скачать книгу бесплатно
– Я рад, что тебе лучше. Силы продолжать жить появились?
– Да. Да, более чем. Настолько, что завтра, – юноша склонился к решётке ближе, – мы сбежим.
– Что?! Ты, верно, лишился ума! Нас схватят и подвергнут пыткам ещё более страшным, чем мы можем себе представить! А если… Если нас убьют?
– А если нас не схватят и мы спасёмся? – Винсент сощурился, он сжал в кулак ту руку, где имелись отметины. Поморщившись, юноша тем не менее не стал разжимать ладонь. – Довольно терпеть, нам пора сражаться за свою жизнь и что-то менять! Когда, как не во время похода, нам бежать? Здесь много людей, таких же как мы, намного больше, чем культистов. За всеми не уследить, решёток нет, вокруг поля и леса, будет где укрыться… Мы сумеем!
– Нет. Нет-нет-нет! – Флейм потряс головой. – Забудь об этом и более никогда даже не заикайся! Это слишком опасно!
Арло был настроен категорично. Он даже отвернулся от собеседника. Страх сковал его сердце при первых же словах о побеге – ещё пока писаря вели в новый дом, то предупредили, что его ждёт такая расплата за любое неповиновение, что после он перестанет чувствовать себя и лордом, и мужчиной, и человеком. Когда Винсент изъявил желание вырваться на свободу, воображение Арло рисовало ему не прежнюю жизнь, не друзей или отца, не Дэйбрейк и родные покои, не поляны и прекрасную подругу детства, а наказание. Он представлял, как культисты ловят его, возвращают в сырой подвал и начинаются самые жуткие дни его жизни. О подробностях он старался не думать.
– Мне тоже страшно, – прохрипел за спиной Винсент. – Это нормально – бояться. Даже самые опасные хищники в наших лесах испытывают страх. Но ненормально из-за этого страха ничего не делать и смиряться с участью. С неминуемыми страданиями и гибелью.
Писарь продолжал разглядывать пол перед собой и молчать.
– Если ты ради себя боишься рискнуть, рискни ради меня. Я уверен, что и твоя семья ждёт тебя дома. И ты тоже не трус, ты не можешь отойти от пережитого и всё это для тебя ново. Для меня было так же.
Арло вновь ощущал, как уверенность в правильности собственных действий постепенно сходит на нет. Из-за его страха юный лорд может и не решиться на побег. Или, наоборот, решится и что-то не учтёт и, следовательно, потерпит поражение.
– Я не справлюсь без тебя. – Виллингпэриш смотрел на приятеля не отрываясь. Он сверлил мужчину взглядом, и писарь не знал, что ответить. До тех пор, пока не услышал голос самого обыкновенного мальчишки. Ребёнка, только ступившего на путь взрослой жизни, не успевшего набить шишек и попавшего в чудовищные обстоятельства. Того, кому требовалась поддержка, того, кто боялся, хоть и скрывал это всеми силами. – Пожалуйста, Арло…
– Ладно. Хорошо. Хорошо, я помогу тебе.
– Ты сбежишь вместе со мной?
– Да.
– Я знал, что могу на тебя рассчитывать. Я расскажу, что мы сделаем, но мне нужно немного подумать…
Лорд Винсент Виллингпэриш сдержал обещание и разработал план побега. Арло же никогда не занимался ничем подобным, разве что лишь в самые юные годы, когда сбегал за крепкие и безопасные стены замка со своими друзьями или освобождался из-под опеки родителей и норовил полазить по недостроенной части крепости. Но и в десять, и в шестнадцать лет всё выглядит иным, каждый мнит себя бессмертным, и страхи – это лишь непонятные, но осязаемые эмоции. Чаще всего их можно почувствовать, но невозможно понять и дать логическую оценку. Но потом страхи становятся лишь сильнее, так как кроме домыслов о том, что может ждать впереди, человек приобретает достаточно знаний и опыта, чтобы на самом деле понимать. Чтобы предполагать, каким будет окончание пути.
Разумеется, пленники понимали, что их ждёт лишь два исхода – либо получится сбежать, либо нет. Винсент думал только о положительных моментах и заявлял, что даже если их схватят, то надо пытаться снова и снова. Но Флейм не мог перестать опасаться, что даже если беглецам будет сопутствовать удача, то в неизвестной местности, на землях, что принадлежат одному из лордов, имени которого они не знают, без денег, одежды, еды, без всего, уставшие и не умеющие ничего полезного для выживания, воспитанные как знатные люди, пленники Культа Первых могут и пропасть. Им придётся очень туго. Возможно, не лучше, чем в клетке. Кто знает, не ожидает ли их в конце пути точно такая же, а может, и более мучительная смерть от болезни или голода?
Про то, что может ожидать беглецов, если их всё же поймают, думать и вовсе было страшно. А уж о последствиях второго неудачного побега – и подавно. Но вассал Холдбистов заражал уверенностью, неустанно твердил о несостоятельности другого варианта развития событий и не желал предполагать, какие опасности могут встретиться на пути.
Арло оправдывал себя желанием присмотреть за юнцом. Писарь верил, что пережил бы плен. Верил, что смог бы рано или поздно убедить культистов отпустить его. А ещё Арло считал, что его пленители так или иначе работают на кого-то из знати, которая их обеспечивает, а значит, шанс договориться возрастает. Вот только Винсент один не справится ни в коем случае, и бросать его нельзя. Исключительно желание помочь, а не стремление следовать, куда ему укажут, дабы не брать на себя ответственность, помогло выбрать путь – так повторял себе Флейм.
Спустя два привала, во время которых можно было обсудить план, Винсент продемонстрировал украденный у культистов нож. Клетки остались далеко позади – в день, когда приятели собирались бежать, всех пленников крепко связали и вывели на улицу. Рабы, в том числе и Флейм, жмурились, морщились, закрывались руками от слишком яркого солнца на протяжении пары часов, не меньше. В подвалах крепости – при удалении от старого места обитания Арло удалось рассмотреть строение – было темно, лишь по паре факелов с каждой из сторон освещали пространство круглые сутки. Порой, когда стражникам надоедала полутьма, они зажигали оставшиеся факелы – между клетками с обеих сторон проходов, на расстоянии четырёх шагов друг от друга. Но даже это не могло сравниться с полуденным солнечным светом.
На некоторое время мужчине показалось, что он ослеп. Он махал перед собой связанными руками, пытался прощупать ногами путь и тихо стонал от непередаваемых неприятных ощущений в глазах. В нос ударила волна свежего воздуха, вдруг ставшего неприятно-кусающим. Ощущение покалывания и желание чихать быстро сменились радостью, но в первые минуты и даже часы писарь хотел вернуться обратно.
Лёгкий ветерок трепал спутанные пряди, из-за чего кусочки соломы начали высовываться из них. Запахи травы, поздних цветов и лошадей наполнили всё существо Арло. Он чувствовал себя недавно родившимся щенком – вокруг столько всего нового и интересного, всего, что очень хочется изучить. А ещё вокруг таилась опасность, он знал это, но не мог её разглядеть.
Культисты не стали дожидаться, пока их подопечные придут в себя. Изначально было решено привязать верёвки от рук пленников к лошадям и таким образом транспортировать их. Несколько человек у каждой лошади и несколько, что должны были идти за телегами, к которым тоже тянулись путы. Прекрасному плану было не суждено сбыться – ослабевшие от заточения несчастные сбивались с шага, падали без сил, выдыхались и не думали ни о чём, кроме своей усталости. Арло был одним из первых.
Да, таким образом культисты могли обезопасить себя от попыток побега, ведь измотанным до полуобморочного состояния людям некогда было переговариваться. Тех, кто вёл себя совершенно неразумно или был слишком слаб, связанными бросили в телеги.
Спустя всего пару часов стало понятно, что таким образом Культ Первых будет добираться очень долго, если и вовсе сумеет куда-то продвинуться.
Утомлённые жертвы душевнобольного лекаря, побывавшие за Вратами Бездны, перепуганные пленники, которых морили голодом, женщины, подвергшиеся избиению и насилию, – эти люди не могли долго идти, а некоторые и передвигаться вовсе. Даже боль от падений и волочения по земле не могла заставить их встать.
Наконец, боясь лишиться лордов, леди, Говорящих, вождей и воинов – всех тех, кого они с большим трудом отлавливали, культисты погрузили пленников на телеги и к каждой куче тел отрядили надзирателей. Удача, как подумал Арло, улыбнулась им с Винсентом – они с северянином оказались в одной повозке. В соседи им досталась девушка, молчаливая и напуганная, за всё время она не издала ни единого звука и только таращила глаза от каждого лишнего шума и движения. Ещё одним спутником был мужчина средних лет с земель Арло. У темнокожего сохранились некоторые рисунки на теле, те, что нанесли, вдалбливая краску в кожу кончиком иглы. Некоторые из них выглядели словно новые, а другие были затёрты и перекрыты шрамами от порезов и ожогов. Испорченные символы, что являлись оберегами, должно быть, подкосили воина более всего – Флейм уже слышал о подобном явлении.
Коренные жители новых земель нередко привязывали вождей или великих и знаменитых воителей из противостоящих племён к столбу, прилюдно распарывали кожу посередине рисунков, раздвигали её в стороны и либо так пришивали, либо прижигали, чтобы более она не срослась. Особо озлобленные вырезали кусок и бросали в костёр. Это лишало духа всю общину, и боец, особенно вожак, даже если выживал, мог лишиться ума и с тех пор считался недостойным занимать высокое положение в обществе. Имелось множество ритуалов, чтобы вернуть себе расположение, все они были связаны с рисками, местью и жестокостью, что не нравилось писарю, однако совершенно не останавливало оскорблённых. Он имел удовольствие узнать пару подобных людей.
Первой ночью Арло не решался даже думать о побеге, предполагая, что недруги могут всё прочитать по его лицу, и потому пролежал ничком, стараясь не привлекать к себе внимания. Винсент же постоянно пытался подобраться ближе к мужчине, что сидел на козлах и выкрасть у него оружие. На второй день ситуация сложилась даже лучше, чем можно было рассчитывать.
Месторасположение телеги во время стоянки, отошедшие неизвестно куда надзиратели, тёмная ночь, безлунная, шумная из-за птичьего уханья и ссоры культистов у центрального огня – всё словно специально совпало именно так, чтобы побег свершился. Арло ещё больше ощущал страх, чем все дни до этого, но превосходное стечение обстоятельств не укрылось от его приятеля.
Каким образом они освободились, Флейм не понял. Он помнил, что предлагал бежать и темнокожему воителю, но тот был сломлен и боялся не меньше, чем писарь. Пришлось бросить земляка. Затем беглецы умудрились вылезти из телеги и добежать до леса незамеченными, но тут духи перестали выравнивать перед пленниками культистов дорогу. Незнакомый коренной житель родины Арло тоже возжелал выбраться – он вывалился из телеги со связанными руками, шлёпнулся и додумался закричать вслед бывшим соседям на своём языке, умоляя о помощи. Если раньше был шанс, что культисты не заметят побега ещё какое-то время, то после этого…
Арло запаниковал, предложил вернуться, пока имеется возможность, но Винсент упорно тащил его за собой, не давая даже поразиться, откуда в не особо крупном, длинноносом и истерзанном юноше столько сил. Здоровые и подгоняемые злобой враги устремились следом за двумя лордами. Северянин, вероятно, должен был бросить спутника и бежать быстрее, а уж после того, как Флейм зацепился за корягу и подвернул ногу, и подавно. Спустя время Арло понимал, что всё испортил, но в тот момент мужчиной завладело отчаяние. Он вцепился в брата по несчастью с силой, которой можно было лишь позавидовать.
– Не оставляй меня! Винсент, мне страшно! Не бросай меня. Не отдавай… им. – Флейм цеплялся за ногу соратника и не сразу понял, что по его щекам стекают слёзы.
– Да поднимайся же ты! Скорее! – Юноша крепко схватил Арло за шкирку и попытался поднять.
– Я не могу… Ох, нога, я не могу! Нет, не оставляй меня одного!
Флейм всегда твёрдо знал, что поведёт себя правильно в опасной ситуации. Он верил, что не позволит никому и ничему лишить его человеческих качеств и никогда не считал себя эгоистом. До того дня. Погоня и страх расправы открыли в его душе совсем не те грани, которыми следовало бы гордиться.
Культ Первых оказался быстрее. Винсент так и не смог избавиться от мёртвой хватки Флейма и был вынужден принять поражение, пусть и продолжил яростное сопротивление до тех пор, пока ещё имел возможность двигаться. Лишь шквал ударов по лицу заставил его взвыть и ненадолго замереть, лёжа на земле.
Обоих пленников наконец скрутили, пнули пару раз в назидание и потащили обратно, в лагерь к центральному костру. Арло надеялся, что на этом наказания закончатся, однако, когда вперёд вышел старый знакомый Роул, писарь зажмурился от страха, за что получил ещё один пинок.
Человек, прибывший со свитой лорда Вихта Вайткроу, хмурился. Его штаны, кое-как зашнурованные, держались на честном слове, а незастёгнутая и накинутая на обнажённый торс кираса свидетельствовали о том, что главаря разбудили и он только вскочил. В прорезях посередине груди виднелись шрамы, и писарь, сосредотачиваясь на них вместо заросшего тёмно-русыми волосами широкого лица с гримасой злости, подумал, что теперь сам не отделается столь незначительными и малочисленными белыми неровными полосками.
– И кто же из вас двоих придумал испортить нам всем столь долгожданный отдых и сбежать? Ваши жизни, как и жизни всех остальных жителей, принадлежат Истинным правителям. Вам выпал редкий шанс послужить всем на благо, а вы…
Винсент по-прежнему пребывал в ярости. Его уже не раз пытались остудить, однако юноша продолжал сопротивляться и извивался изо всех сил. Подобному рвению можно было только позавидовать. В любой иной ситуации. Северянин смотрел на Роула с нескрываемыми ненавистью и дерзостью, за которые мог впоследствии поплатиться.
Глава лагеря достал длинный кинжал – Арло думал, что он предназначался Виллингпэришу, но мужчина проследовал к писарю. Остановившись в полушаге, так что в нос оказавшемуся на свежем воздухе лорду ударил запах пота и какого-то кислого алкоголя, враг принялся играть с оружием, помахивая остриём в опасной близости от лица Флейма.
– Ты. – Роул указал на Арло кончиком ножа. – Я уверен, что ты мог помутить разум мальчишки и потащить его за собой. Ты и есть виновник. Бунтарь, которых я ненавижу.
Арло замер. Ему казалось, что стук сердца разносится по небольшой полянке, радует слух недругов и они начинают смеяться. Он едва заметно покачал головой, отрицая сказанное, но Роул этого либо не заметил, либо специально продолжил пугать. Остриё уткнулось в щёку, проткнуло кожу. Главарь провернул клинок и тот проковырял дыру, после чего двинулся вверх, царапая скулу. То ли от страха, то ли от усталости, писарь почти ничего не почувствовал. Больше всего он опасался, что ему проткнут глаз.
Боль медленно доходила до Флейма, но куда быстрее его настиг страх. Когда по коже покатились капли крови, писарь ощущал это как настоящий поток, представлял, что теперь его лицо раскроили до кости, разрезали пополам, и мелко задрожал. Слёзы обожгли щёку. Арло дёрнулся, стоило Роулу приблизить своё лицо ещё больше и скривиться в усмешке. Лезвие остановилось у уголка глаза, и у писаря задрожали губы.
Ситуацию спас северный лорд.
– Оставь его в покое, урод, это я всё устроил! Я украл нож, я придумал план, я подговорил его бежать и тащил за собой. Он не хотел, а я заставил. Это всё я.
– Он говорит правду? – Кинжал чуть отодвинулся от кожи, но всё ещё смотрел на лицо писаря. Флейм усиленно закивал и громко вдохнул.
Спасать юнца, который и без того подверг его опасности, и врать человеку, который может за ложь наказать сильнее, чем за побег? Нет. Арло писарь, он всегда был обычным человеком, он не герой, не мужественный спаситель человеческого рода, не рыцарь и не воин. Его оружие – это слова, чернила и папирус, он способен одолеть только невежество и безграмотность, но никак не превосходящих силой и числом противников. Книги никогда не давали ему сдачи и не могли лишить глаз, книги не угрожали ему и не лишали еды. Книги не могли отправить его на дыбу или решить четвертовать.
Арло не был готов к тем проверкам, что заставила его проходить судьба.
– Я не слышу – врёт он или говорит правду?
– Правду. Говорит правду. – Писарь не узнал своего голоса – тихого, с повизгиванием, отвратительно хрипящего. Первое слово он и вовсе сумел произнести только дрожащими губами.
– Значит, наказание ждёт именно его. Оно должно послужить примером для других, показать, что шутить с нами не стоит. Да не переживай, убивать никого из вас мы сейчас не намерены. Придумаем что-нибудь поинтереснее!
Раял
«Про?клятый король! Про?клятый король! Да будет вечным правление Про?клятого короля! – скандировал всюду народ Глейгрима. – За Про?клятого короля! За вечное царство Про?клятого короля!
Раял стоял на холме, окружённом со всех сторон войском Глейгримов. Стены Кеирнхелла высились на небольшом отдалении.
Крики, доносившиеся, казалось, со всех сторон, воодушевили бы кого угодно, но Глейгрим лишь сосредоточился, углубляясь в мысли.
Поначалу люди предпочитали бежать с его земель. Едва прослышав про мертвецов, они собирали вещи – только то, что могли унести на себе, – и спешили прочь, к врагам лорда, к его соседям или ещё дальше, на самый юг. Север их не прельщал: холода, вьюги и не любящие лишних гостей подданные Холдбистов нравились народу не больше, чем поднятые Раялом. Ещё хуже дела обстояли с теми, кто успел не только услышать, но и лично увидеть неживых.
В один миг всё изменилось. Уже смирившийся с потерей людей и тем, что теперь он будет править лишь верными слугами, Глейгрим начал слышать вокруг себя совсем иные речи: народ заговорил о том, что их правитель силён и опасен. Более того, люд теперь стремился привлечь к дару лорда как можно больше внимания, часть неустанно следовала за хозяином мёртвых и извещала о его приближении каждого встречного.
Раял не понимал столь стремительно изменившегося настроения, хоть и принимал его с должным уважением.
Командующие считали, что всему виной победы в последних битвах и речи Глейгрима, в которых тот пояснял, что мёртвые нужны для того, чтобы не рисковать живыми. Немалую роль сыграли и близкие лорда – Эттен только и делал, что писал письма, длинно и витиевато разъясняя Ветвям, чем хорош Про?клятый король как таковой и в чём заслуги самого Раяла. Верная супруга вместе с Эролхапом в Этернитифелле, Олира в Оффелхолле, командующие, состоящие на службе уже не менее десятка лет в других замках и крупных городах, по совету Эттена выходили к людям и поясняли преимущества воскрешения мертвецов. Правителя восхваляли и боготворили, чем всячески добавляли ему известности и качеств, большая часть которых к правителю не имела никакого отношения. Вероятно, совместными усилиями его родня и приближённые добились желаемого результата, но Глейгрим не очень верил, что настроение народа не переменится вновь.
Путь до земель близ Кеирнхелла занял совсем немного времени, однако этого хватило, чтобы дождаться войска Робсона Холдбиста, ещё более воодушевить народ, совершенно ничего не делая для этого, и продумать стратегию ведения боя. С новыми союзниками победа замаячила на горизонте.
Главными противниками для Глейгримов стали теперь не Флеймы, а Бладсворды, ведь с тех пор, как Великие рода лишились рыцарей и, следовательно, превосходных командующих и приученных к войнам и сражениям людей, лишь у лордов восточных земель остались люди, имеющие достаточно подготовки. Прирождённые воители – ползли слухи, что все лорды и леди рождаются с оружием в руках, – были опасны. Под руководством Мортона, который потерял свои главные качества – преданность и рассудительность, – за что уже давно был горячо нелюбим многими родами, это делало их непредсказуемыми. Кто знал, быть может, в следующий раз Бладсворды найдут третью сторону и предадут и Флеймов, а быть может, и вовсе возжелают заполучить земли союзников или противников себе и перебить всех переживших бой.
Ранее безупречная репутация главных сторонников короля, некогда ставших лордами не из-за своего величия, а исключительно из-за умения быть верными и держать слово, пошатнулась. Образ благородного бойца, этакого рыцаря и воителя, одетого в бело-серые одеяния, символизирующие чистоту помыслов, свет в душе и единство со всем королевством, от землепашца до короля, подпортился.
Слухи достигали ушей Раяла и в некоторые из грязных сплетен, как бы ни было противно, пришлось поверить. Восток продолжал гнить с головы, в то время как Глейгрим, напротив, возвращал своё влияние.
Бладсворды выстроились перед крепостью, а два малочисленных войска Флеймов, насчитывающих от силы по три сотни человек, стояли по краям. Раял предположил, что либо готовится очередная ловушка, либо дополнительные резервные силы прячутся за стенами. Разумеется, в этом действии имелась логика – в самый неподходящий и неудобный для Глейгримов момент спрятанные от глаз войска могут выступить. А может, людей оставят в крепости, чтобы в любом случае не отдавать её до последнего.
Возможно, лорд-правитель видел всех врагов и зря ожидал подвоха, не стоило исключать и подобного развития событий, вот только что-то подсказывало новому Про?клятому королю, что стоит быть наготове.
Позади всей армии недругов, окружённый многочисленными отрядами, на высоком гнедом жеребце восседал человек, разодетый в оранжевые одеяния. Его яркий плащ развевался на ветру, то и дело складываясь на одну сторону. Стоящий рядом, вероятно, паж, поправлял подол. И пусть лица с такого расстояния Раял рассмотреть не мог, Зейир Флейм был легко узнаваем.
– Почему он прячется за спинами? – вопросил Робсон Холдбист. Вместе с лордами Андерхэдом и Эйджлессом он сопровождал Раяла и стоял во главе своих людей.
– Полагаю, что он хочет жить. Так же, как и мы, – ровным и холодным голосом пояснил Раял. Он не смотрел на вассалов и союзника, наблюдая лишь за тем, как слуга в очередной раз ловит край оранжевого полотна. В это время года на возвышенности, где стоял Кеирнхелл, часто гуляли ветра.
– Но мы не скрываемся у самых стен, за многими тысячами людей! Если он столь храбр, чтобы участвовать в войне и переманивать на свою сторону лордов, а ещё предлагать им отвратительные своей ничтожной трусостью коварные обманы, то должен найти в себе силы вести свой народ. Он должен ехать первым, во главе войска, и показывать всем пример достойного правителя. Возглавлять, а не прятаться, подобно… Подобно трусу!
Младший из сыновей лорда Холдбиста, последний оставшийся в живых отпрыск Рогора, был юным и очень отличался и от Хагсона, и от Верда Флейма. Молодость, граничащая ещё с детством, отчётливо прослеживалась в Робсоне. Разумеется, он являлся достойным представителем своего рода, и, как и другие северяне, в силу расположения подвластных им земель был вынужден быстро крепнуть и матереть и потому телом напоминал мужчину. Когда оба лорда стояли на земле рядом, невысокий Глейгрим смотрел на союзника снизу вверх. Приятное глазу лицо, вроде бы правильное, породистое в лучшем смысле этого слова, тёмные волосы и зелёные глаза, столь привычные роду Холдбистов, а также статность и громкий, предназначенный для командования голос Робсон унаследовал от отца семейства. Внешне он напоминал прославленного и хитрого северянина, был почти полной его копией. Разве что Ротр, не так давно погибший на юге, походил на Рогора немного больше. Впрочем, возможно, через пару-тройку лет последний выживший отпрыск, повзрослев, ничем не будет уступать старшему брату.
К сожалению, на внешности похожие черты заканчивались. Раял не знал, насколько близкими были отношения между Рогором и его вторым сыном, однако видел влияние матери. Наследник желал справедливости, толком не представляя её себе, верил в лучшие человеческие качества, не видел дальше собственного носа и казался чересчур наивным. Робсон думал о своей семье, искренне переживал о здоровье жены и новорождённого сына, а помогать Глейгриму решил лишь из-за просьбы своей добросердечной матушки. Леди Эббиана, тётя Раяла, желала сражаться за сына брата и делала это по мере своих скромных сил. Если требовалось, леди действовала за спиной у мужа – отправляла припасы, передавала оружие, сообщала о каких-то пришедших от Флеймов новостях и совершала ещё многое из того, чего не следовало. Теперь же, когда лорд Рогор пропал, женщина надоумила сына в открытую отправляться на помощь.
Про?клятый король пытался переубедить глупого юношу, объяснял, насколько это опасно, просил вернуться и даже приказал советнику зачитать указ регента о казни. Чтобы написанное дошло лучше, он отрядил глашатая читать данный указ родственнику перед каждым приёмом пищи вместо молитвы. Это не возымело никакого эффекта. Упрямец считал, что отплатить собственной головой за верное решение, если на то будет воля Богов, – его наипервейшая обязанность. Робсон оказался более чем набожным, чем весьма смущал и самого Глейгрима, и его вассалов, не признающих бесконечную власть Тринадцати.
Кроме того, Холдбист утверждал, что всенепременно сумеет убедить Его Высочество регента в праведности своих деяний, если в том будет необходимость. Как и все в подобном возрасте, наследник Холдбистов мнил себя сильнейшим героем. Он считал, что любые его поступки сыщут оправдание, а также, разумеется, представлял себя мудрейшим из людей, способным пояснить любое своё действие. На все разумные доводы он имел единственный аргумент, который звучал как: «Я и сам знаю, что делать, я уже взрослый».
Робсона нельзя было назвать нахальным, грубым или вредным, у Раяла не повернулся бы язык обозвать соседа глупцом, хоть и причислить к мудрецам Про?клятый король молодого лорда не мог. Несомненно, северянин не был и высокомерным или избалованным. Он переживал в первую очередь за родню и беспрекословно слушался леди Эббиану. С каждым днём Глейгрим лишь убеждался: при всей схожести с Рогором, как только наследник северных земель открывал рот, то предо всеми представала тётушка Раяла – её нрав, её слова, её воспитание, её мысли и её неспособность понимать некоторые очевидные вещи. Для воителя и правителя Робсону дали чрезмерно женское воспитание.
– Мы скрываемся за армией мёртвых, милорд Холдбист, потому что желаем жить не меньше наших противников. – Называть Зейира врагом у Раяла не было и толики желания. Слово «враг» подразумевает, что о человеке постоянно думают, он должен влиять на настроение, вызывать сильные чувства. Флейм не был врагом в понимании Про?клятого короля. – Строй из моих преданных пробуждённых слуг, что щитом стоит перед живыми, скрывает нас от неминуемой и бесславной гибели в первые же минуты сражения.
– Прятаться – недостойно! – со знанием дела заявил наследник лорда Рогора Холдбиста. – И мы тоже не должны быть здесь. Мы должны вести всех вперёд. Мы должны подавать пример своему народу, разве не так?
– Если мы умрём, то людям не за кем будет идти. Наша смерть сломит веру нашего народа, и никто не знает, чем тогда закончится противостояние. Представьте, милорд Холдбист, что будет, если погибнут правители одной из сторон? А если двух? А что станет с нашими землями, если те останутся без правителя? Не будет иметь никакого значения, на чьей территории останется одинокий народ – на стороне победителей или побеждённых. Без подданных ни один лорд не способен обойтись, но и подданные без правителя мало на что способны. Жизнь такова, и стоит помнить, что только знать имеет достаточно познаний и прав, чтобы командовать и принимать решения. Следовательно, она должна жить.
– Но… Но я читал много книг и всюду герои шли вперёд. Они вели войско за собой, а не стояли, как мы, на возвышении и не наблюдали за тем, как люди умирают за них. Если мы не будем для своего народа героями, то нас не станут уважать.
Подобные сказки никогда не нравились Про?клятому королю, он не видел в них ни морали, ни пользы. Они ничему не могли научить юных лордов, кроме слепой веры в Богов и надежды на победу лишь из-за праведности и светлых целей. Хозяин Этернитифелла считал, что именно родители повинны в глупых смертях и неразумных поступках отпрысков, если позволяют, или того хуже, побуждают тех знакомиться исключительно с добрыми историями, в коих правды меньше, чем совести у торговцев-моряков.
– А в тех книгах было написано, что ожидало лордов на поле боя, особенно в толпе? Как выглядели травмы, полученные при падении с коня или после удара молота? Показывались ли в тех книгах последствия встречи с топором? Быть может, хотя бы изображения бывалых вояк, получивших небольшой удар мечом по лицу, приводились рядом с описанием? – всё таким же привычно-прохладным тоном поинтересовался Глейгрим. Он оторвался от созерцания оранжевого пятна, чтобы взглянуть в лицо собеседнику, в глазах которого начала появляться мысль.
Робсон насупился, кротко взглянул в глаза соседа, почти сразу отвернулся и замолчал. Раял хотел верить, что тот задумался.
– Чего же мы ждём, милорд Глейгрим? Давно пора показать этим Флеймам, чего мы стоим! Они пожалеют, что решились пойти против нас! – воскликнул юный Эйджлесс.
Лорд Эйджлесс, добрый и преданный вассал правителя, занемог. Не в силах сидеть в седле, он отправил вместо себя брата Каяна и сына, и если более старший и опытный союзник руководил левым флангом, то присматривать за очередным юнцом стало обязанностью Раяла.
Присланный вассал был младше Робсона, не успел жениться и, может быть, ещё даже ни разу не возлежал с женщиной. Хотелось бы верить, что он не читал прекрасных романов о войне и сражениях и внимательно слушал своих учителей. Щуплый и бледнолицый юноша выглядел как человек совершенно неопределённого возраста – ему могли дать двенадцать, а могли и двадцать лет, когда тот молчал. И если бы Раял не знал, что у лорда Эйджлесса есть только один сын, то посчитал бы, что могла произойти ошибка. Сам лорд, его брат и дядя вызывали столь же противоречивые чувства. Главе Ветви давали и тридцать, и сорок, и пятьдесят, и долгое время даже для Раяла истинный возраст подданного был загадкой, пока лорд-правитель не обратился к летописям.
Как бы там ни было, но наследник не сумевшего приехать лорда не доставлял проблем. Он имел своё мнение и не смущался им делиться, однако во многом проявлял больше храбрости и разумности, нежели более старшие юноши. Эйджлесс уже успел освоиться с оружием, неплохо держался в седле и, что не могло не радовать, понимал, что бой означает смерть и увечья. Он не позволял себе открыто переживать, однако Раял случайно услышал его разговор с дядей. Правильную, в меру грубую, достаточно разумную и необходимую беседу перед первой в жизни битвой. Сам Раял в подобной не нуждался, но он вспомнил о Хагсоне, которому не хватало такого наставника и нужных слов.
Третьим спутником был ещё один юнец возраста Робсона – племянник лорда Андерхэда. Темноволосый, курносый, удивительно пухлый для привычных глазу сторонников Глейгримов и невероятно болтливый юноша с лицом, на котором отражалась каждая эмоция. Он превосходно управлялся с лошадью, не хуже, чем с собственным языком. Пока Раял наблюдал за Зейиром, а два лорда, нервничая, жались к нему, Андерхэд расположился немного поодаль и никак не мог перестать рассказывать весёлые истории из своей короткой, но яркой жизни командующим и сирам, что отказались покидать владения, ставшие домом, и правителей, ставших семьёй. Что-то из своих историй лорд явно выдумал и приукрасил, однако то и дело Глейгрим слышал короткие смешки.
Раял не знал, что думать про вассала и как правильно его называть.
Кем именно Андерхэд являлся – бесстрашным, бесстрашным глупцом или просто глупцом? Возможно, за разговорами он скрывал свои истинные эмоции? Ответа на это не было, но он единственный не показывал своего страха, кроме сира Миста Бессмертного, благо тот вызвался быть рядом с наследником Джура, и Раяла. Казалось, что сражение юнца вовсе не заботит, и он явился на турнир или праздник в честь короля, чтобы пощеголять в начищенных до блеска доспехах и посидеть верхом в мастерски сделанном седле на лучшем из родительских коней.
Раял чувствовал себя среди вассалов умудрённым опытом, сварливым и нудным старцем. Ему немного не хватало длинной бороды, хотя бы как у Эттена, и седых прядей в волосах. Когда-то Глейгрим полагал, что необходимость вести себя подобным образом возникнет не раньше, чем его дети будут готовиться выходить замуж или жениться. Но нет.
– Милорд Эйджлесс, я отправил гонца к лорду Флейму и представителям лорда Бладсворда, чтобы последний раз предложить решить всё мирным путём.
– Мирным?! После всех их пакостей и убийств вы желаете идти на перемирие? Они уничтожили треть войска, убивали крестьян и обкрадывали их дома и погреба! Вы знаете, что они натворили в землях моего рода? – Малолетний наследник аж подпрыгнул в седле, и его бледные щёки чуть покраснели. Теперь ему можно было дать его четырнадцать, и юноша начал выглядеть более живым.
– Быть может, вы не подумали об этом, однако сражение принесёт нам ещё больше потерь. Каждой из сторон. Я предложил лорду Флейму три варианта решения нашего конфликта, а также сообщил, что имею большое желание переговорить с наследником лорда Дарона Флейма.
– О, милорд Глейгрим, вам так и не доложили о Файрфорте? – удивился Робсон. Андерхэд и Эйджлесс посмотрели на правителя.
– Что-то не так с Файрфортом?
– Он сгорел, милорд. Дотла. Боюсь, что лорда Верда Флейма постигла участь его отца. – Северянину следовало взять на себя обязанность сообщать все грустные новости, он прекрасно принимал скорбный вид.
Раял опустил голову. Он крепче сжал поводья, бледные руки побелели пуще прежнего, а глаза продолжили изучать гриву коня.
Разумеется, Про?клятому королю не понравилось и то, что Холдбисты, располагавшиеся намного дальше от Файрфорта, более осведомлены о делах соседей, нежели Глейгримы, – вероятно, пришло время обзаводиться лучшими шпионами. Однако в данном случае Раяла куда более волновала судьба бывшего пленника.
Лорд-правитель в сознательном возрасте не научился заводить себе хороших друзей, если таковые не появлялись благодаря стараниям его родственников. Если задуматься, то и Мекул занял важное место в жизни правителя потому, что на это повлияли.
