скачать книгу бесплатно
– А ты что, газетку-то у Кузьмы стянул, что ли? Вот он узнает, так задаст тебе свою мать! – хохотнул Ваня.
Председателя колхоза Кузьму Игнатьева ребятишки дразнили, когда он с важным видом вышагивал по деревне: «Кузька, покажи свою мать!» Но Кузькину мать никто никогда не видел, потому что прислали в осиновский колхоз «Верный путь» председателя из чужих краёв. Решили, видать, что чужого больше уважать будут. Но вот ведь как ошиблись: раз Кузькиной матери никто не видал, то и самого Кузьку не больно-то уважали.
Фомка не унимался:
– Имею право знать, как равноправный колхозник, что товарищ Сталин про колхозы пишет! А Кузька наш – враг трудового народа, раз слова Сталина от нас скрывает! – Эх, любил Фомка газетными словечками блеснуть. Разошёлся не на шутку.
И вот они с Фомкой сидят рядом за столом, по очереди водят пальцем по газетному листу:
– «Не-ль-зя на-саж-дать кол-хо-зы». Нельзя насаждать колхозы! «Си-лой». Силой! Нельзя насаждать колхозы силой. Ого! А наш-то?! Ну, давай, читай дальше.
– «Э-то глу-по и ре-ак-ци-он-но». Глупо и реакционно. Вот оно как! Айда забирать своих коров, пока в колхозе их вовсе не уморили! – У Ивана аж в голове зашумело от таких новостей. – А Кузьма-то хорош! И помалкивает. У, вражина!
Парни дочитали статью до конца и пошли по хуторским дворам с благой вестью от товарища Сталина. Оказывается, Сталин им вовсе не враг, а настоящие враги – свои же начальники.
Утром хуторские явились в Осиновик раньше обычного, разобрали свою скотину, тыча обалдевшему сторожу в нос газеткой. На полпути до Садка их догнал председатель на коне.
– Эх, дураки вы, дураки! Всё вы неправильно поняли. Ей-богу, как дети малые! Не для ваших слабых мозгов статья товарища Сталина писана, он вовсе не приказывал колхозы распускать! Попомните мои слова, когда кровавыми слезами умоетесь.
Желваки на костистой роже председателя ходили ходуном, кулаки так и чесались от желания отметелить этого вредного плюгавого мальчишку Некрасова, который наскакивал на него, как молодой петушок. Председателю сразу понятно стало, кто тут главный зачинщик беспорядков. Но его самого чуть не побили за то, что не распустил колхоз ещё в марте, как в газетке прописано. Мужики, вчерашние колхозники, требовали вернуть и земельные наделы.
«Вот ведь незадача. И что я в районе скажу? Как оправдаюсь? Да так и оправдаюсь, что Сталин велел не перегибать и народ не обижать», – воспрянул духом Кузьма.
– Ладно, мужики, не шумите. Забирайте скотину, а насчёт земли я в районе узнаю, там всё и решим.
– И коня нашего тоже отдавай! – Иван метал глазами синие молнии, ухватившись за уздечку Маркиза.
– Конь не твой, а брата твоего, Ивана, пай. – Председатель занёс-таки кулак над головой Вани, но вовремя разжал и брезгливо отбросил Иванову руку от уздечки. – Вот пусть он сам за ним и приходит, а то вишь умник какой выискался: его колхоз на работу отправил, а он убёг! С чем убёг, с тем и остался. Так ему и передай. И сам, смотри, не пожалей потом, да не возвращайся – не приму! – Председатель перевёл взгляд на Насю, скромно стоявшую в сторонке. – Жену твою приму, а тебя, разбойника, и не подумаю! И какой дурак за тебя такую добрую девку отдал?!
Председатель презрительно сплюнул. Нася вспыхнула, отвернулась.
– Пусть подавится нашим Маркизом, – грозился Иван, уплетая утрешние щи из общего чугунка. – Я себе ещё на двух коней без него заработаю. Иван говорил, плотники в Федоровском конезаводе нужны. Туда пойдём.
– А может, к Николаю, в Сарану? Люди сказывали, там на заводе рабочие требуются.
Василиса скучала по добродушному Николаю и втайне мечтала помирить сыновей. От людей слыхала, что Николай в заводе работает, но сам он вестей о себе родным не посылал.
– Не, к Кольке не поеду. Без сопливых обойдёмся.
Иван поскрёб ложкой по дну опустевшего чугунка, вылизал ложку и аккуратно положил на стол. Нася убрала чугунок со стола, налила всем по кружке молока. Села напротив мужа. Ей было всё равно, куда идти, лишь бы с Иваном, лишь бы ему было хорошо. Садок не был ей родным, Ивана-старшого она единожды видела. Он бы Ване и за отца сгодился. Пожалуй, лучше к нему. Про Николая свекровь рассказывала, что сильно добрый он, уступчивый; но какой же уступчивый, если рассорился с Иваном? В любом вопросе Нася безоговорочно была на стороне мужа. Значит, пойдём в Федоровский. Хотя её согласия никто и не подумал спросить.
– Пчёл Фомке продадим. Он давно нашим пчёлам завидовал, всё секреты у меня выпытывал, тогда, до колхоза ещё. А дом… – Иван обвёл глазами давно почерневшие брёвна стен, икону Симеона Богоприимца в красном углу (Насино родительское благословение), так и не достроенный сруб отцовского дома за окном. Последний закатный луч, словно огнём, чиркнул по его стене и погас. – Дом пускай стоит. Бог даст, может, и пригодится ещё когда.
Фомка предложению обрадовался и торговаться даже не стал, взял за первую цену и перевёз все семь колод к себе этим же вечером.
Ночью Иван долго шептался с женой.
– Ничего, Нася, не боись. Вот разгонят окончательно эти колхозы – вернёмся, я дом отцовский у Кольки выкуплю. Оконные блоки сам выстругаю, поставлю. Плах на пол с Фомкой напилим. Я видал, как это делают, сумеем, справимся. Я всё выстругаю, отшлифую, будешь по полу, как по мягкой траве, ходить. И заживём мы с тобой не хуже твоего отца, вот увидишь. Я, сама знаешь, какой ловкий.
Утром, едва засветлело небо над рощей, быстро собрали манатки в узлы, что можно, погрузили на тележку, остальное перекинули через плечо, по два узла каждому. Нася взяла в руки большую корзину с курами, Иван покатил тележку, Василиса погнала перед собой корову да трёх овечек, и побрели они этим табором искать счастья прочь из Садка, прочь из колхоза «Верный путь».
И всё же Ване было жаль покидать Садок. Ведь как хорошо здесь всё начиналось. Какие были планы, мечты. Посулила советская власть хорошую жизнь трудовому крестьянину, да уж одним-то глазком и показала. Да скоро всё и отняла. Неверная, ох, неверная эта власть. Иван остановил свою тележку, дождался жену, снял с её плеч узлы и уложил их поверх своей поклажи. За недолгое время пути мешки с добром вроде как утряслись. Василисины два мешка теперь перевязали на четыре поменьше и повесили на свои плечи. Посидели, попили кваску из бутылки и пошли дальше.
Только в ложок спустились – Фомка, которому вчера пчёл продали, догоняет их на своей подводе.
– Здорово, Иван! Я в Старую Куеду, садитесь, коли по пути.
– Вот Бог-то тебя послал! – обрадовались путники. Побросали свои узлы в телегу, корову тоже к телеге привязали, Василису отправили с Фомкой, а Иван с тележкой да Нася с овцами побрели пёхом.
К обеду успели-таки к тётке Зинаиде. Там же, в Старой Куеде, продали овец и вечером были уже в Кармале.
Семён Васильевич гостям обрадовался, но, узнав, что зять со скандалом ушёл из колхоза, посуровел.
– Ох, с огнём, Иван, играешь. К ним ведь спиной не поворачивайся, быстро пулю затылком поймаешь. – Помнил Семён судьбу своего отца.
Василиса вступилась за сына:
– Да небось недолгая эта власть. Ещё пошатаются, помозгуют да и отпустят людей на вольную жизнь, обратно НЭП заведут или ещё что.
– Ну, жди, жди. Они теперь распробовали, как из мужика жилы тянуть, ни за что не отступятся.
Иван не сдавался:
– Так ведь сам товарищ Сталин…
Удар увесистого кулака тестя по столу заставил его замолчать.
– Товарищ? Ты что, пил-гулял с ним, девок за амбаром щупал? Фомка Белкин тебе товарищ, а Сталин… – Семён Васильевич опасливо глянул за окно – не стоит ли кто, не слушает – и продолжил громко, внятно, со всем уважением, какое только смог вложить в голос: – Сталин нам всем – отец родной. Отца слушать надо, а не рассуждать. Сказал – в колхоз, значит, в колхоз.
Семён Васильевич не спеша встал из-за стола, выглянул в окошко, аккуратно затворил его, задёрнул ситцевую занавеску, сел обратно на лавку и продолжил разговор теперь уже совсем тихо, горестно качая головой.
– А про головокружение в газетке – это, Ваня, для дураков. Чтоб обнаружить их всех, дураков этих несогласных, сосчитать – и к ногтю. Помяни моё слово. Хотя ваши, осиновские, перегнули, конечно, палку-то. Гли-ка, и последнюю корову в колхоз, и всё. Нам хоть одну корову на семью оставили. В деревне жить – и молока не видать?! Жди, когда они трудодни-то оплатят. Трудоднями ихими сыт не будешь, надо крутиться, как уж сумеешь. Ну да ведь ты, Ванюша, теперь сам с усам, тебе видней, как жить, а мне ещё сыновей поднимать, их в жизнь выводить.
