не хуже Настены знаю, что с лекарками против их воли ничего делать нельзя. При случае так и передай: Нинея только добра желает, ущерба Людмиле от меня никакого не будет, Светлые боги мне в том свидетели.
