banner banner banner
Умереть, чтобы жить
Умереть, чтобы жить
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Умереть, чтобы жить

скачать книгу бесплатно

– Филонов не такой.

– Ну-ну… А скажи, почему ты, как наш представитель, в редакции ничего не знал о том, кого берут на работу?

Вересаев пожал плечами:

– Ну, как-то так вышло… Филонов ее сразу ко мне привел, а потом уже выяснилось, что это куратор рекомендовал. Не буду же я кусать руку «оттуда», правда? И патрон в курсе уже.

– Мне кажется, он давно в курсе. Только вот почему молчал? Я у него спрашивал напрямую, но он как-то замялся. Странно это все.

– Ты что панику развел, я не понимаю? И вообще – странный ты в последнее время. Случилось что? Так расскажи, поделись, я постараюсь помочь, если смогу.

– Не надо, все у меня нормально. Это я так, не выспался. Ясное дело, что пригодится нам эта Стахова, конкурентов у нас хватает, есть где развернуться с ее расследованиями. Лишь бы не в ту сторону копать не начала. Потому и говорю – сам приглядывай, мало ли…

Глава 6

Мужчина мечты

Мужчина больше любви должен ценить работу.

    Акутагава Рюноскэ, писатель

Через несколько недель Ника привыкла к новому коллективу, и работать стало намного легче и приятнее. Друзей она не заводила, но отношения со всеми коллегами складывались хорошие, и она даже дважды принимала участие в вечеринках в баре «Сайгон». Спиртное Ника не любила, но пару бокалов пива себе позволяла, как и участие в еженедельном петанке – ей неожиданно стала нравиться эта игра, и оба раза Филонов брал ее в свою команду. Несколько партий они выиграли – к неуемной радости не особенно спортивной Стаховой.

– Ничего, научишься, – всякий раз утешал ее после не очень удачного броска Филонов, и Ника с благодарностью кивала, а при следующем броске старалась учесть все замечания и подсказки.

Но самое забавное событие произошло с Никой тоже после петанка – в той игре она повредила запястье, и Тихонов, игравший с ней и Федором, предложил подвезти в травмпункт. Там-то Стахова и встретила его…

Его звали Дмитрием Сергеевичем Рощиным, он работал врачом-травматологом и дежурил именно в это воскресенье.

Когда Ника вошла в кабинет, придерживая распухшее запястье левой руки, он что-то писал в журнале. Стахова поздоровалась, и в ту же секунду на нее устремился взгляд таких пронзительно-серых глаз, что ей показалось, что она разучилась дышать.

– Проходите, присаживайтесь, – проговорил доктор, и Ника с сожалением отметила, что сказал он это совершенно дежурным тоном, – что произошло?

Ника подробно рассказала, как именно упала на руку, неловко подвернув при этом ногу. Нога не беспокоила, а вот запястье…

Доктор вышел из-за стола и прохладными пальцами взял Никину руку. В его мягких, но решительных движениях было столько уверенности, что Ника залюбовалась и даже не почувствовала, как он крутит ее запястье:

– Снимок сделаем, но мне кажется, что это просто ушиб. Если не подтвердится перелом, походите с тугой повязкой.

Стахова не могла понять, что происходит. Сердце ее колотилось, в лицо бросилась кровь – она физически ощутила, как покраснела и глупо смотрит врачу в лицо, потому что тот тоже залился румянцем.

– Простите, – смущенно пробормотала Ника и отвела взгляд.

Доктор записал все ее данные и дал направление на рентген, добавив, когда Ника уже почти вышла из кабинета:

– Обязательно зайдите ко мне со снимком.

– Хорошо.

Закрыв за собой дверь, Ника привалилась к стене и попыталась отдышаться и взять себя в руки. «Вот правда – если бог не хочет подписываться своим именем, то берет псевдоним Случай, – подумала она. – Кто мог знать, что я сегодня встречу того, кого ждала после смерти Максима? Ведь я достаточно хранила ему верность – даже до Мирека. Не думаю, что он осуждает меня». Мысли о докторе Рощине не давали ей покоя до того момента, пока она, держа в руках свежий снимок запястья, не вошла в его кабинет снова. Лицо врача вдруг озарилось такой улыбкой, что Ника поняла – он, возможно, тоже заинтересован в продолжении знакомства.

Так и вышло. Посмотрев снимок и наложив Нике тугую повязку, Рощин, чуть смешавшись, спросил:

– Вы не будете возражать, если я завтра позвоню и узнаю, как ваши дела?

– Не буду, – улыбнулась Ника, – моя работа позволяет вести разговоры в любое время.

– А кем вы работаете?

– Я журналист.

– Интересная профессия. В газете или в журнале?

– В интернет-издании. «Русская Галактика» – не слышали?

– Нет, но сегодня же обязательно найду. Интересно почитать, о чем вы пишете.

Ника пожала плечами:

– Обо всем пока. Но скоро буду заниматься тем, в чем разбираюсь лучше.

– Это чем же? – заинтересовался Рощин.

– Журналистскими расследованиями. Я много лет этим занималась, пока в Чехию не переехала.

– В Чехию?

– Так вышло.

Ника чувствовала, насколько легко ей разговаривать с этим человеком в голубой больничной спецодежде – намного легче, чем с Миреком, чем с коллегами в редакции. Может, потому, что в его глазах она видела неподдельный интерес к себе?

В дверь постучали:

– Дмитрий Сергеевич, если вы свободны, то к вам пациент.

Рощин улыбнулся извиняющейся улыбкой:

– Простите, Вероника Геннадьевна, к сожалению, работа не ждет… А мы не могли бы завтра вечером увидеться?

– Могли бы.

– Тогда я позвоню?

– Конечно.

Ника встала, а Рощин, бросив взгляд на карту, переписал номер мобильного к себе.

– И руку не нагружайте.

– Не буду. Спасибо.

– До завтра.

Ника выскочила на крыльцо с такой скоростью, как будто Рощин мог передумать и отказаться от завтрашней встречи, а ей этого совершенно не хотелось.

– Ты чего так долго? – вывел ее из эйфории голос Тихонова, о котором она, разумеется, совершенно забыла. – Народу много?

– Ой, Саныч, я думала, что ты уехал, – смутилась Стахова.

– Как я тебя брошу? Что с рукой-то?

– Фигня – ушиб. Но я левша, это слегка меняет дело.

– Работать не сможешь?

– Смогу, но долго печатать не получится пару дней.

– Это ничего. Можешь завтра не приезжать, я Феде скажу.

– Нет-нет, не нужно, я приеду. Подберу материалы, просмотрю, что уже сделала – чего время терять? – возразила Ника.

– Ну, тогда я тебя домой довезу и поеду.

Дома, уже лежа в постели, Ника вдруг закрыла глаза и представила лицо доктора Рощина – серые глаза, густые брови, прямой тонкий нос, узкие сухие губы, легкую щетину. Ей почему-то даже в голову не приходило, что он может оказаться женат. «Так не бывает. Так просто не может быть, это несправедливо. Я так долго его ждала – он не может подвести меня. Так нельзя», – думала она, вновь и вновь прокручивая в голове каждое сказанное Рощиным слово.

«Я спрошу его об этом завтра сама. А что – возьму и спрошу», – решила она, уже засыпая.

Глава 7

Второй человек в редакции

Справедливый к себе относится строго, к другим – снисходительно.

    Японская пословица

Филонов приболел – разыгралась аллергия, а потому летучка переместилась к Тихонову. Раздав всем задания и выругав корректора за опечатки, Саныч зашарил по столу в поисках сигарет. Ничего не обнаружив, он обвел взглядом тех, кто еще не успел покинуть кабинет.

– Ну?! – грозно произнес он.

– Ин гроссен фамиллиан нихт клювом клац-клац, – изрекла молоденькая журналистка Лена, поправив на носу огромные очки.

– Я вот тебе покажу – клац-клац! – взревел Тихонов, лысина которого от напряжения покрылась испариной. – Ну, посмотри на них – вторая пачка сигарет со стола! За утро! Сволочи!

– Саныч, ну, тебе жалко, что ли? – меланхолично отозвался пиарщик Тряпичников, рисуя что-то в блокноте. – Пусть курят – дольше проживут.

– Да не жалко мне! А противно! В собственном кабинете нельзя ничего на столе оставить! – бушевал Тихонов, размахивая руками.

Между собой сотрудники, когда были уверены, что зам главного не слышит, называли его Гауляйтер – за пристрастие к крепким выражениям, жесткий характер и былую причастность к группировке футбольных фанатов клуба «Торпедо». Дрессировал он подчиненных безжалостно, легко срываясь на крик, но его все равно уважали и любили за справедливость и отходчивость. Второй после футбола страстью Тихонова были собаки. Ника, увидев на рабочем столе снимки двух совершенно потрясающих такс, осторожно поинтересовалась, чьи они. И с удивлением выслушала ответ Тряпичникова:

– Да Саныча, чьи еще. Он этих дамочек больше бабья любит. Да вот сама спроси как-нибудь – только временем запасись свободным, он про них часами может рассказывать.

Вообще компания в «Русской Галактике» подобралась довольно разношерстная, если не сказать – странноватая. Филонов набирал сотрудников не по политическим пристрастиям, а по умению работать и желанию совершенствоваться. У него не задерживались те, кто предпочитал полдня чесать затылок в поисках темы, кто не желал мыслить чуть шире, чем требовало освящение материала, кто просто не хотел вкладывать в статьи что-то свое. Филонов сам лично отсматривал практически все материалы, которые попадали затем в верстку. Ника удивлялась, когда он вообще спит – настолько большой объем работы он ухитрялся выполнять. Кроме «Русской Галактики», Филонов еще занимался собственным проектом под названием «Барахолка мыслей», где публиковал собственные статьи на исторические темы. Стахова, прочитав пару, прониклась к главреду еще большим уважением, если такое вообще было возможно. При таком деловом подходе в редакции все-таки царила атмосфера какой-то расслабленности, комфорта и спокойствия – так бывает, если люди чувствуют себя защищенно и уверенно. Филонов не давал спуску сотрудникам, но и с инвестором тоже разговаривал твердо. И уж если ему нужен был именно этот журналист, то он отстаивал его перед инвесторами до последнего – будь у журналиста пирсинг на всем теле или тату на половину лба. Инвесторы придерживались православных традиций и неохотно брали на работу представителей «альтернативы», однако для Филонова это не являлось препятствием.

И вот сегодня распоясавшиеся «альтернативщики» ухитрились с самого утра вывести из себя Тихонова – что грозило последствиями. В такие моменты Саныч брал в руки палку и обходил кабинеты редакции, всегда находя к чему придраться. Ника только давилась от смеха, слушая гневные вопли Тихонова и мышиный писк оправдывающихся сотрудников. Нынче под горячую руку зама попала Лена – та самая молоденькая девочка в очках. Причиной ора Тихонова стала… татуировка, которую он случайно увидел, войдя в кабинет неожиданно. Ленка демонстрировала коллегам огромный крест на голени, задрав джинсы, и тут-то к компании подкрался Гауляйтер.

– Это… это… Федя видел?! – взревел Тихонов так, что компания кинулась врассыпную, а Ленка забилась в угол кабинета.

Ника вошла как раз в тот момент, когда Тихонов, сверкая вспотевшей лысиной, орал за закрывшую голову руками Лену:

– Совсем сдурела, малолетка чертова?! Федька тебя в президентский пул журналистов готовит, а ты партаки бьешь?! Куда тебя с такой хренью?! Ты в штанах будешь на прессухи ходить?! Там дресс-код – никаких брюк на бабах, дура!

– Саныч, Саныч, ты успокойся, – попыталась урезонить разбушевавшегося начальника Ника, но тщетно:

– Успокоиться?! Ты погляди на ее ногу!

– Ну, теперь-то что орать? Уже сделано ведь!

– Ника, ты хоть чушь не пори! Единственная адекватная баба в этой конюшне! Как она будет ходить на пресс-конференции, скажи?! – немного остывая, спросил Тихонов, махнув в сторону Лены палкой.

– Наденет длинную юбку строгого покроя и пойдет, не вижу ничего кошмарного, – подмигнув Лене из-за спины Тихонова, сказала Ника. – Какой смысл орать? Татуировка никуда не денется уже.

Тихонов в ответ выдал матерную очередь, махнул рукой и выскочил из кабинета, хлопнув дверью так, что косяк еле устоял. Лена перевела дух, вытерла ладошкой вспотевший лоб и пробормотала:

– Спасибо, Ник… думала – убьет, на фиг…

– Ты чего ради начала тут нательную живопись демонстрировать? – поинтересовалась Ника, усаживаясь на подоконник. – Между прочим, Саныч-то прав – куда с такой татухой в президентский пул?

– Ой, да ладно – если что, я ее замажу тоналкой, – отмахнулась Лена, уже почти совсем придя в себя. – И потом – это ж еще не решено, может, меня не аккредитуют еще.

– Смотрю, ты не особенно рвешься, – заметила Ника.

Лена передернула худыми плечиками под розовой футболкой:

– Мне без разницы.

Ника уже знала, что Лена приходится Федору какой-то родственницей, но об этом в редакции знал только Тихонов – и она, потому что Саныч как-то поделился. Федор никак не выделял Лену, часто ругал за ошибки и неверную подачу материала, нагружал работой и вообще не делал поблажек. Точно так же относился к ней и Тихонов, и скандал сегодняшний устроил только потому, что знал – Федор не одобрит такую вольность, как огромная татуировка на голени. Лена год назад окончила институт иностранных языков, владела испанским и английским, но работу найти не могла, и Федор взял ее стажером. Девочка оказалась довольно способной, училась быстро, но вот с тараканами в ее голове ни Филонов, ни Тихонов ничего пока сделать не могли.

– Не понимаю. Что значит – все равно? – спросила Ника, внимательно разглядывая Лену, уже севшую за компьютер. – Тебе все равно – сидеть в редакции или ездить на президентские мероприятия? По-моему, это немного разный уровень.

– А что с того? Только лишние напряги – костюм деловой, прическа строгая, то-се… – откликнулась Лена, ловко закинув в рот конфетку из розовой жестяной баночки. – Хочешь леденец? Малиновый, – предложила она.

– Нет, спасибо, я сладкое не очень. А тебе вот это твоя якобы «некаквсешность» так уж дорога? До такой степени, что ты не можешь ничем поступиться ради хорошей возможности?

– Ну, ты совсем как Филонов! Еще скажи, что мне не всегда будет двадцать три! И про «пупок между двумя мирами»! – фыркнула Лена. – Слышала этот прикол?

– Нет.

– Одна женщина набила себе на груди татуировку «Миру мир», а в шестьдесят лет у нее пупок оказался между двумя мирами, – захохотала Лена, и Ника вслед за ней тоже фыркнула от смеха. – Ну, глупость же. Это красиво, мне нравится – этого достаточно, чтобы никто мне не указывал, что бить, где бить и как часто это делать.