скачать книгу бесплатно
Первое собрание «ближнего круга» удалось провести не сразу, пришлось несколько раз его переносить. Сказав Роське: «И всех наших приводи», Мишка специально не стал уточнять список приглашенных – было интересно посмотреть, кого именно Роська посчитает «своими». Крестник не подвел – в Мишкиной горнице собрались все те, кого он и сам бы пригласил: Демьян, Кузьма, Петр, Дмитрий, Артемий, Матвей, Илья и Никола. С двумя последними Роська откровенно порадовал – вспомнил, что Илья, обменявшись с Мишкой крестами, стал его крестным братом, а Никола, будучи хоть и внебрачным, но сыном Никифора, мог считаться старшине Младшей стражи двоюродным братом.
Как кого рассаживать, Мишка не подумал, но прибывшие разобрались сами, устроив настоящий мини-спектакль «Древнерусский политес». Петр торопливо занял место по правую руку от Мишки, отпихнув плечом в общем-то и не претендовавшего на это почетное место Кузьму. Все было правильно – Петька был на год старше хозяина горницы и занял место старшего брата. Илья с достоинством проследовал на место по левую руку от Мишки – хоть и не кровный родич, но единственный взрослый муж среди приглашенных. Рядом с Ильей тут же пристроился Никола и с вызовом посмотрел на Петьку, получив в ответ взгляд-плевок – сыновья Никифора от разных матерей ненавидели друг друга со всем максимализмом подростков. Рядом с Петром устроился Демьян, мрачно глянул на Петьку и хлопнул ладонью по лавке, приглашая сесть рядом Кузьму – коли братья, то и сидеть вместе. Матвей, с таким видом, словно ему все равно было, где сидеть, устроился рядом с Николой и притянул к себе за рукав Артемия, а Роська пристроился напротив «дирижера». Дмитрий, как всегда, оказался на высоте – не толкаясь и не пытаясь занять место поближе к Мишке, он стоял и понимающим взглядом следил за разворачивающимся действом, но стоял так, что место в торце стола – напротив старшины – осталось за ним. Когда все расселись, Дмитрий еще немного помедлил, оглядывая собравшихся, словно проверяя, все ли правильно, и только потом неторопливо опустился на лавку.
Пока все устраивались, пока Роська, спохватившись, снова вставал и ставил на стол кувшин с квасом, Мишка по очереди обводил глазами собравшихся и невольно сравнивал их нынешних с ними же, но тех времен, когда воинская школа и Младшая стража только начинались.
Петр. Старший сын купца Никифора. Строг, самоуверен, даже, пожалуй, зол. Купеческие детишки с «платного отделения» воинской школы ходят у него по струнке. Некоторые, вернувшись из торговой экспедиции по лесным селищам, попробовали было изображать из себя бывалых купцов, но Петька поставил их на место быстро и беспощадно. Вот и сейчас сидит гордо выпрямившись, выпятив подбородок, одна рука на колене, другая поигрывает ножнами кинжала. И не подумаешь, что еще несколько месяцев назад из-за сломанных рук даже по нужде сам сходить не мог. Но урок запомнил – в конфликт с Мишкой не вступал больше ни разу.
Кузьма и Демьян. Еще два года назад, когда Мишка только начал учить их играть с кинжалами, близнецов было не отличить друг от друга, даже на вопросы отвечали хором. Сейчас – два разных человека. Кузька – живой, веселый, непоседливый, весь ушедший в техническое творчество – наследник тех черт характера отца, которые сделали Лавра редким по искусству мастером кузнечного дела. Демьян же после тяжелого ранения на лесной дороге изменился просто до неузнаваемости. Мрачен, молчалив, неулыбчив и жесток. В рукопашном спарринге с ним стараются не встречаться – не успокаивается, пока не отправит противника в нокаут или не заставит выть от боли, поймав на болевой прием. На Мишкины попытки разговорить его не поддается, только криво ухмыляется и отшучивается на грани откровенного хамства. Явно назрела необходимость сеанса психотерапии у Нинеи.
Роська, во Христе Василий. Урядник первого десятка – лучшего десятка Младшей стражи. Куньевские отроки, набранные из родни тетки Татьяны, лидируют не только в боевой, но и в «идеологической» подготовке – знают больше всех молитв, успешно овладевают грамотой, реже всех подвергаются наказаниям. Но сам Роська… Набожность его усугубилась настолько, что уже может стать помехой в воинском обучении. И к Нинее ведь не отведешь, бесполезно. Конфликт Мишки с отцом Михаилом шокировал Роську настолько, что он впервые за все время посмел не то чтобы нагрубить своему крестному, но открыто высказать недовольство. Что-то дальше будет?
Дмитрий. Надежда и опора, свой в доску. Прирожденный воин и командир. Предан Мишке столь же, сколь и Роська, но по-иному – если Роська способен закрыть от опасности своей грудью, то Дмитрий собой жертвовать не станет, а просто ликвидирует опасность, спокойно, расчетливо и надежно. Если Роська держит Мишку чуть ли не за отца родного и выступить против способен, только будучи переполнен эмоциями и сам страдая от того, что перечит крестному, то Дмитрий противоречить не стесняется, но делает это опять же спокойно, без страстей, и, как правило, бывает прав. Но есть и у старшего урядника Младшей стражи своя ахиллесова пята – изуродованное лицо. Рваный шрам, проходящий наискось через весь лоб – след стрелы лесовика, – по всей видимости, порождает у Дмитрия некий комплекс неполноценности при общении с девушками. На вечерних посиделках он сидит в уголке, опустив на лоб челку, отчего приобретает какой-то туповатый и угрюмый вид. Тоже к Нинее сводить, что ли?
Артемий. Мишкина радость и боль. Талантливый музыкант и педагог, собрал оркестр из шестнадцати человек, на пару с Роськой организовал церковный хор, постоянно терзает Мишку, требуя новых мелодий и песен – весь в музыке, а школа-то воинская. Старательно обучается вместе со своим десятком воинскому делу, но, когда кто-то из его оркестрантов возвращается с тренировок с разбитыми губами, ссаженными костяшками пальцев, прочими травмами, мешающими играть на музыкальном инструменте, чуть не плачет и одолевает Матвея и Юльку просьбами побыстрей вылечить, а Мишку намеками на то, что музыкантов надо бы поберечь. Сам соглашается, что поберечь в учебе – погубить в бою, а потом приходит снова.
Матвей. Ходячая загадка, единственный из музыкантов, привезенных в Ратное из туровских «гастролей», чья биография до прихода в «ансамбль» Свояты Мишке неизвестна. Молчит, как партизан. Дмитрий и Артемий тоже ничего не знают – Матвей появился у Свояты до них. Знал что-то Меркурий, но его уже не спросишь. Артемий, со слов Меркурия, рассказал Мишке, что Матвей появился у Свояты в Киеве. «Художественный руководитель ансамбля» принес парнишку страшно избитого, завернутого в какие-то лохмотья и с окровавленным затылком. По словам Меркурия выходило, что Матвею не то вырвали, не то срезали волосы вместе с небольшим лоскутком кожи. Еще Артемий добавил, что Матвей был единственным, кто не горел желанием сбежать от Свояты – от добра, мол, добра не ищут. Это Своята-то добро? Была в поведении ученика лекарки и еще одна странность – брезгливо-презрительное отношение к особам женского пола. Исключение составляли только Юлька, ее мать лекарка Настена и, разумеется, Анна Павловна. Мишка даже было начал подозревать Матвея в нетрадиционной сексуальной ориентации, но потом подозрения оставил. Что-то с парнем в детстве произошло очень скверное, но вот что? Тащить Матвея к Нинее Мишка побоялся – есть воспоминания, которые лучше не бередить, тем более что характер у парня постепенно начал смягчаться, а Юлька обмолвилась, что обучается лекарскому делу он старательно и с удовольствием.
Никола. Вот уж кому в жизни не повезло так не повезло. Мало того что внебрачный сын Никифора оказался под началом законного сына – Петра, так еще и угораздило влюбиться наповал в двоюродную сестру – Аньку-младшую. Но парень оказался крепким – Петькиным наездам давал достойный отпор, да и к прочим превратностям судьбы относился стоически. Учился же лучше всех «курсантов платного отделения». По его поведению было хорошо заметно, что никаких подарков от судьбы он не ждет и готов пробиваться к лучшему будущему не только «зубами и ногтями», но и умом.
Илья. Бывший обозник, единственный взрослый мужчина в собравшейся компании. Как же Мишке повезло оказаться после ранения в его санях! Несомненно умен, хозяйственен, понимает, что воинская школа – единственный его шанс подняться из социальных низов Ратного. Обязанности «начальника тыла» и преподавателя обозного дела исполняет отменно. Как и предполагал Мишка, пристрастие к хмельному у Ильи хоть и не исчезло совсем, но сильно ослабилось. Вот это и называется «человек на своем месте».
«Ну что ж, сэр Майкл, вот с ними и придется начинать. Не Прибалтику, разумеется, завоевывать, а создавать базу для будущей экспансии. И даже это слишком громко сказано – пока речь может идти только об инструменте создания этой базы».
Сам себе удивляясь, Мишка заметно мандражировал, все-таки первая попытка создания легитимной структуры «под себя». Было множество сомнений: правильно ли выбран момент, подходящие ли в наличии кадры, не подведет ли статус несовершеннолетнего мальчишки и, вообще, удастся ли затея?
С другой стороны, только функционирующая структура позволит перестать приспосабливаться к обстоятельствам, а начать самому создавать их. Пусть сначала локально, в малых (да что там – микроскопических!) масштабах. Пусть структура сможет использовать весьма ограниченное количество ресурсов, и ни о какой подлинной самостоятельности пока не может идти и речи. Пусть решаемые этой структурой задачи будут направлены главным образом не вовне, а на себя. Но с чего-то надо начинать!
Главное – правильно выбрать цель. Планировать что-то серьезное невозможно – слишком ограничена кадровая и ресурсная база, совершенно непредсказуем результат наложения управленческих технологий на менталитет людей XII века. Да каких там людей – мальчишек! Правда, эти мальчишки через два-три года женятся и станут главами семей, эти же мальчишки уже убивали и смотрели в лицо смерти (кое-кто и не по первому разу), но тем сложнее представить их реакцию на то, чем им будет предложено заняться!
«Прекратите вибрировать, сэр, два года назад все было гораздо хуже и сложнее. Вспомните: дед отставной инвалид, вы хилый подпасок, ресурсы почти на нуле, о кадрах и вообще речи не было. А какие цели вы себе поставили? Сейчас вспомнить – даже удивительно делается, но ведь получилось! Что вы тогда себе твердили? «Делай то, что должен, и будет то, что будет!» И получилось, потому что вы делали! Сейчас-то что изменилось? Тогда была поставлена цель – собственное физическое развитие, сейчас – физическое и интеллектуальное развитие полутора сотен ребят. Второй целью два года назад была признана необходимость роста благосостояния и восстановление социального статуса семьи, сейчас – рост благосостояния (вплоть до полного самообеспечения) и приобретение официального статуса вашей сотни. Да-да, сэр Майкл, себе-то врать не будем, сотни сотника Михаила. Ну и, наконец, третьей задачей в недавнем прошлом было формирование команды, сейчас – формирование собственной управляющей структуры.
Да, масштабы другие. Да, количество переходит в качество. Но магистральное-то направление осталось прежним – усиление вашего, сэр, влияния на внешнюю среду. Единственное принципиальное изменение: тогда вы могли использовать только один из двух способов управления – манипуляцию, сейчас у вас появилась возможность использовать и второй – принуждение.
То, что эти три цели будут всего лишь промежуточными (как и в прошлый раз), будете знать только вы, а для ребят это станет программой на несколько лет вперед. Задачи же по достижению этих целей… хм, а вот пускай-ка они сами попробуют их сформулировать. То, что придумают сами, и исполнять будут с охотой, и совершенствовать по ходу дела станут – процесс управленческого творчества, однажды запущенный, остановить трудно, а при удачном ходе дел так и вообще невозможно. Посмотрим, из кого может получиться настоящий управленец».
– Ну, расселись? – Мишка, собирая внимание, обвел глазами собравшихся. – Я пригласил вас с тем, господа…
«Ну надо же такое ляпнуть! Хотя интересно: как они на «господ» отреагируют?»
– …чтобы обсудить, как воинской школе и Младшей страже жить дальше. Давеча господин урядник Василий попрекнул меня тем, что я с отцом Михаилом невежливо обошелся… Все знают, что произошло, или рассказать?
По тому, как все взгляды обратились на Роську, стало понятно, что извещены все. Тот залился краской и попытался оправдаться:
– Я не сплетничал! Просто…
– Правильно сделал! – прервал его Мишка. – Родня, а мы все – родня, должна про такие вещи знать. Вот с этого и начнем разговор. Я тебе, Рось, конечно, еще тогда мог бы ответить: «Раз господин сотник приказал крестить, значит, надо крестить!» Но не все так просто. Не знаю, заметили вы или нет, но отец Михаил попытался завести у нас порядки, отличные от порядков в Ратном. То, что он попробовал приказ сотника не исполнить, – только часть того, что ему хотелось здесь сотворить. Главное же заключалось в том, что в Ратном окончательным и непререкаемым является слово сотника, а отец Михаил вознамерился сделать у нас окончательным и непререкаемым свое слово!
– Не свое, а слово Божье! – тут же взвился Роська.
– Не спорю, – Мишка согласно склонил голову. – Но отец Михаил хоть и слуга Божий, но живет в миру и мирскими законами пренебрегать не вправе! «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу». Зри Евангелие от Матфея, главу двадцать вторая, стих двадцать первый.
Роська, не ожидавший такой отповеди, озадаченно умолк, а Илья и Демьян почти одновременно хмыкнули. Мишка так и ждал, что кто-нибудь из них подколет: «Ты и сам, как поп», но оба смолчали.
– Дело даже и не в этом, – продолжил Мишка после краткой паузы, – а в том, что жизнь наша полна противоречий и парадоксов. Что такое «парадокс», я тебе, Рось, уже объяснял. В нашем же случае парадокс заключается в том, что отец Михаил, сам того, конечно же, не желая, вознамерился внедрить у нас порядки, схожие с языческими.
– Что-о-о? – Роська от возмущения даже начал приподниматься с лавки.
– Не перебивай, сначала дослушай! – окоротил крестника Мишка. – Кто в языческих селищах глава всему? Волхв! Без его разрешения и одобрения не делается ничего! Почему Константин Великий сумел победить язычников и основал цареградскую империю? Почему христианство побеждает на Руси? Почему ратнинская сотня сопротивление язычников превозмогла? Потому, что христиане понимают границы между мирским и духовным! Потому, что власть светская главенствует! А тот, кому мирская жизнь не по нутру, в монастырь или в пустынь уходит и живет там, не встревая в мирские дела. Отец же Михаил попытался поставить себя над мирскими делами, уподобившись тем самым языческому волхву! Не может один человек во всем мудрее всех быть, все дела одинаково мудро решать! Вы и сами видели, как это у отца Михаила получалось!
– Ну ты, Михайла, и завернул! – Илья расправил свои пышные усищи и повертел головой, словно ему стал тесен ворот рубахи. – Тебя послушать, так… это самое…
– А я вас не слушать собрал, а думать! – парировал Мишка. – Совет держать. Так что, господа Совет, желательно мне ваше мнение узнать. А вдруг у нас в Младшей страже и вправду не все надо делать так, как в ратнинской сотне устроено? А если нужны отличия, то какие? И вообще, мы что из наших отроков создавать собираемся – пополнение для ратнинской сотни или что-то иное? Если иное, то что? Хочу ваше мнение по этому поводу знать, потому что от этого будет зависеть очень многое, по сути, все. Как сейчас решим, что придумаем, так дальше и жить будем, такому и отроков обучать станем.
Мишка оглядел собравшихся и подчеркнуто раздельно произнес:
– Слушаю. Вас. Господа Совет.
– Эк ты сказанул! – Илья снова расправил усы и приосанился. – Господа Совет… прям дума боярская при князе!
В горнице повисла тишина – «господа Совет» явно оказались не готовы к решению стратегических проблем. Подождав немного, Мишка уже было собрался задавать наводящие вопросы, но неожиданно подал голос Дмитрий:
– Я вот уже несколько дней думаю: а всех ли отроков надо одинаково учить?
– А мы и не учим всех одинаково! – отозвался Петр. – Я своих другому учу.
– Да не о тебе речь! – Дмитрий отмахнулся от Петьки, как от мухи. – Нам воеводские бояре двенадцать своих отроков в обучение прислали. Я так понимаю, что они потом их в свои десятки заберут. Но у них-то там все лучники, что наши выученики со своими самострелами там делать будут? Этих двенадцать человек надо в отдельный десяток собирать и лучному бою обучать, тем более что они кое-что уже умеют – воеводские бояре их не просто так подбирали.
– Вывод? – быстро спросил Дмитрия Мишка.
– Какой вывод? – не понял старший урядник.
– Я спрашивал: готовим мы пополнение для ратнинской сотни или что-то иное? Если пополнение, то самострелы надо отбирать не только у этих двенадцати, но у всех. В сотне все лучники, хотя и разные – одни лучше, другие хуже, но самострелами никто не пользуется.
– Не хочу! – не на кого не глядя, мрачно заявил Демьян. – Здесь я урядник, а там сопляком на побегушках сделают! Пока новик полноправным ратником станет… – Демка зло стукнул кулаком по столу. – Некоторые и не доживают. Не хочу!
– Да погоди ты! Хочу, не хочу, – ворчливо перебил Демьяна Илья. – Ишь ты, гордый какой: я урядник! Сопля ты на палочке, а не урядник! Сколько бы тебя тут ни учили, настоящую воинскую науку можно только среди матерых ратников постигнуть – рядовым! Да, гоняют новиков почем зря, но и берегут – в бою прикрывают, в самое пекло не суют. А годика через три-четыре, когда женишься, да остепенишься, да боевого опыта наберешься, пускай тебя твой бывший десяток урядником выбирает. Корней, я думаю, не откажет, утвердит.
– Да не возьмет нас никто! – злым голосом отозвался Демьян. – Невзлюбили нас, после того как мы бунтовщиков перебили. Ты что, Илья, не знаешь, что ли? Иначе как стаей Бешеного Лиса и не зовут. Был бы дядька Фрол жив, он бы нас к себе в седьмой десяток взял и стал бы полусотником, а сейчас… к кому идти?
– Сотник прикажет… – неуверенно начал Илья.
– И как отнесутся к тем, кого против воли навязали? – перебил Демьян. – «Берегут, прикрывают»! – передразнил он Илью. – Что от моих ребят через четыре года останется? А сам я останусь?
– Тоже верно… – Илья поскреб в бороде. – Михайла, а ты-то чего об этом думаешь? Или, может, знаешь чего?
– Ничего пока не думаю и ничего не знаю. Я для того Совет и собрал, чтобы вместе подумать. Но две вещи уже выяснилось: учим отроков не так, чтобы они пополнением сотни стали, – раз, из-под команды лисовиновской родни ребята могут в чужие руки уйти – два. И руки эти могут запросто оказаться недоброжелательными.
– А если не пополнение для сотни, то что? – Дмитрий адресовал свой вопрос Илье, видимо рассчитывая, что тот припомнит какой-нибудь прецедент. – Когда-нибудь бывало, чтобы новиков готовили не для сотни?
– Нет, но… – Илья опять полез в бороду, было заметно, что он что-то такое вспомнил. – Понимаете, ребятки, десятники своих сыновей ведь в чужой десяток не отдают, у себя держат. Опять же, если родня, то тоже у себя оставить стараются, хотя молодые, конечно, из-под родительского пригляда так и норовят выскочить… Я вот о чем подумал: если десятник своих сыновей и племянников для своего десятка готовит, то есть для себя, то почему бы сотнику не готовить вас тоже для себя?
«Умница, я деду то же самое толковал: создание его личной боярской дружины».
– Значит, – уточнил Мишка, – не пополнение для сотни, а личная дружина воеводы погорынского?
– Ну вроде бы так получается, – согласился Илья.
– Нет, не так! – возразил Дмитрий. – Двенадцать отроков, которых воеводским боярам мы после обучения вернуть должны, – это пополнение для сотни. Минь… гм, господин старшина, а сам воевода об этом что-нибудь говорил?
«Ну конечно, служака Митька обязательно должен знать мнение начальства, это тебе не Демка: “хочу, не хочу”».
– Говорил, – все взгляды немедленно сошлись на Мишке. – Вы же знаете, что в Ратном грамоте все учены по-разному. Одни лучше, другие хуже, а есть и совсем неграмотные, – Мишка с трудом удержался, чтобы не покоситься в сторону Ильи. – Но те, кто ходил в школу отца Михаила, грамоте обучены одинаково хорошо. То же самое и с воинским обучением – одни с малолетства под отцовским приглядом стрельбе из лука обучаются, палками да шестами машут, другие от случая к случаю, чаще всего настолько, насколько сами учиться хотят, а кое-кого из родителей сотнику вразумлять приходится, чтобы детишек учили. Опять же не всякий родитель хорошо обучить способен. Вот боярин Корней Агеич и решил по примеру школы, в которой грамоте обучают, создать школу, где воинскому делу обучать будут – всех одинаково и хорошо. О том же, что из этого получиться может, не знает пока никто – дело-то новое. Поэтому я думаю, что первейшей нашей задачей является доказать, что воинская школа – затея стоящая.
– Вот-вот! – поддержал Мишку Илья. – Кормить такую ораву, если от нее проку нет, никто не станет!
– Ну хорошо, а Нинеины отроки? Их куда? – Дмитрий, видимо, решил окончательно расставить все точки над «i». – Ты, помнится, говорил про ее боярскую дружину. Значит, для нее учим? Сколько же нам самим останется? То есть не нам… воеводе, я хотел сказать.
– Да правильно ты все сказал, Мить, нам – Лисовинам.
– И ничего не правильно! – мрачно поправил двоюродного брата Демка. – Выучим лесовиков, а потом Нинея их на нас же и натравит!
«Так, скептик и пессимист, кажется, нарисовался. Что ж, в любом коллективе такой человек нужен – благодаря ему любое решение будет на прочность проверяться, хотя и придерживать тоже надо, иначе критика перерастет в критиканство, а пессимизм в деструкцию. Въедливый служака, которому надо уяснить все, до последней запятой, тоже есть. И он полезен – вместе со скептиком отыщет скрытые дефекты и сам же поможет скептика убедить. Но нужен еще и генератор идей. Кто? Не Илья – он, скорее, хранитель традиций и народной мудрости, дядька-пестун, носитель здравомыслия и практицизма. Кто же? Вроде бы должен быть Кузька – непоседа, творческая личность…»
– А на кой бабе дружина? – подал голос Матвей. – Что она вообще в воинских делах понимать может?
– Потому что боярыня! – парировал Илья. – Бояре без дружин все равно что телеги без колес – на хрен никому не нужны.
– Все верно! – поддержал своего «начальника тыла» Мишка. – Погорынское войско из боярских дружин состоять должно. Одному воеводе большое войско не прокормить, для того бояре и требуются. А если у боярыни мужа нет, но содержать дружину она способна, то должна над дружиной командира поставить – мужа, в воинском деле смысленного. Пока в Погорынском воеводстве четверо бояр: Лука Говорун, Леха Рябой, Игнат и Гредислава Всеславна. Если каждый сможет выставить сотню воинов, да еще и у воеводы будет своя сотня или больше, да остатки ратнинской сотни… Понимаете, какая сила получится? Не у каждого князя такая есть! И все это будет под лисовиновской рукой.
– А взбунтуются? – не желал успокаиваться Демка.
– А мы бунты подавлять разучимся? – «отбил подачу» Дмитрий.
– А обучаться все эти сотни должны в нашей воинской школе! – вернул Мишка разговор в нужное русло. – И для этого школа должна быть такой, чтобы бояре сами нам на обучение отроков присылали. Вот я вас и собрал, чтобы вместе подумать: как нам такую школу создать?
В горнице снова повисла тишина.
«Ну неужели никто так и не выдаст конструктива, хоть плохонького, хоть чуть-чуть? То, что первыми голос подают скептик и служака, – нормально. То, что единственный взрослый их охолаживает, – тоже нормально, но чего ж остальные-то молчат? Кузька? Чего он считает-то?»
Кузька сидел, уставившись в одну точку, чуть заметно шевелил губами и загибал пальцы. Смысла последних реплик он явно не уловил, возможно, даже не слышал их.
– Кузь, ты чего там подсчитываешь?
– А?
– Я спрашиваю: чего считаешь?
– Да вот Митька спросил: «Что нам останется?» Ну я и считаю.
– И что выходит?
– Вот, смотрите, – Кузька запустил руку в подсумок для болтов и выловил оттуда горсть лесных орехов, Дмитрий скривился от такого вопиющего использования амуниции не по назначению, но смолчал. – Нас здесь десять родичей, – Кузька выложил на стол один орех, – пусть это будет десяток.
При словах «десять родичей» Петр и Никола в очередной раз очень неласково глянули друг на друга. Петька сжал кулаки, а Никола упрямо поджал губы.
«Надо с этим что-то делать, зарежут же братики друг друга…»
– Еще есть десяток куньевских родичей матери, – продолжил Кузька и выложил на стол еще один орех. – Два десятка, и все они наши, тут никакого сомнения нет. Из оставшихся тридцати, – еще три ореха, – двенадцать придется вернуть Луке, Лехе и Игнату, только вот я не знаю, в чьих они десятках…
– Двое у Первака, трое у Демьяна и семеро у Артемия, – в очередной раз продемонстрировал свою компетентность Дмитрий. – Артемию больше всех не повезло, почти весь десяток отдать придется.
– Угу, – Кузька откатил один из трех орехов в сторону. – Получается, наших – тридцать восемь.
– Еще неизвестно! – снова подал голос Матвей. – Десяток Первака запросто может стать не нашим, а Листвяниным…
– А ну прикуси язык! – прервал Матвея Илья. – Не твоего ума дело!
– Нет, его! – Мишка тронул Илью за рукав и произнес извиняющимся тоном. – Не сердись, Илья, даже если запретить говорить, думать не перестанут… и шептаться тоже.
В горнице снова стало тихо, но эта тишина была настороженной: слишком чувствительной была затронутая тема, и слишком непривычно было обсуждать ее в присутствии взрослого. Лишь из-за того, что никто не только не говорил, но и не шевелился (а некоторые и вообще затаили дыхание), удалось разобрать негромкое ворчание Ильи:
– Рано вам еще… хотя через пару лет сами все попереженитесь…
«Ну что ж, сэр Майкл, если тема сама возникла… почему бы и нет? В конце концов, сэр, вы же сами предполагали осветить для молодых людей проблему и с этой стороны тоже».
– Здесь собралась родня! – напомнил Мишка решительным тоном. – Если угодно, «ближний круг». Потому дела семейные мы обсуждать вправе. Родит ли Листвяна сына, признает ли Корней Агеич его законным отпрыском, мы пока не знаем и знать не можем. Женится ли воевода погорынский на Листвяне, сделав, таким образом, Первака нашей родней, мы тоже не знаем и повлиять на это не в силах. Но! – Мишка выдержал длиннющую паузу, для того чтобы все прониклись важностью этого «но». – Воинская школа – тоже дело семейное, из наших рук мы его не должны выпускать ни в коем случае! Обсуждать дела семейные родичам никто запретить не может, однако обсуждать есть смысл только то, на что мы можем повлиять, или то, последствия чего мы можем себе представить. С Листвяной пока все непонятно, и право решения этого дела принадлежит только главе рода Лисовинов. Пока этого решения нет, нечего и воду в ступе толочь. С этим все согласны?
Опять среди общего молчания послышалось негромкое ворчание Ильи, правда, теперь тон его был одобрительным:
– Верно сказал… старшина.
– А вот что мы можем и должны обсудить из семейных дел, – продолжил Мишка, – так это то, что два брата наших друг друга загрызть готовы! Петр! Николай! Вы же по крови ближе друг другу, чем я, например, с Кузьмой, – у вас отец один, – Мишка, набрав в грудь воздуха, грохнул по столу кулаком, вскочил и заорал: – Какого хрена в семье разлад сеете?!! Выгоню обоих к чертовой матери!!! Пешком в Туров потащитесь!!!
Очень к месту был бы легкий приступ наследственного лисовиновского бешенства, но, увы, пришлось ограничиться лицедейством. Впрочем, репутация Бешеного Лиса выручила – Петька испуганно откачнулся от двоюродного брата, Никола втянул голову в плечи, словно ожидая удара, а Роська, при поминании чертовой матери, торопливо обмахнул себя крестом.
– На себя посмотри! – совершенно неожиданно заорал Мишке в ответ Матвей. – Твоя сеструха Николке голову крутит, ей хаханьки, а ему зарез!
Мишка изумленно выставился на Матвея, а тот, ничуть не смущаясь, продолжил, правда, уже тоном ниже:
– Поучил ее однажды костылем, так поучи еще раз! Пора прекращать – Анька не одному ему голову закружила…
– Только посмейте ее пальцем тронуть! – перебил Матвея побагровевший Никола. – Всех кончу как…
Как он собирался всех кончить, никто не узнал – Илья, не вставая с лавки, заехал начавшему вставать на ноги Николе кулаком в ухо так, что тот грянулся на пол, выронив неизвестно когда оказавшийся у него в руке нож. Мишка, впрочем, смотрел не на Илью с Николой, а на Дмитрия. Старший урядник после слов Матвея ссутулился и покраснел до корней волос, отчего шрам на лбу, оставшийся белым, стал еще заметнее.
«У-у, как все запущено! Анька, паскуда, еще и Митьке мозги запудрила. Перед поездкой в Туров тренируется, что ли? Пороть, сэр Майкл! Пороть, пороть, пороть! До полного просветления за счет оттока крови от головы к заднице!»
– Всем молчать!!! Э-э… – Илья явно не привык командовать в экстремальных ситуациях и затруднился с продолжением, но потом все-таки нашелся: – Слушать старшину!
