скачать книгу бесплатно
Хочу быть мамой
На этот раз, имея уже обширный штат девушек, она решила затащить в свои сети Ольгу Панкратову, продавщицу товарами для здоровья с автовокзала. На самом деле ей, Ольга была нужна, как связующее звено, к её гражданскому мужу, который после смерти состоятельного деда унаследовал богатую коллекцию произведения искусств. Знающие коллекционеры ориентировочно оценили его обстановку квартиры на более трёх с половиной миллионов долларов, но беда была в том, что муж Ольги не собирался расторговывать своё имущество. Марта скрупулёзно за два месяца навела все справки о богатой чете и решила действовать. И первой помощницей в своём плане она решила выбрать именно Ольгу.
…Сейчас Марта находясь у себя дома в старой квартире, входила в образ гостеприимной и интеллигентной хозяйки. Приготовив лёгкие закуски и вишнёвый ликёр испанского разлива, она ждала в своих апартаментах гостью с заказом. Эта гостья была важна для неё, так – как Марта через неё планировала вытащить счастливый жизненный билет, который позволит ей жить в своё удовольствие до конца дней своей жизни. Марта облачилась в ярко-красный халат, идеально подчёркивающий её фигуру. В черноту волос воткнула кожаный ободок из синей кожи. На уши повесила золотые серьги с янтарём, на грудь кулон – звезду тоже из янтаря, тем самым, расширив цветовую гамму, которая была ей к лицу. На пальцах сверкали дорогие перстни с бриллиантами. Она не ставила перед собой цель, понравится гостье. Марта без этого знала, что первый этап уже прошёл успешно, если та охотно согласилась доставить ей заказ по адресу. А наряжаться она любила всегда дома, порой по несколько раз, меняя на себе гардероб и украшения. Передник надевала только на кухне, когда готовила обеды.
Стрелка часов только прыгнула за цифру семь, как раздался пронзительный звонок. Распахнув дверь, она увидала перед собой всю заснеженную Ольгу, с небольшой коробкой в руках.
Марта мило улыбнулась гостье:
– На улице снег идёт? – спросила она.
– Ладно бы один снег, – мороз усилился, – ответила Ольга, стряхивая с шапки уже растаявшие снежинки.
– Ну, проходи сейчас мы с тобой согреемся и посудачим заодно, – прощебетала Марта, будто это была её старая знакомая.
Ольгу не надо было долго уговаривать. Она смело переступила порог, вручила хозяйке коробку с заказом и скинула с себя дублёнку, продемонстрировав на себе тоже не бедное одеяние. На ней были шикарные брюки – галифе от Hertmes из крокодиловой кожи и чёрная узкая блузка, – выразительно подчёркивающая её совсем как у девочки острые груди и плоский крепкий животик.
«Несомненно, из бутика шмотки, а эти галифе бешеных денег стоят, – подумала Марта, – и ко мне она пришла именно устроить демонстрацию и доказать, что выглядит не хуже меня. Что ж мне это по душе. Посмотрим, что из этого выйдет?»
Гостья проследовала в зал, где внимательно осмотрела обстановку, не забыв дать свою оценку:
– Не очень богато, но мило без всяких излишеств. Мне нравится!
– Все излишества приставы описали из-за преступной деятельности моего покойного мужа, – обняв за плечи Ольгу, сказала Марта и усадила ту на диван. – Судя по твоим сверхмодным галифе и украшениям, ты вероятно в роскоши купаешься? – спросила она, – а вкус у тебя замечательный! Представляю, как у тебя красиво в квартире.
– ХА! ХА! ХА! – задорно рассмеялась Ольга. – В моей квартире обстановка до того красивая, что иногда думаешь, пропади пропадом всё. Там не прикасайся, – ходи не задевай, – тут не двигай, – здесь не переставляй. До того у нас богато, что мне иногда кажется, что живём мы с мужем в настоящем запаснике музея. Он меня постоянно одёргивает, чтобы я не поцарапала случайно антикварную мебель, когда навожу уборку. Чтобы не разбила фарфор с хрусталём. И с картин пыль убирала только автомобильным пылесосом. Короче свободно не вздохнёшь. Хоть бы распродал всё. Купили бы современную мебель и жили как люди, а не рабы. Уюта нет такого, как у тебя. В твоей квартире обстановка отдаёт теплом и гостеприимством. Мне нравится!
– Спасибо! – улыбнулась Марта и тут же изобразила удивление:
– И что такие ценные картины, что пройтись мягкой тряпкой нельзя?
– Если верить Вадику, то всю ценную галерею дед мужа отдал в дар государству, а нам оставил хоть и искусно написанную, но настоящую мазню. Я такие картины видела на Покровке, их местные художники пишут. Но Вадик говорит, что оценят их по-настоящему, когда мы внуков будем воспитывать. О каких он внуках говорит, ума не приложу?
Марта не перебивала гостью, запоминая каждое ей оброненное слово, а Ольга ещё раз бегло обвела убранство комнаты:
– Мужа похоронила, и ты сейчас одна кукуешь в этой квартире? – поинтересовалась Ольга.
– Как бы тебе сказать правильно? – задумавшись, она присела рядом с гостьей. – Муж есть, но мы с ним вольные люди, за исключением бизнеса. Это дело общее и является неотъемлемой частью нашей жизни. На том и живём!
– У вас, что шведская модель существует?
– Не совсем верный вопрос, – отрицательно качнула головкой Марта. – У нас с ним нет никакой претенциозности друг к другу. А всё дело в том, что мы хотим иметь ребёнка, но у нас ничего не получается. Вот иногда мне приходится отыскивать донора. Он не против такого зачатия и я в свою очередь не запрещаю ему повеселиться в обществе чистых женщин. У нас секретов между собой нет.
Марта своё хитро спланированное знакомство с хозяйкой пищевых добавок начала с откровенной импровизированной лжи. Зная, что её слова хлёстко ударяют по больному месту гостьи, она искусно вторгалась в мир своей новой знакомой.
– Ой! – вздрогнула Ольга, – надо же какое совпадение, у меня такая же проблема. Ужасно хочу быть матерью, и тоже ничего не получается. Где я только не была, каких светил медицины не посещала, всё безуспешно. Я уже руки опустила, от бессилия.
– И напрасно милочка, а я верю, что у меня получится! Вера всегда даёт силы человеку. Непременно я рожу! Так что надежды я возлагаю только на доноров. И поверь мне, – это не иллюзии, а реальность! Я многих мам знаю, которых осчастливили именно доноры.
…Марта обратила внимание, как заворожено её слушает гостья.
Пламенного пожара в её глазах не было, но лучик надежды светился.
«Значит, верит, – подумала она, вставая с дивана. – А лучик к концу беседы я всегда превращу в пожар четвёртой сложности».
– Я тебя заговорила совсем, – улыбнулась она Ольге. – Дорогую гостью ни чем не потчую.
– Нет спасибо, я ничего не хочу, – запротестовала Ольга, – я же из дома иду, а не с работы.
Марта её слушать не стала, ушла на кухню, откуда крикнула:
– Мы наше знакомство должны закрепить лёгким ужином и испанским ликёром, а там глядишь, и до дружбы дойдём.
На журнальном столике появилась бутылка ликёра, ваза с десертом и паровая сёмга с лимоном, базиликой и спаржевой пастой.
После нескольких рюмок ликёра они уже смеялись и обнимались как закадычные подруги, забыв про коробку с заказом.
– Мой Вадик инертный, – полупьяным голосом говорила Ольга, – вроде и не устаёт с работой, – бизнес у нас не напряжённый. А домой приходит, до часу ночи за компьютером сидит, а потом спать заваливается. Не до меня ему. Стыдно признаться, но я с ним ни разу не испытала оргазм. Я однажды и эротическое бельё на себя одела и свечи зажгла, наполнила воздух запахом манящего миндаля, надеялась совратить его в предстоящую ночь. А он зашёл в спальню и, задув свечи, сказал: «Пожар хочешь устроить?» На моё бельё естественно ноль внимания.
Марте, почему – то стало, немного жаль гостью, и она в сердцах закатила немую истерику, сопровождая её своим неординарным суждением:
– У некоторых мужчин, не проявление знаков внимания к жене считается формой оскорбления, – сказала Марта. – Хотя многие и не подозревают этого, а другие намеренно это делают, убивая этим женщину. От таких мужей надо бежать без оглядки. Сволочи они и самолюбие это их высший конёк. Была бы я императрицей Мартой, всех таких мужей кастрировала и отправила пожизненно повинность отбывать на ткацкие фабрики или на фермы коров доить и за скотом ухаживать.
Ольга учащённо захлопала ресницами:
– По существу он взрослый ребёнок, но духовный багаж у него богатый. И мне с ним уютно. Вадик очень мягкий, никогда не грубит, слушает меня во всём, не пьёт, не курит. Я ему даже разрешаю сходить на сторону, чтобы он осознал по-настоящему вкус постельной любви. Хотя я ему всё сама даю в полном объёме, но жаль очень редко.
– Скучная жизнь, равносильно яду, – с пафосом высказалась Марта. – Устраиваешь мужа своим присутствием, но убиваешь себя. Счастливой старости у тебя не будет с ним! Поверь мне! Кряхтеть от внутренних болей или совсем быть прикованной к постели, – вот твоя старость! И это в том случае если ты её встретишь. Уж я – то знаю таких особей, – их я называю половыми уродами. Ты посмотри на себя, – ты же вылитая Афродита! У тебя мягкая линия бёдер и круглые ягодицы. С такими данными киснуть в постели с половым уродом претит природе.
Ольга перечить ей не стала, но с любопытством посмотрела на собеседницу:
– Может ты и права в чём – то, но у меня остались обязательства перед его покойным дедом. Я у него секретарём немного работала после окончания курсов стенографисток. Потом его на пенсию отправили. В принципе дед его, меня и сосватал на своём внуке. Но по секрету он мне честно признался:
«Оленька у моего Вадика временами бывают обострения клептомании, я тебя не принуждаю прямо сейчас идти под венец. Поживи с ним пока без регистрации, если не будет у него взрывов болезни, то смело сочетайся с ним, – он парень у меня хороший! Ну, уж, а если споткнётся когда – то, решай сама?»
Мы уже десятый год живём вместе, и ничего подобного с ним ни разу не происходило. А наш брак так и остался незарегистрированным и до сей поры висит в воздухе.
– Это напрасно, – покачала головой Марта, – мало ли что может случиться в жизни и выставит он тебя за дверь с небольшой корзиночкой косметики и узлом ночных рубашек. Обязательно войди в права полноправной хозяйки квартиры. Вперёд надо смотреть. Сколько женщин опущенных ходит по вокзалам и городу, с протянутой рукой. Вот он результат их недальновидности! Нет законности в браке, то поверь мне, замену тебе он всегда найдёт. Таков удел женщины, которая пренебрегает своими правами. Окольцуй его и как можно скорее?
– Я не думаю, что он способен на такую подлость, – возразила Марта, – он без меня просто не выживет. Я хожу за ним, как за маленьким сыном.
Ты ему хоть раз изменяла? – неожиданно спросила Марта.
Ольга на секунду задумалась и, посмотрев в глаза Марте, покачала головой:
– Только в мыслях и во снах и даже неоднократно. Там я ему изменяла с настоящими мужчинами, в которых кипела неуёмная энергия и бразильская страсть. Я проводила с ними разнообразные эксперименты и визжала от удовольствия. – Она ещё раз взглянула на Марту и поправилась, – не громко конечно, а тоже мысленно. И получала от этого удовольствие! Иногда мне приходит навязчивая идея – я хотела бы заняться любовью под гипнозом, чтобы меня ввели в транс, и после я ничего бы не помнила. На подсознательном уровне, я не считаю это изменой, а как тебе кажутся мои фантазии?
– Буйная она у тебя и это не плохо, – взяла Марта её руку в свои ладони. – Жить темпераментной женщине с половым инфантом, – значит медленно убивать себя. Последствия от застоя могут быть необратимы. Мир может потемнеть для тебя так быстро, что ты и пожалеть не успеешь, что так легкомысленно относилась к своей плоти. Не следует давать вызов природе! Она не терпит невежд! Женщина создана для любви, а не только для кухни. И я бы посоветовала прислушаться к своим фантазиям и как можно скорее воплощать их в жизнь. Тебе нужны мужчины, которые своей спиной могут заслонить весь мир. В таких мужчинах гормоны самые плодотворные, я бы сказала жизненно важные для женщин. Сама пойми, – у тебя пришло время для стабилизации твоего внутреннего мира. Ты хочешь заняться сексом с чужим мужчиной, но как бы по принуждению, не по своей воле. То есть, другими словами, ты боишься себе признаться в этом желании. А в подобной ситуации любое чувство трудно контролировать, так – как очень сложно бороться с мистером Икс. Признайся себе в желании разнообразить сексуальную жизнь и начинай действовать. И я тебе могу помочь в этом. Пора тебе прекращать обкрадывать себя! Даже в животном мире звери изменяют друг другу. Особенно этим грешат обезьяны. Измена была нормой жизни и в первобытном обществе. Ведь целью наших предков было, во что бы то ни стало выжить. Поэтому у них был только один выход, плодиться и плодиться! А для этого одной женщины было явно маловато. Кстати у многих совремённых индейских племён, такая процедура размножения сохранилась до наших дней. В иных странах, тоже применяются подобные методы размножения, но делается всё это скрыто и цивилизованно. Пробирки и другие медицинские новшества для продолжения рода человечества, я тоже отношу к косвенной измене. И, в сущности, получается, что мы и современная медицина унаследовали от наших предков форму выживания.
Ольга прерывисто задышала, её щёки моментально вспыхнули. В глазах был испуг:
– Прости Марта, ты кто по профессии, не медик случайно?
– Близко, но не точно, – я биолог, – быстро нашлась Марта, не сказав ей правды. – Ты посмотри на меня, как меня обласкала природа?! – Она освободила из своих ладоней руку Ольги и, встав перед ней начала плавно крутиться, демонстрируя ей свой стан. – Ну, чем не произведение искусства? И это всё знаешь почему? – присела она перед Ольгой на колени.
– Почему?
– Да потому что я не нарушаю процессов природы. Звездопад – моё покрывало! Луна – мой путеводитель! Солнце – моя энергетика! Нравственность моя девочка не всегда хороша для здоровья. Если ты не опомнишься сейчас, то она как ржа будет, тебя точить изнутри. Ты уже обидела природу, что сошлась с легковесным инертным мужчиной. Теперь тебе свою ошибку надо немедленно исправлять! Либо искать достойного мужа, либо свой гормональный процесс восстанавливать на стороне.
– Хочу быть мамой! – словно завороженная прошептала Ольга, – мне твоя жизненная позиция нравится, она действительно может изменить мою судьбу!
– Вот и славно! Ты очень милая, я бы даже сказала красивая! Ты достойна лучшей судьбы! Не век же тебе сидеть около своего «взрослого ребёнка», пора и малюткой обзавестись. Считай меня теперь не только своей подругой, но и первым доверенным лицом в достижении своей цели. Вадику своему только не рассказывай ни обо мне, ни о наших планах, тогда быть тебе мамой непременно! А сейчас ты мне всё – таки изложи подробно о своих чаях и биологических добавках. Хочу маме отправить посылочку на родину.
– Далеко у тебя мама живёт? – спросила Ольга.
– В Мордовии, в одном небольшом городишке, – не очень старая женщина, а болячки налипли на неё незнамо откуда. Это она так говорит, но я молчу. Я – то знаю, что вся эта напасть, от необоснованных и глупых воздержаний. Она живёт без мужчины более тридцати лет. Папа у меня помер, когда мне семь лет было.
– У меня тоже папы нет, только мама и бабушка, – сказала Ольга, выкладывая свои товары для здоровья на диван.
Она вдохновлено со знанием дела отдельно рассказывала о каждом препарате, думая, что Марта слушает её. Но Марта думала о своём коварном плане и мысленно хвалила себя, как она умело запудрила мозги этой вполне симпатичной и не совсем глупой женщине. Оставалось только закрепить их отношения, и она уже запланировала встретиться с ней обязательно на следующий день.
Покидала Ольга гостеприимную хозяйку с хорошим настроением, и будто прочитав мысли Марты, пообещала на следующий день заглянуть к ней:
– Непременно приходи? – ласково ответила Марта, – в это же время. Я буду ждать тебя!
Обняв Марту на прощание, Ольга на ухо ей шепнула:
– Ты во многом права! Ослепла я от его богатой квартиры, вот и не хотела себе признаться раньше, что такое богатство никогда не сможет заменить внутреннюю радость души. Поговорив с тобой, я поняла, что наши отношения с Вадиком давно изжиты. Хватит на него своё здоровье тратить, пора и о себе подумать! Мне весьма приятно, что я обрела такую мудрую и красивую подругу как ты! В ответ Марта поцеловала её в щёку. Она была довольна собой. Ей льстило, что не только молодые студентки попадали в её сети, но и вполне зрелые и интересные женщины. Она любила себя, как внешне, так и внутренне. На самом – же деле, чем затягивала Марта девушек, лично для неё было чуждо. Любому красавцу – мужчине она могла подарить только безнадёжную улыбку, не больше. За свой аморальный бизнес, она себя не корила, так – как в штате у неё были только совершеннолетние девушки добровольно желающие постигать взрослую жизнь.
Признание Фаины
Вадим не стал последователем деда. Не унаследовав от деда чекисткой жилки, он выбрал себе другую стезю. Дед попробовал его приобщить к спорту, отведя его в секцию фехтования, но его хватило только на три месяца. Человек без соответствующей агрессии, не мог найти постоянную прописку в этом виде спорта, и вообще спорт никогда не был его призванием. Он после школы поступил в университет, на факультет журналистики, который закончил с красным дипломом. Помимо этого он изучил в совершенстве немецкий и румынский языки. Но применять где – то знание иностранных языков он и не думал. После университета он проработал несколько лет в одной серенькой областной газете и потом ушёл в кооперативное движение. Вначале у него были блистательные успехи в предпринимательской деятельности, но дефолт срезал все его усилия. Тогда Вадим пошёл по стопам своей непутёвой матери Фаины, которая во время перестройки начала не только торговать водкой, но и сама частенько заглядывала в рюмку. К шестидесяти годам, она выглядела, как старуха и за сто граммов водки могла всё продать из квартиры. Хотя продавать уже было нечего. Кухонный стол, в котором хранилась гора немытой посуды и рваный матрас на полу. Скорее это был тюфяк, на котором она спала, зачастую не снимая с себя обуви, – такова, была ценность её имущества в квартире.
У её сына Вадима была своя квартира, доставшая ему после смерти его деда генерала Важенина. В отношении матери он не выпивал, но продавал всё, где чувствовал, что навар гарантирован. На мать он практически рукой махнул и ждал, её кончины, чтобы быть полновластным хозяином большой квартиры. Он мечтал быстрее продать её и поправить своё финансовое положение. Вадим был занят вместе со своей женой Ольгой продажей биологических добавок и разных целебных чаёв. Он уже вздохнул с облегчением, когда узнал, что мать увезли с инсультом в больницу. Но этот инсульт только прикуёт её на некоторое время к кровати, а умирать она не спешила. Узнав о недуге Фаины, баба Наташа, её двоюродная сестра, приедет навестить её в больнице. Там она и признается бабе Наташе, что много лет назад во время свадьбы совершила из дома Глеба кражу фигурки Пифагора, на которую она глаз положила, когда ещё маленькой гостила не раз вместе с отцом у них в Риге. Через много лет, увидав фигурку на телевизоре в доме Чашкиных, рука сама потянулась к ней. Куда она после её спрятала, не помнит. Провалы в памяти у неё стали происходить, когда она увлеклась спиртным.
Фаина еле шевелила губами, но баба Наташа её поняла.
– Ты Фая ошибаешься, – сказала баба Наташа, – Пифагор сейчас в Германии проживает в доме моего сына. Глеб давно подарил его невестке Анне, – намеренно солгала она сестре, чтобы та не зациклилась на Пифагоре.
– Нет! – пошевелила пальцами Фаина, – он у меня дома где – то спрятан, но где? Убей, не помню!
Где находится оригинал, бабе Наташе было лучше знать, но она не догадывалась, что копии фигурок Пифагора были изготовлены в двух экземплярах, считая, что единственной копией обладает её сноха Анна. Она подумала, что у Фаины на почве болезненного состояния появились бредовые мысли.
– Забудь Фая про Пифагора, ты взяла не оригинал, а липу. Настоящий же Пифагор надёжно спрятан, да и не нужен он никому. Слава богу, что он дал нам с Глебом прожить счастливо жизнь и достойно встретить старость! Мне кажется, что он и дочку нам помог произвести, – в такие – то годы. А в принципе, от него только сплошные беды происходят.
Фаина ни на толику ей не поверила и обиженно одной рукой натянула на лицо одеяло, давая понять, что ей тяжело дальше продолжать беседу. Баба Наташа вышла из палаты, осторожно закрыв за собой дверь. Она не предала значения поведению больной сестры, потому что знала бессмысленно доказывать что – то практически полуживому человеку. К тому же она говорила правду. Пифагор давно покоился в первом уже рассохшемся протезе Глеба, который пылился в чулане. О нём знали только она и сам Глеб. Совсем недавно по весне, муж Альбины Василий Иванович, – преподаватель архитектурно – строительного института с четырёхлетним сыном Максимом наводили порядок в чулане и наткнулись на протез. Посмотрев на покоробленную культю, Василий сунул её сыну в руки, чтобы тот бросил её в костёр, разведённый дедом в саду. Во время дед обратил внимание на свежие дрова и вытащил из костра уже охватившую огнём искусственную ногу. Он сунул её в бочку с водой и, притушив огонь, протянул протез Альбине:
– Отнеси назад его дочка?
– Пап да ты что? – улыбаясь, захлопала она глазами, – зачем тебе то, что уже не потребуется никогда?
– Память дочка! Память! – она дорога для меня.
Дед не показал Пифагора дочери и зятю в этот день, хотя Наталья настаивала на этом:
– Зачем бабуля? – сказал он, – ни к чему им такое наследство. Я же тебе говорил, что этому Пифагору есть хозяин. Своих слов и обещаний я не меняю. Вадим на радость нам спас нашу Альбину от обильного разлива Волги – матушки. Вот после моей смерти и передашь ему Пифагора. Пускай владеет. Хоть он и барыгой стал, и к нам в последнее время носа не показывает, но это не меняет моих решений. Всё – таки считай, он нам тоже, как внук приходится. А Альбине у тебя есть что наследовать. Брошью Дашковой я думаю, она будет довольна.
До несчастного случая с Альбиной он планировал возвратить при случае Пифагора Морису, но после передумал и сказал Наталье, что намерен подарить фигурку Вадиму. Морис же с 1980 года жил в Лейпциге. Он был учёным музееведом и теорию музейного дела знал в идеале. Этой фигуркой Глеб мог устроить безбедную жизнь для Анны и Мориса.
Глеб давно уже переменил мнение о Пифагоре, считая, что этот костяной грек принёс им с Натальей, не только счастье, но и долгую жизнь. Глеб думал, чем дольше он будет осознавать, что фигурка принадлежит ему, тем дольше продлится жизнь. А дети жили пока не совсем бедно. Особенно хорошо жил Морис. Работая в Германском музее книги и письменности, он помимо этого имел на международной ярмарке свой лоток, где выставлял на продажу картины и экспонаты художественного ремесла, а также редкие книги. Этим летом Морис обещал приехать всей семьёй, в Нижний Новгород и прислал письмо, чтобы их ждали. Под вопросом оставался только приезд старшего сына Августа, жившего в другом государстве. Письмо Мориса мать воткнула в створку застеклённой дверки кухонного мебельного гарнитура. Память у неё была уже не та, как раньше и она боялась, что письмо затеряется, и Глеб не прочитает радостное известие.
Я тебя не понимаю
Морис милый, мы оба с тобой учёные люди. Неужели ты не позволишь опубликовать эту книгу и продать Пифагора? Покупатель на него есть и готов отдать за него бешеные деньги. Ты только подумай, сколько денег будем мы иметь, и какую правду мы принесём мировой общественности? Мало того, мы гонорар, полученный за книгу, положим в любой Швейцарский банк для нашей дочки Сабрины. Нет давно СССР, и разнесли Берлинскую стену. Или ты думаешь, что вернётся всё назад? Дудки! – Ваш пьяный Ельцин, как и государь Пётр тоже по Европейскому окну неплохо рубанул.
Морис сидел у только что нового купленного компьютера и печатал статью в журнал. Он приподнял очки на лоб и не без возмущения произнёс:
– Ты Анна хлопала в ладоши раньше нашему президенту, а сейчас от рыгаешь на него всяческой скверной. – Да может он и пьянь хроническая, но феерию он нам создал почти сказочную. Мы с тобой без труда стали жителями Германии. Ты общаешься со своими родственниками каждый день. Я вдохновляюсь демократией. Мы с тобой имеем любимую работу, которая даёт нам неплохие доходы. Неужели не ясно, что наша дочка никогда ни в чём нужды знать не будет? Чего тебе ещё надо?
– Ничего мне не надо, – обидевшись, сказала Анна. – Но ты не забывай, что в Германию мы приехали ещё при Брежневе и поэтому спать я тебя к себе сегодня не пущу. Мне надоели твои коммунистические суждения.
Морис раздражённо сбросил свои очки со лба и, потерев виски рукой, сказал:
– Я образно насчёт Ельцина выразился, но дядя Глеб никогда бы у нас в гостях не при Брежневе, ни при Андропове не побывал, а при Ельцине каждый год нас с мамой навещает. Помимо этого – не останавливаясь, продолжил Морис. – У нас есть с тобой сын, зарабатывающий себе самостоятельно на жизнь и совсем взрослая дочь. У них у обоих прослойка советская, а не немецкая, как у их коллег. Допускаю, что Август живёт в другом государстве, а Сабрина того и гляди выйдет замуж. Как ты не можешь понять что, опубликовав эту книгу, вся Германия будет знать, что палач по фамилии Березин является прямым родственником наших родных детей Августа и Сабрины Каменских. Мне надоели косые взгляды в Риге из-за деда. Только поэтому я не желаю подобного отношения к нашей семье в Лейпциге. С меня хватит! Я хочу спокойствия! А с Пифагором делай что хочешь. В конце концов, его тебе подарили, а не мне, – негодовал он. И не сдержавшись от нервного порыва ударил ладонью по клавиатуре, продолжил высказывать свои обиды жене:
– Я, кажется, начинаю понимать, что ты любила не меня, а русскую историю. И ты многого добилась на этом поприще. Мне бестолковому надо было сжечь все рукописи деда и уйти в забвение. Но я выдал тебе семейную тайну, и всё из-за того, что ты меня обезоружила своим неординарным мышлением. Я глуп, – ты умна! Нашла себе тему, которая принесёт тебе славу, но опозорит меня и всю мою родню. А ей в настоящее время и так не сладко живётся. Или ты забыла, как нам с тобой помогала моя мама и дядя Глеб? Если ты меня хочешь морально убить, – убивай! Я переживу, но запомни, наша дочь тебе тоже не простит это издание.
Анна женщина с ясным умом и обворожительными глазами, не вскипела от его необдуманной речи. Она встала с кресла и проведя руками по своим бёдрам, ответила мужу:
– Дорогой, ты же знаешь, что я люблю только тебя и ты не должен пылить даже сегодня? Неужели ты не понял, что сегодня день не для наших утех? У меня кризис наступил, – а у тебя воздержание. Глупыш, – нажала она пальцем на его нос. – И кто тебе сказал, что я собираюсь писать хронику? У меня была возможность эти рукописи опубликовать в журнале Огонёк, но я не сделала этого. У меня совсем нет желания причинять боль нашей семье и тем паче дяде Глебу, – святому человеку, который, не только помогал нам материально, но и всю свою жизнь мне по листочку рассказал. Он во весь свой рост для меня является ярко художественным фолиантом. Но очень жалко, что жанр его воровской жизни не мой. Я издам художественное произведение, и ни одной фамилии знакомой ты не найдёшь, но дяди Глеба тоже коснусь. В этой книге никакой гиперболы не будет. Там будут только реальные факты.
После её слов Морис учащённо заморгал:
– Прости Анна? – промолвил виновато Морис, – у меня, наверное, дурная энергетика, если не понял самого близкого и родного мне человека. А дядя Глеб действительно святой человек, хотя в бога он не верит.
Морис встал с кресла и заходил по комнате с задумчивым видом. Затем встал перед женой и, положив ей свои руки на плечи, произнёс:
– Странное у меня иногда ощущение возникает в отношении его. Мне почему – то иногда приходит в голову, что он был до моего рождения знаком с моей мамой и именно он мой отец, а не Каменский Лев Григорьевич. Я это чувствую! И мне кажется, что мама скрывала от меня эту тайну. Она хотела остаться благочестивой в моих глазах. Сама посуди, Каменский был алкоголик и существовал только за счёт усилий моей мамы. Дядя Глеб выпивает, но по нему не скажешь, что он пьяный. Если ты возражаешь, то прими к сведению, что твой муж Морис обладает такими же качествами, как дядя Глеб, а не Каменский. А самое удивительное в моих догадках, что моя мама сблизилась с Глебом Афанасьевичем при первой встрече. Я его привёл тогда к нам в гости. У него был деревянный протез, похожий на огромную выдолбленную рюмку. Так мама до небес взлетела, когда увидала его. Ты бы видела, как она его встретила. Коньяк и её фирменные блюда, которые она готовила только по великим праздникам, – появились на столе, как на скатерти самобранке. У неё день рождения в этот день был, но она его никогда раньше не отмечала. Я ей цветы в тот день принёс, а она волновалась и ждала его, когда он исчез на неопределённое время из квартиры. Я для неё в этот день отошёл на второй план. Вечером я его с мамой отвёз на вокзал. И она попросила меня, чтобы генеральскую форму деда я незаметно подложил ему в купе. А через четыре месяца она вышла за него замуж.
– Ты Морис Глеба Афанасьевича знаешь меньше чем я, – выслушав мужа, сказала Анна. – У меня на диктофоне записаны все его откровения. Я бы гордилась, если бы мой муж был сыном такого мужественного человека, как Глеб Афанасьевич. Но, к сожалению, ты не его сын! А то, что ты не подвержен к алкоголизму, то поклонись своей маме за это. Это она тебя наградила своими поразительными генами. А ужас в глазах и слёзы от укуса пчелы ты унаследовал ото Льва Григорьевича. В тебе нет, ничего от Глеба Афанасьевича. Он обладает баритоном, а ты альтом, – этот мужчина, может и не апостол, но генеральская форма ему идёт.
– Может быть? – бросил Морис, – но я его ни разу не видал в ней.
– А я видела и даже сопровождала его, в обитель Горьковского кремля. Мы в то время ещё в Риге жили. Ты тогда не смог поехать со мной в Горький. Мы с Августом и Сабриной отдыхали там всё лето. Он меня лично попросил быть его референтом и сделать вылазку к первому секретарю обкома партии. Это была авантюра чистейшей воды. Но она меня так захлестнула и я была очень рада, что принимала участие в ней. Он заказал не такси, а частника с новой Волгой. Мы въехали без препятствий на территорию кремля. Ему все отдавали честь. Прихрамывающий генерал со звездой героя Советского Союза, обладающий волшебным голосом и молодая референт впечатляла попадающую на пути милицию. Они, к моему удивлению, даже ни разу документы его не проверили. Мы с ним поднялись по ковровым дорожкам на второй этаж в приёмную, но, к сожалению первого секретаря не было. Как сейчас, помню, фамилия второго секретаря была Стельмах. Этот Стельмах с одутловатыми щеками и очками в золотой оправе, был немного напуган. Впечатление у меня тогда создалось такое, что не он нас великодушно принимал. А на самом деле мы нанесли угрожающий официальный визит в коммунистическую цитадель.
Глеб Афанасьевич, представился генералом Березиным, и бросил ему чёрную папку на стол.
«Что это такое?» – спросил Стельмах.
