скачать книгу бесплатно
* * *
До острова Койвисто нам дали провожатого. Лед был надежным, если не считать множества уже затянувшихся воронок от снарядов и бомб. Дошли быстро.
Первый, кого я увидел в штабе комендатуры, был политрук Иван Никитович Орешков. Мы обнялись.
– Андрей, снова вместе! – объявил Орешков. – Я назначен к тебе на заставу.
Мы обнялись еще раз. Для меня это сообщение было большой радостью.
Орешкова тоже досрочно выпустили из Петергофского пограничного военно-политического училища и направили в отряд особого назначения НКВД. Так стал он политруком пулеметного взвода, которым командовал я. Мы подружились. Иван Никитович никогда не унывал, и это мне нравилось в нем больше всего. Бывало, прищурится, улыбнется одними глазами и начнет рассказывать – все слушают его как завороженные. Пограничники тянулись к нему, как иззябшие люди к ярко пылающему костру. Был он щедр душой, отважен и смел, любая работа в его руках спорилась.
Получилось так, что в Соф-пороге наши с Орешковым пути разошлись. Мы погоревали и, делать нечего, распрощались.
– То мы только пели: «На запад поедет один из вас, на Дальний Восток другой…» – горько пошутил Орешков, – а теперь и в самом деле разъезжаемся. Встретимся ля?
И вот встреча состоялась.
– Личный состав заставы видел? – спросил я Ивана Никитовича.
– Отличные ребята! – с гордостью отозвался Орешков о пограничниках. Такие же, какие были у нас во взводе. Многие служат по пятому году. (Старослужащим так и не удалось демобилизоваться – помешала война. – А. К.) Любой из них, если потребуется, может заменить нас с тобой. Меня особенно радует то, что и коммунисты есть. На заставе будет полнокровная партийная организация!..
«Подчиненные у меня коммунисты, а сам я – комсомолец, – мелькнуло в голове. – Несоответствие получается! Пора и мне готовиться для вступления в партию – это ведь заветная мечта…»
Дежурный пригласил к коменданту. Капитан М. С. Малый встретил нас радушно. Был он коренаст и темноволос. На чисто выбритом лице, продубленном солнцем и ветрами, выделялись острый нос и прищуренные, словно всматривающиеся, карие глаза. С первой минуты мы заметили, что Меркурий Семенович Малый немногословен, точен, внимателен к людям. Инструктаж коменданта отличался деловитостью. Слова ясные и емкие.
Когда чисто служебные дела были решены, Меркурий Семенович сказал:
– Поговорим о хлебе насущному Сегодня познакомитесь с личным составом, получите продовольствие, оружие, боеприпасы, погрузите все это на розвальни – и в путь. Продовольствие, обмундирование и снаряжение, боеприпасы, почту мы будем доставлять вам вначале гужевым транспортом, затем – на катерах.
И вот мы у цели своего непродолжительного путешествия. Быстро освободили сани, перенесли грузы на берег и остановились, разглядывая дома поселка Алватти, морской маяк и окружающую местность – недавний узел сопротивления, левый фланг линии Маннергейма.
Один из цепи островов, прикрывавших собой Карельский перешеек с запада, Пий-Саари – бывшая морская крепость – узкой полосой (длина шестнадцать километров, ширина один – четыре километра) вытянулся с севера на юг. Из рассказов коменданта я знал, что здесь проходили ожесточенные бои. Острова Койвисто, Тиурин-Саари и Пий-Саари теперь контролировали морские подступы к Ленинграду.
По-весеннему ярко светит апрельское солнце. Морозный воздух пропитан дразнящими запахами хвои, смолы, набухших почек березы, черемухи, тополя… Кипенный снег густо запятнали черные кляксы – следы артобстрелов и бомбежек. Повсюду – разбитая, искореженная боевая техника, военное имущество, трупы лошадей и коров.
Не разведан, хотя бы наспех, ни один метр земли, на которой мы будем теперь нести службу и которую, в случае необходимости, будем защищать до последнего вздоха. Что таят в себе эти уютные с виду домики, выкрашенные масляной краской? А подступающий прямо к поселку лес и выглядывающие из-за деревьев гранитные глыбы? Не исключено, что шюцкоровцы оставили после себя фугасы, мины и другие сатанинские «сюрпризы». Они ведь были мастерами таких подлых методов борьбы. (Как мы потом узнали, все дороги и подступы к огневым точкам на островах Выборгского залива были минированы. Только в Тронг-Сунде и на острове Ревон-Саари саперы обнаружили и обезвредили пять с половиной тысяч мин и различных фугасов.)
Поселок почти не пострадал от военных действий. Лишь в некоторых домах взрывной волной были выбиты стекла, сорваны с петель двери да близко разорвавшийся снаряд разворотил крышу на бане (баню мы отремонтировали к первую очередь и через несколько дней уже мылись в ней). Мы издали облюбовали вместительный, хорошо сохранившийся дом и стали осторожно пробираться к нему, ступая след в след.
Внутри все говорило о поспешном бегстве хозяев: шкафы открыты, ящики выдвинуты, на полу разбросаны носильные вещи, обувь, книги… Стены промерзли и покрылись инеем. Цветы на окнах погибли, земля в горшочках потрескалась. Только печь-голландка, облицованная кафельными плитками с рисунками из сказок Андерсена, оставалась изящной и нарядной.
Старшина приступил к своим обязанностям, а мы с политруком решили поближе познакомиться с участком границы, который нам предстояло охранять.
Снег хорошо держал, поскрипывал под лыжами. Идти было легко.
Белой скатертью тянулся скованный льдом заснеженный Финский залив. Вдали, в туманной дымке, вырисовывались очертания стылого гранитного берега Финляндии. Там иная жизнь, иные люди…
Только теперь я по-настоящему понял слова комбрига Г. А. Степанова: «Вы назначаетесь начальником заставы. Вам оказывается большое доверие!..»
Не спеша прокладывал я будущую дозорную тропу, а мысль уже билась над тем, как организовать службу, закрыть границу на крепкий замок. Примечал все, что встречалось на пути.
…С этой высотки хорошо вести наблюдение за сопредельным берегом.
…Вон в тех зарослях самое подходящее место для МЗП – малозаметных препятствий.
…Кустарник навис над берегом. Летом нарушитель может незамеченным причалить на лодке…
Политрук залюбовался тремя росшими вместе высокими, пушистыми елями. А я подумал: сама природа наблюдательную вышку построила. Далеко оттуда видно!
Когда мы с Орешковым возвратились с рекогносцировки, в доме все уже было прибрано. Жадно пожирая дрова, топились печь и плита. Повар заканчивал приготовление обеда.
«Молодец старшина, – отметил я про себя. – Расторопный!»
В дальнейшем это первое впечатление подтвердилось. Старшина Петр Горбанюк, смуглый, с живыми серыми глазами, хитровато выглядывавшими из-под густых, сросшихся на переносице бровей, был человеком энергичным, хозяйственным и по-хорошему упрямым. Уж если он задумал что-нибудь сделать, его не остановят никакие трудности.
Кроме шести лошадей и двух коров, присланных комендантом вскоре после нашего появления на острове, мы держали до пятнадцати свиней, выращивали картофель и капусту, огурцы и лук, укроп и петрушку, ловили рыбу, собирали и запасали впрок грибы и ягоды. И все это лежало на крутых плечах неутомимого Горбанюка, а тот лишь радовался.
Старшина был не только заботливым и добрым, но и строгим, требовательным, старательно поддерживал дисциплину, и его побаивались…
После обеда состоялся митинг. С горячей речью на нем выступил политрук Орешков. Красноармейцы и младшие командиры клялись зорко охранять границу, быть отличниками боевой и политической подготовки, крепить дисциплину.
А немного позже прозвучали слова, которых никогда не слышали стены богатого финского дома:
– Приказываю заступить в наряд по охране Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик!
Это был мой первый боевой приказ.
* * *
Хотя люди и были отлично подготовлены, они пришли из разных подразделений, поэтому мы сразу же занялись сколачиванием заставы.
– Знаешь, что нам надо сделать? – сказал мне политрук после того, как первые наряды вышли на границу. – Провести партийное и комсомольское собрания, а потом – общее. Митинг – это хорошо, но им нельзя ограничиться. Энергии у ребят хоть отбавляй. Следует направить ее в нужное русло. Орешков замолчал. Пристально посмотрел на меня. – Андрей, у меня к тебе деликатный разговор. Свое дело я будто бы знаю. Сверх программы могу «солнце» на турнике крутить, через «коня» прыгать, «коротким» и «длинным» колоть. А вот стрелять… – Орешков развел руками, – стреляю плохо. И знаешь почему? Глаза закрываются при выстреле. Ничего с собой поделать не могу. Научи меня метко стрелять, Андрей, век тебя не забуду. Только чтоб никто не знал, хорошо? Будем уходить с тобой подальше от заставы…
Еще больше я полюбил тогда своего политрука. Учеником он оказался прилежным и вскоре стрелял отлично.
Через неделю после того, как мы приняли границу под охрану, на заставе появился мой заместитель лейтенант Алексей Дмитриевич Мелехин, такой же молодой, как и мы с Орешковым, как и мы, холостой. Красивый, стройный, подтянутый, он был замечательным рассказчиком, хорошо пел, любил и понимал музыку. Лейтенант как-то сразу вошел в жизнь заставы. Пограничники полюбили его, хотя был он требователен, строго взыскивал и за плохо отглаженное обмундирование, и за несвежий подворотничок, и за нечищеные пуговицы.
Помня урок, преподанный карельским переходом, главное внимание я вначале обратил на лыжную подготовку, благо дни стояли морозные, солнечные. Как и в пулеметном взводе, которым я командовал в отряде особого назначения, на заставе не все владели лыжами так, как требовалось в бою. И мы стали упорно тренироваться. Лыжные переходы, лыжные гонки, стрельба с лыж из всех положений прекратились только тогда, когда снег потемнел и пропитался водой.
– Бойцы стали с лыжами на «ты»! – с гордостью доложил мне Мелехин.
Весна наступила как-то незаметно, вдруг. Словно сало на сковороде, стал быстро таять снег, зажурчали верткие, как ящерицы, ручейки. Песчаная почва быстро поглотила их и долго потом исходила паром.
Забот сразу прибавилось. Мы собрали и сожгли негодное военное имущество, оставшееся после отступления противника, и другой мусор, произвели разведку территории поселка, домов, хозяйственных построек. Нам предстояло построить дзоты, блокгаузы, отрыть окопы, щели и траншеи, оборудовать стрельбище, штурмовую полосу и спортивную площадку.
Ни на один день не прекращались занятия. Политическая, строевая, противохимическая и инженерная подготовка, стрелковые тренажи, штыковой бой, гранатометание, топография сменяли друг друга. Бойцы, хотя и служили пятый год, занимались с охотой. Мелехин умело разнообразил программу, усложнял нормативы и тем самым увлекал пограничников.
С первым катером на заставу прибыла группа командиров. Рядом с капитаном Малым легко и молодцевато шагал рослый плечистый майор. Когда я поспешил навстречу, сопровождавшие майора лица, в том числе и комендант, чуть-чуть приотстали. Начальник отряда, догадался я.
Пока я рапортовал, из-за припухлых век на меня смотрели не мигая серые с желтинкой глаза. Широкие брови вразлет, строгое неулыбающееся лицо, крутой подбородок говорили, как мне тогда казалось, о трудном характере этого человека. Распушит сейчас, только держись!
Но начальник отряда майор Петр Михайлович Никитюк молча пожал мне руку и так же молча прошел мимо. Приехавшие побывали всюду: в помещениях, где жили пограничники, в курилке и на кухне, на продовольственном складе и в бане, на конюшне и в коровнике…
– Молодцы! – одобрительно сказал майор и впервые улыбнулся. – Ничего другого я от вас и не ожидал.
Начальник отряда приказал собрать свободных от службы людей в ленинском уголке. И здесь я убедился в своей ошибке. Петр Михайлович Никитюк оказался человеком удивительно простым и душевным, веселым и общительным. Рассказав личному составу о задаче, стоящей перед заставой, ответив на вопросы, майор сам стал задавать их собравшимся:
– Как разжечь костер в дождливую погоду?
– Как определить время, если нет часов?
– Чем можно питаться в лесу зимой?
Ответы бывалых пограничников радовали начальника отряда, и он удовлетворенно потирал руки.
– Молодцы! В трудную минуту и сами не пропадете и других выручите.
На Карельский перешеек П. М. Никитюк приехал с Сахалина, где был начальником штаба погранотряда. Он знал множество смешных историй из пограничной жизни, увиденных за долгую службу. Когда майор рассказывал некоторые из них, в ленинском уголке стоял хохот.
Я проникся глубоким уважением к майору Никитюку и порадовался, что попал к нему в подчинение.
Вместе с П. М. Никитюком и капитаном М. С. Малым на заставу приехали комиссар 1-й комендатуры старший политрук Николай Иванович Ковалев, помощник начальника штаба отряда Василий Афанасьевич Кельбин и военфельдшер комендатуры Федор Харитонович Гринь. Каждый из них оказал нам с Мелехиным и Орешковым большую помощь. Начальник отряда, командиры его штаба, комендатуры и в дальнейшем приезжали на заставу. П. М. Никитюк, истый кавалерист, всякий раз объезжал остров верхом.
– Душу отвел! – счастливо улыбался он, спешиваясь.
Каждая встреча со старшими начальниками обогащала меня новыми знаниями, расширяла кругозор. У каждого из них я вольно или невольно перенимал понравившиеся мне черты характера: деловитость, смелость в решениях, умение кратко и ясно выражать свою мысль…
Одним из добрых своих учителей считал я старшего политрука Ковалева. Он был суров с виду, суховат, педантичен. Но каким душевным человеком был комиссар на самом деле, как любил людей, как по-отцовски относился к ним!
Находясь как-то у нас на заставе, старший политрук обратил внимание на красноармейца Петра Антоновича Войтенко, занимавшегося на турнике.
– Хорошо работает, ошибки только допускает, – заметил Ковалев.
Коммунист Войтенко считался одним из лучших бойцов заставы. Мастер пограничной службы, меткий стрелок, спортсмен, он дня не мог прожить без газеты, без книги. Орешков доверял ему проведение политинформаций. Я сказал об этом комиссару.
– Тем более он не имеет права на ошибки! – заметил Ковалев.
Старший политрук снял снаряжение, подошел к турнику, ловко, словно бы и без усилий, подтянулся и начал… У меня даже дух захватило.
– Вот это да-а! – восхищенно произнес Войтенко. На следующее утро мы вышли на стрельбище. Старший политрук отправился с нами.
Из тридцати возможных Войтенко выбил из винтовки двадцать девять, красноармейцы Иван Степанович Семин, Павел Тихонович Калашников и Петр Степанович Иванов – по двадцать восемь. Старший политрук Ковалев все три пули послал в «десятку». Дальше всех пролетели его гранаты-болванки. Быстрее всех преодолел он штурмовую полосу.
Пограничники только ахали.
На пути со стрельбища Войтенко вдруг спросил:
– Товарищ старший политрук, а вы рыбу ловить умеете?
– Удочкой? – уточнил Ковалев.
– Удочкой.
– Умею.
– ,Можно, я вас на соревнование вызову? – осмелился Войтенко.
– Готов постоять за честь комендатуры! – Николай Иванович улыбнулся.
Обговорили условия, взяли удочки и пошли на озеро. Их сопровождали болельщики – все свободные от службы пограничники.
Победителем вышел Войтенко. Он был у нас непревзойденным рыбаком, и ему всякий раз везло. Посылая Войтенко за рыбой для заставы, старшина Горбанюк всегда был твердо уверен, что рыба будет, словно посылал бойца не на озеро, а в магазин.
– Проиграл, – развел руками старший политрук. Но тут же улыбнулся и шутливо погрозил Войтенко пальцем: – Но вы, Петр Антонович, не задавайтесь – в следующий раз меня голыми руками не возьмете!
– А мы постараемся быть первыми на огневом рубеже л штурмовой полосе! ответил Войтенко…
Вся застава готовилась к новой встрече с комиссаром комендатуры. Пограничники шлифовали упражнения на снарядах, метали гранаты, были особенно старательны на стрелковых тренажах. Душой этого своеобразного соревнования стали коммунисты.
– Мы выиграем в любом случае, – говорил бойцам лейтенант Мелехин, тоже захваченный борьбой. – Если и не перекроем показатели комиссара, то обязательно повысим боеготовность заставы, будем лучше стрелять, метать гранаты…
«Показатели комиссара…» Этот термин был на устах у всех.
Как сейчас помню, в одном из боевых листков красками был написан призыв: «Стрелять, метать гранаты, преодолевать штурмовую полосу и работать на снарядах так, как старший политрук Н. И. Ковалев!»
Кто-то из пограничников четко приписал простым карандашом: «И даже лучше!»
Нас с Орешковым сначала смутила эта приписка, а потом решили: пусть остается!
Когда Н. И. Ковалев приехал на заставу снова, он сразу заметил, что пограничников словно бы подменили. На огневом рубеже, штурмовой полосе, спортивных снарядах они демонстрировали высокую выучку.
– Снайперы! Чемпионы! – восклицал старший политрук и, довольный, улыбался.
На рыбалке снова первенствовал Войтенко. Правда, Ковалев отстал всего на одну рыбину…
* * *
С первых же дней я взял на себя организацию службы, Мелехин – боевой подготовки, Орешков – политической. Это не значило, конечно, что мы, распределив функциональные обязанности таким образом, ничего, кроме этого, и знать не хотели, не интересовались, чем каждый из нас занимается, не помогали друг другу, не были готовы друг друга заменить. Мы сами не забывали об этом, да и начальство не раз напоминало. Приезжает как-то на заставу батальонный комиссар А. А. Пьянков и спрашивает:
– Когда у вас политические занятия состоятся?
– Завтра, товарищ батальонный комиссар, – ответил Орешков.
– В таком случае, я останусь у вас, послушаю, о чем речь пойдет. Пьянков обвел нас троих внимательным взглядом и вдруг обратился ко мне: – Вы готовы к занятиям, товарищ Козлов?
– Готов, товарищ батальонный комиссар.
– И конспект есть?
