скачать книгу бесплатно
И вдруг – замолк, затихнул, задохнулся,
Исчез из мира вместе с этим миром,
И с ним пространство перестало быть.
Он снова сделал то, что мог по праву,
Ведь каждый дождь – немного привиденье,
А мертвым в жизни многое дано.
Дождь изошел, истаял, растворился,
Но грустный призрак вдруг остановился
Под кроною, беременной дождем.
Вот эта улица, вот этот дом,
Вот эта дверь, вот сумрачные окна.
И можно позвонить, но не откроет.
Все было глупо, хорошо и страшно.
Знакомый мир. Он есть – и нет его.
Чем больше есть, тем больше его нет.
И больше никогда его не будет.
Он встал спиной к стене. Спина горела
От холода стены и равнодушья,
Но он был рад живой, хорошей боли.
Он молча встал, уставившись во тьму,
И начал вызывать из тьмы виденья,
Спектакли, фейерверки, водопады,
Вселенные, написанные Богом
Когда-то в виде школьных сочинений,
Как упражнения приготовишки,
Бессмысленные, славные созданья —
Наш космос, рай, чистилище и ад.
Он тек во тьме, он чудеса творил,
Жонглировал обманами и снами,
Обугленною ветошью, позором,
Пустым, реанимированным хламом.
Он торговал тем, что нельзя продать.
Он из Голгофы сделал представленье.
Он превратил в спектакль любовь и смерть.
Он людям продавал обрывки жизни,
Фрагменты снов, цитаты из видений.
Один в двух лицах, Бог и самозванец,
Творец-кривляка, изгнанный из мира,
Поэт, художник, лицемер и рыцарь,
Пророк, фигляр, владыка всех миров,
Как он несчастен, как он мертв и вечен!
Он начал изучать обычный мир,
И для него все оказалось новым.
Он по слогам учил смысл расставанья.
Читал, пыхтел, водил по строчкам пальцем,
Припоминая, шевелил губами
И тут же забывал все то, что понял
И брался вновь разгадывать по буквам
Смысл расставанья, времени и смерти.
Он видел в небе воспаленный город,
Мосты, дожди, каналы и канавы,
Взлет всадника в нерукотворный дождь
С им насажденной рукотворной почвы,
Любовь и ложь, разрывы и распад,
Восторг и высь, бессмертье и бесчестье.
И смерть. И жизнь, и слезы, и любовь.
И ложь. И божество, и вдохновенье.
И Ту, одну-единственную в мире.
И свет, ведущий сквозь гранитность туч
В бессмертие сырой и серой ряби.
Нелепая история любви,
Которой мир когда-то удивится.
И сердце содрогнется – и заглохнет.
Рывок – и все.
Зачем, зачем, зачем?
Зеленый шум звучал в его висках.
Он возрастал, он мерно надвигался.
Он был похож на серый снегопад —
Такой же тихий, мудрый, монотонный,
Напоминанье об иной зиме,
Обетованной сердцу, той, что будет.
Он был поклонником зимы и снега.
Он снег любил – как боль, как благодать.
Как ненавистно лето! Если только…
Но тише, сердце. Тише. Надо жить.
И все затихло, словно по приказу.
Грехи замолкли, словно петухи.
Трамвая ждали спутанные рельсы.
С проспекта доносился шорох шин.
На пятом этаже окно горело.
Художник из окна смотрел в простор.
Как небо велико – не расписать!
Как много есть бессмысленной работы!
Наш мир нелеп, но есть еще в нем место,
Есть для чего не спать ночами, бредить,
Бродить по свету, коченеть и петь.
Сверкала между рельсами трава.
Зеленый шум перетекал из крон
В не спавший мозг, и легкие, и сердце.
В огромном мире пахло свежей краской,
Разлукой, болью, новыми стихами.
Надеждой на бессмысленность. Любовью.
И перекличкой пьяных сторожей.
Мир был огромен и не населен.
Давила плечи с непривычки шкура.
Во рту еще оскомина горела
От яблока. В лесах боялись звери.
Река текла о чем-то о своем.
Рай тосковал, что он отныне пуст.
Спектакль окончен. Счастья нет на свете.
А это значит – будет чем заняться.
Он вытер кисть, упрямо усмехнулся,
Взглянув, как глупо розовеет даль.
Наивная! Не бойся, я не хищник.
Я только тот, кто делает все вечным.
Я тот, кто есть. Один на целом свете.
Не верь в меня, не бойся, не проси.
Я все возьму, что нужно мне от мира,
А если нет чего, то я создам.
Зеленый шум плодился над землей,
В крови молчали старые грехи,
Чего-то ждали мертвые просторы,
И воздух цвел, и пахло новизной,
В огромном мире пахло свежей краской,
И поднималось скомканное утро.
ТИШИНА
Обычный прозаичный выходной
В классическом промышленном поселке.
Дворы пусты, туманен небосвод.
За три квартала, пьяный и смурной,
Как бомж, заросший ржавчиной по щеки,
Сопит во сне заброшенный завод.
Над сталинками пристально молчит
Химическое жилистое небо.
Трамвай скрежещет, призраков везя
Вдоль старых зданий в патине морщин
Туда, где эротично, тяжко, нервно
Шумит несуществующий вокзал.
Вдали дымится черная труба,
Под ней свинцовая скучает речка,
Проглоченной отравою горда.
И, этот вид стоически терпя,
Пускает ввысь колечко за колечком
Промышленная красная гора.
А город спит. Ни гром, ни плач, ни смех,
Ни смерть поэта, ни слеза ребенка
Не проникают в проржавевший мозг.
Здесь жители рождаются во сне,
Не просыпаясь, ходят на работу,
Не просыпаясь, едут в загс и в морг.
Лишь я, поэт-бухгалтер, книгоблюд,
Стихами собирающих налоги
Со всех сословий, наций и владык,
Могу заняться тем, что я люблю —
Высчитывать язвительные слоги
И свой лукавый заострять язык.
Да, мы, любимцы царственного Рима,
Земная шваль, бандиты и поэты,
Работники пера и топора,
Шагаем в строчку, умираем в рифму,
Себя венчаем лаврами за это.
Какая все же чудная игра!
На лавочке у запертых дверей
Спит Вечный Бомж, на прочих непохожий,
Поэт в поэтах, рыцарь, бог на час.
Среди людей он – как среди зверей,
Неведомой породы иглокожей.
Мы дальше от него, чем он от нас.
Над ним лепечет глупые стихи
Ободранная нервная береза,
Дрожит, щебечет, хочет улететь.
Как гусь, он вышел из воды сухим,
Но он устал браниться и бороться,
Бродить по свету, коченеть и петь.
Возлюбленная злая Тишина
Растет, шипит, расходится кругами,
Как вечный обескровленный покой.
Все знающая, лживая, она
Заменит жизнь несбывшимися снами,
Обхватит землю мертвою рукой.
Ни церкви, ни икон, ни воспыланья,
Ни терпкого, горчащего терпенья,
Ни сокрушения, ни слез из глаз.
Щебечут тополя, лепечут зданья,
Но Бог молчит – ни голоса, ни пенья.
Мы дальше от Него, чем Он от нас.
Взыскательна навязчивая тьма.
Мой вдумчивый покой учтив и тонок.
Измученный покоем, я готов
