скачать книгу бесплатно
Зато невежество и спесь
С тобою встретятся, наверно.
Какое счастье, что мы здесь,
Светлы душой и не манерны.
Живем и радуемся днесь,
И все уйдем закономерно.
«Мой вымышленный друг совсем не рад…»
Мой вымышленный друг совсем не рад
Сознанию, что он живет как раб.
Свобода, по-французски liberte,
Наверное, засветит нашим детям,
Как в наши дни ворвалось фуэте,
Рожденное еще когда Чекетти.
А нам по жизни некогда весна
Обманным эликсиром послужила,
Как флаги революции, красна,
Со звездами, что сгустком крови в жилах.
«Из театра представления…»
Из театра представления —
В театр переживаний.
Устав от ночи бдения,
Заснул я на диване.
Москва, назад столетие,
Открыла мне кулисы.
Таирова там встретил я,
И Коонен Алису.
Свое пристрастье вкусами
Не упустив из виду,
Я в переулке Брюсовом
Райх встретил Зинаиду.
«Твой сон не в руку», – скажете
С лицом в надменной мине.
Зато не надо в гаджете
Мне их искать отныне.
«В метро сегодня, окрыленные…»
В метро сегодня, окрыленные,
Все с красной ветки на зеленую,
Да и с оранжевой на синюю
Все молодые и красивые.
И, словно свита триумфатора,
Все скопом ввысь по эскалатору.
И даже мне больные нервы
День марта календарный первый
Сумел всерьез разбередить.
Всё потому, что бог Ярило,
Со всей космическою силой,
Явил языческую прыть.
«Грядущих дней в остатке чисел мало верст…»
Грядущих дней в остатке чисел мало верст,
Сны в колыбели, жизни выстрел и погост.
Куда теперь, скажи, субстанция моя,
И неужели знать о том не вправе я?
Увы – не дадено почившей в бозе деве
Хоть малой толикой намека рассказать,
Какие слышатся ей райские напевы,
Что ублажает ее мертвые глаза.
«Смятение в глазах и блеск отчаянный…»
Смятение в глазах и блеск отчаянный,
Защитная готовность на все сто.
Кто будешь ты, попутчица случайная,
В раструбе долгополого пальто?
Не скромности удел ходить по лезвию,
Жизнь вовсе не арена Шапито.
Мне кажется – я знаю, ты – поэзия,
Но как посметь сказать тебе про то?
«Мой ангел, голубка моя…»
Зое Бру
Мой ангел, голубка моя!
Тебя, будь то время иное,
Писал бы Кранах, сыновья,
И Гойя, конечно же, Гойя.
Тебя бы, упорствую я,
С охотою пуще неволи,
Воспели Жорж Занд и мужья,
И опусы Сартра Жан-Поля.
И даже сквозь трель соловья
В час сумерек поздней весною
Мне слышится песня твоя,
И имя волшебное – Зоя.
«Снег выпал только в феврале…»
Снег выпал только в феврале,
И был настолько изобилен,
Как говорил – ты не жилец
На нашей матушке земле.
Лишь тьмой недюжинных усилий
Я откопался наконец.
«Не всё повально время лечит…»
Не всё повально время лечит,
Да кто ж от счастия бежит?
Как ты пришла ко мне под вечер,
Воспоминания свежи.
И день был серенький, неброский,
Да и закат не пламенел.
Но этой встречи отголоски
Досель колышутся во мне.
«Где гуртом полчища вороньи…»
Где гуртом полчища вороньи
С утра клевали требуху,
Теперь там солнечные кони
На кристаллическом снегу.
И небеса, что цвета стали,
Совсем светлы, как посмотреть.
Мы жизнь без страха принимали,
Где ужас в слове умереть?
«Те годы детские советские…»
Те годы детские советские
Среди дворовых райских кущ,
Они – как пляски удалецкие.
Дитя был весел, но тщедущ.
Его пленила математика,
Сильнее химий и историй,
От хулигана до догматика
Диапазон весьма просторен.
И до сих пор им не забыто,
С литературой не был в ссоре,
Как дедка с бабкой у корыта
Вели разборки возле моря.
«Я, заворачивая за угол…»
Я, заворачивая за угол,
Привычно сбрасываю хвост,
Равно как все исчадья Дракулы,
Оберегают свой погост.
Цвела черемуха да выцвела,
Стоит в бутонах бузина.
Душа в накале – ждите выстрела,
Первопричина не важна.
Так корабли, поэты плаванья,
Стремятся в гавани стареть,
Чтоб оживлять воспоминания,
Когда минует время петь.
«Кто вас придумал, плиты тротуарные…»
Кто вас придумал, плиты тротуарные!
Для истребления народа он был прав!
Отсюда переломы рук ударные
И в гипсе тазобедренный сустав.
Пока до «скорой» я страдал на Баррикадной,
У перехода на коварном вираже,
Народ всё падал, поднимался, снова падал
И обессилевал опять вставать уже.
«Всё в жизни надоело до черта…»
Всё в жизни надоело до черта,
Но сам я делаюсь не свой,
Когда услышу звуки Моцарта,
Аллегро из Сороковой.
И мне особо дорог Лермонтов,
И мутный англичанин Байрон
За то, что были интровертами
В своей поэзии печальной.
«В конце Проспекта Мира у обочины…»
В конце Проспекта Мира у обочины,
Где Мухиной Колхозница с рабочими,
У станции метро ВДНХа,
