Литературный журнал «ДК» №02/2018

Я бежал минут двадцать. Возле какого-то здания, обессилев, упал и ударился головой о плитку. Поднявшись, огляделся. Я стоял возле какого-то угольно-чёрного здания, похожего на центральную библиотеку Белгорска, но это была не она. Напротив здания стоял какой-то крайне пугающий парк. Возможно, он выглядел таким страшным из-за тумана. От него буквально разило ужасом. От одного взгляда на эту тёмную кучу деревьев мне захотелось сжать пистолет в руке, но я обнаружил, что его нет. Как и фонаря.

Мною овладело ещё большее отчаяние. Если бы я не нашёл оружие и фонарь, то меня бы уволили за непрофессионализм. А работа – это единственное, чем я живу.

Первым делом возникла мысль пойти искать пропажу на ближайших улицах, но я не следил за дорогой, да и бесполезно что-то искать в тумане.

Из состояния ступора меня вывел леденящий душу вопль, донёсшийся из парка. Вскоре он повторился. На этот раз ближе и громче. Забыв о потерянном оружии и фонаре, я снова дал дёру. Я ощущал, что меня преследуют, но не оборачивался. Просто бежал. Через некоторое время послышалось уже знакомое шебуршание, а сразу за ним – новый вопль.

Мои барабанные перепонки чуть не лопнули, а мозг поразило страхом. Однако каким-то чудом я продолжал бежать. Поворот, ещё один. Я завернул в какую-то тесную улочку. Тварь меня преследовала, я это чувствовал. Очередной душераздирающий звук. Даже видеть не хочу то, что его издало. Я из последних сил ускорился. Пробежав пару десятков метров, почувствовал, что падаю. Кажется, снова ударился головой. Последнее, что запомнил, – приглушённый вопль…

***

Я пришёл в себя в сквере возле вокзала. Голова немного болела, зато оружие и фонарь были при мне. Я не понимал, как там оказался: это место на другом конце города. Впрочем, был вопрос важнее. Где я, чёрт возьми, был?

Альбинос

Автор: Вика Гаврилычева

Банальная история. Жила была Леночка. Волосы белые, кожа белоснежная. Жила, никого не трогала. Не общалась ни с кем. Лишь сама с собой любила разговаривать. Училась средне. Вообще непримечательная личность. И была в классе у Леночки девочка Ирочка. Такие, как Ирочка, есть в каждом классе. Звезда неописуемая. Ножки длинные. Фигурка точёная. Волосы до поясницы, густые, медно-рыжие. И бегало вокруг Ирочки девочек и мальчиков тьма-тьмущая.

Невзлюбила Ирочка замкнутую девочку и начала её изводить: то в пакет с формой краску выльет, то в сумку лезвие бросит, то масло возле парты прольёт. А Леночка даже не реагировала. Она будто бы не замечала. Порежется о лезвие, секунд пять посмотрит на кровь, слижет и сядет читать, будто так и должно быть. А книги Леночка любила. И много чего ещё. Любила Леночка красный цвет. И когда прохладно. И очень любила тишину.

Жила Леночка с отцом, который работал патологоанатомом. Трупов с детства не боялась. Папа об этом позаботился. Морг был для неё дороже, чем школа…

И вот однажды решила Ирочка во что бы то ни стало вывести Леночку из себя. Подошла с подружками к парте девочки и выхватила очередную книгу. Встала Леночка из-за парты и пошла в сторону Ирочки, глядя на неё красноватого оттенка глазами.

– Отдай мне книгу, несчастная. Не порть чужое, – тихо сказала Леночка, протягивая бледную руку в сторону книги.

Ирочка засмеялась и как ударит Леночку по лицу. Та пошатнулась, бедная.

Ирочка на этом не остановилась.

– Смотрите, наш Альбинос, оказывается, ещё и разговаривать умеет! А что ты ручки к щеке тянешь? Больно?! Так в твоих же глупых книгах пишут: «Если вас ударили по правой щеке, подставьте левую». Что-то такое. И что же ты не следуешь этому? Ай-яй-яй!

Не дождавшись ответа, Ирочка толкнула Леночку. Та упала и её окружили подружки Ирочки, которые держали её за руки и не давали встать. Весь класс столпился вокруг потасовки. И никто не помог, не позвал учителя. Просто все стояли и смотрели. А потом случился взрыв хохота. Леночка не слышала, из-за чего они смеялись, она лишь наблюдала, как погибает книга в руках Ирочки. Рыжая каждый листочек выдирала из книги, рвала и складывала на парту. Неожиданно для себя Леночка поняла, что плачет.

– Какая она красная из-за слёз стала! Фу-у-у-у! Уродинка!

Когда с книгой было покончено, несчастную девушку отпустили. Леночка поднялась и, бросив в сумку всё, что осталось на парте, пошла домой. Её трясло. Трясло изнутри. Мысли метались. Такое случалась лишь однажды, когда маленькая Леночка выгуливала щенка. Девочка привязала пёсика к забору и зашла в магазин. Через две минуты девочка вышла и увидела машину соседа, которая стояла на расплющенной тушке. Маленькие глазки щенка, кишки и лужица крови. Тогда было точно так же. А через неделю маленькая Леночка наблюдала, как этот сосед захлебывался кровью. Машина не справилась с управлением и врезалась в припаркованный грузовик. Полиция заключила: несчастный случай с летальным исходом, вызванный лопнувшими тормозами. Это было давно. И это чувство Леночка больше не испытывала. Только теперь. В данный момент.

На следующий день Леночка не пришла в школу. А на последующий день и Ирочка. А потом пришла полиция, и выяснилось, что Ирочка пропала. А Леночка с отцом переехали к родственникам.

Заснула Ирочка у себя дома. А вот когда проснулась – голова нещадно болела. Она быстро осознала, что связана по рукам и ногам, а во рту противный кляп.

– О, проснулась! Вот и отлично! А то я думала, что придется будить. Ну что, моя дорогая. Тогда приступим, – мелодичный женский голос, до боли знакомый Ирочке, был совсем рядом. Через секунду над ней нависла девушка. Глаза Ирочки наполнились слезами.

– Привет. Всё-таки плачешь. Эх, а я надеялась на что-то повеселее. Ну ладно, давай начнём.

Ирочка почувствовала покалывание в локте. Скосив глаза на руку, она увидела, что ей что-то вводят.

– Не волнуйся, это обычная регионарная анестезия. Мы же не хотим, чтобы ты умерла от такой ерунды, как болевой шок.

Что-то блеснуло рядом с её рукой. Она не чувствовала боли. Её голова была закреплена на кушетке так, что она отлично видела операцию. Девушку, которая это совершала, не было видно из-за света. Лишь скальпель, её силуэт и движение чего-то белого. Когда она взяла в руки хирургическую пилу, Ирочка потеряла сознание.

Дальше – словно в тумане. Бинты. Уколы. Скальпель. Пила. Снова скальпель. Уколы. Бинты.

Когда Ирочка очнулась, то увидела своё тело. Точнее то, что от него осталось. Ирочка не чувствовала боли. Она снова потеряла сознание, когда увидела себя в отражении холодильника. Следующее пробуждение сопровождалось невыносимой болью. Ирочка открыла глаза. И увидела… То, что было последним в её жизни.

***

Настал новогодний бал, который по традиции проходил в актовом зале. Девушки соревновались платьями, парни – выпитым алкоголем. Все ждали поздравлений и шуток педагогического коллектива. Лишь одна девушка бродила от окна к окну, оставляя какие-то мешочки на окнах.

Во всей школе выключился свет. А затем сработала пожарная сигнализация. И актовый зал озарился светом. Пожар моментально охватил помещение. Пожарные пытались хоть как-то потушить огонь. Силуэт белокурой девушки на противоположной стороне дороги их не волновал. Спасти никого не удалось.

Тело Ирочки было найдено полицией после пожара. В магазине игрушек. За детским столиком. В миленьком красном платье. Девушка походила на куклу с культями. Глаза, аккуратно извлеченные, плавали в стеклянном заварочном чайничке на столе. Веки и рот – зашиты. Губы в качестве сережёк висели на мочках, покачиваясь от сквозняка. Желудок молодого полицейского поспешил освободиться от недавнего ужина.

Поскользнувшись на собственной рвоте, молодой полицейский задел стул. Прекрасная рыжая шевелюра упала вместе со скальпом. В черепной коробке вместо мозга лежал листочек с печатным текстом: «Вскрытие показало – мозг отсутствует».

Камера 37

Автор: Игорь Зингильман

Этот ублюдок улыбался. Он стоял ко мне спиной вполоборота: склонил голову и подтянул штаны. Его улыбка не могла не привлечь. Один вид раскрывал её носителя как морального падальщика. А падалью был я. После моего четвёртого изнасилования, серия которых продолжалась на протяжении двух дней, я не мог называть себя по-другому. В тот момент чувств не было, за исключением одного. Мной завладело всепоглощающее ощущение того, что я больше не являлся отдельным индивидом, а представлял собой серое, лохматое и окровавленное тельце раздавленной кошки. Люди, ввиду суеверия и безделья, придумали, дескать, у кошек девять земных жизней. Так вот, если кто-то придумал подобную историю про кошек, то кто-то из руководства тюрьмы, в которой я находился, придумал для меня новые дни. Новую жизнь. И жизнь эта, к сожалению, не могла прерваться после девятой кончины.

Ублюдок постучал по железной двери, развернулся ко мне. Его сексуальное удовлетворение выражалось в презрительной улыбке и расслабленной манере.

– До новых встреч, – он поднёс два пальца ко рту, пустил на них жёлтую слюну, после чего указал на меня.

Дверь с грохотом отворилась. Тюремные надзиратели вывели его из моей камеры.

Как я сюда попал? А как, скажите, Моисей слышал Бога? Единственное, что я знаю, так это то, что я следовал всеобщему голосу, которым руководила наша целеустремлённость в будущее. Вера, в которой невозможно было разочароваться. Я и сейчас от неё не отказываюсь. Бандиты и предатели лишь отравили исполнение миссии, но не её идею.

Отрепье. Да, именно. Группка подонков, в чьих руках нравственные уроды – хозяева этой тюрьмы. Я говорю о них так откровенно… Ещё бы! Они меня изничтожили. Мы так близки теперь, что я вправе развязать язык, пока он не сплёлся с языком той невменяемой свиньи, которую мне подослали на эти два дня. Первые часы я думал, что это последний круг ада. Потом пришло осознание, что это лишь преддверие ворот подземного царства. А именно туда мне и дорога. Да, я монотеист и атеист одновременно. Глупо? Не знаю.

Я хотел смерти. Я и сейчас её жажду, как жаждет маленький ребёнок чего-нибудь нового. Но только для меня это не в новинку. Вся жизнь была пропитана ей. И та идея, и те принципы, которые дали нам вожди, казалось, были единственной причиной не глотать мышьяк. Я думал, что моя цель была вклад в перестройку. Наступало будущее. Я не гонюсь в историю, но я желал быть частичкой того фундамента, который требуется при возведении нового порядка.

Когда меня сюда поместили, я горько плакал. Придя в сознание, я слышал нечто будоражащее. Стены шептались. Духи истерзанных душ присутствовали тут всегда.

Моя частичка останется здесь. Я откуда-то это знаю. Уверен, что в загробной жизни мне попадётся предприимчивый бес. Он мне предложит послабление в обмен на более тяжкие наказания в будущем. И я соглашусь. Бес выделит мне яму, предоставит кое-какое развлечение. Что-то вроде телевизора, на котором будут транслировать новые изнасилования и новые пытки.

Режим и важные люди  в рамочках будут меняться. Если бы я мог что-то сказать моим преемникам, какие слова я бы подобрал? Скорбь – есть основа. Не связывайте эту основу с чем-то в жизни. Мучения останутся.

***

Через несколько месяцев было новое заселение. Оно ознаменовалось словами:

– Заходи, мразь. Это твой дом.

Ливень из грёз

Автор: Ноэл Моррис

Дождь заливал мою одежду. Капли медленно скатывались по очкам. Я шёл по улице, наступая в лужи, и чувствовал, как вода просачивается в ботинки. У меня складывалось ощущение, что вместо обуви на мне надеты два аквариума, наполненных водой. Но я не обращал внимания. Человек, постигший горе, никогда не зацикливается на таких пустяках, ведь по сравнению с его трагедией, остальные проблемы кажутся мелочью, не достойной внимания.

Солнце уже давно село за горизонт, и Москву накрыла непроглядная тьма. Тучи лишь усилили эффект всепоглощающей тьмы, что засасывает вас, будто чёрная дыра на просторах космоса.

Мне казалось, что за мной кто-то следит. Я не должен был обращать внимания на остальное, но почему-то мой взгляд притягивался ко всем тёмным углам, что не освещались уличными фонарями. Единственной задачей было дойти до дома. До моей бывшей уютной квартиры, некогда заселённой двумя влюбленными друг в друга людьми. Но больше этого уюта не было. Больше ничего не было. Моя любовь от меня ушла. Вернётся ли? Я не знал. Но надеялся, что когда-нибудь вернётся. Прошло немного времени, но каждая секунда длилась гораздо дольше, чем обычно. Секунда времени тянулась, как целый час.

Я продолжал идти по улице и иногда оборачивался по сторонам. Он был где-то здесь. Стоял за углом или выглядывал из-за кустов. Я не знал, кто он, но он или она следили за мной. Что ей или ему было нужно? Мне даже показалось, что на мгновение моя боль отошла на задний план. Может, это она следила за мной и боялась подойти? Она хотела ко мне вернуться? Тогда ей не следовало бояться, я бы пустил её к себе.

Я приблизился к дому. Фонарь у подъезда не горел, как и всегда. Сколько бы раз ни пытались поменять лампочку, она всегда перегорала на следующий вечер. Однажды мне показалось, что лампочка начала гаснуть, когда Регина ушла из дома. Ушла и разорвала связь между нами. Но я знал, что эта связь не пропадёт. Я не позволил бы ей оборваться.

Я промёрз и трясущимися руками начал искать ключи в заднем кармане джинсов. Когда вытаскивал связку ключей, она чуть не выскользнула из моих рук. Я приложил ключ к домофону, и дверь, сопровождаемая раздражающим писком, открылась.

Войдя в подъезд и втянув носом гнилой запах отходов, я подошёл к лифту и нажал кнопку вызова. Лифт не работал. Я обернулся назад. Дверь подъезда медленно закрывалась, запуская последние порывы ветра. Капли дождя падали с моих волос и одежды, они образовали подо мной лужу немалого размера. Но оглянулся я не для этого. Мне нужно было проверить, не зашёл ли кто-нибудь за мной. Никого не было. Я оказался один.

Подниматься пришлось по лестнице. На каждом пролёте я продолжал оглядываться назад. Я был уверен, что за мной кто-то идёт. Прямо по моим пятам. Прячется за каждым углом и следит за моими движениями. Мой шаг ускорился. В пролёте моргал свет, как в страшном фильме ужасов. Меня это не испугало, но я ощущал, что тайный гость ускорял шаг и был ко мне всё ближе и ближе.

Последний пролёт, соединяющий шестой и седьмой этажи, я пробежал, выбирая нужный ключ. Я долетел до двери с номером сто четыре. Брызги капель летели во все стороны. Я ворвался в квартиру, быстро передвинул задвижку двери, обезопасив себя от неприятеля.

Я осмотрел коридор квартиры, встретившись взглядом с двумя дверными проемами, ведущими в гостиную и на кухню. Сделав несколько аккуратных шагов, я снял ботинки и почувствовал запах гнилых листьев, что упали с подошвы.

Подняв голову, я увидел сиреневый шарф, висящий на дверце шкафа, где всю жизнь хранил куртки и прочую одежду. Это был шарф Регины. Никогда его не спутаю. Я подошел чуть ближе к шарфу и почувствовал, что запах листьев сменился ароматом её духов. Это меня привело в восторг. Она вернулась. Нашла ключи и вернулась. Или нашла способ, как попасть в квартиру по-другому. А как – я не знал и, если честно, знать не хотел.

Она ждала меня в гостиной. Я был уверен. Я опустил взгляд и повернул голову налево. Стояли её сапожки небольшого размера. На них были нарисованы цветы. Стандартный набор Регины, состоящий из шарфа и любимых сапог.

Я зашёл в комнату, включил свет, прошёл. Никого не было. Тишина.

– Регина? Ты здесь?! – повысив голос, спросил я.

Ответа не последовало. Я подошёл к полке, что находилась возле телевизора. На ней было всего три вещи: вырезанная статья из газеты, фотография и пыль. Много пыли, которую я не хотел вытирать. Я боялся её убирать. Вы спросите почему? Потому что я подошёл к этой полке и взял фотографию. Я пробежался глазами по статье. В ней говорилось об автомобильной катастрофе. Журналисты написали о том, что из-за сильного дождя девушка не справилась с управлением автомобиля и её выкинуло в кювет. Девушка погибла. Регине было всего двадцать семь. Она покинула мой дом и меня. Но не моё сердце.

На фотографии были мы. Мы обнимались, целовались, пытались кружиться в танце. Я вернулся в коридор, увидел свои мокрые ботинки и опавшие с них листья. Шарфа не было, как и сапожек. Ничего этого не было, но я был уверен, что она приходила.

Капля воды упала на фотографию, а потом на пол. Звук от падения раздался эхом по квартире и ударил по барабанным перепонкам. Это не была капля с волос или одежды. Упала моя слеза, которая падала ежедневно. Я надеялся, что Регина за мной следила.

Ничего… я буду ждать. Она попробует ещё раз.

Реализм

Дом

Автор: Катерина Иванова

Ты не понимаешь, что это, пока тебя этого не лишат. Пока не вырвут это взрывами снарядов, вспышками, грохотом орудий, тяжеловесным рёвом военных машин.

Дом.

Эфемерное понятие. Место, где вся семья в сборе, – даже если её нет.

Место, где твоя кошка может царапать обои. Место, где никто не обратит внимание на твои порванные носки.

Место, где ты в безопасности в своём крошечном мирке, пока этот самый мирок не окажется раздавленным гусеницами танка.

Место, где ты можешь тешить себя надеждами на Светлое Будущее, где ты можешь упиваться амбициями. Упиваться ощущением, будто бы весь мир в твоих руках…

…пока этот самый мир, оказавшийся удивительно огромным и необъятным, не обрушивается сверху.

Дом – милое сказочное место. Место, которое существует внутри головы.

Некоторые привязывают это понятие к конкретной площади: вот, это мои сорок два квадратных метра, большое спасибо. Некоторые идут дальше, не ограничивая себя стенами бетонной коробки.

Дом – место, где тебя любят. Место, где понимают. Место, где ты можешь выкрутить ручку радиоприёмника, где можешь не убирать грязную обувь – где никому и нет дела до твоей грязной обуви…

…ведь не осталось никого, кто бы…

Дом – место, полное сентиментальных воспоминаний, полное старых картин на стенах, полное отметинами, будто в записи камеры воспроизводят события. Как шрамы на твоей коже. Как…

Вот дыра в шторах, где прыгнула кошка. Вот покусанные корешки книг на нижней полке – нетронутые с тех пор, как твоя собака была щенком. Вот царапины на обоях – следы истерик, заклеенные пожелтевшими плакатами с аниме-героями, где вместо скотча – наклейки с «Максим», где вместо нравственности – однополые пары, да вдохновляющие надписи.

Ты не один. Ты. Не. Один.

Надписями, что сейчас бесполезны и смешны.

Ты (не) один.

Пусть в твоё окно и не прилетела граната, пусть твой балкон и не изрешетили осколки мины, пусть в твоём дворе и нет воронки снаряда, пусть…

Да только купол смыкается, небо смыкается! Небо высасывает воздух, оставляя после себя ядовитый газ. Отчаянья. Безысходности.

Ты (не) один.

И некуда бежать.

Некуда возвращаться.

Неоткуда бежать.

Бетонная коробка на месте. Бетонная коробка не пострадала: со стен всё также улыбаются аниме-герои в школьной форме. А твоя собственная, позабытая, висит в шкафу – забитом ненужным поношенным тряпьём. Растянутым, застиранным.

Как и твоя душа.

Бетонная коробка стоит на месте.

Но это больше не дом.

Это – пристанище сломленных душ. Это – пристанище сломленных судеб. Кладбище засохших растений. Пристанище поседевшей собаки. Поседевшей собаки, что прячется в дальнем коридоре от салюта и более не ходит на балкон.

Призрака кошки. Призрака кошки, что не стало в войну. Что ушла, растворившись в блеске вселенских звёзд.

Родителей, что никогда не станут прежними. Родителей, что более не сядут за руль. Родителей, что и дня не могут прожить без стимулянтов. Родителей, что утратили надежду.

Людей, что утратили надежду. Людей, что утратили жизнь.

Бетонная коробка стоит на месте.

Но это больше не Дом.

И тебе там больше не место.

Нужно ехать дальше

Автор: Матвей Иванов

Пять лет прошло – целых пять лет! А ведь тогда этот срок казался бесконечно далёким и недостижимым. Он хорошо помнил, как с невыносимой тоской просматривал календарь, отсчитывая минувшие сутки, чтобы знать, сколько времени утекло и сколько ещё осталось. Каждый день казался невыносимой мукой. Как будто его тело опутывали мерзкие, липкие, чёрные сети, которые тянули на дно болота. А ему… ему оставалось взирать на небо, на столь желанную, но совсем недоступную вольность. Неужели момент освобождения уже давно миновал, а он его даже не заметил?

Так ему думалось, когда он шёл по тропе старого кладбища. Достаточно странное место для прогулки. Особенно после пятилетнего перерыва.

Кладбище ничуть не изменилось. Разве что крестов стало больше. А так всё осталось в том же виде, в каком он запомнил это место ещё мальчишкой.

Он остановился перед каким-то памятником и пригляделся. Знакомое имя. Кто-то со школьных лет. Но кто? Призадумавшись, он стал перебирать в голове образы, затерявшиеся в глубине памяти. А, точно! Кажется, математик. Почесав затылок, он пошёл дальше.

Странное дело. Когда этот человек его учил, он относился к нему по-иному: ненавидел, презирал, боялся. Да и не только он. Много школьников проходило через его кабинет, будто через девятый круг ада. Но прошло столько лет… Воспоминания, конечно, остались. А вот эмоции – нет. Что же с ним произошло?

Вроде ничего такого. Так почему его отношение изменилось? Почему злоба и гнев сменились задумчивостью и равнодушием? Может, потому что теперь это не казалось таким важным?

Он сел на скамейку и посмотрел вдаль, где были смутные очертания деревенских домиков. Ему вспомнилась встреча с бывшим одноклассником. Как же он его раньше бесил! Тупые приколы, насмешки, драки, розыгрыши… Когда-то он мечтал, чтобы тот исчез навсегда. И это произошло. Правда, не навсегда, но этого хватило, чтобы он напрочь забыл о его существовании. Вспомнил лишь недавно. Тот тоже изменился. Они обменялись парочкой фраз, обсудили погоду, а потом тихо разошлись. На этом всё.

Всплыли худшие детские воспоминания. Большинство из них осталось в облике смутных образов на обочине сознания. Хотя были и те, которые до сих пор терзали душу. Но он не мог на них повлиять. Они шагали с ним по жизни.

На смену плохим воспоминаниям пришли и хорошие. Да… они по-прежнему не теряли сладость.

Он долго сидел на скамейке и вспоминал былое, стараясь насладиться каждым моментом. В этом деле он напоминал мужчину, вернувшегося в родительский дом, чтобы развлечься с любимыми игрушками.

Он был настолько поглощён этим занятием, что не замечал прохожих, собак, раскатов грома. Наконец, его окликнул знакомый голос:

– Ты что засиделся? Давай, пошли, скоро дождь! Нужно ехать дальше!

– Да, – вставая со скамейки, вздохнул он, – ты прав. Нужно ехать дальше.

Человек слова

Автор: Саша Расков

Второй подход оказался куда сложнее первого. Капли едкого пота, собиравшиеся где-то под чёлкой, заполнили глазное пространство, заставив прерваться на седьмом повторе. Кинув штангу, я, словно битый тюлень, перекатился на край скамейки, вынул наушники. Учащённый пульс барабанил по вискам, вены раздувались от напора, а сердце истерично заказывало похоронку. Хотелось всё бросить, убежать, понежиться в ванне… Но я не сдавался – рельефная фигура была важнее. Особенно к лету.

Собрав влагу рукавом толстовки, я набрался терпения. Ноги повели к следующему тренажёру. Недалеко от меня, метрах в двадцати, перед зеркалом крутился мутноватый тип. Учитывая его подростковое лицо, начисто выбритый скальп, раздолбанные кеды и белую майку – такую, какие по сегодняшний день носят в гетто, – я предположил, что парень из местных. Впрочем, это не имело значения. Мне он не нравился. Да и вообще, я бы не обратил внимания, если бы мутный не улыбался при виде меня с железом. Очевидно, я веселил гада.

По окончании упражнения я перешёл к стеллажу с гантелями. К сожалению, он располагался около турника, где тусовался мутный. Взяв по одной, я нагнул корпус – мои руки вспорхнули как бабочки. Три или четыре повтора я наслаждался тишиной, как вдруг разразился смешок. Опустив гантели, я грозно посмотрел в его сторону:

– Дружище, ты себя проще веди!

Мутный заржал. Не будь мы в приличном месте, я бы точно врезал ему по роже.

– Не гони, братишка, просто исходка угарная! Когда вижу – так и тянет отлить в штаны!

Не желая наблюдать за тем, как он это делает, я продолжил. Успокоившись, мутный немного пооколачивался по спортзалу, затем промычал:

– Братюнь, я тя раньше не видел.

– Первая тренировка, – не отрываясь, пробормотал я.

– Решил скинуть брюшко?

– Типа того.

– Ха, красава! А чё, зовут как?