скачать книгу бесплатно
Матвей еще раз как-то очень внимательно глянул на Мишку, пожал плечами и убрался из горницы. Мишка хотел было предупредить его, чтобы помалкивал о случившемся, но все то же чувство начала движения к одиночеству первого лица заставило промолчать.
«Пусть знают! Пусть считают берсерком, пусть наконец имидж внучка сотника начинает сменяться имиджем Бешеного Лиса. Когда-то надо было начинать, вот пусть это и начнется сейчас! Хотя нет – первым шагом, наверно, был «расстрел» Сучка. Или штурм усадьбы Устина? Неважно! Движение уже началось, и останавливаться на этом пути нельзя – подомнут и сломают. Только вперед, как бы трудно ни было, какие бы потери на этом пути ни ждали. Только за тем, кто готов принять на себя этот крест, люди признают право руководить и простят многое… очень многое. Прадеда Агея, например, никто не посмел обвинить в убийстве прежнего сотника, потому что у него уже была соответствующая репутация. И проклятия тогдашнего попа он не боялся, потому-то никакого проклятия и не было».
То ли Мишка слишком глубоко задумался, то ли на кухне сразу нашлось все необходимое, но запыхавшийся Матвей появился на пороге как-то слишком быстро. К груди он прижимал закутанный в тряпье кувшин.
– Пои! – Мишка кивнул на лежащего монаха. – И так вроде бы отпускает, но лишним не будет. На ночь пусть остается здесь, я себе место найду, а ты за ним присмотришь.
– Угу, – Матвей склонился над монахом, поднося к его побледневшим губам чарку с питьем. – Выпей, отче, полегчает. Выпей, вот так, потихонечку, по глоточку, сейчас в груди потеплеет, дышать легче станет, кашель уймется. Давай-ка я тебе голову приподниму, удобнее будет. Вот так, хорошо, еще глоточек…
«Смотри-ка ты, начинает учиться успокаивающим голосом говорить, не зря его Настена хвалит, рано или поздно выйдет из Мотьки лекарь!»
Постепенно приступ пошел на убыль – кашель утих, отец Михаил задышал хоть и сипло, но ровно, синюшная бледность сменилась нездоровым румянцем, на лбу выступили бисеринки пота.
– Минь, пойдем отсюда, ему сейчас поспать бы…
– Нет!
– Минь…
– Заткнись! Мы недоговорили, ведь так, отче?
Монах не ответил и не открыл глаза, но было понятно, что он все слышит и понимает.
– Ну а раз недоговорили, то продолжим, – Мишка поднял опрокинутую лавку и уселся, чуть склонившись вперед, уперев правую ладонь в колено и отставив локоть в сторону. – Итак, отче, ты сказал, что тебе виднее, кого и когда крестить, – старшина Младшей стражи сделал краткую паузу и гаркнул в полную силу. – Врешь!!!
От неожиданного крика Матвей вздрогнул так, что чуть не потерял равновесие, а у отца Михаила дрогнули веки, и стало заметно, что он, едва приоткрыв глаза, косится в Мишкину сторону.
– Виднее, что здесь, что в Ратном, только одному человеку! – продолжил Мишка, чеканя слова. – И человек этот не ты, а сотник Корней! Он посчитал нужным крестить язычников быстро, и приказ этот будет выполнен, желаешь ты этого или не желаешь! Сроку тебе – три дня, считая сегодняшний. Если послезавтра к вечеру обряд не будет проведен, ладья уйдет в Ратное без тебя, а ты пойдешь пешком через Нинеину весь! Потом сотник погонит тебя обратно, ты его знаешь – даже не задумается. А чтобы бодрости тебе придать, тетку Алену к тебе приставит!
Отец Михаил по-прежнему лежал не шевелясь и прикрыв глаза, но румянец начал расползаться у него со щек на все лицо, и Мишкины губы, помимо его воли, начали растягиваться в улыбке – похоже, тетка Алена могла воздействовать на отца Михаила сильнее, чем вся ратнинская сотня.
– Буде же ты и дальше пожелаешь упрямиться, – продолжил Мишка, подавив улыбку, – то на тебе свет клином не сошелся – привезем попа из Княжьего погоста, он посговорчивее будет. Ты же задумайся, как после всего этого будешь жить в Ратном. Мы – воинские люди, мы не только сами приказы исполняем, но нам еще и обидно бывает, когда другие приказы исполнять отказываются. Гнев сотника бывает страшен, но многократно страшнее обида всей сотни!
Мишка хлопнул ладонями по коленям и поднялся с лавки.
– Лежи и думай, отче! Очень крепко думай, что значит в воинском поселении не исполнить приказ военачальника. Пошли, Матвей, потом болезного навестишь.
* * *
Угадал Мишка правильно – через день весь «Нинеин контингент» с надлежащими обрядами и песнопениями был загнан в воды реки Пивени, подобно тому как были загнаны в Днепр киевляне за сто тридцать семь лет до этого. Артемий дирижировал хором, Роська суетился, указывая, кому куда идти и что делать, Петька с двумя помощниками записывал новые имена отроков (запросто могут забыть или перепутать), а Мишка возвышался в седле, начальственным оком озирая торжественное действо.
Потом пришлось спешиться и троекратно облобызаться с каждым из семидесяти четырех новообращенных, называя их братьями во Христе и новыми именами. Анна Павловна оправила на каждом из отроков надетый на шею крест, нашла для каждого ласковое слово и пообещала, что девки вышьют новым братьям во Христе их имена на рубахах. Девки, все в новомодных мантильях, пребывали тут же, вгоняя новообращенных отроков в краску пламенными взглядами. Мишка готов был поклясться, что парни согласились бы еще хоть десять раз окунуться в Пивень, лишь бы после этого их лобзал не старшина, а кто-нибудь из «бабьего батальона».
Пока длилась процедура поздравлений, ладья отчалила и двинулась вниз по течению, увозя с собой отца Михаила заодно со всеми создаваемыми им проблемами. Попрощаться монах не счел нужным.
– Ты чем, сынок, так своего друга изобидел? – Анна-старшая ловко организовала тет-а-тет, жестом отправив своих подчиненных в крепость и «тормознув» собравшегося подойти Роську. – Службу правил без радости, а напутственное слово и вообще говорил, будто не на крещении, а на похоронах. Из-за чего повздорили-то?
Несмотря на строгий вид матери, Мишка догадывался, что поспешным отъездом монаха она вовсе не огорчена. Скорее ее обеспокоила размолвка сына со священником, дружеские отношения с которым она всячески приветствовала.
– Пришлось объяснить ему, мама, что здесь не монастырь и приказы сотника надо исполнять так же, как и в Ратном.
– И он из-за этого так обиделся?
– Ну… погорячился я немного, когда объяснял.
– Немного? Да ты его чуть не убил!
– Он меня тоже недавно чуть не убил!
«Чего спрашивать, если и так уже все знает? В воспитательных целях?»
Анна Павловна немного помолчала, огладила морду Зверя, которого Мишка держал под уздцы, и огорошила сына вопросом:
– Почему Матвею молчать не велел? Не подумал или намеренно?
– Намеренно… прадеда Агея вспомнил, ну и… в общем, пусть знают!
Мать снова немного помолчала, и опять ее реплика оказалась совершенно неожиданной:
– Взрослеешь, сынок. Как тебе Алексей?
«А как мне Алексей? Хрен его знает. Чего она услышать хочет? Комплимент, хулу? Догадывается, что я оцениваю его как будущего отчима? А может быть, это извечное женское желание понять: чего же ей самой хочется? Не-е-т, в этих делах я вам, маман, не советчик. В оценках даже такой опытной и разумной женщины, как вы, все равно доминируют эмоции, и рациональные аргументы на них влияют слабовато».
– Не знаю, мам, он у нас недавно, да еще и в непривычном для себя положении пребывает – беглец, одиночка, от милости деда зависящий. Алексей же к другому привык – людьми командовать, самому себе хозяином быть. Сходила б ты к Нинее, она с Алексеем разговаривала, как-то поняла его – она же умеет.
– И правда, сходить, что ли? – было непонятно, довольна мать ответом или нет. – Ладно, Мишаня, ступай, вон Роська весь извелся, а там, вон гляди, Стерв чего-то машет. Всем ты нужен… воевода.
«Интересно: материн вопрос про Алексея означает, что тянуть с замужеством она не намерена, или я что-то не так понял?»
– Минька! – Роська так и кипел от возмущения. – Мне Матвей сейчас сказал… как ты мог? На святого человека…
– Ты меня учить собрался? – ответ получился резким, даже злым, чего Роська, разумеется, не заслуживал.
– Виноват, господин старшина! – Роська не на шутку обиделся. – Дозволь идти?
– Рось, не обижайся, – Мишка постарался максимально смягчить тон. – Так надо было, пойми. Командир может быть только один.
– Так точно, господин старшина! Дозволь идти?
– Перестань, Рось! Ну что ты как чужой? Я думал, что как раз ты-то первый все правильно и поймешь, – Мишка положил крестнику руку на плечо и почувствовал, что Роська с трудом удерживается, чтобы не стряхнуть ее. – Приходи вечером, поговорим, ты сам поймешь, что иначе нельзя было. Придешь?
– …Приду…
– И всех наших приводи, надо посидеть, обсудить многое… Ты смотри: наставники новые появились, семь десятков новобранцев, крепость строим. У каждого же из вас какие-то мысли есть, что-то подсказать, посоветовать можете или спросить, поспорить. Понимаешь меня?
– Угу.
– Ну тогда я жду вечером!
– Угу.
«Вид все равно обиженный. Хам вы трамвайный, сэр Майкл. Нельзя ближников обижать, вообще никого обижать нельзя… без необходимости. Всем мил, конечно, не будешь, но вот так, без причины… М-да, нехорошо получилось».
Стерв, в отличие от Роськи, был невозмутим, как индейский вождь. Сидя на бревне, спокойно дождался, пока Мишка подойдет к нему сам, вежливо поднялся навстречу и вроде бы безразличным голосом поинтересовался:
– Михайла, пленного допрашивать сам будешь или Алексея позовем?
– Какого пленного? Дядька Стерв, ты что, за болотом «языка» добыл?
– Ну. Ты же сам велел. Он уже неделю в погребе сидит – Алексей не велел попу показывать. Так звать Алексея-то?
– Погоди, ты сначала расскажи, что сам видел. Давай-ка тут на бревнышке посидим, а потом уже решим, что делать будем. Болото широкое, перейти трудно?
– Широкое, чуть не полдня перебираться пришлось, – принялся обстоятельно отчитываться Стерв, – но трясин особых нет, дно почти везде неглубоко и твердое, хотя, если дороги не знать, можно и с головой окунуться. Ближе к тому берегу островок есть, и на нем избушка поставлена. По всему видно, что постоянно в ней не живут, а устроено там все так, как нужно для людей, возвращающихся издалека и после непростых дел. Дрова запасены, два котла – большой и маленький, запас еды, чистое полотно для перевязок, кой-какие лекарства. Одновременно могут разместиться человек шесть-семь, а если потесниться, то и десяток. И запасов на десяток человек, даже если есть несколько раненых, хватит дня на два-три.
Я так думаю, что эту избушку для того и держали, чтобы те, кто возвращается, могли передохнуть, раненых перевязать, заночевать, если темнота на болоте застанет. Но в последнее время там никого не было, похоже, что, после того как они на нашем берегу в ловушку попали, больше там не ходили.
– А дальше, за болотом?
– Дальше, не на самом берегу, а чуть поодаль, настоящее жилье. Но мы на него только издали посмотрели, близко было не подойти – собаки учуяли. Похоже на хутор: два больших дома, разные постройки, огород, пашня – все добротное, подворье тыном обнесено, только хутор какой-то странный. Понимаешь, Михайла, сена и места для скотины там гораздо больше приготовлено, чем на таком хуторе может быть. Как будто приезжают туда, на время коней оставляют и куда-то уходят, а потом возвращаются, забирают коней и уезжают.
– Думаешь, это те, кто к нам через болото шастал? – озвучил Мишка первую пришедшую в голову мысль. – Специально для них и избушка на болоте, и хутор этот вроде постоялого двора.
– Может, и так, – Стерв пожал плечами, – но не думаю, чтобы все это только для нас городили, может быть, с того хутора в разные места пути начинаются? Больно уж все солидно устроено и с размахом. От того хутора дорога уходит, так она наезженная, видно, что не только верхами, но и в телегах ездят.
– Вы ту дорогу проверили?
– Нет, сначала мы вдоль берега болота сходили. Оно, вишь, не совсем стоячим оказалось, вода, хоть и медленно, к западу течет, особенно в одном месте чувствуется, там и поглубже – наверно, старое русло проходит. И еще одно. Тот берег заметно выше нашего, опять же и островок там, да не один. Кроме того, на котором избушка стоит, еще несколько маленьких есть. Получается, что, если то место залила перегороженная речка, вода должна была в нашу сторону разливаться, вот я и решил глянуть, почему не разливается. Недалеко – меньше дня пути – нашли плотину. Никакие это не бобры, людскими руками сделано, но сделано без ума – вода разлилась, обход плотины нашла и вернулась в русло. Поэтому болото больше и не разливается… а может, так и задумано было, не знаю. Плотина та совсем сгнила, если бы не всякий сор, который вода натащила, давно бы прорвалась, а раньше-то за плотиной следили. Избушка там рядышком брошенная. Уже лет пять, как хозяин либо помер, либо ушел. Так что, если надумаем болото спускать, туда человек десять с инструментом прислать, и за один день плотину разнести можно.
– А надо спускать? Для чего?
– Ну не знаю… вдруг воевода решит, ему видней. Я так только, посмотрел.
– Ну а дальше?
– Дальше пошли мы вдоль той накатанной дороги, но ушли недалеко – к мосту выбрались. Река пошире Пивени будет, не такая, конечно, как Случь, но пошире. Мост добротный, видно, что давно поставлен, но содержится в порядке и при нужде обновляется, а за мостом крепостца – не крепостца, а знаешь, мне Корней объяснял, есть такое слово «острог» – укрепленное место для малого числа воинов. Для стражи, к примеру.
– И много там воинов?
– Вроде как и вообще нету. Вышка стоит, а дозорного на ней нет, ворота раскрыты, а около них никто на страже не стоит, зато внутри белье на веревках, куры бродят, бабы, детишки. Одним словом, опять хутор, тем паче что и снаружи за тыном еще четыре избы стоят, две – совсем новые. Растет потихоньку селище.
– А дальше?
– А дальше мы не пошли. Переночевали, а перед рассветом засели в одном интересном месте на берегу. Я еще в лесу приметил – ходит кто-то к реке, но так, чтобы следов не оставлять. Если бы редко ходили, то и не оставили бы, но ходят часто, так что я приметил. Нашли и место, к которому ходят, а вот зачем ходят, я так и не понял. То есть понять можно было бы, но если покопаться, а я сам следов оставлять не хотел.
Ну, сидим ждем. Как туман на реку пал, подплывает лодка, в ней двое сидят, по всему видать, рыбаки. Один в воде под берегом пошарил, вытащил конец веревки, потянул за нее – наклонилась ветка ивы, а на ветке мешок висит! Совсем интересно стало. Рыбаки тот мешок сняли, на его место другой пристраивать принялись, а от их мешка так копченой рыбкой и понесло – у меня аж слюнки потекли.
И тут откуда ни возьмись другая лодка! В ней трое сидят вроде как рыбаками одетые, но не рыбаки, как потом оказалось. Один как заорет: «Хватай татей!» – а двое других прыг на рыбаков! Опрокинули лодку, а глубины там по пояс, и как пошли рыбаков лупцевать! Умельцы – сразу видно, что к драке привычные. Потом связали рыбаков, в лодку покидали, оба мешка забрали и уплыли. Вторую лодку за собой уволокли.
Больше на том месте ждать стало бесполезно – шум, крики, драка, если кто невдалеке и хоронился, то к берегу уже не вышел бы. Тогда мы, пока туман не спал, на тот берег и переплыли. Пошастали там немного, но место, чтобы человека скрасть, неудобное – кусты только вдоль реки, да и то не везде, а так все поля, огороды, баньки у воды стоят. На открытое место не выйдешь – люди в поле работают; если бы поодиночке, то и с поля человека взять ухитриться можно, но одиночек не нашли.
После полудня приметили, что крайняя банька топится, решили там счастья попытать, засели в кустах, глядим, а воду-то в баню аж трое таскают – опять не то! Хотели уж уходить, но те трое, что воду таскали да топили, собрались и ушли. Выходит, не для себя баню готовили. Опять ждем.
«Чего он так подробно все расписывает? Ну, подождали у баньки, хапнули «языка», и все. Нет, Стерв не болтун, раз в подробности ударился, значит, они имеют какое-то значение, да и обидеться может, если перебью. Послушаем».
– Через какое-то время глядим – идут к бане три девки, несут чего-то в мисках и на подносах, полотенцами покрытых, а с ними двое тех самых мордоворотов, что рыбаков утром вязали! Один бочонок тащит вроде бы с пивом, а второй – тот самый мешок с рыбой. Совсем непонятно – вроде бы загулять собираются, но баня-то тут при чем? И у девок вид смурной – не то чтобы их подгоняли, но и идут как-то без охоты.
«Да, у тебя в Куньем городище о таком мероприятии, как «баня с телками», и не слыхали, а этим «повезло» – предшественник «цивилизацию» внедряет».
– Девки в баньку зашли, а мордовороты неподалеку уселись, а через какое-то время подходят еще двое – тот, который «хватай татей!» кричал, и еще один мордоворот, ну прямо как родной брат тех двоих, только не бочонок несет, а кувшин. Зашли они в баньку, мордоворот почти сразу наружу выскочил, но уже без кувшина, и к тем двоим подсел.
Стали они, значит, пивко попивать да рыбкой закусывать, а в баньке визг девичий, хохот мужицкий… Эти трое на баньку поглядывают и посмеиваются, по рожам видно, а чего говорят, не слышно – далековато. Снова ждем. Больно уж мне захотелось этого кобеля блудливого скрасть, вот только как? Пока раздумывал, так и эдак прикидывал, он мне сам способ и подсказал – выскочил из бани и плюх в воду. Побултыхался немного, остыл и обратно в баньку побег, дальше куролесить.
Ну, думаю, тут-то я тебя и возьму, никуда не денешься – и мордовороты твои не помогут. Изготовили мы с Яшкой, что требуется, я поднырнул и засел под мостками, с которых блудодей в воду сигал.
«Смотри-ка ты, сына христианским именем зовет, специально для меня, что ли?»
– Долго сидел, замерз, аж зубы стучать стали, наконец слышу – ноги над головой топочут. Как посыпались в воду! Он, оказывается, не один, а с девками выскочил, я и растерялся – кого хватать?
Стерв сделал паузу, и Мишка понял, что последняя фраза была шуткой. Пришлось улыбнуться и спросить:
– Ну и как же ты разобрался?
– А очень просто! – торжествующе возгласил Стерв. – У блудодея-то ноги волосатые, а у девок-то нет!
– Хитро! – восхитился Мишка. – Я бы и не догадался.
– Ну! – воодушевившись, продолжил Стерв. – На ноги-то я ему петлю и накинул! Яшка тянет веревку, а я блудодея за бороду держу, всплыть не даю, так до наших кустиков и добрались. Кобель этот с перепугу воды нахлебался, надо откачивать, а я боюсь – начнет кашлять да перхать, кто-нибудь услышать может. Зря, оказалось, боялся – девки визг подняли: «Водяной, водяной!», мордовороты тоже чего-то орут. Двое в воду попрыгали, ныряют, ищут, а третий, видать, плавать не умеет, по берегу скачет и указывает, где искать.
Дурни! Мы же его против течения на веревке вытаскивали, а они до самого вечера вниз по течению искали – рыбаков на реку выгнали сети закидывать, вдоль берега по кустам и камышам шарили, а нас-то уже и след простыл.
Полоняник, правда, когда проблевался да прокашлялся, орать собрался, да Яшка его так ловко по горлу стукнул, что тот только сипеть и мог. Хорошо вы все-таки опричников учите, я такого удара не знал.
«Смотри-ка ты, приживается название «опричники», и никакого негативного смысла в него пока не вкладывается. Ну так и неудивительно, полицейских-то функций они не исполняют. Хотя как посмотреть, бунт именно опричники подавляли, по крайней мере – на заключительном этапе. Но все равно в устах Стерва «опричники» прозвучало, пожалуй, как «спецназ» или «гвардия».
– Обратно без приключений добрались?
– Как сказать… – Стерв пожал плечами, – вроде бы без приключений, только намаялись – полоняника на себе тащить пришлось, идти своими ногами отказался, и заставить не вышло, да и непривычен он босиком-то. Когда мимо того хутора проходили, который возле болота стоит, хотел шум поднять – начал биться, мычать, пришлось кулаком угомонить. А еще, когда на островке ночевали, он чуть не всю ночь веревку о край лавки перетирал, пока Яшка ему сапогом по ребрам не напихал. Упорный, словом, полоняник попался. Вот вроде бы и все. Хотя нет! Уже на этом берегу рысь встретили – хороший признак.
– Почему хороший?
– Значит, что не зря дозор с болота сняли, не шастает там никто, уж больно спокойной рысь была – просто подождала, пока мы пройдем. Поскалилась, пошипела, конечно, но видно было, что сытая и уходить с этого места не хочет. Может, котята где-то недалеко, а в неспокойном месте, где люди шляются, рысь с котятами не встретишь.
– Угу, – про рысь Мишке было неинтересно. – По всему видать, вы какого-то начального человека изловили. Допрашивали его? Что говорит?
– Ничего. Алексей немного поспрашивал, побил слегка – молчит, я же говорю: упорный попался. Алексей его пытать не стал, а велел кормить одной солониной, но воду давать через день. Сказал, что отмякнет, потом и поспрашиваем.
– А Нинея?
