Эксперимент

Странно, но ни Сергей, ни Рабия, простив друг друга и самих себя, явно не торопились попасть в общество других людей. Соединенные силой взаимного притяжения, они медленно парили в безвоздушном пространстве, иногда делая замысловатые пируэты, переворачиваясь, сжимая и удлиняя прозрачные коконы – танцуя в ритме слышимой только ими музыки.

Наверное, этот танец мог бы продолжаться и продолжаться, но в какой-то момент они оба почувствовали неодолимую тягу соединить руки, обнять друг друга… В последний раз закружившись в танце, они синхронно вытянули свои тела в направлении космического вестибюля и поплыли в его сторону. Скорость полета была невелика, так как все мысли Гвоздикова, чей кокон выдвинулся немного вперед, были заняты Рабией. Вероятно, и она думала сейчас о нем больше, чем обо всем остальном мире. Смогут ли они уединиться в этом переполненном людьми космическом объекте?

– Не волнуйся, – прервал размышления нашего героя голос Миллиардерши, – вестибюль теперь ничем не отличается от вашей планеты. Все доставленные в него земляне живут сейчас нормальной человеческой жизнью.

– Как это?

– Мы расширили вестибюль, создали внутри него модель вашей планеты по состоянию на четыре часа утра двадцать шестого января две тысячи двадцатого года и заселили ее телесными анимаклонами обитающих на Земле живых существ. Карты памяти каждого из доставленных сюда вместе с вами землян очистили от ненужных воспоминаний о перелете, и они сейчас живут среди наших клонов нормальной человеческой жизнью, принимая последних за реальных рыб, птиц, животных, за обычных людей – своих друзей, врагов, супругов, родителей, детей. Пока ты страдал на периферии, здесь все преобразилось. Идут дожди, светит Солнце, падает снег… Правда, в этой связи возникла небольшая проблема – упущено время. Мы уже не можем поместить вас с Рабией в предназначавшуюся для вас модель отеля «Хилтон»: эксперимент идет полным ходом и ваш отель уже больше месяца живет здесь самостоятельной жизнью. Для его работников и постояльцев вы с Рабией исчезли в неизвестном направлении, оставив записку, что решили уединиться и вернетесь нескоро. Давайте вместе решать, что с вами делать.

– Отправьте нас на Землю.

– Это хороший вариант. Время на Земле течет в миллиарды раз медленнее, чем на нашем корабле, поэтому мы вернем вас в те же точки пространства-времени, из которых вы были изъяты. Интервал составит не более пятнадцати секунд. Но есть один нюанс: в памяти ни у нее, ни у тебя не останется ничего, что было здесь. Для вас возвращение будет простым продолжением той ночи. Ты продолжишь размышления о том, где бы в четыре утра достать водочки и что еще можно прихватить с собой в Россию из номера восемьсот двенадцать турецкого отеля «Хилтон», а Рабия продолжит в страхе и ужасе вспоминать пьяного русского туриста, пытавшегося насильно затащить ее в свою постель.

– Ты хочешь сказать, что мы не будем помнить ни нашего танца, ни этого полета?

– Именно так. Все, что здесь с вами происходило, будет автоматически стерто из вашей памяти. Вы снова погрузитесь в свои обиды, страхи, грязь и жадность. Сумеете ли вы когда-нибудь из них выбраться – не знает никто. Хотите вы такого возвращения?

– А что будет, если останемся здесь?

– Тоже никто не знает. Будущее Земли сегодня решается здесь. Каким оно будет, зависит от каждого из принимающих участие в эксперименте землян, в том числе и от тебя. Возвращаешься или остаешься?

– А как Рабия?

– Она сказала, что хочет быть там, где будешь ты. Разумеется, в случае вашего добровольного согласия стать участниками эксперимента из ее и твоей памяти не будет производиться никаких изъятий.

– Остаюсь… Вернее, мы с Рабией остаемся. Какое место будет нам отведено в вашей модели?

– Сейчас у нас нет другого выхода, как десантировать вас в одну из точек высокой турбулентности. Вы окажетесь в Сирии, в одном из маленьких городков провинции Идлиб4. Рабия давно хотела отправиться туда на поиски своей матери и племянницы, но у нее не было достаточных средств для поездки. С твоими пятью тысячами долларов это осуществится.

– Деньги остались в отеле, под матрасом.

– Не проблема. Все, что до момента похищения ты считал в отеле твоим, будет у тебя и здесь.

– А что дальше?

– Все зависит от вас самих. Мы не вмешиваемся в происходящие на модели события и не будем вмешиваться в ваши взаимоотношения с другими людьми. Если кого-то из вас, тебя или Рабию, в смоделированной реальности убьют, вы незамедлительно окажетесь на своей родной планете, в отеле «Хилтон», каждый на своем месте. Ты проснешься в своем номере, сидя на кровати перед раскрытым чемоданом.

– Забыв обо всем, что было с нами здесь?

– Разумеется. Но персонально для вас с Рабией есть вариант, при котором возможно сохранение ваших карт памяти. Чтобы он осуществился, вы должны выжить в смоделированном мире, вернуться из провинции Идлиб в отель «Хилтон» и седьмого марта две тысячи двадцатого года в четыре часа ночи, ни секундой позже, быть – ты в номере восемьсот двенадцать, а она в своем служебном помещении.

– К чему такая точность?

– К этому времени все земляне из нашей модели будут уже изъяты и возвращены на Землю, вместо каждого из них будут жить, работать и умирать их клоны. Модель начнет работать автономно и через два миллиарда лет закончит свое существование (если клоны не разрушат ее раньше). Разумеется, я говорю о времени внутри нашего корабля, а не вашем, земном.

– А если кто-то из нас задержится, не успеет?

– Карта памяти сохранится только у того, кто успел.

– Других вариантов нет?

– Нет.

– Что ж, принято.

– И еще. В качестве бонуса за ваше согласие стать объектами нашего исследования вам введены под кожу чипы-переводчики, способные автоматически переводить речь на языки, понятные вашим собеседникам. Так что вас везде будут принимать за своих. Потренируйтесь для начала в уединении вдвоем. Губы и язык при произношении незнакомых слов двигаются несколько непривычным для них образом, надо научиться не препятствовать им. Удачи. Откровенно говоря, я немного завидую вам обоим.

5. В доме Халеда

Запах дыма и жуткий, пробирающий до костей холод – первое, что ощутил Гвоздиков, очнувшись на каменном полу в незнакомом тесном помещении с низким сводчатым потолком. Сквозь узкий пролом в наружной стене комнатку освещал тонкий солнечный луч, рассеиваясь во влажных испарениях и замирая светлым пятнышком на крашенной охрой дощатой двери. Некоторое время он ошалело вглядывался в это пятнышко, пытаясь понять, где он и что с ним. Хотелось хоть что-то поесть, горячего чаю и в туалет. На периферии сознания всплыло: значит, обмен веществ через поры – дело прошлое. Тут же разом вспомнилось все, что было с ним незадолго до этого: и прощение Рабии, и полет с ней, и последние наставления Миллиардерши.

Сергей привстал, опираясь на руку, огляделся по сторонам. С правой стороны – голая стенка со следами облупленной штукатурки; вплотную к ней на усеянном осколками полу – его чемодан и чья-то дорожная сумка. На небольшом возвышении слева, сжавшись в комочек, подложив под голову ладони и завернувшись в тонкий черный плед, спала Рабия. Пригнув голову, чтобы не удариться о нижнюю кромку потолочного свода, он подошел к ней. Неудержимо хотелось провести рукой по ее выбившимся из-под пледа волосам, поцеловать их. Помнит ли она, как они плакали, глядя в глаза друг друга, как кружились в полете танца – будто были одни во всей Вселенной? В нерешительности, боясь ненароком потревожить ее сон, он замер около ложа этой ставшей бесконечно близкой ему женщины. Пять минут прошло или два часа, он не знает. Подняв глаза, Гвоздиков увидел в двух шагах от себя дверь. Он подошел к ней вплотную. Она была приотворена. Из узкой щели между косяком и створкой торчали куски штукатурки, а пол был покрыт толстым слоем известковой пыли. В верхней части щели виднелась узкая полоска неба. Гвоздиков навалился на створку плечом, но, блокированная с другой стороны чем-то тяжелым, она не шелохнулась.

– Сергей, – услышал он за спиной тихий голос Рабии, – ты помнишь, что с нами случилось?

– Да, – ответил он, обернувшись к ней.

– Мы с тобой находимся в доме моего мужа, в кладовой на первом этаже. – Рабия перешла на арабский язык: – Ночью я проснулась от грохота, вероятно, в дом попал снаряд, разрушились два верхних этажа, завален вход в кладовую со стороны гостиной. Ты так крепко спал, что не проснулся, а мне жалко было тебя будить. Я осмотрела все сама, облазила все углы и узнала это помещение. Из него есть другой выход наружу – через люк в полу, там надо пробираться по узкому лазу, и попадаешь во внутренний сад дома на соседней улице.

– У тебя есть муж?

– Халед был боевиком Джебхат ан-Нусры5, боролся за создание Исламского государства. Три года назад, через неделю после свадьбы, его убили под Идлибом6. Его друзья предложили мне, во имя Аллаха милостивого и милосердного, отомстить за смерть мужа, взорвать себя в окружении врагов ислама. Полгода меня наставляли в вере и обучали обращению с взрывчаткой, а потом к нашему лагерю подступили войска Асада, и я сбежала в Турцию с другими сирийскими беженцами. Я видела много смертей и не хочу никого убивать.

– Я в туалет хочу, – переминаясь с ноги на ногу, взмолился Гвоздиков.

– В углу по диагонали от тебя, за грудой кирпичей валяется пластмассовая бутыль из-под машинного масла. Воспользуйся ею. Я отвернусь. И еще, переходи тоже на арабский, чтобы освоиться с артикуляцией.

– Попробую, – ответил на арабском Гвоздиков.

– На моем мобильнике села батарейка, а розетки здесь не работают. У тебя есть мобильный телефон?

– Не знаю.

– Посмотри в своем чемодане. Если есть, я дозвонюсь до кого-нибудь из друзей, чтобы помогли нам. Мои вещи лежат в дорожной сумке, я ее осмотрела: там только моя одежда, паспорт, кошелек с банковской картой, зарядка и разные мелочи – все, что было при мне в отеле в ту ночь, когда нас похитили.

Сергей, пригнув голову, прошел в указанный Рабией угол, нашел бутыль, облегчился. Застегнув штаны, перешагнул через кирпичи, подошел к лежащему на полу чемодану и открыл его. В глаза бросились лежавшие сверху два гостиничных полотенца и набор шампуней. «Избавиться, побыстрее избавиться! Засунуть под кирпичи, чтобы Рабия не видела», – мелькнуло в голове.

– Не прячь ничего от меня, – раздалось за спиной. – Ты был другим человеком, когда укладывал чемодан. Это другой, а не ты имел склонность к воровству. Сейчас ты не такой, я знаю.

Гвоздиков оглянулся. Рабия сидела на своем каменном ложе, распустив по плечам длинные черные волосы, грустно и нежно глядя на него своими большими темными глазами. Какая она сейчас красивая, хрупкая, беззащитная! От этой беззащитной красоты ему стало стыдно за себя «другого», безумно захотелось подойти к ней, обнять, утешить, защитить. Но не испугает ли он этим ее, не оттолкнет ли она его от себя, как было там, в гостиничном коридоре?

– Ты так странно смотришь на меня. Что-нибудь случилось? – принимаясь расчесывать гребнем волосы, спросила Рабия. – Если что-то не так, скажи.

Гвоздиков не знал, как выразить словами обуревавшие его чувства, поэтому глядел на нее и молчал.

– Это не совсем даже и кража, – по-своему расценив его молчание, продолжила она развивать тему о воровстве. – В ценах на гостиничные номера учитываются все издержки, связанные с приемом туристов из России. Так что за полотенца и шампуни ты заплатил при заказе номера. Последний год таких краж в нашем отеле почти не случалось. Все в этом мире меняется, меняемся и мы сами. Разве не так?

Сергей, оставив чемодан открытым, шагнул к Рабии, упал на колени и, глядя снизу вверх в ее глаза, тихо произнес:

– Я никогда тебя не обижу, никогда не обману и никому другому не позволю этого сделать. Мне хочется быть с тобой рядом… Всегда… А сейчас – обнять… Но я боюсь…

– Почему?

– Ты… не оттолкнешь меня?

Она отложила гребень в сторону, склонила голову, развела ладонями ниспадавшие до пояса волосы, окутала ими лицо Гвоздикова и, приблизив к нему свое лицо, прошептала:

– Глупенький. Как же можно отталкивать того, кто люб?

Он протянул вверх руки, обнял склоненную к нему голову Рабии и, не отрывая своих глаз от ее глаз, неожиданно произнес:

– Я люблю тебя.

Она молчала.

– Будь моей женой… Ты согласна?

Она прижала его голову к своей груди, потом слегка отстранилась и… заплакала.

– Ты не согласна? – лицо Гвоздикова вытянулось, быстро-быстро заморгали ресницы.

– Согласна, – еле слышно прошептала она и снова прижала его голову к своей груди.

Они сидели неподвижно несколько минут. Потом он осторожно отстранился, поднялся с пола, пересел на каменное ложе, придвинулся к ней вплотную, обнял за плечи и потянулся своими губами к ее губам. Их губы соединились, но поцелуй был прерван – с наружной стороны дома раздались чьи-то быстрые шаги. Кто-то подошел вплотную к стене, остановился и с хрипотцой в голосе скомандовал:

– Миномет перетащите сюда!

– Тут раньше был дом дядюшки Халеда, – не в тему ответил тонкий мальчишеский голос.

– Знаю. Здесь перед вами вся улица будет как на ладони. Через два-три часа пойдет их техника, подпусти ближе, чтоб наверняка, и дави на гашетку. Твои пацаны пусть зря патроны не тратят, стреляют прицельно. Понял?

– Понял!

– За той красной дверью – маленькая кладовка. Там в полу есть люк, отстреляетесь и бегом по подземному ходу в сад Захарии. Спрячетесь в кустах у забора. Пропускайте танки и забрасывайте сзади пачками гранат. Где гранаты спрятаны, сам знаешь. Береги себя, не подставляйся – ты нужен Аллаху.

– Перед дверью все завалено. Без техники нам втроем до вечера не разобрать.

– Не надо ничего разбирать. Возьмешь у Талала топорик. Я скажу, он даст. Прорубишь в верхней части двери лаз. За полчаса успеете все подготовить, а сейчас пойдем к Усаме.

Голоса стали удаляться.

Сергей и Рабия, затаив дыхание и отстранившись друг от друга, с минуту прислушивались к доносящимся с улицы звукам.

– Уходим отсюда, – первым пришел в себя Гвоздиков. – Здесь оставаться опасно. Где тут в полу крышка люка?

– Тебе нельзя показываться на людях.

– Почему?

– У тебя нет обязательной для всех мужчин бороды. В тебе признают кяфира7, а сейчас это равноценно смертному приговору.

– Тогда звони друзьям, подругам и уходи одна. – Сергей снял руку с плеча Рабии, встал в полный рост, коснувшись головой потолочного свода, инстинктивно пригнулся, шагнул к чемодану, нашел во внутреннем кармашке мобильный телефон и протянул его Рабии. – За меня не волнуйся – я пять лет занимался каратэ, если что, справлюсь с этими пацанами, потом тебя найду.

– Не так-то просто с ними справиться, – принимая телефон, ответила она. – Я по голосу узнала – это Аммар с соседней улицы. Хороший пацан: всегда здоровался со мной, угощал орешками. Его отец погиб в бою против правительственных войск в один день с моим мужем. Потом я видела его в лагере, где нас, женщин, наставляли в вере и способах самоподрыва в местах сборища кяфиров, а таких, как он, пацанов, во имя Аллаха милостивого и милосердного учили убивать неверных.

– Пацанов учили убивать?

– Инструкторы выводили в обнесенную колючей проволокой зону мужчин из числа военнопленных или пойманных при проверках документов алавитов, а мальчишки должны были соревноваться, стреляя в эти живые мишени из разного оружия. Их также обучали приемам рукопашного боя, владению ножами. Но больше всего учили ненависти. Ненависти ко всем, кто не мусульманин или искажает ислам: к еретикам, христианам, шиитам, алавитам, езидам, суфиям… Врагов у Аллаха очень много. Отдать жизнь в борьбе с ними для каждого из этих ребят дело чести. Если ты не Рембо, то справиться с Аммаром и его приятелями тебе вряд ли удастся, – разве что подкрасться тайно и перерезать каждому горло. Но тогда ты станешь таким же, как они.

– Все равно уходи. Я не умею и никогда не буду никого убивать, но что-нибудь придумаю, чтобы обезвредить пацанов.

– Я не могу выйти отсюда одна. Женщинам нельзя появляться на людях без сопровождения мужчин. Их отлавливают, а их мужей или опекунов, допустивших такое неуважение к шариату, наказывают ударами плети. Так что оставим этот разговор.

Рабия стала по памяти набирать один за другим номера своих сирийских друзей. В ответ слышались длинные гудки.

Гвоздиков, сидя на чемодане, тупо смотрел на дрожащий в пыльном воздухе лучик солнца. Ничего умного в голову не приходило. И вдруг в памяти высветились слова Миллиардерши: «Если надумаешь вернуть волосатость на лице, проведи с этой мыслью по лицу тыльной стороной правой ладони». Он быстро поднес тыльную сторону правой ладони к лицу и медленным движением обвел ею вдоль щек и подбородка.

– Кто ты? – испуганно вскрикнула Рабия, подняв на миг глаза от экрана телефона и увидев перед собой заросшее густыми рыжими волосами лицо.

Сергей закрыл глаза ладонью левой руки, провел по лицу, сжал в кулак, тут же мысленно отбрасывая бороду, резко растопырил пальцы и, разом лишившись растительности, довольный произведенным эффектом разулыбался.

– Аллах всемогущий! – воскликнула Рабия.

Гвоздиков вновь поднес к лицу правую ладонь, но не успел довести фокус до конца – зазвонил телефон.

Рабия взглянула на мобильник. Узнав по высветившемуся на экране номеру, от кого идет звонок, приняла вызов, приложила телефон к уху и радостно закричала:

– Татик, йес йем джер йерикхан!

В мозгу Сергея моментально отпечатался перевод: «Бабушка, это я, твоя малышка!»

С той стороны что-то долго говорили.

По щеке Рабии покатилась слеза. Перейдя с армянского на более привычный для нее арабский, она стала быстро-быстро рассказывать, как перебралась из Турции в Сирию, пришла в дом Халеда, как ночью в дом попал снаряд и что она не одна, а с будущим мужем, хотела найти мать, испросить благословения на брак. Жаль, что с мамой все так случилось…

Она переключила динамик телефона, чтобы Гвоздиков тоже мог слышать разговор. Они с бабушкой вспоминали общих знакомых: кто-то, как родители и братья Рабии, погиб, кто-то эмигрировал, а большинство канули в неизвестность. Потом бабушка запела какую-то щемяще-грустную песню на армянском языке. Рабия с середины первого куплета присоединилась к ней. Гвоздиков сначала просто слушал, затем, запомнив слова припева, тоже стал немного подпевать, чем сразу покорил сердце старой женщины.

После песни некоторое время все молчали. Первой нарушила молчание бабушка.

– Ты армянин? – спросила она у Гвоздикова на арабском.

– Русский, – ответил тот.

– Русский тоже хорошо, – обрадовалась старушка. – Мой муж был коммунистом, он очень тепло говорил о вашей революции. Ты тоже коммунист?

– Беспартийный.

– Жаль, но все равно, коль приглянулся моей внучке – человек хороший.

– Бабушка, – вмешалась в разговор Рабия, – где ты сейчас?

– Мы с Халимой и Исрафилом перебрались в подвал дома Захарии. Сам хозяин с женами и детьми месяц назад после первого штурма города правительственными войсками бежал в Турцию, а дом оставил открытым, чтобы люди могли в нем укрываться от войны. Говорят, что с минуту на минуту город снова будут штурмовать правительственные войска. Мы взяли с собой одежду, продукты и перешли из нашего дома сюда. Здесь стены толще, есть вода, туалет. Переходите и вы к нам. Переждем вместе лихо, поговорим, а там – как бог даст.

6. В подвале дома Захарии

Подземный переход в сад Захарии оказался узким и низким. Сергею с его комплекцией местами приходилось протискиваться между каменными стенами, да еще чемодан надо было тащить за собой. Не обошлось без потерянных пуговиц и царапин на теле. Выход наружу был закрыт легким пластмассовым щитом. Сдвинув щит и отбросив в сторону, Сергей и Рабия выбрались наружу. Сад, несмотря на бушевавшую вокруг войну, выглядел на редкость ухоженным: ни мусора, ни упавших веток, земля вокруг деревьев взрыхлена и покрыта пленкой. Вдоль невысокого, сложенного из желтого камня забора, отделявшего сад от улицы, выбивались из земли редкие пучки травы. Из глубины сада, где среди весьма изящно разбросанных валунов был замаскирован подземный ход, к дому вела усыпанная серым гравием тропа. Гвоздиков, перешагивая через камни, пошел к ней.

– Подожди! – окликнула его Рабия. – Надо закрыть и подпереть камнями выход из подземного перехода.

– Зачем? – удивился Сергей.

– Если Аммар и его приятели переберутся в этот сад и начнут забрасывать гранатами правительственные войска, те откроют ответный огонь по мальчишкам и быстро их уничтожат. Будет обстрелян и разрушен дом Захарии, а значит, погибнут люди, которые прячутся в нем от войны.

Опустив чемодан на траву, Сергей вернулся, поднял с земли пластмассовый щит и закрыл им выход. Вдвоем с Рабией они придвинули вплотную к щиту ближайший валун и набросали сверху внушительную гору камней помельче. Теперь без посторонней помощи никакой богатырь, не говоря о малолетних пацанах, не сможет выбраться наружу.

Возле дома их ждала пожилая женщина в разукрашенном мелким бисером черном платье, державшая за руку худенькую большеглазую девчушку лет четырех. Волосы у обеих были спрятаны под хиджабом, лица закрыты никабом – видны лишь глаза. Увидев незнакомых людей, ребенок поспешно спрятался за спину женщины, та, не наклоняясь, обняла подбежавшую к ней Рабию, и они долго стояли обнявшись, не произнося ни слова. Потом женщина поздоровалась с Гвоздиковым, сделала ему комплимент по поводу богатырского роста и представилась:

– Лиана, бабушка Рабии. А это, – женщина снова взяла за руку малышку и вывела перед собой, – наша красавица Халима, племянница Рабии, моя правнучка.

Бабушка Лиана и красавица Халима

Гвоздиков, не зная, принято это или нет у мусульман, протянул Лиане руку. Она вложила в нее свою ладонь, едва сжала его пальцы и сразу высвободила. Халима, внимательно осмотрев незнакомца с ног до головы и немного поколебавшись, тоже протянула ему свою крошечную ладошку. Сергей обнял ее тремя пальцами, склонился, поднес к губам и бережно поцеловал. За что в ответ был награжден тихой обворожительной улыбкой и внимательным благодарным взглядом. После церемонии знакомства все поднялись по широкой мраморной лестнице в дом.

В большой прихожей, заваленной мешками, узлами, перевязанными бечевкой тюками, они прошли к невысокой двери с левой стороны от входа, отворили ее. В лицо пахнуло блаженным теплом. Спустившись по деревянным ступенькам вниз, оказались в подвальном помещении среди укрывшихся в нем от войны незнакомых людей. В основном это были женщины, старики и маленькие дети. Гвоздиков увидел устремленные на него со всех сторон десятки глаз. Мужчины уже тысячи лет воюют друг с другом. Одни защищают власть, другие борются с ней или с ее бесчисленными врагами за родину, за веру или просто потому, что так у мужчин заведено. Мужчина без автомата, с чемоданом в руке, в непривычной европейской одежде – что привело его сюда, что от него ожидать? Не выдержав этих вопрошающих взглядов, Гвоздиков опустил голову и молча проследовал за Лианой и Рабией в дальний угол подвала.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

1. Войды – одни из крупнейших образований в природе, занимающие основную часть пространства во Вселенной. Главная особенность данных структур заключается в том, что плотность видимой материи в них значительно ниже средней ее плотности во Вселенной. Средний размер войдов достигает 40 мегапарсек (≈ 130 млн световых лет). В войдах могут быть «темная энергия» и протогалактические облака. В 2014 году астрономы из университета Пенсильвании обнаружили в войдах небольшие искажения в направлениях распространения света, создаваемые, предположительно, темной материей. Для этого были использованы данные Слоановского цифрового небесного обзора для 40 миллионов галактик и 20 тысяч войдов.

2

Сверхскопление галактик – самый большой тип объединения галактик, каждое из сверхскоплений включает в себя тысячи галактик. В масштабах сверхскоплений галактики выстраиваются в нити, окружающие обширные разреженные пустоты (войды) и образующие плоские скопления (стены).