скачать книгу бесплатно
– А вы бы как раз побольше, – парировал Никита, шумно втягивая чай из кружки, – а то все в обнимку с какой-то японской фигней ходите.
– Это не фигня, а сборник статей очень известного японского хирурга.
– Ну, конечно, русские-то все хирурги кончились.
– Так, хватит, – отрезала я, – что ты завел эту шарманку? Других тем у нас сейчас нет для обсуждения?
– А что тут обсуждать? Давайте проще сделаем. К Соне пока кого-нибудь другого приставьте, а я с вами покатаюсь.
Это была здравая мысль, если бы не одно «но». Чтобы сменить охранника возле дочери, мне придется сказать об этом мужу и как-то мотивировать свое желание, а как?
– Давайте я больным скажусь, – словно услышав то, о чем я думаю, предложил Никита, – ну, не станет ведь Акела возле ребенка больного охранника держать? Вот и все. И нам свободнее будет – я в город уеду, думаю, за неделю все и раскрутим.
А вот это было уже кое-что. Уйдя на якобы «больничный», Никита сможет не жить здесь, а встречаться со мной в городе, там, где ни папа, ни Акела не смогут нас увидеть.
– Есть у меня раствор один… только вдохнуть – и все, слезы, насморк, глаза красные, вот вам и грипп, – продолжал Никита, – иду с этим вечером к вам, а вы уж дальше сами, хорошо?
– Годится. – Я встала, взяла с кровати плащ и направилась к двери. – А завтра утром созвонимся.
– Вас понял. – Никита шутливо вытянулся в струнку.
Сегодня я почему-то обрадовалась, не обнаружив дома ни отца, ни мужа. Обычно я любила, когда вся семья в сборе, но именно сегодня мне хотелось побыть в одиночестве хотя бы пару минут. Голос дочери доносился из кухни, они с Галей готовили ужин, и это значило, что оторвать Соню от занятий будет нелегко. Ну, что ж – у меня есть хотя бы полчаса, чтобы побыть наедине с собой и подумать.
Переодеваясь, я почему-то вынула с полки в гардеробной не спортивный костюм, как обычно, а кимоно, и, уже надев его и повязав пояс-оби, вдруг подумала, что это во мне говорит чувство вины перед мужем. Я обещала ему ни во что не вмешиваться, но в очередной раз собираюсь нарушить данное обещание. Скорее всего, Акела, увидев меня в таком одеянии, сразу догадается, что дело нечисто, но пусть. Я смогу отмолчаться или как-то увильнуть, главное, чтобы не пристал с расспросами очень уж дотошно. Пожалуй, нужно спуститься в кухню и что-то приготовить самой… Но сил нет совсем, хочется лежать на кровати, накрывшись с головой, и не реагировать ни на что…
Но не вышло.
Отец и Акела приехали вместе, вышли каждый из своей машины и прошли в гараж. Я наблюдала за происходившим из окна спальни, к которому подошла сразу, едва заслышав звук двигателей. Отсутствовали они долго, я сгорала от любопытства, но, помня недавний разговор с мужем, разумеется, не рискнула спуститься и выйти во двор. Наконец из гаража появился мой муж, дошел до своего джипа и вынул с заднего сиденья шест-бо, хлопнул дверцей и ушел на задний двор. Это лучше остального свидетельствовало о состоявшемся неприятном разговоре – вечерами Акела хватался за шест только в состоянии крайнего напряжения. «Так, одного мы потеряли минимум на час, – констатировала я про себя, покусывая костяшку пальца, – а вот где второй?»
Папа не заставил себя ждать, вышел и, сделав пару шагов, облокотился о стену гаража, вытянул пачку «Беломора», который курил, сколько я его помнила, помял в пальцах папиросу и закурил, напряженно глядя в темное небо. Его водитель, не имевший возможности загнать машину в гараж, от нечего делать полировал и без того блестевший в свете фонаря капот. Я просто физически ощущала то напряжение, которое сейчас было во дворе. Но что произошло? Как теперь узнать, как понять? Разумеется, о прямых расспросах и речи быть не могло – ни отец, ни тем более муж ни за что не расскажут. Оставалось внимательно прислушиваться и приглядываться – другого выхода я не видела.
– Сашенька, спускайся, мы на стол накрываем, – раздался снизу голос Гали, а следом я услышала топот детских ножек на лестнице и едва успела отойти от окна, когда в комнату влетела раскрасневшаяся Соня.
– Мама, мамочка, идем скорее! – С разбегу она прыгнула мне на шею, зацепилась руками и пробормотала, ткнувшись носом в ухо: – Я даже не слышала, как ты вернулась, вот заболталась с бабой Галей!
Я поцеловала дочь, покружила ее по комнате и, поставив на пол, спросила:
– Ну а в школе как?
– Хорошо все в школе.
В этом я не сомневалась – Соня оказалась очень способной, а потому никаких проблем в учебе пока не намечалось, она была аккуратной, послушной, с удовольствием делала уроки и хорошо читала. Думаю, во многом это была заслуга Акелы – тот занимался с Соней каждую свободную минуту, и она уже довольно хорошо говорила по-японски. Правда, папа этого не одобрял, считая, что Сашка забивает ребенку голову ненужными знаниями. Но Акела не реагировал, не вступал в споры и продолжал гнуть свою линию. Я не вмешивалась, потому что считала, что он совершенно прав.
– Мам, пойдем, – затеребила мою руку Соня, – там уже дед с папой приехали.
– Да, пойдем, поможем Гале.
Мне нужно было как-то отвлечься, потому что все, о чем я думала, мгновенно сказывалось на мимике, и выражение лица сразу рассказало бы Сашке, что не все нормально. А мне не хотелось сейчас нагружать его еще и проблемами с каким-то «хвостом». С этим мы вполне в состоянии разобраться и без него – я и Никита. Если что, всегда существовала возможность обратиться к Савве.
Галя уже накрыла большой стол в столовой, нам с Соней осталось только разложить приборы и помочь ей принести из кухни закуски и все остальное. Почему-то именно сегодня меня вдруг начала раздражать папина манера ужинать с таким пафосом – закуски, горячее, десерт. Можно подумать, не в тюрьме полжизни отсидел, а трапезничал с герцогом Букингемским! А бедная Галя потом вынуждена загружать в посудомойку пару десятков тарелок, стаканов и прочего барахла. Хорошо, что мы с Соней ей помогаем, а если бы нет? Я оглядела безупречно накрытый стол и ощутила желание дернуть за угол накрахмаленной скатерти так, чтобы все это полетело на пол и разбилось на мелкие осколки.
«Что это я? Никогда не бесилась, а тут…»
Соня, будто почувствовав мое настроение, подбежала и обняла меня за талию, задрала мордочку и, заглядывая в глаза, спросила:
– Ты заболела?
– Почему – заболела? – удивилась я, поглаживая ее по макушке.
– У тебя лицо какое-то…
– Не волнуйся, все в порядке. – Я присела на корточки и поцеловала дочь в щеку. – Ты беги пока в кухню, а я папу встречу.
Соня ускакала на одной ноге в сторону кухни, а я, прихватив с вешалки в прихожей куртку, направилась во двор.
Папа о чем-то разговаривал с водителем и даже не заметил моего появления, но это меня совершенно не расстроило. Я спустилась с крыльца и, обогнув дом, оказалась на заднем дворе. Акела, сбросив прямо на землю куртку и футболку, голый по пояс крутил в руках шест, принимая различные стойки и замирая в них на несколько секунд. Было довольно прохладно, и от разгоряченного упражнениями тела мужа шел пар. Лицо Акелы было сосредоточенным и каким-то застывшим, он явно о чем-то думал, и мысли эти, похоже, были не из приятных. В другое время я бы любовалась зрелищем, затаив дыхание – настолько прекрасен был вид мужа, увлеченного любимым делом, но сейчас во всей его фигуре чувствовалась такая напряженность, что мне стало не по себе. Я стояла молча, боясь пошевелиться, чтобы не отвлечь его, не разрушить равновесие, которое Акела пытался обрести. Я знала, что во время занятий муж обдумывает свои действия, пытается просчитать какие-то шаги и принять верное решение. Знать бы еще, по какому вопросу…
Наконец Сашка закончил, подхватил с земли футболку и куртку и только теперь заметил меня:
– Аля, ты чего здесь? Холодно.
Я поправила сползшую с плеч куртку:
– Нормально. Устал?
Муж не ответил – понятие усталости было ему, кажется, вообще незнакомо, или он просто не замечал таких мелочей.
– Ты иди… я сейчас душ приму и спущусь.
– Отец все равно еще на улице толчется, я с тобой посижу, можно? – попросила я, открывая дверь и пропуская Сашку вперед.
– Мне нужно побыть одному, Аля, – сказал муж тоном, не допускающим дальнейших споров, и мне пришлось подчиниться, но для себя я сделала вывод, что между Акелой и папой что-то произошло, поэтому Сашка оттягивает момент встречи с тестем. О том, чтобы вообще не выйти к столу, речи не шло, и Акела сделает над собой усилие хотя бы ради Сони, но вот спуститься как можно позже он постарается. Пришлось идти в столовую одной.
М-да, ситуация… Я оказалась между двух огней, но дело даже не в этом, а в том, что я не понимаю происходящего, не знаю причины, не могу трезво оценить обстановку. Словом, я просто «не в теме», и это раздражает. А тут еще явился Никита в полном антураже – со слезящимися глазами, с прижатым к носу платком, и я сначала даже не поняла, в чем дело, так как уже успела забыть о нашем договоре.
– Это что с тобой такое? – удивленно спросила я, и Никита на секунду растерялся, но потом незаметно показал мне кулак, и я охнула не совсем натурально: – Ох, тыыы! Это что же – такой насморк?!
– Да сам не пойму, – прогнусавил Никита как можно громче, чтобы его мог услышать и куривший в гостиной отец, – вроде днем нормально все было, а теперь вот…
Услышав, что по лестнице спускается Сашка, я громко сказала:
– Саш, ты только посмотри… У Никиты, кажется, грипп.
– Пусть едет домой и там отлеживается, – распорядился муж, едва взглянув на картинно замершего с платком у лица телохранителя, – нечего здесь с инфекцией. Соню завтра сам отвезу, а заберет Игорь.
Игорь был папиным водителем, взрослый серьезный дядька лет сорока пяти, и доверить ему Соню мы вполне могли, теперь главное, чтобы папа не наметил на завтра никаких поездок.
– Па-ап! Никита заболел, можно завтра Игоря попросить забрать Соню из школы? – спросила я, заглядывая в гостиную, и отец, не поворачиваясь, буркнул:
– Можно.
Никита повернулся, чтобы уйти, но на секунду замешкался на пороге и украдкой показал мне знаком, что позвонит, и я кивнула.
Ужин не удался совершенно. И дело было не во вкусе приготовленных Галей блюд – тут как раз все оказалось на высоте, как обычно, – а вот выражение лиц и вообще атмосфера…
Папа сосредоточенно смотрел в тарелку, словно боясь не углядеть там чего-то опасного, Акела с отсутствующим видом перебирал палочками рис в пиале и, кажется, ни разу не поднес их ко рту. Мне вообще кусок не шел в горло, я даже не видела, что именно лежит в моей тарелке, и только Соня с аппетитом уплетала капустную запеканку и поглядывала на восхитительно красивый творожный десерт с ежевикой и малиной.
Галя расстроилась до слез, когда вошла убрать тарелки:
– Да что же это такое, а? Александр Михайлович, ну, ведь ни крошки совсем не съели, сколько положила, столько и убираю? Саша, Ефим Иосифович! Неужели невкусно? Старая стала, разучилась?
– Не галди, Галина, – поморщился папа, отдавая ей тарелку, – нормально все. Аппетита нет. Ну что, зятек, пошли, продолжим? – тяжело взглянув на Акелу, предложил он, и Сашка поднялся:
– Аля, идите с Соней наверх, займитесь чем-нибудь.
– Во-во, сразу жену свою на место поставь, а не то опять добра не жди, – пробормотал папа с таким расчетом, чтобы я тоже это услышала.
Очень чесался язык ответить что-нибудь, но, наткнувшись на предостерегающий взгляд мужа, я не рискнула, взяла Соню за руку и увела наверх, в ее комнату, где мы провозились с какой-то игрой до тех пор, пока часы не пробили десять.
Уложив дочь спать, я пошла к себе. Свет в спальне не горел, только узкая полоска пробивалась сквозь неплотно задвинутые шторы со двора, от висевшего как раз напротив фонаря. Сашка лежал на кровати, закинув руки за голову, и, кажется, спал. Я разделась и неслышно скользнула под одеяло, осторожно обняла мужа за грудь и прижалась всем телом.
– Я не сплю, – ровным тоном отозвался он, но позы не переменил.
– Саш… – Я уперлась подбородком в его грудь и попыталась заглянуть в лицо. Никогда прежде меня не смущала повязка на глазу, я даже не замечала этого, но сегодня почему-то именно вид черного кожаного кружка заставил меня вздрогнуть.
– Аля, не начинай.
– Я же вижу, что-то происходит. Я не могу тебя таким видеть. Если тебе тяжело жить с папой в одном доме, давай уедем.
– Аля, не нужно. Твой отец здесь ни при чем. То, что мы живем вместе, ни при чем.
– А что тогда?
– Я не буду это обсуждать с тобой, мы ведь договорились.
– Мы не договаривались, что ты будешь молча носить в себе то, что тебя гнетет! Мы не договаривались, что ты будешь скрывать что-то от меня, не договаривались, понимаешь? Я не могу видеть, как ты мучаешься!
– Ты ничем не сможешь помочь, а, вмешавшись, сделаешь только хуже. Той вины, что я чувствую перед тобой, мне хватит до конца жизни, не нужно усугублять.
Я оттолкнула его и села, обхватив колени руками. Эти разговоры о его якобы вине передо мной раздражали. Я никогда не винила его ни в чем – ни в отсутствии у нас собственных детей, ни в том, что несколько раз мне пришлось здорово рискнуть жизнью. Мне ничего не было нужно, кроме одного – чтобы он был рядом. Только чтобы видеть его каждое утро и ощущать его прикосновения каждую ночь. Я никогда не думала, что способна любить вот так, ничего не требуя. Я, избалованная отцом и братьями, научилась ценить человека всего лишь за присутствие в моей жизни, и ничего другого мне не было нужно. И ни за что я не променяла бы своего уже немолодого мужа на десяток записных красавцев. Я была благодарна за все, что узнала рядом с ним, и хотела только одного: всегда быть частью его жизни, разделить с ним все, что угодно. И его недоверие обижало меня. Я не хотела принимать Сашкиных вполне резонных доводов о том, что он хочет уберечь меня и Соню от возможных неприятностей, они не страшили меня – ведь рядом был он. Я просто хотела быть рядом, всегда рядом. Потому что легко быть вместе в счастье и достатке, а вот остаться вместе в горе, болезни и беде – это и есть настоящая любовь. Делить успех легче, чем неудачу.
– Как ты можешь, – дрожащим от обиды голосом начала я, – как можешь?.. Разве мне нужно, чтобы ты испытывал какую-то мифическую вину? Я приняла тебя таким, как есть, я тебя таким полюбила, и мне не нужно, чтобы ты изменился хоть на йоту, понимаешь? Потому что это будешь уже не ты! И я ничего не прошу, кроме одного – не отталкивай! Понимаешь – не отталкивай человека, который тебя любит!
Акела со вздохом сел, сгреб меня в охапку, крепко прижал к себе и проговорил:
– Алька, ты как ребенок, честное слово. С Соней легче договориться, чем с тобой. Ты не представляешь, что такое ежесекундный страх за чью-то жизнь. Не за свою – об этом я давно не думаю и отношусь как к неизбежному. А вот как мне пережить, если, не дай бог, что-то случится с тобой или с Соней? Ты думаешь, что я по каким-то одному мне ведомым принципам не хочу, чтобы ты была в курсе дел? Нет. Я слишком хорошо знаю тебя, и в этом вся проблема. Ты мгновенно ринешься что-то делать, а это редко заканчивается чем-то хорошим, согласись. Я не хочу, не могу – понимаешь, не могу тебя потерять. Мне незачем будет жить.
Наверное, в чьих-то других устах эти слова звучали бы пафосно и пошло, но я хорошо знала своего мужа – он не стал бы рисоваться, произнося подобное, он так думал и так жил, и я ему верила. Привыкла верить, потому что не было повода усомниться.
Не знаю, почему, но слова мужа вдруг подействовали на меня как успокоительное. Или это его руки, умевшие прикосновениями вернуть мне покой… Не знаю, но, так или иначе, я совершенно расслабилась и закрыла глаза. Мне необходимо выспаться, потому что завтра предстоит нелегкий день.
Евгения
Соседка снова пекла торт. Но у Жени язык не поворачивался назвать то, что она готовила, каким-то иным словом, кроме вертевшегося в уме «хрючева». С первого взгляда становилось понятно, что употреблять в пищу это несуразное нечто, украшенное сверху пожухлыми ягодами клубники вместе с зелеными листиками и припорошенное для красоты сахарной пудрой, вообще не рекомендуется. Однако Женя знала, что Анфиса Валентиновна ухитряется продавать эти «навозные кучи», как их окрестила Лена, каким-то законченным идиоткам, готовым выложить за них около трех тысяч рублей. «За ягодки плюс еще триста, – уточняла соседка в телефонных разговорах. – Фермерский продукт!»
«Продукт» покупался Анфисой Валентиновной в ближайшем самом дешевом супермаркете, по скидочной цене, почти совершенно сгнивший и омерзительный. Весь вечер она перебирала купленную ягоду, пытаясь выудить более-менее приличную, резала ее, маскировала битые бочка сахарной пудрой – словом, делала все, чтобы придать ей товарный вид. Женя никак не могла понять, кто все эти девицы, готовые платить деньги за то, что отнимает в общей сложности пару часов времени, если испечь самой. Ни разу они с Леной не соблазнились предложением «попробовать кусочек», справедливо полагая, что неделя в инфекционной больнице идет к «кусочку» бонусом.
Сегодняшняя «куча» выглядела особенно омерзительно, и Женя, подавив тошноту, отвернулась к своей плите, где разогревала картошку, которую не смогла одолеть вчера вечером – сил хватило только поджарить, а вот съесть – уже нет.
– Опять в больницу? – поинтересовалась Анфиса Валентиновна, помешивая в кастрюльке крем.
– Ну а куда еще? – вздохнула Женя. – С ночевой сегодня уйду, там санитарка одна в ночь, не успеет ничего.
– А завтра как же?
– А завтра приеду, посплю – и после обеда снова в больницу. – Женя выключила газ и с отвращением посмотрела в сковороду – есть совершенно расхотелось, приторный запах крема, разносившийся по кухне, лишил ее аппетита.
– Ты так долго не протянешь.
– Как будто выход есть!
– Комнату сдай, говорю, – сможешь иной раз санитарке денег сунуть, чтобы ночью посмотрела.
Деньги были для Анфисы Валентиновны богом, которому она поклонялась, и ей в голову не приходило, как, взяв в руки деньги, можно не выполнить то, за что они дадены. А вот Женя хорошо знала, что, сунув в карман халата тысячу, санитарка запросто не подойдет к Лене ни разу за ночь, и только утром сменит простыни, чтобы Женя не обнаружила сестру лежащей в луже. Все это она уже проходила…
Александра
Я ехала в город, радуясь отсутствию охраны – папа почему-то забыл о своем обещании приставить ко мне кого-нибудь, а я благоразумно не напомнила, лишние глаза и уши мне совершенно ни к чему. Никите я позвонила, миновав пост ГИБДД, и он сразу взял трубку:
– Ну, что – выехали?
– Да, минут через пятнадцать буду у тебя.
– Вряд ли. Как раз на въезде в город перевернулся какой-то чудак на груженой фуре, вы бы свернули на Воронцово, через поселок быстрее, хоть и с другой стороны.
– Вот спасибо, что вовремя сказал. – Я перестроилась влево и свернула на проселок, ведущий в деревеньку Воронцово. – Тогда жди, пока я тут круги наматывать буду. И чайник поставь, я с утра не позавтракала почти.
– Может… в кафе лучше? – замялся Никита, и я догадалась, что ночь он провел не один, и, вполне очевидно, даме его на работу не нужно.
– Хорошо, давай в кафе.
– Тогда в «Макарун и капучино», – подытожил Никита, и я ухмыльнулась:
– Понятно, хоть сладенького поешь.
– И это тоже.
Воронцово я проехала довольно быстро, но застряла на въезде в город – там тоже произошла авария, такое впечатление, что все идиоты города разом выехали на трассу и решили продемонстрировать «удаль богатырскую».
